Секрет шкипера
Кирюше приснилось, что он благополучно вернулся на свой сейнер и, сменив механика, принял вахту в моторном отсеке. Стрекочущий мотор дышал благодатным теплом, пыхая в лицо подростку синеватыми волнами чада. Было приятно прислоняться к нагретым металлическим подпоркам, прикасаться к ним озябшими пальцами… Волна повалила сейнер на бок под предельным углом. Дверь из отсека в кормовую рубку распахнулась, из нее потянуло холодом. Кирюша кинулся к двери, чтобы прикрыть ее. Она не поддалась. Холод все глубже проникал в моторный отсек, растворяя тепло, студил металлические части, забирался под взмокшую от пота одежду. Дверь не закаталась, несмотря на отчаянные усилия Кирюши…
Мальчик продолжал спать, борясь во сне с неподатливой дверью, а в действительности ворочался, огребая вокруг листья и сухую траву, обкладывая ими себя, ежился, прижимаясь лицом к подогнутым коленям, натягивал на голову короткий воротник ватника, не желая расставаться с теплом и забвением…
Холод безжалостно разбудил его.
Спросонья Кирюша пошарил по сторонам. Сознание одиночества моментально развеяло сон, а память окончательно восстановила ход событий, оборванных сном, и обстановку, в которой находился подросток.
Ему стало не по себе.
— Федор Артемович! Кеба!.. — негромко позвал он.
Никто не откликнулся.
Встревоженный, Кирюша потянулся к изголовью, где лежали автомат и рюкзак.
Веши и оружие были на месте. Возле них, прикрытый листьями, бугорком торчал вещевой мешок Федора Артемовича.
Маленький моторист несколько успокоился, угадав причину отсутствия спутников: должно быть, они отправились на взморье, чтобы спрятать или уничтожить разбитую шлюпку.
Сердясь на то, что его не разбудили, он подхватил автомат и полез к выходу из пещеры.
В круглом отверстии, сквозь гущу кустов, затенявших его, мерцали в бледнеющем небе редкие крупные звезды. Близился день.
Настороженный слух Кирюши уловил в шуме прибоя на скалах и в пронзительных дуновениях ветра над балкой нарастающие шорохи движения человека. Кто-то пробирался неподалеку по дну балки, раздвигая кусты держидерева.
Размышлять было некогда. Кирюша навел автомат в гущу кустов, откуда слышались шорохи, но тотчас обрадовался гудящему шопоту рулевого:
— Да ну тебя! Это же я, Кеба!
— А чего не разбудил?
Кеба, сопя, протиснулся внутрь пещеры и растянулся на травяном ложе.
— Погоди серчать. Вакулин приказал, так что с претензиями вали до него.
Серое пятно входа заслонила фигура Федора Артемовича. Уловив адресованные к подростку последние слова рулевого, он весело сказал:
— Разрешите доложить, Кирилл Трофимович? Действовали в точности по вашему плану: накидали в нее камней чуть не тонну — ни фрицы, ни скрипачи не отыщут. Теперь поснидаем, чем снабдил начпрод, и шагом марш. Уже светает. Роба высохла?
— Не совсем, — огорченно ответил Кирюша.
— Ну, не беда. На ветру в два счета высушишь, а на всякий случай, чтобы не простыть, хлебнешь глоток спирта. Сейчас захворать — вроде как в плен сдаться.
Федор Артемович развязал рюкзак и начал рыться в нем, поочередно извлекая консервы, флягу, подмоченные при аварии шлюпки сухари и галеты, вслух подсчитывая запасы продовольствия, взятого на дорогу.
— Имеем в наличии шесть банок с тушеной говядиной, сгущенное молоко вместо сахару, пять пачек галет, два кило сухарей и литр доброй горилки, от которой очи на лоб вылезают. Маловато, но рассчитывал на себя, а не на троих. Банку предлагаю, не сходя с места, прикончить, пачку галет и по сухарю схарчим, как миленьких, по глотку причастимся — оно и в норме. Две банки и половину галет доверим без отдачи Кебе, пока перейдет линию фронта, остальное нам, Кирюша.
Подросток не понял:
— Разве Кеба один пойдет?
— Одному легче, — объяснил Федор Артемович. — Считай: вокруг бухты до Солнцедара миль сорок пять, не меньше, а то и с гаком. До перевала на каждой миле фрицы заместо вешек торчат, того и гляди нарвешься. Лучше всего Кебе пробираться в одиночку. Путь ему знакомый, махнет через перевал и доложит комдиву, а тебе зачем рисковать? Пойдешь со мной в Сенную. Там я тебя пристрою к чудесному деду, перебудешь до моего возвращения. Согласен?
Кирюша еще больше удивился:
— А вы куда?
