Когда в 1971 году я впервые попал в Бейрут, Джек Корбин был еще подростком. Четыре года спустя, к моменту моего появления в Александрии, это был уже шустрый, непоседливый 19-летний юноша, решивший покинуть отчий дом и осуществить свою многолетнюю мечту — отправиться в Африку. Это решение навсегда и в корне изменило жизнь Джека. Оно превратило его в «шакала». Среди множества заданий, которые ему довелось выполнять, одно было связано с убийством президента некой африканской страны, имеющей огромное стратегическое значение для всего континента, Именно тогда зародилась наша дружба с Джеком, и длится она уже много лет.

Отец Джека был топ-менеджером, которого дела забросили в Бейрут, поэтому насилие с малолетства стало для Джека привычной чертой повседневной жизни. Еще мальчишкой он частенько сиживал с такими же, как и он, сорванцами на высокой изгороди в одном из пригородов Бейрута, наблюдая за тем, что происходило внизу, на улицах города. В отличие от обычных забав подростков, эта часто позволяла Джеку наблюдать картины жестокого насилия.

Однажды в сильный бинокль он со своими дружками наблюдал, как трое мужчин избили четвертого, а потом забросили его безжизненное тело в кузов пикапа. В другой раз они видели, как насиловали какую-то женщину, причем на глазах у ее малолетнего сына. А когда преступники ушли, из близлежащих зарослей вылез мужчина и помог этим несчастным дойти до дома.

Затем в Бейруте было объявлено о прекращении огня. Джек с одним из приятелей отправился в город, в кино. После сеанса, когда они выходили из кинотеатра, началась уличная пальба. Это означало, что перемирию пришел конец. Возле здания кинотеатра появился черный мерседес и, покружив, остановился рядом с Джеком и его спутником. Из машины вышли трое мужчин с АК-47.

Они стали тыкать дулами автоматов в Джека и второго парнишку, выкрикивая бранные слова на арабском. Затем затолкали обоих на заднее сиденье, и мерседес рванул с места. Насколько могли понять испуганные мальчишки, эти люди заподозрили в них израильских шпионов. В машине их били прикладами и обещали расстрелять еще до рассвета. Мерседес между тем несся по узким улочкам через населенные арабами трущобы, которых мальчишки вроде Джека всегда предпочитали избегать.

Когда машина наконец остановилась, приятелей приволокли в какой-то дом и поставили напротив человека, важно восседавшего за письменным столом.

«Слава богу, он был из ООП, а не из какой-нибудь воинствующей радикальной группировки, — рассказывал Джек. — Я показал ему билеты в кино, которые сам не знаю почему остались лежать в моем кармане, и он понял, что мы никакие не шпионы. Он даже извинился за своих товарищей, сказав, что те сваляли дурака, а потом велел им отвезти нас обратно к кинотеатру».

Это происшествие убедило Джека, что лучше покинуть такое место, как Бейрут. Думаю, любой молодой человек на его месте поступил бы так же. Но в отличие от других Джек бежал не от войны — напротив, он хотел быть к ней поближе. «Я понял, что насилие не пугает меня и что я сам смогу его использовать. Те трое, что похитили нас, вовсе не испугали меня, скорее взбесили, заставив кровь быстрее бежать по жилам», — признался как-то Джек. И он направился в Африку.

«Континент был похож на пороховой погреб — самое подходящее местечко, где парень вроде меня может заработать неплохие денежки и вдоволь повеселиться», — он делился со мной этими откровениями, пока мы сидели в патио небольшого ирландского ресторанчика в южной Флориде.

Шел 2005 год. И хотя события, о которых рассказывал Джек, вроде бы относились к далекому прошлому, они приобретали некоторое современное звучание в свете того факта, что Джек только-только вернулся из Ирака, провернув там какое-то дельце, что нашим военным было категорически запрещено.

«Еще тогда, в Бейруте, я старался следить за событиями, разговаривал с прибывавшими туда наемниками, регулярно читал журнал Time, который выписывал отец. Я был в курсе всего, что происходило. В 1974-м португальцы сделали нечто такое, что изменило путь развития Африки. Благодаря им приоткрылась дверь, и я шагнул в нее».

