Глава 7. Американская мощь и кризис (2030 г.)

Вдоль южной границы США строят стену с целью не допустить проникновения в страну нелегальных иммигрантов. Несмотря на то что США построили свое экономическое могущество трудом иммигрантов, начиная с 20-х годов XX в. в стране возник национальный консенсус: поток иммигрантов следует ограничить, с тем чтобы экономика могла переварить их, и гарантировать, что граждане не теряют рабочие места. Стена вдоль границы с Мексикой — логическое завершение этой политики.

В 20-х годах XX в. мир переживал бурный, взрывной рост населения. США, как и все другие государства, сталкивались с проблемой постоянного роста резервов рабочей силы. Труд был дешев и имел тенденцию перемещаться в более богатые страны. США, столкнувшиеся с наплывом потенциальных иммигрантов, решили ограничить их въезд, чтобы не допустить падения цен на труд, т. е. снижения заработных плат.

В XXI в. прежняя суть иммиграционной политики США окажется недействительной. Рост населения замедляется, люди живут дольше, что приводит к увеличению доли старшего поколения населения, тогда как доля молодых работников — снижается. Это означает, что США не позднее 2020 г. начнут испытывать постоянно обостряющийся на протяжении десятилетия дефицит работников, а значит, и нуждаться в иммигрантах для восполнения нехватки рабочих рук. В XX в. проблема заключалась в ограничении иммиграции. В XXI в. проблемой станет привлечение достаточного числа иммигрантов.

Следующий развал России, по-видимому, откроет дверь в «золотой век» США. Но окончание конфронтации с Россией приведет к крупному внутреннему экономическому кризису, вызванному нехваткой рабочей силы.

Мы уже могли видеть, что фронт современного кризиса определяется старением населения в передовых промышленно развитых странах. Отчасти кризис будет социальным — структуры семьи, существовавшие столетиями, станут все более и более разваливаться, и у все большего числа престарелых людей не будет никого, кто мог бы о них заботиться. Это породит острую политическую борьбу между социальным консерватизмом и постоянно изменяющейся социальной реальностью. Мы уже видели некоторые проявления конфликта в массовой культуре (от ток-шоу до выступлений политиков), но конфликт будет обостряться до тех пор, пока в середине 3-го десятилетия XXI в. не выльется в кризис.

Если история может служить каким-то указателем, то данный кризис станет главным вопросом президентских выборов 2028/2032 гг. Потому что, на мой взгляд, в американской истории существует странная и не вполне объяснимая закономерность. Примерно раз в 50 лет США сталкиваются с экономическим и социальным кризисом, определяющим последующее развитие страны. Проблема, вызывающая кризис, проявляется в десятилетие, предшествующее кризису. Происходят выборы, становящиеся поворотным моментом и определяющие изменения политического пейзажа в течение примерно 10 последующих лет. Происходит разрешение кризиса, и США процветают. На протяжении жизни следующего поколения решение прежней проблемы порождает новую ситуацию, которая обостряется до тех пор, пока не происходит новый кризис. Процесс повторяется снова и снова. Иногда момент, определяющий кризис, проявляется трудно и поздно, а иногда его нельзя не заметить. Но коренная причина кризиса есть всегда.

Для того чтобы понять причины, по которым я уверен, что мы столкнемся с очередным кризисом в 3-м десятилетии XXI в., важно понять описанную выше закономерность подробнее. Так же, как нельзя инвестировать в акции, не понимая закономерностей изменения их котировок в прошлом, нельзя извлечь какой-то смысл из моего прогноза, не понимая циклов американской политической и экономической жизни.

До сего момента в истории США прошло пять полных циклов, и ныне США находятся где-то на середине 5-го цикла. Циклы обычно начинаются с успешного, определяющего последующее развитие страны президентства и заканчиваются крайне неудачным президентством. Таким образом, цикл, начавшийся с президентства Джорджа Вашингтона, закончился президентством Джона Куинси Адамса; цикл, начатый президентством Эндрю Джексона, завершился президентством Улисса Симпсона Гранта; цикл, начавшийся с президентства Ратерфорда Берчарда Хейса, закончился президентством Герберта Кларка Гувера, а цикл, начатый президентством Франклина Делано Рузвельта, закончился президентством Джеймса (Джимми) Эрла Картера. Политическую борьбу определяет борьба между классом, который связан с утвердившейся экономической моделью и господство которого приходит в упадок, и возникающим новым классом и новой экономической моделью. Обе стороны этого конфликта представляют радикально отличное видение мира и различные определения того, что такое хороший гражданин, и отражают изменяющиеся способы получения доходов.

Америка возникла в 1776 г., когда была подписана Декларация независимости. С этого момента страна обрела национальную идентичность, национальную армию и национальный конгресс. Отцами-основателями были в основном представители одной этнической группы — англичане, несколько разбавленные шотландцами. Эти зажиточные люди рассматривали себя в качестве защитников нового правящего режима, который по своему характеру отличался от масс безземельных и неимущих людей и, уж конечно, от рабов-африканцев.

