Книга: Английский детектив. Лучшее
Назад: РОБЕРТ БАРНАРД Утреннее телевидение
Дальше: МАЙКЛ ГИЛБЕРТ Африканские древесные бобры

САЙМОН БРЕТТ
Запретная смерть

Саймон Бретт одинаково мастерски пишет как классические детективы, так и исторические. Среди его последних романов «План миссис Парджетер» и «Утолясь, умрет». Больше всего Саймон Бретт известен благодаря своей серии романов о Чарльзе Пэрисе, актере и детективе поневоле, которому постоянно приходится сталкиваться с преступлениями, так или иначе связанными с лондонской театральной средой. Другая его серия посвящена приключениям загадочной миссис Парджетер, сыщицы, которая в своих необычных расследованиях ходит по самому краю закона. Кроме того, Саймон Бретт — мастер короткой формы, его рассказы входили в сборники, выпускаемые обществом почитателей классического детектива «Malice Domestic», а также в антологии «Однажды преступив закон» и «Веселые кости». Его сценарии к радиоспектаклям получили премию Британской гильдии сценаристов. Также его перу принадлежит несколько нехудожественных книг, и еще он является редактором нескольких книг из серии «Фабер», в том числе «Книга полезных стихотворений» и «Книга пародий». Саймон Бретт живет в английском городе Берфем.
~ ~ ~
Харриет Чейли нажала кнопку звонка на двери дома № 73 на Дреффорд-роуд. Этот большой эдвардианский особняк находился в той части города, где за последние десять лет цены на недвижимость взлетели до небес. За приоткрытой дверью гаража она заметила поблескивающий хромом старинный «бентли».
Двое старшекурсников на велосипедах у нее за спиной, пребывавшие в характерном для их возраста заблуждении, что всем вокруг интересно знать, о чем они говорят, оживленно обсуждали предстоящую сегодня вечеринку и разбирали по косточкам тех, кого собирались приглашать. Впрочем, этот треп ее только успокаивал, потому что был ей знаком. Казалось, лишь совсем недавно она приезжала в город навестить Дикки. Но это было еще до того, как он получил диплом и занялся своими исследованиями. Дикки в те дни разговаривал точно так же. В те дни, когда он еще не ушел с головой в работу, в те дни, когда в его жизни еще было место для чего-то другого.
Но это было больше пяти лет назад. А теперь снова напомнила себе она, наверное, в тысячный раз за последние три дня, Дикки мертв.
Ее снова охватило чувство вины. После смерти родителей ей следовало быть ближе к младшему брату. Но со временем это становилось все сложнее и сложнее. В последние годы стало почти невозможно заставить Дикки говорить о чем-то, кроме предмета его исследований. Предмет этот (какая-то особенность синтаксиса старофранцузского языка) был до того туманным, что тем, кто имел неосторожность поинтересоваться его сутью, приходилось потом выслушивать получасовую лекцию.
Дикки был настоящим специалистом. Экспертом с мировым именем. Его приглашали читать лекции на конференции по всему миру: Токио, Сан-Франциско, даже в Париж. В академических кругах он, несомненно, заслужил огромное уважение, но для обычных людей — то есть для всех, чьи интересы не ограничивались данной особенностью старофранцузского синтаксиса, — было очевидно, что одержимость Дикки превратила его в скучного зануду.
«Хотя, — вдруг подумалось Харриет, — в этом он не одинок». Неужели семейный порок?.. Она знала, что точно так же предана своему делу — работе в британском посольстве в Риме. Спроси ее о любимом деле, и результат будет не сильно отличаться…
Если бы они нашли время расслабиться и не думать о делах! Если бы подумали о чем-нибудь другом. Если бы забыли о восьмилетней разнице в возрасте и попытались узнать друг друга получше.
Но теперь уже было поздно на это надеяться.
Дверь дома № 73 на Дреффорд-роуд открылась, и за ней показался мужчина лет пятидесяти. Он был в твидовом костюме, круглое лицо обрамляли почти неприлично длинные седые волосы. На нее он смотрел изучающе, без удивления, но явно не догадываясь, кто она.
— Добрый день. Я Харриет Чейли, — объявила она своим удивительно низким, почти мужским голосом.