— Отсюда при всем желании не видать, — отшутился Федор Артемович. — Между прочим, можешь передать привет мамаше.
— Так ведь там немцы!
— И здесь они.
Кирюша совсем опешил от мысли, что его бывший шкипер, судя по намеку, собирается проникнуть в захваченный врагами Севастополь. Так далеко от Балки Разведчиков лежал родной город, столько немецко-румынских заслонов, препятствий и ловушек преграждало путь к нему, что возможность достичь его теперь, тайком, увидеть мать, брата, глянуть своими глазами на их жизнь, если они живы, врасплох застала подростка.
— Федор Артемович! — воскликнул он. — Возьмите до Севастополя!
Бывший шкипер хитро прищурился:
— Когда я тебе говорил, что иду в Севастополь?
Подросток часто заморгал:
— А привет как передадите?
Федор Артемович погладил бороду и ухмыльнулся в нее.
— Способов много, только не о всех рассказывают. Явимся в Сенную, добрые люди подскажут. А по дороге в Крым еще не время шагать тебе. Наставили на ней фрицы виселиц от Керчи до Севастополя.
— Вы же идете, не боитесь! — возразил Кирюша, убежденный в том, что Федор Артемович не хочет сказать правду о своем маршруте. — Возьмите, не подведу.
— Не просись. Человек ты подходящий, надеюсь, но дальше Сенной нельзя. Сам убедишься, как немцы между Таманью и Керчью пролив караулят. Лодки у людей поотнимали, рыбалить не позволяют, живи чем хочешь, а если заприметят в проливе, топят без предупреждения. Вот и помозгуй, как переправиться в Крым. Посложнее, чем через Цемесскую бухту. Вынь-ка свой эрзац-кортик.
Он взял трофейный тесак и ловко вскрыл банку.
— Присаживайтесь и принимайтесь.
Кеба и Кирюша, не мешкая, примостились у рюкзака, на котором был разложен неприхотливый завтрак.
— За плавающих и путешествующих! — предложил Федор Артемович, подавая рулевому флягу. — Приложись, Кеба, но не очень.
Тот, запрокинув флягу, отпил из нее и, крякнув от удовольствия, передал подростку.
— Хлебни жизни, Кирюша.
Маленький моторист храбро глотнул, подражая рулевому, и мгновенно поперхнулся. Рот его обожгло нестерпимым пламенем, глаза налились слезами, горло будто сдавили железные пальцы.
— Хороша жизнь? — смеясь, поинтересовался Кеба.
— Горит! — хрипло выдавил Кирюша.
— Заешь, заешь, само погаснет, — успокоил Федор Артемович и протянул ему сухарь с куском мяса.
Кирюша с жадностью накинулся на еду. Через минуту ощущение ожога исчезло заодно с ощущением холода, но во рту все-таки была противная горечь.
— Еще? — Кеба подтолкнул Кирюшу в бок.
— Не хочу.
— Хватит, — решил Федор Артемович и, к неудовольствию Кебы, который был бы непрочь приложиться еще разок, завинтил пробку. — Спирт и водка немало хороших людей испортили, кто меры не признавал. Доедайте, а я разведкой займусь. Прежде чем курс проложить, надо точно определиться.
Он выполз наружу и скрылся в шуршащих кустах.
Рулевой выждал и, когда шуршание стихло вдали, наклонился к подростку:
— Топает в Севастополь, это факт. Тебя не возьмет, тоже факт. Дело серьезное. Человек жизнью рискует, а задание обязан выполнить. Ты свяжешь его, потому что он за тебя крепко беспокоится. Насчет Сенной не советую. Что до нее, что вокруг бухты — одинаковое расстояние. Понятно, сам выбирай, только я как моряк до своей лайбы притяжение имею. А какой настоящий моряк по доброй воле сойдет с корабля и не вернется? Нема таких. По мамаше тоскуешь, Кирилл Трофимович? Сочувствую, но не одобряю, если ради тоски зря в петлю сунешься…
— Значит, и Федор Артемович зря рискует? — протестующе вскинулся маленький моторист. — Эх ты, Кеба!..
— Сравнил! — насмешливо пробурчал рулевой. — Такое у Вакулина задание. Пошлют меня с тобой, пойдем без прений, а без спросу на вахте и в гальюн не отлучаются.
— То на вахте, — не сдавался подросток.
— А мы с тобой где? Раз в переплет попали и в таком месте очутились, куда люди в разведку ходят, должны по-флотски пользу принесть. Обойдем кругом бухты, глянем лишними глазами, что делается, и доложим командиру дивизиона. Вакулин тебя, как маленького, жалеет. Приведет в Сенную, сдаст на руки тому деду, и просидишь кто знает сколько в хате на печке. Дело твое…
Он принялся набивать трубку табаком.