Но сами по себе отцы-основатели не могли создать, построить страну. Для движения в глубь континента и заселения земель к западу от Аллеганских гор требовались пионеры. И это были люди, совершенно непохожие на Джефферсона или Вашингтона. Как правило, фермерами-пионерами становились бедные, необразованные иммигранты, по большей части шотландцы и ирландцы — люди, подобные Даниелю Буну.

Они стремились найти маленькие участки земли, которые можно было расчистить, чтобы вести хозяйство. В 20-х годах XIX в. между этими двумя группами началась политическая борьбы, поскольку идеалы отцов-основателей столкнулись с интересами поселенцев. Социальная напряженность трансформировалась в экономический кризис и достигла кульминации в 1828 г., в момент избрания защитника интересов нового поколения — Эндрю Джексона. Джексон пришел к власти после крайне неудачного президентства Джона Куинси Адамса, последнего представителя поколения отцов-основателей.

При Эндрю Джексоне самым динамичным классом в Америке были фермеры-пионеры, жившие в глубине континента. Старый класс из которого вышли отцы-основатели, не исчез, но баланс политической власти сместился от них в пользу более бедных, но многочисленных поселенцев, устремлявшихся на Запад. Предшественники Джексона благоволили к стабильной валюте, которая ограждала инвесторов. Джексон же выступал за дешевые деньги, более выгодные должникам, людям, которые отдали ему свои голоса. Если героем 1-го цикла был Джордж Вашингтон — земледелец-джентльмен, воин и государственный деятель, то героем 2-го цикла стал Авраам Линкольн, родившийся в бревенчатой хижине в штате Кентукки. В конце 2-го цикла, после Гражданской войны, для Запада США уже не было характерно малопроизводительное, выматывающее все силы сельское хозяйство пионеров первого поколения. К 1876 г. фермеры не только владели своими землями, но и зарабатывали деньги на сельском хозяйстве. Изменился и пейзаж: гомстеды породили мелкие городки, которые развивались, чтобы обслуживать богатеющих фермеров. Банки в таких городках принимали вклады у фермеров и инвестировали деньги на Уолл-стрит. Деньги оттуда вкладывали в строительство железных дорог и промышленных предприятий.

Но существовала проблема. Политика дешевых денег (а именно такую политику США проводили в течение полувека), возможно, и помогла пионерам, но причиняла вред их детям, превратившим фермы Запада в предприятия. К 70-м годам XIX в. кризис, вызванный дешевыми деньгами, стал невыносим. Низкие процентные ставки делали невозможным инвестирование прибылей, которые приносили фермы и тем более предприятия, обслуживавшие фермеров.

Если Америке предстояло развиваться, ей была необходима сильная, стабильная валюта. В 1876 г., после неудачного президентства Улисса С. Гранта, президентом США был избран Ратерфорд Б. Хейс.

Хейс — или, говоря точнее, его министр финансов, Джон Шерман, — выступал в защиту денег, обеспеченных золотом. Такие деньги ограничили инфляцию, привели к повышению процентных ставок и повысили привлекательность инвестиций. Это ударило по бедным, но помогло более зажиточным фермерам, скотоводам и обслуживавшим их мелким банкирам. Такая финансовая политика обеспечила финансирование стремительной индустриализации США. В течение полувека эта политика способствовала ошеломляющему росту американской экономики — и так продолжалось до тех пор, пока она не захлебнулась в собственном успехе. Нечто подобное произошло и на двух более ранних циклах.

С достоинствами и добродетелями мелких американских городков произошло то же, что с Даниелем Буном: их возышали и чествовали еще долго после того, как их время прошло. В страну ввезли миллионы рабочих-иммигрантов, которые работали в шахтах и фабриках и селились преимущественно в крупных городах. Иммигранты — ирландцы, итальянцы, выходцы из Восточной Европы — были совершенно непохожи на иммигрантов, приехавших в США ранее. Представьте страну, население которой состояло в основном из белых протестантов, а низший класс — из чернокожих. И в эту страну внезапно нахлынули иммигранты, которые выглядели, говорили и действовали совсем иначе. Понятно, что в Америке мелких городков к новым иммигрантам относились с подозрением и враждебно. Крупные города, где селились и работали на фабриках эти новые иммигранты, стали рассматривать как центры чуждой, растленной культуры.

Однако сложившиеся в мелких городках ценности начали мешать Америке. Финансовая система с конца 70-х годов XIX в. работала на основе «дорогих» денег, что поощряло накопление и инвестирование, но ограничивало потребление и кредит. По мере роста населения крупных городов, вызванного и высокой рождаемостью, и иммиграцией, низкие заработные платы затрудняли жизнь новых иммигрантов. Инвестиции росли, а покупательная способность рабочих оставалась жестко ограниченной, и они не могли покупать товары, которые производили. Результатом стала Великая депрессия: у потребителей не было денег для покупки необходимых им товаров, поэтому на фабриках увольняли рабочих, и этот цикл казался бесконечным. Напряженный труд и бережливость, составлявшие основу этики мелких городков, едва ли были достаточной защитой от действия столь могущественных макроэкономических факторов.