На его лице тут же появилось сочувствующее выражение.
— Ужасно жаль, что все так сложилось. Прошу вас, входите. — Он провел ее по длинному коридору, отделанному темными деревянными панелями, в гостиную с низкими кожаными креслами и горами раздутых папок, напоминающую школьную учительскую. На стенах между фотографиями ралли старинных «бентли» висели картины в простоватом южноамериканском стиле.
— Меня зовут Майкл Бруэр. Я был… Наверное, правильно будет сказать, домовладельцем Ричарда, но надеюсь, что и другом тоже. Присаживайтесь.
— Спасибо.
— Не хотите ли чаю? Или кофе?
— Нет, спасибо. Я только что пообедала.
Он неуверенно присел на ручку кресла.
— Не знаю, упоминал ли Ричард когда-нибудь обо мне в письмах…
— Нет. Нет, боюсь, что мы не так уж часто переписывались. Можно сказать, что совсем потеряли контакт несколько лет назад.
— Да, конечно. Иначе бы я знал, что вы — его ближайшая родственница, и, разумеется, не стал бы так спешить…
Он немного подался назад и вдруг, хотя Харриет его ни в чем не обвиняла, принялся защищаться.
— Мне ужасно неловко. Просто он, пока жил здесь, никогда не говорил, что у него есть какие-то родственники. В колледже тоже никто толком не знал о его семье. Он ни с кем не делился.
— Да.
— И поскольку мало людей приходило к нему сюда… А те, кто приходил, были… Скажем так, не были близкими друзьями… Да что там говорить, если у него и был друг, так это я. Поэтому, когда пришлось организовывать похороны, я подумал, что чем скорее все будет сделано, тем лучше.
Харриет твердо кивнула.
— Я вам очень благодарна.
— Поверьте, мисс Чейли, если бы я знал, что у Ричарда есть сестра, я бы никогда…
— Конечно. Не волнуйтесь. Просто неудачно сложились обстоятельства. Такое бывает.
— Да.
Но выражение его лица так и осталось взволнованным, и Харриет показалось, что ей стоит попытаться его успокоить. В конце концов, этот человек ведь сделал больше, чем кто-либо другой в подобных обстоятельствах.
— Я правда очень благодарна вам, мистер Бруэр. Хоть кто-то позаботился о том, чтобы брата похоронили как положено.
— Да. — Он пожал плечами. — Это было меньшее, что я мог сделать.
— Хм. Их провели в церкви колледжа?
— Что? Похороны?
— Да.
Майкл Бруэр как будто смутился.
— Нет. Нет.
Какой-то инстинкт удержал Харриет от того, чтобы продолжать эту тему.
— Я бы хотела увидеть могилу Дикки… Ричарда, мистер Бруэр. Почтить его память и…
Его замешательство сделалось еще заметнее.
— Прошу прощения, но тело вашего брата было кремировано, и…
— Ах! — Это известие потрясло ее.
Когда три дня назад в посольство сообщили о смерти Дикки, Харриет была ошарашена этим известием. Единственным для нее утешением было представлять его тело и думать о том, что, хоть его уже и нет в живых, что-то от него осталось. Но сейчас она узнала, что даже эта надежда оказалась призрачной.
Вспомнив свою дипломатическую подготовку, она уверенно перевела разговор в другое, менее эмоциональное русло.
— А вы тоже связаны с университетом, мистер Бруэр?
— Я немного преподавал в свое время, — сказал он. — Но, как вы наверняка знаете из газет, в образовании сейчас занялись сокращением штатов. И вот, три года назад меня уволили.
— Сочувствую, — формальным тоном произнесла она. — А что вы преподавали?
— Испанский.
Харриет кивнула на стены.
— И отсюда эти картины?
— Да, я до сих пор езжу в Южную Америку почти каждое лето.
— Правда? Меня несколько лет назад отправили в Боготу. — Видя его удивление, она пояснила: — Я работаю в Министерстве иностранных дел.
Он кивнул.
— Я плохо знаю Боготу. Бывал там всего раз, и то лишь несколько дней.
— Понятно.
Светская беседа постепенно застыла на мертвой точке. Продолжать ходить вокруг да около было бессмысленно.
— Мистер Бруэр, — спросила Харриет с характерной для нее прямотой, — как умер брат?
— Э-э-э…
— Я имею в виду, отчего он умер?
На его смущение уже было больно смотреть.
— По-моему, — собравшись с духом, сказал он, — в свидетельстве о смерти было указано «воспаление легких», но, если вы хотите узнать подробнее, обратитесь к доктору.

