После обеда, когда одни пациенты «Горной долины» собирались блаженственно подремать, другие — искупаться в озере или позагорать на его каменистых берегах, в санатории появился офицер гестапо в сопровождении троих солдат СС. Гауптштурмфюрер слишком долго беседовал о чем-то с фрау Биленберг в ее кабинете, заставив Власова нервно дожидаться своей очереди в небольшой тесноватой приемной, затем приказал вызвать одного из отдыхавших здесь офицеров и, арестовав прямо на глазах у Хейди, увез его в сторону городка.

— Они прошлись по всему списку наших пациентов, — мелко вздрагивая, объяснила потом Хейди, разыскав скрывшегося в своем «люксе» Власова. — Это все еще продолжаются аресты, связанные с покушением на фюрера. Безумцы, они покушались на саму Германию и теперь жестоко расплачиваются за это.

— На самого фюрера — так все же будет точнее. А как за это расплачиваются, я знаю по сталинским чисткам.

Хейди проглотила какую-то таблетку, запила ее минеральной водой из небольшого кувшинчика и уткнулась Андрею Власову в грудь. Всегда такая решительная, она казалась сейчас генералу маленькой и совершенно беззащитной. Впрочем, как и он сам.

— Этот арестованный, он что, действительно участвовал в заговоре?

— Утверждают, что был связан с военным губернатором Франции генералом Штюльпнагелем. Одним из самых яростных... — Хейди предложила ему таблетку, но Власов ограничился несколькими глотками минералки прямо из горлышка.

— Мною этот гестаповец тоже интересовался?

— Естественно.

Генерал обнял Хейди за плечи и усадил в кресло, а сам уселся напротив. Почти с минуту они молча смотрели друг на друга.

— Нет, мы не должны сдаваться, генерал, — вдруг решительно тряхнула она волосами. — Лучший способ выжить — это стать недосягаемым. Волна смуты схлынет, и они опять вернутся к мысли, что с русским фронтом могут совладать только русские.

«Она повторяет слова Штрик-Штрикфельдта», — безошибочно определил генерал. Но от этого они не перестали казаться мудрыми.

— То есть еще до прихода в санаторий гауптштурмфюрер СС знал о том, что я нахожусь здесь? Но получил приказ не привлекать внимания? — наконец облек Власов мучивший его вопрос в наиболее приемлемую форму.

— Он сказал, что сейчас русским иногда приходится доверять больше, чем некоторым германцам, которые как предатели заслуживают куда более сурового обхождения.

— Возможно, гауптштурмфюрер и прав, — угрюмо признал генерал, вспомнив, что самого его уже давно воспринимают как предателя, причем по обе стороны Восточного фронта. На Западном, кстати, тоже. — Все зависит от того, кого именно из немцев он имеет в виду. Как и то — кого из русских.

— Теперь это действительно очень важно: кого именно, — отрешенно согласилась Хейди. Но затем вдруг всполошилась и пристально посмотрела на русского генерала. Хотела бы она знать, кого из немцев имеет в виду он. Для нее это было крайне важно.

— Может быть, мне лучше оставить вашу «Горную долину», чтобы не привлекать внимания гестапо?

— Не пытайтесь вести себя так, словно пребываете в подполье или просто стараетесь не попадаться на глаза властям, — слишком рассудительно для женщины, вроде бы далекой от политики, посоветовала хозяйка «богемы» эсэсовского воинства.— Наоборот, все должно выглядеть как можно естественнее. Вы прибыли сюда, чтобы сблизиться с генералитетом СС, войти в его аристократические круги. Иначе с чего вдруг вам захотелось побывать в санатории для избранных? Любое пристанище короля должно становиться королевским пристанищем.

Немного поразмыслив, Власов вынужден был признать, что женщина права. Прекрасно сказано. Любое пристанище короля действительно следует превращать в королевское. Жаль, что до сих пор ему этого не удавалось. Но, возможно, теперь, когда рядом будет решительная властная хозяйка эсэсовского Эдема...

Восхищаясь философской поучительностью совета Хейди, командарм как-то совершенно упустил из виду, что она ведь элементарно поучает его. Мало того, она уже считает себя вправе поучать. Интересно, с какой стати? Неужели только потому, что дружна с его ангелом-хранителем, носящим самую неудобоваримую фамилию в Германии — Штрик-Штрикфельдт?

— Думаю, они больше не заявятся сюда.

— Кто? — не понял Власов. Слишком уж занят был своими размышлениями.

— Ну те, из гестапо.

— Почему вы так считаете?

— Не могут же их аресты продолжаться вечно. И так уже арестованы сотни, если не тысячи офицеров.

— Мне бы не хотелось вмешиваться в ваши сугубо германские дела, в которых все еще довольно плоховато смыслю.

Хейди подошла к окну и провела пальцем по запотевшему стеклу. Вряд ли она собиралась проверять таким образом его чистоту: что-что, а чистота в санатории поддерживалась идеальная, даже по германским представлениям. В этом жесте ее было что-то по-детски капризное.

— У меня в Берлине брат, — с трудом проглотила она накатившийся комок волнения. — Вы... разве не знали об этом?

— Нет, — соврал генерал. Хотя слышал о нем от Штрик-Штрикфельдта. — Подозреваете, что его тоже могут ждать неприятности?

— Уверена, что нет, — поспешно ответила Хейди и повернулась лицом к Власову. — Это совершенно исключается. По множеству причин. И прежде всего потому, что я никогда не простила бы ему участия в заговоре. Никогда.

— Понимаю, истинная приверженка фюрера. — Власов машинально взглянул на дверь, приблизился к женщине, однако обнять ее почему-то так и не решился.

— Нам ничто не должно мешать сейчас. Ничто не должно отвлекать от главной цели.

— «Нам»?

— Да, мне и вам. Почему вы переспросили, Андрэ? Считаете, что не имею права говорить о нас двоих? Только каждый сам по себе?

— Ну почему же...

— Вы слишком неуверенно возразили, генерал. Странное дело: из всего того, что я слышала о вас от Штрик-Штрикфельдта, передо мной вырисовывалась личность очень решительного талантливого полководца, успевшего, несмотря на свой относительно молодой возраст, принять участие в трех войнах.

— Двух, — суховато и некстати уточнил Власов.

— А Китай? Чан Кайши?

— Там я был всего лишь советником. Этот ваш капитан вечно стремится слепить из моих мощей образ великого воина.

— В оценках он как раз оставался довольно сдержанным. Я бы даже сказала, слишком. Очевидно, проявляется естественная ревность: он-то всего лишь капитан. А ведь тоже начинал с Первой мировой. Так что выводы я делала сама. Не знаю, как вы к этому отнесетесь, генерал, но в последние дни я много думаю о нас с вами, и мне кажется, что мы необходимы друг другу. Разве вы не чувствуете, что сейчас вам как раз нужна именно такая женщина — независимая, решительная, обладающая, уже хотя бы в силу своей должности, множеством знакомств и всевозможными связями? В том числе и благодаря своему берлинскому брату?

— Вы довольно точно охарактеризовали себя, - кивнул генерал.

В знак благодарности Хейди поцеловала его в щеку.

— Никогда не пытаюсь изображать скромность там, где нужен напор, — сказала она, уже берясь за дверную ручку. — Вы человек такого же типа. По крайней мере, мне бы хотелось, чтобы такого же. Мы многого должны достигнуть, Андрэ, — улыбнулась Хейди суровой, незнакомой Власову улыбкой. — Нам нельзя ни предавать друг друга, ни просто расставаться.