В 1932 г., после неудачного президентства Герберта К. Гувера, к власти пришел Франклин Д. Рузвельт, который заменил политику предшествующего поколения противоположной и стал изыскивать способы увеличить потребление путем передачи богатства от инвесторов потребителям. Рузвельт выступил как защитник промышленных городских рабочих и защитил их за счет приходивших в упадок мелких городков и моральных ценностей этих городков.

Впрочем, конец Великой депрессии положил не «новый курс», а Вторая мировая война, позволившая правительству тратить гигантские суммы на строительство заводов и наем рабочих. Еще более важными для преодоления Великой депрессии оказались последствия Второй мировой войны. После того как она завершилась, был принят ряд законов, которые позволяли вернувшимся с фронтов военнослужащим приобретать дома в кредит, без труда оплачивать обучение в колледжах и университетах и становиться профессионалами, не занимающимися физическим трудом. Федеральное правительство построило систему автодорог, связывающих штаты, и открыло пригородные районы для строительства жилья. Эти меры стимулировали большой вклад средств в развитие промышленности и сферы услуг и поддержали экономические завоевания военного времени. Появился американский средний класс. Реформы Рузвельта, продиктованные Второй мировой войной, были направлены на поддержку городского среднего класса и превратили детей рабочих-иммигрантов в представителей среднего класса, обосновавшихся в пригородах.

Как всегда, удачное решение порождает новую проблему. Возросший спрос позволил преодолеть Депрессию. Были созданы рабочие места и системы социальной поддержки, а затем осуществлена передача денег потребителям. Богатых обложили высокими налогами, собственникам домов предложили сравнительно низкие ставки по займам, а на целый ряд покупок предоставили кредит. Такая политика заставила экономику работать.

Но к 70-м годам XX в. эта формула перестала действовать. Высокие ставки налогов сделали риск, сопряженный с созданием новых предприятий, неподъемным и начали благоприятствовать крупным корпорациям, демонстрировавшим прогрессирующую неэффективность. Для такого рода корпораций и богатых финансистов были установлены маргинальные, то есть максимальные, ставки налогообложения, превышавшие 70 %. Такая налоговая политика, наказывая за успех, в то же время препятствовала инвестированию. Заводы старели и приходили в упадок, поскольку даже потребление оставалось высоким только благодаря доступному потребительскому кредиту. Лишенные инвестиций заводы, как и вся экономика в целом, становились все менее эффективными и конкурентоспособными на мировом рынке.

В конце 70-х годов XX в. люди, появившиеся на свет во время взрыва рождаемости конца 40-х — начала 60-х, вступили в брачный возраст. В этот период спрос на кредит достиг своего максимума. Все эти моменты, в сочетании с энергетическим кризисом, перевернули ситуацию. При президенте Джимми Картере всю американскую экономику стало пошатывать. Проценты по долгосрочным кредитам достигли двузначных индексов, инфляция, как и безработица, превысила 10 %. Решением Картера стало снижение налогов для среднего и низшего классов, что привело лишь к увеличению потребления и усилило давление на систему. Все экономические стимулы, которые работали в течение предшествующих 50 лет, не только перестали действовать, но и стали усугублять ситуацию.

В 1980 г. президентом избрали Рональда Рейгана, который столкнулся с кризисом, вызванным недостаточностью инвестиций и чрезмерным потреблением. Решением Рейгана стало поддержание потребления и одновременное увеличение инвестиционного капитала. Он сделал это через так называемую «экономику предложения», сократив налоги ради стимулирования инвестиций. Рейган не хотел удушать спрос и лишать потребителей способности покупать продукты. Его цель состояла в том, чтобы дать возможность верхним классам и корпорациям модернизировать экономику в процессе инвестирования. В 80-х годах XX в. это стало радикальной перестройкой американской экономики; перестройкой, создавшей условия для дальнейшего подъема экономики в 90-х годах XX в.

Деятельность Рейгана способствовала перераспределению политической и экономической власти, прежде сосредоточенной в крупных городах, в пользу пригородов. Благодаря новшествам эры Ф. Д. Рузвельта-Картера произошел масштабный сдвиг населения в пригороды, и этот сдвиг преобразил страну. Система автострад, связывающих штаты, и другие дороги, поддерживаемые в порядке, открыли людям доступ к менее развитым, менее дорогостоящим землям, одновременно позволив им легко совершать ежедневные поездки в город. Эти жители предместий на протяжении 2-й половины XX в. неуклонно богатели и к 80-м годам XX в. заняли первое место среди тех, кто извлек выгоду из экономической политики Рейгана.