 

Доктор Харт, как и его кабинет, вид имел невзрачный и даже жалкий. Он и его пиджак спортивного покроя выглядели помято, как будто они вместе устали от бесконечного общения с больными и выявления симптомов. Его приемная была забита кашляющими, жалующимися и студентами, заработавшими нервный срыв в ожидании очередного экзамена. То, как доктор поглядывал на часы, не оставило у Харриет сомнения, что ей уделили время только лишь из вежливости.
— Первый раз ваш брат обратился ко мне, я думаю, месяца три назад. Он жаловался на проблемы с пищеварением. Понос, позывы к рвоте. Я выписал ему лекарства, но они ему, похоже, не помогли. Он еще несколько раз приходил ко мне, и все так же, без улучшений. Незадолго до его смерти я сам сходил к нему домой. Но тогда у него уже началась пневмония, и…
Доктор пожал плечами. Для него это был просто очередной случай, который закончился тем же, чем заканчиваются они все, с той лишь разницей, что на этот раз конец наступил немного раньше, чем можно было ожидать.
— Но почему же вы не отправили его в больницу? — спросила Харриет.
Доктор Харт устало кивнул.
— Я пытался его убедить, когда он приходил ко мне. Я хотел, чтобы он сдал кое-какие анализы, но ваш брат и слышать об этом не желал. Сказал, что у него нет на это времени.
— Что должен заниматься работой…
— Да, он так говорил. А когда я виделся с ним в последний раз, боюсь, что сдавать анализы было уже поздно. — Доктор вздохнул. — Мне жаль, мисс Чейли, но если больной сам отказывается следить за своим здоровьем, мы, доктора, мало чем можем ему помочь.
— А вскрытие производилось?
— В этом не было необходимости. Я видел вашего брата перед самой смертью. Смерть его не была неожиданной или необъяснимой.
— Да. — Харриет помолчала секунд. — Доктор Харт, как вы думаете, из-за чего он заболел?
Ответ прозвучал резко, почти грубо:
— Я же сказал. Он сам довел себя до этого. Одному Богу известно, чем он питался и когда. Насколько я знаю, мистер Бруэр пытался уговорить его есть нормальную, здоровую пищу, но почти всегда… Боюсь, он просто не думал о себе. В таких условиях любая инфекция могла для него стать гибельной. Под конец он так себя истощил, что даже обычная простуда могла перерасти в воспаление легких. Ваш брат, мисс Чейли, вел весьма своеобразную жизнь. — Он снова с раздраженным видом посмотрел на часы. — А теперь, если у вас больше нет вопросов…
Харриет встала и направилась к выходу, но у двери остановилась.
— Вы мне рассказали все, что знаете, доктор Харт?
— Да, — угрюмо проговорил он и опустил взгляд на лежащие на столе бумаги.

 

