48
Ровно через час после телефонного звонка Брак предстал перед Гиммлером. Среднего роста, средних лет, средней комплекции... этот человек так и остался бы в памяти рейхсфюрера воплощением чего-то усредненного, если бы не светло-русые волосы и утонченное аристократическое лицо. Да еще это снисходительное высокомерие в опущенных уголках губ!
— И давно вас занимают проблемы расовой чистоты, доктор Брак? — суховато спросил Гиммлер и не только не предложил доктору сесть, а наоборот, сам вышел из-за стола, словно хотел получше присмотреться к этому аненэрбскому светилу.
— Собственно, не столько чистоты вообще, сколько стерилизации расово неполноценных и наследственно уголовных элементов.
Мной уже подготовлено несколько научных версий, согласно которым проводились опыты...
— То есть вы не теоретик, а практик? — невозмутимо прервал рейхсфюрер, взглянув на лежащую у него на столе папку с личным делом доктора Брака, в котором были тщательно прослежены все заслуги этого ученого перед наукой и рейхом. Он мог бы еще добавить, что истинно германская аристократическая внешность дает доктору моральное право вклиниваться и в изыскания теоретиков, но это прозвучало бы слишком лестно.
— Моя практика основывается на национал-социалистической теории. Без нее...
— Вернемся непосредственно к вашему методу, — раздраженно остановил его Гиммлер.
— Стерилизацию я рассматриваю как один из видов стратегического оружия рейха. Мы в наших лагерях непозволительно много истребляем отменной рабочей силы, которая понадобится нам для восстановления Германии и занятых нами территорий.
Прежде чем указать Браку на стул, Гиммлер с любопытством взглянул на доктора, затем снял очки, протер стекла и, водрузив их на переносицу, вновь прошелся леденящими отблесками по гаупт-штурмфюреру СС.
— Это уже само по себе любопытно. Само по себе, — подчеркнул он, жестом руки усаживая Брака. — Не так часто услышишь в наши дни рассуждения о рабочей силе, используемой на освобожденных нами территориях.
Брак уловил неприкрытую иронию рейхсфюрера, но понимал, что отступать ему некуда. Он давно решался на этот звонок в приемную вождя СС, как самоубийца — раскусить зашитую в кончике воротника ампулу. И прекрасно понимал, что судьба его исследований должна проясниться сейчас. И прояснить ее способен только Гиммлер.
Доктор был достаточно хорошо осведомлен о положении на фронтах. Как знал он и то, сколь шатким стало после заговора положение руководящей элиты рейха. Однако все это не должно было помешать его изысканиям. Ничто, никакие фронтовые неудачи вермахта, никакие политические неожиданности, даже полный крах рейха — не могли изменить хода его мыслей и его цели.
Что бы там ни произошло, мир обязан был узнать, что он создал новый, пусть даже возведенный в абсолют цинизма метод стерилизации, благодаря которому открывается возможность безболезненно, быстро и эффективно стерилизовать миллионы мужчин и женщин, превратив их в бесполое стадо, в лишенную страсти и мучений любви рабочую силу. То, чего вермахт, войска СС, гестапо и СД, вместе взятые, вся геббельсовская пропаганда и гений фюрера не смогли добиться в течение нескольких лет, он с помощью своего метода способен совершить за несколько недель.
— Я понимаю, что многие научные авторитеты института «Ане-нэрбе» все еще верят во всесилие метода доктора Мадауса, предложившего в качестве метода для стерилизации сок каладиума сегуи-нума. Но сколько времени, земли и труда понадобится, чтобы вырастить нужное количество тропического растения? И потом, это ведь массовые инъекции. Да и действует сок далеко не сразу, а потому прослеживать результаты крайне сложно.
— Я позволил вам прийти сюда не для того, чтобы выслушивать критику методов доктора Мадауса. В очернителях любого из самых совершеннейших методов недостатка никогда не было. Куда труднее найти ученого, способного предложить нечто сногсшибательное и альтернативное. Поэтому у вас есть ровно три минуты, дабы убедить меня, что ваши разработки стоят всех остальных изысканий института.