Таким образом, Рейган завершил переориентацию американской экономики, которая отвернулась от принципов «нового курса», которые благоприятствовали потреблению городского рабочего класса и ставили это потребление превыше всех прочих соображений, и обратилась к классам специалистов и предпринимателей, живущих в пригородах. За это некоторые считают Рейгана политиком, который предал интересы крупных городов — «сердце» американского общества и «душу» американских рабочих, т. е. членов профсоюзов. Рейгана поносят как человека, предавшего простых американцев, точно так же, как прежде поносили Ф. Д. Рузвельта, Р. Хейса и Э. Джексона. Но, в конце концов, выбор у Рейгана был не больше, чем у Рузвельта, Хейса или Джексона. Ход эволюции продиктован реальностью.

А теперь заглянем в будущее.

Если гипотеза полувекового цикла верна (а ряд циклов, охватывающий 220 лет, служит вполне надежным свидетельством верности этой гипотезы), сейчас мы находимся точно посередине 5-го цикла, начавшегося с избрания Рональда У. Рейгана на пост президента в 1980 г. Как указывает наша гипотеза, ныне существующая структура американского общества сохранится примерно до 2030 г., и никакой президент, независимо от его идеологии, не сможет изменить основные экономические и социальные тренды.

Через 20 лет после избрания Ф. Д. Рузвельта, в 1952 г. президентом США был избран Дуайт Эйзенхауэр, который не смог изменить утвержденные «новым курсом» базисные модели. Великий прогрессист Тедди Рузвельт не смог существенно изменить курс, заложенный Ратерфордом Хейсом. Линкольн подтвердил принципы политики Джексона. Джефферсон вовсе не разрушал систему, построенную Вашингтоном, и действовал так, чтобы подтвердить ее. В пределах каждого цикла оппозиционная партия выигрывает выборы, а порой и выдвигает выдающихся президентов. Но основные принципы остаются неизменными. Билл Клинтон не смог изменить основополагающие реальности, сформировавшиеся после 1980 г.

Сегодня изменить их не в силах ни один президент, от какой бы партии он ни был избран. Закономерности слишком сильны и имеют весьма глубокие корни в основополагающих силах.

Но мы имеем дело с циклами, а они заканчиваются. Если наша гипотеза верна, то в 20-х годах XXI в. мы станем свидетелями нарастания экономической и социальной напряженности. В какой-то следующий момент (вероятно, в 2028 или 2032 гг.) на выборах произойдет решающий сдвиг. Теперь нам следует ответить на вопрос: что станет причиной кризиса 20-х годов XXI в.? Мы знаем одно: разрешение кризиса прошлого цикла породит проблему следующего цикла, а разрешение проблемы следующего цикла изменит США самым драматическим образом.

Сегодня экономика США построена на системе доступных кредитов, предоставляемых, в том числе, и на нужды потребителям. По сравнению с прошлым ставки по кредитам весьма низкие. Львиную долю богатств ныне получают за счет роста стоимости собственности — недвижимости, взносов в фонды добровольного пенсионного страхования, земли, а не за счет традиционных сбережений. Нормы сбережений в настоящее время невелики, но богатства растут быстрыми темпами.

В этом росте нет ничего искусственного. Перестройка экономики, произошедшая в 80-х годах XX в., подхлестнула быстрый рост производительности, стимулируемый предпринимательской активностью. Внедрение не только новых технологий, но и новых схем ведения бизнеса существенно повысило производительность труда работников, а также увеличило действительную стоимость предприятий. Подумайте о компаниях Microsoft и Apple как о примерах новой промышленности 80-х годов XX в. Если во время предшествующего цикла в экономическом пейзаже господствовали корпорации, подобные General Motors и U. S. Steel, то на 5-м цикле увеличение рабочих мест сосредоточено в более предприимчивых и менее капиталоемких компаниях.

Потребительский спрос и курсы ценных бумаг сосуществуют в деликатном равновесии. Если потребительский спрос по какой-либо причине падает, то сразу же падает и стоимость всего: от домов до компаний. Эти стоимости помогают экономике работать по всем направлениям, от линий потребительского кредита до займов, предоставляемых компаниям. Они определяют чистую собственность как любого отдельного человека, так и любой отдельной компании. Если котировки ценных бумаг снижаются — снижается и спрос. Так образуется нисходящая, разворачивающаяся вниз спираль. До сих пор проблема заключалась в том, чтобы экономика развивалась с той же быстротой, с какой увеличивалось население. Теперь проблема состоит в том, чтобы уверенно гарантировать, что экономика не сокращается быстрее, чем сокращается население. В идеале экономика должна расти, несмотря на сокращение населения.

Сегодня, когда до вероятного начала первого в XXI в. кризиса осталось, чуть более 10 лет, нам уже необходимо заметить первые предвестники этого начала. На нашем горизонте видны три бури.

Первая из них — демографическая. В конце 2-го десятилетия XXI в. поколение тех, кто появился на свет в период взрыва рождаемости конца 40-х — начала 60-х годов XX в., вступят в преклонный возраст: большинству из них будет за 70 лет. Эти люди станут покупать ценные бумаги и продавать дома, чтобы жить на доходы с ценных бумаг.