— Как жаль, что Дикки так и не женился, — сняв с полки стопку книг, сказала Харриет и обвела взглядом заваленную бумагами комнату покойного брата. — Если бы рядом с ним был человек, о котором нужно заботиться, он бы не ушел в работу с головой. Я хочу сказать, ни одна женщина не позволила бы ему так жить, не видя ничего, кроме работы.
— Вы правы, — вежливо согласился Майкл Бруэр.
— Вы не видели, у него были подруги? То есть, может быть, сюда приходил кто-нибудь постоянно?
— Сюда вообще мало кто приходил.
— Похоже, брат женщинами вообще не интересовался.
Майкл Бруэр проворчал что-то, соглашаясь.
Харриет вздохнула.
— Я знаю людей такого склада. Но в детстве он был очень живым… Общительным. Наверное, ему было ужасно одиноко.
— А я так не думаю, — сказал Майкл Бруэр, пытаясь ее хоть чем-то подбодрить. — По-моему, он был настолько поглощен работой, что попросту не замечал, был с ним кто-нибудь рядом или нет.
— Хм. Как странно, сейчас его работа кажется совершенно бессмысленной. — Она сняла с полки еще одну книгу. — Я хочу сказать, что не понимаю даже названий этих книг. Что уж говорить об их содержании. Наверняка они недешево стоят. Хотя, конечно, это не для каждого.
— Да.
— Как вы думаете, можно будет избавиться от них через университет? Ну, то есть отдать в библиотеку… или кому-нибудь, кто занимается той же темой.
— Я уверен, что это возможно. Если хотите, я мог бы заняться этим.
— Если вам не трудно, я была бы вам очень благодарна.
— Конечно. Вы хотели бы их продать?
— Нет, что вы. Просто было бы хорошо, если бы они попали туда, где бы их оценили.
— Разумеется.
Она обвела взглядом комнату с выражением отчаяния на лице.
— У него вообще-то не так много вещей. То есть книги и журналы — да, но личных вещей почти нет.
— Да. У него, конечно, была одежда и… Хотите посмотреть?
— Нет, нет. Я все это отдам в «Оксфам» или…
— Я и с этим готов помочь, если хотите.
— Я не могу вас так утруждать…
— Нет-нет, все в порядке. Мне это не трудно, я же все равно тут живу, а вы говорили, что вам нужно возвращаться в Рим.
— Да, я на работе обещала вернуться через несколько дней. Мне дали отпуск по семейным обстоятельствам.
Внезапно ей представилось, как на столе в ее кабинете растут кипы документов, требующих обработки. Да еще этот раут у посла в субботу. Без нее им не удастся организовать все как следует. Хм, завтра днем есть удобный авиарейс.
— Знаете что, оставьте это мне, я все улажу, — успокаивающе произнес Майкл Бруэр. — Если вы уверены, что из его вещей вам ничего не нужно…
— Я, пожалуй, еще посмотрю. У него могли быть какие-нибудь семейные фотографии или еще что-нибудь.
— Оставайтесь, сколько вам нужно.
— Спасибо.
Харриет зевнула и украдкой посмотрела на часы. Почти восемь. Последние несколько дней она почти не спала. Все-таки нужно поискать еще. Может быть, здесь все же сыщется что-нибудь такое, что поможет раскрыть книгу жизни брата.
Однако мысль о завтрашнем рейсе засела у нее в голове. «Еще полчаса здесь, — подумала она, почувствовав укол совести, — а потом обратно в гостиницу». Перекусить, пораньше лечь спать, а утром поездом в Лондон. Здесь ей больше нечего было делать.
— Мистер Бруэр, — неуверенно произнесла она, — я хочу спросить насчет болезни Дикки…
Мужчина насторожился.
— Да?
— Как долго он был прикован к кровати?
— Думаю, недели три.
— А в это время он нормально питался?
— Я пытался его уговорить, но ему это было неинтересно. А когда он что-то съедал, надолго это в нем не задерживалось.
— Я вам очень благодарна за то, что вы присматривали за ним.
Майкл Бруэр пожал плечами.
— Жаль, что я не смог сделать чего-то большего.
— А он продолжал работать?
— Да. До самого конца. Я пробовал повлиять на него, говорил, что ему нужно в больницу, но… У него был очень волевой характер.
— Да.
Раздался звонок в дверь. Пробормотав «извините», Майкл Бруэр отправился вниз. Дверь в комнату он оставил приоткрытой, поэтому Харриет слышала происходивший в коридоре разговор.
Сначала Майкл Бруэр вежливо произнес:
— Добрый вечер.
Потом раздался неожиданный голос, молодой, грубоватый и немного заговорщический:
— Привет, мне этот адрес дал друг.
— Да?
— Его Род зовут.
— И что? — Это имя явно ничего не сказало Майклу Бруэру.
— Он сказал, что я могу прийти сюда, чтобы… Сказал, тут живет человек, который может…
— Прошу прощения, но ваш друг, похоже, ошибся и дал вам неправильный адрес. Здесь вам никто не поможет.
Заинтересовавшись разговором, Харриет подошла к двери комнаты Дикки. Через стойки перил она могла разглядеть посетителя. Это был молодой парень с черным панковским ирокезом, в порванных джинсах и куртке. Бледное лицо, нервно подергивающийся рот, но взгляд нагловатый, даже высокомерный.
Как только она выглянула, Майкл Бруэр закрыл входную дверь. Харриет поспешно вернулась в комнату и, чтобы принять занятой вид, присела на пол рядом с кипой бумаг у книжного шкафа. Она переставила ее в сторону и увидела под бумагами пачку глянцевых журналов.
Она открыла один из них.
Несмотря на то что иногда она вела себя как старая дева, жизненный опыт Харриет Чейли был богаче, чем могло показаться. Она знала, что такое порнография.
Однако такой порнографии раньше ей видеть не приходилось. На фотографиях не было женских тел. Там были одни мужчины.
Она пошарила рукой под книжным шкафом и достала оттуда узкую коробку для сигар. Открыв крышку, она обнаружила пару тонких пластиковых шприцев, несколько запачканных кровью бинтов и маленький полиэтиленовый пакетик с белым порошком.
— Кхм.
Она повернулась и увидела стоявшего в дверном проеме Майкла Бруэра. На лице его была написана жалость.
— Простите, — сказал он, — я думал, что избавился от всего этого, и надеялся, что вам все-таки не придется об этом узнать.
— Вы что, — изумилась Харриет, — хотите сказать, что Дикки умер от передозировки наркотиков?
— Нет, — печально покачал головой Майкл Бруэр. — Дело не в этом.

