В запасном полку, на тыловом аэродроме, куда мы прибыли через день, обстановка напряженная. Здесь летчики переучиваются на новой технике, здесь сколачиваются, слетываются полки, присланные в тыл на переформирование после тяжелых боев. Отсюда направляются на фронт группы пополнения и отдельные летчики. Здесь приземляются самолеты, летящие на фронт из глубокого тыла. Все в движении. Состав все время меняется. Летчики беспрерывно тренируются в полетах, облетывают машины — в воздухе с утра до вечера стоит гул моторов.

В первый же день, когда Амелин, Кучеренко и я шли по аэродрому, я увидел летчика со знакомым лицом:

— Да это Васько! А с ним еще наши однокашники! — крикнул я, побежав навстречу боевым летчикам, кончавшим вместе с нами училище.

Оказалось, они уже полтора года на фронте. Мы с Леней переглянулись: вот, брат, как мы отстали!

Весь вечер мы слушали рассказы бывших курсантов нашего училища о воздушных боях, о тактике врага, о том, как вести воздушный бой.

В тот же первый день по дороге в столовую я заметил в стороне от наших самолетов два трофейных вражеских истребителя «Мессершмитт-109». Нам предстояло основательно изучить их: чтобы бить врага, надо знать его сильные и слабые стороны. Не дожидаясь занятий, я стал к ним присматриваться: ходил вокруг них, старался запомнить их силуэты, чтобы потом занести в записную книжку. Даже на землю ложился — рассматривал самолет снизу. Пока я крутился вокруг одного из «мессершмиттов», ко мне подошел боевой летчик в комбинезоне и спросил:

— Что разглядываешь? Уязвимые места «мессера» ищешь?

— Да нет, мы еще будем его изучать. Просто пришел посмотреть, запомнить силуэт. Ведь с ними, настоящими, живыми, скоро придется встретиться в воздухе.

— Правильно поступаешь. Так вот: обрати внимание на фонарь. Немцу плохо видно, что у него сзади делается. Заходи в хвост, смелее сближайся. Тогда наверняка собьешь!..

Я записал слова незнакомого летчика. Долго я присматривался к «мессершмитту», разглядывал его, присев на корточки. Вставал и отходил, отмеряя шаги, чтобы запомнить дистанцию, и делал зарисовки самолета с разных ракурсов.

С тех пор, возвращаясь из столовой, я на глаз отмерял сто метров от дорожки до «мессершмитта» и останавливался, мысленно беря в прицел вражеский самолет, — это стало для меня правилом.

Летчики разместились в большой землянке. Все мы уже перезнакомились, подружились. Хорошие ребята — все, как один, инструкторы — подобрались и в нашей и в других эскадрильях.

У нас в эскадрилье все рвутся в бой, все отличные товарищи. Вася Пантелеев всегда вносит оживление: где он, там шутки и смех. Но работает он старательно, дисциплинирован. По душе мне Ислам Мубаракшин, вдумчивый, немногословный, готовый всегда прийти другу на помощь. Нравится мне Кирилл Евстигнеев из первой эскадрильи. Он серьезнее, собраннее других. У него хорошее русское лицо, открытый взгляд: он худощав, но силен. Кирилл впечатлителен, но выдержка у него завидная: если он чем-нибудь взволнован, крепко стиснет зубы и только желваки двигаются на скулах.

У него, как мы увидели потом, отличная техника пилотирования. Командиры часто ставят его в пример, но он не важничает, не зазнается. Он горячо любит летное дело и ненавидит врага.

Все мы, молодые летчики, полюбили старшего лейтенанта Михаила Гладких, командира второй эскадрильи.

Гладких, в прошлом рабочий, закончил до войны два курса академии. Участвовал в боевых действиях на Юго-Западном фронте, имел 107 боевых вылетов на «И-16» и «ЛАГГ-3», хорошо изучил материальную часть «ЛА-5». На его счету четыре сбитых вражеских самолета. Награжден орденом Ленина.

Это был тактичный, грамотный командир. В его внешности не было ничего примечательного: был он приземист, вздернутый короткий нос придавал его лицу что-то детское. Он был отзывчив и общителен, охотно занимался с нами, молодежью из других эскадрилий, делился боевым опытом, готовил нас к фронту. Часто говорил нам:

— Знаю: молодому, даже хорошо подготовленному истребителю нелегко бывает провести первый воздушный бой. Молодой летчик стремится сбить врага, но выполнить это в первых воздушных боях трудно. Иной раз я беру к себе ведомым неопытного летчика: показываю ему на практике, как надо действовать, приучаю к боевой обстановке.

Говорил он о слетанности, в пример приводил интересные поучительные эпизоды:

— Спаянность летной пары означает, что летчики как бы составляют одно целое, что они едины в своих действиях. Они не отрываются друг от друга даже в самой сложной обстановке, помогают друг другу и огнем и словом.

Дружба боевых пар крепла. И не только мы с Габунией — все ведущие и ведомые стали неразлучными друзьями. Как водится, ведомый не отходил от ведущего и на земле, приноравливался к его движениям, привычкам, помня, что все это понадобится в воздухе.

В одной памятной мне беседе командир полка майор Солдатенко сказал:

— Слетанность и дисциплинированность пар, звеньев, эскадрилий и в целом полка — основа успеха в воздушном бою. Это показал опыт: все зависит от умения владеть техникой, от силы духа, стремления помогать друг другу. Не достанешь огнем — помоги словом. От всего этого зависит исход боя.

И, помолчав, он добавил:

— Но помните: дружба ведомого и ведущего ничего общего не имеет с панибратством: приказ ведущего — закон для ведомого. Отношения между ними должны быть основаны на взаимном доверии и в то же время на требовательности друг к другу.