Вторая буря — энергетическая. Недавние скачки цен на нефть, возможно, были всего лишь циклическим подъемом, последовавшим за периодом низких цен на энергию и энергоносители, длившимся четверть века. Но эти скачки цен могут оказаться и первыми предвестниками конца экономики, основанной на потреблении углеводородного топлива.

Наконец, третью бурю вызовет рост производительности, обеспеченный инновациями последнего поколения и достигший максимума. Великие предпринимательские компании 80-х и 90-х годов прошлого века (такие как Microsoft и Dell) стали крупными корпорациями, нормы прибыли которых снижаются, что отражает снижение производительности труда. Говоря вообще, инновации последней четверти века уже учтены в цене акций. Сохранять стремительные темпы роста, наблюдавшиеся в течение последних 20 лет, будет все труднее.

Все это станет давить на стоимость капитальных продуктов, будь то акции или недвижимость. У нас нет экономических инструментов управления ценами. За последнее столетие были созданы инструменты управления процентными ставками и предложением денег. А инструменты управления ценами на капитал только-только начинают разрабатывать, что и продемонстрировало «расплавление» ипотечного рынка в 2008 г. Уже поговаривают, что на жилищном и фондовом рынках существует спекулятивный «пузырь». Но это только начало, и я подозреваю, что острейший кризис мы не увидим еще лет этак 15–20. Но когда цикл достигнет своей кульминационной точки, США будут потрясены демографическим, энергетическим и инновационным кризисами.

Здесь стоит задержаться, чтобы рассмотреть финансовый кризис 2008 г. По большей части, этот кризис был обычной кульминацией цикла деловой активности. В периоды резкого подъема экономики процентные ставки вынужденно низки. Консервативные инвесторы стремятся увеличить доходы, не увеличивая своих рисков. Финансовые институты — это прежде всего маркетинговые организации, придуманные для того, чтобы изобретать продукты, удовлетворяющие спрос. По мере того как цикл деловой активности приближается к своей кульминации, финансовым институтам приходится изобретать такие продукты все более энергично. Зачастую в изобретенные на данной стадии продукты заложены скрытые риски. В конце цикла эта слабость сначала обнаруживается, затем проявляется, и финансовый институт, эмитировавший рискованные продукты, банкротится. Для примера стоит лишь взглянуть, что произошло с большинством компаний, работавших в Интернете на рубеже XX–XXI вв.

Если обвал происходит в финансовом, а не в нефинансовом секторе (чем и были интернет-компании), последствия оказываются вдвое более тяжелыми. Во-первых, появляются крупные финансовые убытки. Во-вторых, способность финансового сектора функционировать, обеспечивать экономику ликвидностью сильно сужается. В 70-х годах XX в. перспектива расплавления рынка муниципальных облигаций заставила федеральное правительство вмешаться и поручиться за город Нью-Йорк, а точнее — гарантировать выпущенные Нью-Йорком облигации. В 80-х годах прошлого века, когда правительства стран третьего мира стали объявлять дефолты по своим долгам в связи со снижением цен на товары, производимые в этих странах, США возглавили международную операцию по выкупу таких долговых обязательств, по сути дела, гарантировав их с помощью «облигаций Брейди» . В 1989 г., когда обвал рынка коммерческой недвижимости жестоко ударил по ссудно-сберегательным учреждениям, федеральное правительство снова было вынуждено вмешаться и создать Resolution Trust Corporation. Кризис 2008 г., начавшийся с падения цен на жилье, заставляет правительство вмешаться и гарантировать ипотечные кредиты и выполнение других функций финансовой системы.

Величину долга соотносят с чистой стоимостью собственности должника. Если вы должны тысячу долларов, а стоимость вашего имущества не покрывает ваш долг и вы теряете работу — у вас возникает проблема. Если вы задолжаете миллион долларов, но чистая стоимость вашей собственности — миллиард долларов, никакой проблемы нет. Чистая стоимость экономики США измеряется сотнями триллионов долларов. Поэтому кризис заложенности, измеряемой несколькими триллионами долларов, не может уничтожить экономику США. Подлежащую решению проблему теперь можно сформулировать так: каким образом чистую стоимость экономики США можно использовать для покрытия безнадежных кредитов — учитывая, что эта чистая стоимость находится в руках миллионов частных лиц? Сделать это способно только правительство, которое решит данную задачу, гарантировав долги, используя суверенное право облагать граждан и предприятия налогами и право Федеральной резервной системы печатать деньги, необходимые для спасения системы.