 

— Я все равно не могу в это поверить, — призналась Харриет. — Я ведь помню, каким Дикки был раньше…
— Вы сами сказали, что давно не видели его. — Голос Майкла Бруэра был мягким, полным сочувствия.
— Это правда.
— И вы удивлялись, что он не общался с женщинами.
— Да.
— Мне очень жаль, но все было понятно с первого дня, когда он поселился здесь.
— Ox.
— Сюда приходили мальчики. Спросите любого из соседей. Молодые люди приходили по ночам к вашему брату.
— Я поняла. — Вдруг ее поразила мысль. — Подождите… А этот парень, который приходил сегодня…
Майкл Бруэр кивнул.
— Мне очень жаль. Мне действительно не хотелось, чтобы вы об этом узнали.
— Хорошо, что я узнала хотя бы сейчас.
— Но почему? Почему вы так говорите? Я думал, вам и без этого сейчас нелегко.
— Нет-нет. Я хочу узнать о нем как можно больше. Я очень жалею, что не сделала этого, когда он был жив. Теперь я хочу узнать о Дикки все.
— Вот как…
— Может быть, так мне будет легче справиться с этой утратой.
— Может быть… — Майкл Бруэр грустно покачал головой. — Но мне кажется, так вы только сделаете себе больнее.
— Возможно, боль — это именно то, что мне сейчас нужно. Это искупление. Наказание за то, что не узнала его лучше, когда он был жив.
Майкл Бруэр кивнул, принимая такое объяснение.
— Почему доктор Харт не рассказал мне об этом?
— Мы обсуждали с ним это, мисс Чейли, и решили, что чем меньше людей будет об этом знать, тем лучше.
— Врач не должен так поступать.
— Возможно. Но чисто по-человечески… По крайней мере, он проявил сочувствие.
— Да. — Харриет посмотрела на часы. — Он, наверное, вряд ли до сих пор на работе?
— Да, скорее всего.
— У вас есть его домашний телефон?
— Есть, — сказал Майкл Бруэр, печально кивнув головой.

 