Я уточнил: «Ты имеешь в виду революцию?», потому что находился по соседству, в Испании, вскоре после того как в Португалии был свергнут диктаторский режим, дружественно настроенный по отношению к США. Это была так называемая «революция капитанов», которую осуществили средние и младшие офицеры португальской армии.

Экономические и военные потери Португалии в период освободительных войн, разгоревшихся в ее африканских колониях, болезни, подточившие силы диктатора и большого друга корпоратократии Антонио Салазара, десятки лет стоявшего во главе страны и порядком одряхлевшего, а также созревший в недрах португальских вооруженных сил военный переворот против его преемника, Марселу Каэтану, превратили Португалию из надежного союзника США в страну, вставшую на путь социализма. Этот провал экономических убийц, один из самых крупных, внушал США серьезное беспокойство.

«Да, ты прав. После “революции капитанов” новое правительство тут же даровало свободу своим бывшим африканским колониям. Внезапно, без всяких предупреждений. Колониальные войска хлынули назад в страну. Сотни тысяч португальцев, поколениями живших в Африке, враз лишились земель, имущества, бизнеса, — словом, всего. Да им и было не до имущества — они думали о том, как спастись самим. Многие бежали тогда в Южно-Африканскую Республику, в Южную Родезию, Бразилию. Кто-то вернулся в Португалию. Бывшие колонии получили то, чего так жаждали, — независимость, но при этом остались одни перед лицом новых трудностей. Конечно, Советский Союз оказался тут как тут, и из кожи вон лез, стараясь заполнить возникший после ухода португальцев вакуум. От момента, когда важнейшие запасы нефти и газа попадут в руки представителей коммунистического лагеря, нас отделяли тогда какие-то дни и даже часы. Тут очень кстати разразилась освободительная война в Южной Родезии против диктатора Яна Смита.

Надо признаться, я, как и Джек, считал, что время, которое мы переживали, предоставляет нам блестящие возможности, чтобы продвинуться в своей профессии: он собирался сделать карьеру «шакала», а я — экономического убийцы. Я вспомнил, каким форсированным маршем мы двигались к созданию тайной империи в Индонезии, Иране, Латинской Америке, хотя столкнулись с серьезными препятствиями во Вьетнаме, где силы США и Южного Вьетнама терпели поражение, а также в Камбодже и Лаосе, где на гребне борьбы оказались соответственно «Красные кхмеры» и «Патхет Лао», державшие под контролем большую часть территорий своих стран.

Африка же до 1974 года оставалась в нашем пасьянсе закрытой картой. Наблюдался подъем национально-освободительных движений, хотя они часто страдали от раскола, поскольку их лидеры колебались, к какой из мировых держав обратиться за помощью. Многие не желали попасть в объятия коммунистов, но при этом искренне презирали Запад.

Мы, экономические убийцы, напряженно анализировали ситуацию, продумывали возможности и потихоньку выдвигались на позиции. MAIN, например, подготовила себе опорные пункты в Заире, Либерии, Чаде, Египте и ЮАР (хотя на последнюю мы не возлагали особых надежд из-за усиливающегося в мире осуждения режима апартеида).

Старательно работали наши агенты и в таких странах, как Кения и Нигерия. Я же в то время как раз завершил исследование, доказывающее целесообразность строительства огромной плотины через реку Конго как основы для ГЭС, которая питала бы электроэнергией местную добывающую промышленность и позволила бы создать в Центральной Африке промышленные парки.

На этом фоне опрометчивое решение Лиссабона освободить все колонии смешало весь наш расклад. Нарушив сложившийся к тому моменту баланс власти, оно вызвало смятение в Пентагоне и Государственном департаменте. Ожесточенные дебаты по поводу политического курса страны вызвали конфликты в верхах, вылившиеся в череду кадровых перестановок. На место секретаря Госдепартамента Уильяма Роджерса (занимавшего этот пост с 1969 по 1973 год) пришел Генри Киссинджер (1973–1977), а в оборонном ведомстве сменилось несколько министров: Мелвин Лэйрд (1969–1973), Эллиот Ричардсон (1973), Джеймс Шлезинджер (1973–1975), а затем Дональд Рамсфельд (1975–1977).