В этом смысле кризис 2008 г. существенно не отличается от прежних кризисов. Экономика будет переживать спады, но спады — нормальная, обычная часть цикла деловой активности. Однако мы в это же самое время наблюдаем важное предвестие того, что нас ожидает в более отдаленном будущем. У падения цен на жилье много причин, но, в конце концов, дело упирается в демографическую реальность. По мере снижения темпов роста населения в мире прежнее предположение о том, что земля и другая недвижимость всегда будут дорожать вследствие роста спроса на них, начинает вызывать сомнения. Кризис 2008 г. еще не вполне обусловлен демографией. Однако этот кризис показал, что через 20 лет процесс проявится полнее и приведет к кризису стоимостей, вызванному демографическими сдвигами. Падение цен на жилую недвижимость — поразительно. В прошлом цены на такую недвижимость никогда не были факторами, определяющими общую экономическую конъюнктуру. Кризис 2008 г. вряд ли можно считать переломным моментом. Рассматривайте его как флюгер, указывающий направление будущего развития событий — от давления на недвижимость до усиления государственного контроля экономики.

Когда речь заходит об экономических кризисах, все сразу же начинают опасаться чего-то вроде Великой депрессии. В действительности же, судя по прошлому, заключительный кризис цикла обычно более напоминает значительное неудобство, нежели глубочайшие страдания Великой депрессии. То, что мы переживаем сейчас, более походит на стагфляцию 70-х годов XX в. или короткий острый кризис 70-х годов ХIХ в., чем на затяжной системный кризис 30-х годов XX в. Этот вывод будет справедлив и для кризиса, который разразится в 20-х годах XXI в.: для того чтобы столкнуться с моментом исторического перелома, нам не надо будет сталкиваться с новой Великой депрессией.

На протяжении первого века существования США проблемой, определявшей развитие страны, была структура собственности на землю. В течение следующих 150 лет главным вопросом был вопрос о способах управления отношениями между накоплением капитала и потреблением. Решения этой проблемы благоприятствовали то накоплению капитала, то потреблению, а порой в этом решении достигали равновесия между одним и другим. Но на протяжении всей 250-летней истории США рабочая сила ни разу не становилась проблемой. Население США постоянно росло, и более молодые когорты работоспособных людей численно превосходили пожилых.

Основу кризиса, условно говоря, 30-х годов XXI в. составит следующее обстоятельство: рабочая сила более не будет тем надежным компонентом, каким она была в прошлом. Взрыв рождаемости после Второй мировой войны и рост продолжительности жизни создадут огромные массы стареющего населения. Пожилые будут покидать работу, но продолжать всевозможное потребление. Вот факт, над которым следует задуматься: когда американская система социального обеспечения установила возраст выхода на пенсию в 65 лет, средняя ожидаемая продолжительность жизни мужчин составляла 61 год. Эти данные позволяют нам понять, на сколь малый срок были рассчитаны выплаты из пенсионных фондов. Последовавшее резкое увеличение продолжительности жизни в корне изменило пенсионную математику.

Спад рождаемости, наблюдаемый с 70-х годов XX в., в сочетании со все более поздним вступлением молодых людей в рабочую силу сократило количество работающих, приходящихся на одного пенсионера. В 20-х годах XXI в. эта тенденция усилится. Дело даже не в том, что работающие будут поддерживать пенсионеров, хотя и это немаловажное обстоятельство. Проблема будет в следующем: пенсионеры, используя доходы от своей собственности и выплаты из пенсионных фондов, по-прежнему будут интенсивными потребителями, поэтому для удовлетворения спроса пенсионеров потребуются работники. В условиях сокращения численности работоспособного населения и устойчивого спроса на товары и услуги возникнет инфляция, так как стоимость рабочей силы повысится запредельно. Та же ситуация увеличит темпы истощения средств пенсионеров.

Пенсионеры разделятся на две группы. Первую составят те, кому повезло и кто создал достаточные резервы в виде жилья и схем добровольного пенсионного страхования. Этим пенсионерам придется продать свои активы. У пенсионеров второй группы не будет никаких активов или же активы окажутся невелики. При самом благоприятном стечении обстоятельств система социального обеспечения все же оставляет своих подопечных в горькой нищете. Давление в пользу поддержания разумного уровня жизни и здравоохранения для людей, родившихся после Второй мировой войны, будет очень сильным, и исходить это давление будет от группы, которая, просто в силу своей многочисленности, сохранит непропорционально большую политическую мощь. На выборах пенсионеры проявляют непропорционально большую активность по сравнению с другими возрастными группами, и голоса людей, родившихся в конце 40-х — начале 60-х годов XX в., особенно многочисленны. Эти люди будут голосовать за выгоды для себя.

Правительства всех стран мира (ведь описанная ситуация имеет место не только в США) будут вынуждены либо повышать налоги, либо брать крупные кредиты. Если выбирать первый путь, налоги лягут как раз на группу, которая станет извлекать выгоды из роста заработных плат, вызванного нехваткой рабочей силы. Если правительства пойдут по второму пути, они обратятся к сжимающемуся рынку капиталов как раз в то время, когда представители послевоенного поколения будут выводить средства с этого рынка, что приведет к росту процентных ставок и повторению истории, разыгравшейся в 70-х годах прошлого века. Инфляция, вызванная возросшим предложением денег, усилится. Единственным отличием от 70-х годов XX в. станет вопрос безработицы. Любой трудоспособный получит работу и высокую заработную плату, но станет испытывать жесткую налоговую нагрузку и последствия инфляции.