— Вы хотите сказать, что не поставили диагноз сразу?
— Ну, хорошо. Да, — вспыльчиво ответил доктор Харт. То, что ему позвонили домой, и так было ему неприятно, а когда начали ставить под сомнение его медицинские знания, он и вовсе разозлился. — Послушайте, мисс Чейли, вы хоть представляете, сколько пациентов я принимаю в день? И я разговариваю с ними всеми: пенсионеры с артритом, женщины с менопаузами, студенты с бог знает какими проблемами. Секс, депрессия, наркотики… Вы представляете себе масштабы наркомании в этом университете? И с каждым годом ситуация только ухудшается, потому что торговцев наркотиками, похоже, никто не ловит. А если и поймают одного, на его место приходят двое. Так вот, из-за всего этого у врачей просто не хватает времени. Поэтому мы вынуждены ставить диагноз на основании видимых симптомов. Если больной жалуется на понос, ты прописываешь ему средство от поноса. Черт возьми, да что тут говорить, если о том, что ваш брат был гомосексуалистом, я узнал только перед самой его смертью.
— Я тоже этого не знала.
— Вот видите! Вы росли с ним вместе, и то не знали. Я же встречал его всего… три… нет, четыре раза. Как я, по-вашему, мог узнать все подробности его личной жизни?
— Я понимаю, что вы хотите сказать. Но я говорю о наркотиках… Меня это больше всего поразило. Раньше он был противником наркотиков. Причем яростным противником. Хотя это тоже было давно.
— Люди меняются.
— Да. А вы знали о том, что он принимал наркотики?
— Опять же, узнал об этом только перед самой его смертью. Если бы я знал раньше, я мог бы что-то сделать.
— Это Майкл Бруэр рассказал вам?
— Нет. Он, наоборот, делал все, чтобы я этого не узнал.
— Почему?
— Потому что был другом вашего брата.
— Он был ему больше чем друг, верно?
— Что вы имеете в виду?
Когда Харриет стала звонить по телефону, Майкл Бруэр из вежливости оставил ее одну в своем кабинете, поэтому она почувствовала, что может рискнуть поговорить с доктором на эту тему.
— Мы выяснили, — продолжила она, — что Дикки был гомосексуалистом…
— Нет. Это невозможно. Я уверен, что Майкл не такой. Он просто хороший, добрый человек. Сейчас таких людей практически не встретишь, но он такой. Он оказался с больным на руках и стал помогать ему, как мог.
— Но если это не Майкл рассказал вам, как вы узнали про наркотики?
— Я… нашел кое-что в комнате вашего брата. Шприцы. — «Как и я», — подумала Харриет. Доктор продолжил: — Майкла Бруэра тогда даже не было там.
— Вы разговаривали с Дикки об этом?
— Нет. Он был уже слишком плох. Практически лежал без сознания.
— Почему же вы не забрали его в больницу?
— Послушайте, мисс Чейли. Ваш брат умирал. Я не мог его спасти, и никто бы его не спас на той стадии болезни. Майкл Бруэр сказал, и я с ним согласился, что ему лучше умереть дома в знакомой обстановке, а не в больничной палате.
— А второй причиной было то, что вы не хотели, чтобы больничные врачи узнали о вашей ошибке?
— О какой ошибке? Что вы имеете в виду, мисс Чейли?
— Я имею в виду то, что вы раньше не поняли, что происходит с Дикки.
На другом конце провода стало тихо. Потом доктор Харт неохотно согласился:
— Хорошо. Да. Я должен был обратить на это внимание, но не обратил. Как я уже говорил, через мой кабинет проходит слишком много людей. Иногда встречаются такие люди, которые сразу вызывают подозрение. Их с первого взгляда можно отнести к группе риска. Но с такими, как ваш брат… который казался… эксцентричным, да, но в остальном совершенно нормальным… То есть такого человека в последнюю очередь можно было заподозрить в гомосексуальности или наркомании.
— Да, — согласилась Харриет. — И именно для того, чтобы скрыть свою ошибку, вы и написали в свидетельстве о смерти «воспаление легких» и…
— Он умер от воспаления легких, — возразил доктор Харт.
— Хорошо, он умер от этого, но убило его другое.
— Это казуистика.
— Нет, ничего подобного, — продолжала безжалостно давить Харриет. — И по этой же причине вы были только рады, что похороны устроили так быстро? Вы были рады, что его кремировали. Конечно, ведь это уничтожило доказательства вашей грубейшей ошибки.
— Хорошо. Если вы так это называете, пусть будет так.
После этого признания повисла тишина. Потом доктор снова стал защищаться.
— Знаете что, мисс Чейли, я совсем не рад, что так получилось. Но СПИД — болезнь новая, пока что неизлечимая, и обычным терапевтам (а я никогда не считал себя чем-то большим, чем обычный терапевт) о ней известно очень немного. Когда ко мне на прием приходит какой-нибудь наркоман или проститутка и жалуется на потерю веса и понос, я знаю, чего ожидать. С таким человеком, как ваш брат… Когда он приходит с чем-нибудь, что может быть вызвано пищевым отравлением или любым из многочисленных вирусов, то…
— Да, — вздохнув, произнесла Харриет. Несмотря на злость и обиду, она понимала позицию доктора. — Как, по-вашему, он мог заразиться?
— Об этом можно только гадать. Учитывая его беспорядочные гомосексуальные связи… Учитывая то, что в прошлом году он летал в Сан-Франциско на конференцию… Учитывая то, что он употреблял наркотики… Учитывая все то, что я узнал о вашем брате перед самой его смертью, можно сказать, что его болезнь была вопросом времени.
— Да. — Харриет почувствовала себя уставшей и опустошенной. — Что ж, спасибо, доктор, что рассказали мне правду.
— Простите, что я не рассказал вам все сразу, но… Поверьте, я думал, что вам не обязательно знать то, что расстроит вас еще больше.
— Спасибо за заботу.
Доктор покашлял.
— Если вам от этого станет легче, мисс Чейли, то вы заставили меня почувствовать себя старым невежественным дураком, которому давно пора уходить из медицины.