Хаос и неопределенность усугублялись ослаблением президентской власти, когда Никсон был вынужден уйти в отставку из-за крупнейшего Уотергейтского скандала, и на посту президента его сменил Джеральд Форд, оказавшийся у власти не по воле избирателей, а из-за скандала вокруг его предшественника. Словом, Вашингтон колебался в выборе адекватной политической реакции на изменившуюся расстановку сил на мировой арене.

Для африканских стран ситуация тоже оказалась беспрецедентной, что повергло многие из новоиспеченных государств в состояние хаоса. В результате многовековой борьбы европейских колонизаторов за раздел сфер влияния на территории Африки появились искусственно созданные государства, границы которых отвечали в первую очередь интересам колонизаторов и никак не отражали этнических и культурных различий населяющих их народов.

При этом колонизаторы никогда не заботились об институционализации государственного и коммерческого секторов своих колоний. Из-за этого они оказались не готовы взвалить на себя бремя независимости, фактически став легкой добычей для нового эксплуататора, который поспешит заполнить вакуум, оставшийся после ухода старого, колониального.

«Из-за нашего промедления Советы ввалились в Африку, как шайка разбойников, — с отвращением произнес Джек. — Даже китайцы умудрились нас опередить. Москва принялась спонсировать Мозамбик, это гнездо марксистского террора, обучать и готовить тысячи бойцов Африканской национально-освободительной армии Зимбабве, посылая эту банду в Родезию убивать фермеров — как белых, так и чернокожих. Замбия кинулась в объятия маоистов и превратилась в базу для рейдов в ту же Родезию. Для меня же эта маленькая страна была несчастным изгоем, которому требовалась помощь. Я отправился туда, чтобы поступить в местную армию».

Джек всегда утверждал, что Южная Родезия в отличие от ЮАР «никогда не пропагандировала твердокаменный апартеид». Война, в которую он ввязался, была по его словам, не борьбой белых и черных, а битвой за выживание Родезии во враждебном окружении, попавшем в орбиту влияния Советов. Именно в Родезии Джек окончательно понял, что свойственно его натуре. Это мнение сформировалось у него в Бейруте, после похищения боевиками ООП.

«Я обнаружил в себе врожденный талант к военному делу. Я вступил в ряды родезийских коммандос, а потом прошел отбор в Специальную авиадесантную службу — это уже элитные войска. Подготовка была исключительно жесткой, а служба — еще жестче. Как-то раз, после подрыва мостов на вражеской территории, нам пришлось уходить от погони три недели кряду и, спасая свои жизни, кружить, путать следы, просачиваясь между позициями противника. В день нам приходилось преодолевать по 20 миль, и это, заметь, по гористой труднопроходимой местности, наносить удары из засады и снова идти. При этом никакого обеспечения у нас не было, ни воды, ни провианта. Мы буквально умирали от жажды».

Потом Джек стал рассказывать, как в первый раз убил человека. «Смотрю, из кустов выскакивает черномазый и открывает по мне огонь. Я же сделал всего один выстрел и начисто разнес ему голову. Той ночью никак не мог уснуть, все думал о родных убитого мной человека. Но уже в следующий раз никаких таких мыслей у меня не было — я видел перед собой только врага, который хочет меня уничтожить. Убийства, как и любое дело, с каждым разом даются все проще, превращаясь в обычную рутину».

Когда закончился его контракт в родезийской армии, Джек решил стать наемником. «Возможностей тогда было хоть отбавляй. В 1979 году “освободительные войны” бушевали как минимум в шести странах: в Южно-Африканской Республике, Анголе, Намибии, Замбии, Мозамбике и Родезии». Джек выбрал ЮАР.

Именно в этой стране ему поступило предложение стать помощником «шакала»: так он оказался втянут в одну из самых опасных в его жизни операций, ту самую, что раскрыла тайные незаконные действия американского правительства, о которых понятия не имела американская общественность. Джек был в составе команды, которую направили в одну африканскую страну, чтобы убить ее президента, который не побоялся открыто противостоять самым могущественным силам в Вашингтоне и Лондоне.