Люди, родившиеся после Второй мировой войны, начнут массами выходить на пенсию с 2013 г. Если предположить, что средний возраст выхода на пенсию — 70 лет (по всем медицинским и финансовым обстоятельствам), время после 2013 г. станет временем резкого роста удельного веса пенсионеров в обществе. Массовый выход людей послевоенного поколения на пенсию произойдет только после 2025 г., а экономические последствия этого будут ощущаться еще долгое время. Проблему пенсионеров будут решать родившиеся после 1980 г. люди, которым к этому времени будет 35–45 лет. Значительную часть своей производительной жизни этим людям придется существовать в условиях экономики, становящейся все менее и менее функциональной. С широкой исторической точки зрения эта проблема является преходящей, временной. Но для людей, родившихся в период 1970–1990 гг., это будет не только болезненным обстоятельством, а обстоятельством, определяющим жизнь их поколения. Возможно, такое будущее не примет пропорций новой Великой депрессии, но у тех, кто помнит стагфляцию 70-х годов прошлого века, есть некая точка для сравнения.

Люди, родившиеся в первые 15 лет после Второй мировой войны, пришли в мир, чтобы заполнить собой разрыв между поколениями, и уйдут, создав такой же разрыв.

Кого бы ни избрали президентом в 2024/2028 гг., этот президент столкнется с серьезной проблемой. Подобно Адамсу, Гранту, Гуверу и Картеру, этот президент будет решать новую проблему средствами, предназначенными для решения проблем прошлого периода. Подобно тому, как Картер пытался воспользоваться принципами Рузвельта при решении проблемы стагфляции и тем самым лишь ухудшал ситуацию, последний президент цикла, начавшегося президентством Рейгана, обратится к рецептам Рейгана и станет сокращать налогообложение богатых для оживления инвестиций. Сокращение налогов приведет к увеличению инвестиций в то самое время, когда самой острой проблемой станет нехватка рабочей силы. Это еще более повысит стоимость рабочей силы, что усугубит ситуацию.

Проблема, которая возникнет в 20-х годах XXI в., будет беспрецедентной — точно так же, как беспрецедентными были проблемы, приводившие к прежним кризисам. Как увеличить наличные трудовые ресурсы? Проблема дефицита рабочей силы имеет два решения. Первое состоит в повышении производительности труда работников, второе — в завозе большего числа работников. Учитывая масштабы и временные рамки проблемы, единственное скорейшее решение состоит в увеличении числа работников, а чтобы сделать это, надо усилить иммиграцию. Начиная с 2015 г. иммиграция будет расти, но недостаточно быстро для разрешения ситуации.

С 1932 г. в американской политической культуре живет страх перед избытком рабочей силы и безработицей. В течение целого века иммиграцию воспринимали как средство снижения заработных плат. Иммиграцию рассматривают через призму демографического взрыва. Мысль о том, что иммиграция может решить проблему дефицита рабочей силы, американцам столь же чужда, как в 1930 г. была чужда мысль о том, что безработица не является следствием лености работников.

В 20-х годах XXI в. произойдет новый сдвиг парадигмы, и к выборам 2028/2032 гг. в политическом мышлении американцев произойдут большие изменения. Некоторые будут утверждать, что работников — тьма, только из-за слишком высоких налогов у них нет стимулов к труду. Терпящий неудачу президент попытается решить проблему путем снижения налогов, что, по его замыслу, должно стимулировать инвестиции и побудить работников (которых в действительности не существует) выйти на рынок рабочей силы.

Подлинным решением проблемы окажется стремительное и резкое увеличение рабочей силы благодаря иммиграции. Прорывом в этом направлении станет осознание факта, что прежний взгляд на дефицит рабочей силы более не оправдан. В обозримом будущем проблемой явится то, что для трудоустройства рабочих попросту не будет. И Америка в этом отношении не уникальна. Все передовые промышленно развитые страны столкнутся с подобными обстоятельствами, причем для большинства стран проблема будет стоять острее. И это понятно. Такие страны будут нуждаться в новых работниках и налогоплательщиках. Тем временем страны среднего уровня развития, пока остающиеся источником эмиграции, улучшат свою экономику настолько, что им удастся стабилизировать численность своего населения. Всякая необходимость иммигрировать в более развитые страны если не исчезнет, то уменьшится.

Сегодня это трудно вообразить, но к 2030 г. передовые страны начнут конкурировать за иммигрантов. Разработка иммиграционной политики будет сопряжена не с поиском способов недопущения иммигрантов, а, наоборот, с привлечением иммигрантов именно в США, а не в Европу. У США все еще будут преимущества. Сегодня, к примеру, легче быть иммигрантом в США, чем во Франции, и это положение сохранится и в дальнейшем. Вдобавок у США есть более долгосрочные возможности, чем у европейских стран, хотя бы уже потому, что США имеют меньшую плотность населения. Но в действительности дело в том, что США придется делать нечто такое, чего они не делали давным-давно: Америке придется изобретать стимулы для привлечения иммигрантов.