Брак промокнул платком покрывшийся испариной лоб и положил на стол перед рейхсфюрером папку. Но Гиммлер брезгливо отмахнулся от него.
— Устно. И предельно кратко, доктор. Предельно... кратко.
Брак несмело потянул к себе папку, как бы опасаясь, что Гиммлер станет проверять его познания по имеющимся в ней записям, и сразу же заторопился.
— Установка уже испытана на нескольких десятках заключенных. Хотя, по вполне понятным причинам, я старался не распространяться о секретах моего метода.
— Еще бы!.. — хмыкнул рейхсфюрер, заставив доктора запнуться на полуслове. Он пока не знал, что потешаться над страхами и секретностью, которыми окружали многие свои опыты ученые от СС, давно стало любимым занятием Гиммлера, которым он очень часто ставил в тупик доверявшихся ему докторов.
— Представьте себе, господин рейхсфюрер, что в отдельной комнатке у окошечка сидит наш сотрудник. К окошечку приближается заключенный и, пока он отвечает на вопросы, касающиеся своей биографии, служащий включает две лампы, излучающие рентгеновские лучи. При правильном использовании этого аппарата трех минут, в течение которых якобы заполняется анкета, вполне достаточно, чтобы этот индивид — не важно, мужского или женского пола — оказался полностью стерилизованным. Каждая такая установка способна стерилизовать до двухсот человек в день. Безболезненно, гуманно и, я бы даже сказал, интеллигентно.
Гиммлер нетерпеливо прокашлялся и поерзал в кресле. «Какого же черта мы теряем здесь время?! — вопрошал его ошарашенный взгляд. — Идите и немедленно стерилизуйте их!»
— Допустим, допустим... — нервно произнес он вслух. — Что еще? Какой видится общая перспектива?
— Без особых затрат в ближайшие три месяца мы способны установить в различных лагерях, комендатурах и полицейских изоляторах до пятидесяти подобных установок.
— То есть вы окончательно уверены в надежности воздействия рентгеновских лучей?
— Что доказано на теоретическом и практическом уровнях.
Гиммлер потянулся за папкой и несколько минут сосредоточенно изучал имеющиеся в ней бумаги: инструкцию по использованию аппарата для стерилизации; отчеты о проведенных опытах, советы психолога относительно того, как вести себя медику при заполнении анкеты, и работы с рентгеновскими лампами, чтобы «пациенты» не догадывались, что в это время производится «терапевтическая операция»; инструкция о методах наблюдения за стерилизованными... Аккуратно, скрупулезно, педантично... а главное, довольно убедительно.
— Хотите еще что-либо добавить к написанному здесь? — неожиданно спросил Гиммлер настороженно приумолкнувшего гения от рентгенокастрации.
— Только то, что эти аппараты вполне можно использовать и после войны, стерилизуя умственно и физически неполноценных, венерических больных и вообще решая глобальные проблемы человеческого народонаселения. Этот аспект важен, поскольку способен оправдывать наши опыты с гуманитарных позиций всемирной медицины.
— Не слишком ли тщательно мы заботимся об оправдании наших поисков и усилий, доктор Брак? — отрубил рейхсфюрер, жирно выводя на первом листке наискосок: «Немедленно ввести в действие! Оказывать всевозможную организационную и техническую помощь. Гиммлер». — Не слишком ли старательно изыскиваем оправдания всему тому, ради чего начали нашу борьбу? Разве не в этом наша слабость?
— Я всего лишь разбил время стерилизации на два периода — военный и мирный — каждый со своей спецификой.
— ...В то время, — не слышал его оправдания Гиммлер, — как не мы перед миром, а мир перед нами должен оправдываться. Поскольку достался нам в столь несовершенном и неполноценном виде. Поэтому вся наша борьба, все наши жертвы — ради того, чтобы сделать его физически и нравственно чище. Облагородить пламенем арийского духа.
— Пусть эти слова, господин рейхсфюрер, услышат не только наши соратники, но и наши враги.
— Но прежде всего соратники, — угрожающе уточнил рейхсфюрер.