В силу очевидных причин пенсионеры будут выступать в поддержку иммиграции. Но работающие американцы к иммиграции отнесутся по-разному. Люди, опасающиеся, что приток иммигрантов приведет к снижению их доходов, будут яростно противиться иммиграции. Другие работники, положение которых более надежно, станут поддерживать иммигрантов, особенно в отраслях, где появление новых работников снизит стоимость услуг, которыми пользуются коренные американцы. В конце концов главным политическим вопросом станет не столько иммиграция в принципе, сколько выявление сфер, в которых иммигранты будут экономически полезны, а их навыки — необходимы, и управление расселением иммигрантов, осуществляемое с целью предотвратить подавление местного населения массами иммигрантов.

Но вернемся к стимулам. США должны будут предложить иммигрантам ряд конкурентных льгот — начиная с весьма упрощенного процесса получения «зеленых карт» до специальных виз, обслуживающих потребности и желания трудящихся иммигрантов. Вполне возможно, что потребуются и бонусы, выплачиваемые либо правительством, либо компаниями, нанимающими иммигрантов, а также гарантии занятости. А уж сравнивать предложения, сделанные разными странами, будут иммигранты.

Этот процесс приведет к существенному увеличению власти и могущества федерального правительства. С 1980 г. мы можем наблюдать, как эта власть убывает, размывается. Однако иммиграционная реформа, необходимость которой станет очевидной где-то около 2030 г., потребует прямого государственного управления. Если частный бизнес справится с этим процессом, федеральное правительство, по меньшей мере, будет предоставлять и реализовывать гарантии того, что отдельных иммигрантов не станут обманывать, а компании будут выполнять свои обещания. В противном случае безработные иммигранты превратятся в бремя. Просто открыть границы — не вариант. Управление новой рабочей силой (аналог управления рынками капитала и кредитными рынками) существенно усилит власть федерального правительства, и это станет процессом, противоположным тому, что возник при Рейгане.

Импортированная рабочая сила будет двух типов. Работниками первого типа станут люди, обслуживающие стареющее население, например, врачи и домашняя прислуга. Работниками второго типа — люди, разрабатывающие новые технологии для повышения производительности, что необходимо для решения проблемы нехватки рабочей силы в будущем. Таким образом, в основном Америка будет привлекать специалистов-физиков, инженеров и медиков, а также разнообразных работников физического труда.

Этот приток иммигрантов будет меньше иммиграционной волны 1880–1920 гг., но определенно превысит все более поздние волны иммиграции. Кроме того, приток новых иммигрантов изменит культурный облик США. Преимуществом США является пластичность американской культуры, и эта особенность сыграет решающую и способствующую иммиграции роль. Следует ожидать, что привлечение иммигрантов вызовет трения на международной арене. Преследуя свои цели, США, как правило, действуют очень жестко. Они будут предлагать потенциальным мигрантам более выгодные условия, обыгрывать другие страны в борьбе за скудные трудовые ресурсы, а также выкачивать из развивающихся стран образованных работников. Как мы увидим, это скажется на внешней политике других стран.

С другой стороны, для Америки это будет всего лишь очередным 50-летним циклом успешно пройденной истории и всего лишь еще одной волной иммигрантов, привлеченных и соблазненных «страной надежд». Откуда бы ни прибыли иммигранты, из Индии или Бразилии, их дети станут такими же американцами, какими через поколение становились дети прежних иммигрантов на протяжении всей истории США.

Данное утверждение относится ко всем, кроме одной группы — мексиканцев. США занимают территорию, на которую когда-то претендовала Мексика, и граница США с Мексикой поразительно проницаема. Движения населения между Мексикой и США отличаются от нормальных миграционных процессов, особенно в приграничным районах. В 30-х годах XXI в. Мексика станет крупным источником малоквалифицированной рабочей силы, и впоследствии это создаст серьезные стратегические проблемы для США.

Но около 2030 г. будет сделан неизбежный шаг. Нехватка рабочей силы, дестабилизирующая американскую экономику, вынудит США формализовать процесс, который возникнет примерно в 2015 г., — процесс усиления иммиграции в США. Как только это будет сделано, в США возобновится экономическое развитие, которое ускорится в 40-х годах XXI в. по мере естественного вымирания поколения людей, родившихся после Второй мировой войны, и восстановления нормальной возрастной пирамиды в структуре населения. К этому моменту возрастная структура населения США снова станет напоминать пирамиду, а не гриб. 40-е годы XXI в. станут временем резкого ускорения развития американской экономики. Подобное ускорение происходило в 50-х или 90-х годах XX в. В 40-е годы XXI в. сложатся предпосылки кризиса последующих 80-х годов. Но до того времени в истории произойдет много событий.