 

Харриет не была голодна, когда тем вечером вернулась в гостиницу. Быстрый ужин, который она обещала себе, потерял привлекательность, как и сон. После всего, что она узнала в тот день, ей вряд ли удалось бы заснуть.
Даже завтрашний полет в Рим стал казаться чем-то далеким и неважным. Она уже не думала, что ей так уж необходимо быть на приеме у посла в субботу. Все равно он состоится, хоть с ней, хоть без нее.
Тот факт, что ее брат умер от СПИДа, все остальное сделал мелким и незначительным.
В его комнате она не нашла почти ничего из личных вещей. Только ключи. Сердце ее сжалось, когда, кладя их в сумочку, она заметила, что они надеты на то самое итальянское латунное кольцо, которое она подарила ему на день рождения, когда они еще не забывали поздравлять друг друга.
Кроме этого из дома № 73 на Дреффорд-роуд она привезла только пачку порнографических журналов и коробку со шприцами. Ей почему-то показалось, словно это могло иметь какое-то значение для жизни брата, точнее, для его смерти, что она должна убрать из его комнаты эти обличающие улики.
Она полистала журналы, не испытывая ни отвращения, ни интереса. Лишь удивление. Удивление оттого, как, оказывается, плохо знала она своего брата.
Это были несколько выпусков одного журнала, заметила она, за шесть последних месяцев. Может быть, когда-то у него были и предыдущие выпуски — Майкл Бруэр ведь намекнул на то, что убрал из комнаты все доказательства гомосексуальности Дикки, которые смог найти. Эти журналы остались, наверное, только потому, что лежали под кипой бумаг.
Пытаясь успокоиться и собраться с мыслями, Харриет рассеянно сложила журналы по порядку, самый старый внизу. На него положила пятимесячный, потом четырехмесячный, трехмесячный, двухмесячный, и сверху самый свежий.
Когда она посмотрела на обложку самого свежего из журналов, во рту у нее пересохло. «О боже», — подумала она.

 

Когда она сказала, куда ехать, таксист удивился.
— Я знаю, где это, — сказал он. — Просто вы не похожи на тех, кто обычно туда ездит.
— Я знаю, куда еду, — уверенно произнесла Харриет, отчего ее голос сделался еще ниже.
Это, похоже, все объяснило таксисту.
— А, я понял, — ответил он, к немалому ее удивлению, — вы один из них, транссексуал, верно?

 

Это был небольшой паб за автовокзалом. Небольшой и грязный. Мотоциклы вились вокруг него, как насекомые вокруг гнилого фрукта.
Харриет была настроена так решительно, что даже не подумала о том, как неуместно будет выглядеть ее стильный итальянский плащ среди кожаных курток с заклепками и потертых джинсов. Заказав красное вино, она не обратила внимания на то, как удивленно поднял брови бармен с густыми усами и серьгой в ухе, и на неприкрытое изумление и приглушенные комментарии остальных посетителей.
Она внимательно осмотрела пивную. У бара сидело несколько женщин, хотя синевато-багровые пряди волос и черный вампирский макияж делали их мало похожими на представительниц своего пола. Все же большинство посетителей были мужчинами. Молодые люди с высветленными волосами и измученными глазами, которые в шутку перебрасывались оскорблениями, мужчины постарше и покрепче в плотных кожаных куртках, старики в неприметных плащах.
Она попыталась представить Дикки в этом окружении. Попыталась вообразить молодого человека, которого она помнила с детства, здесь, в этом пабе, облокотившимся о стойку бара, как все эти мужчины, но разум ее так и не смог нарисовать этот образ.
А потом она увидела.
Знакомое бледное, как стена, лицо и черный гребень волос на голове. Парень сидел один, позабыв о кружке пива в руке, и взволнованно посматривал по сторонам.
Харриет Чейли перешла через зал и села рядом с ним. Он не обратил на нее никакого внимания, как будто не заметил.
Она прикоснулась к его руке. Он тут же отпрянул так, словно она обожгла его. Запавшие испуганные глаза уставились на нее.
— Что тебе надо? — прошипел он.
— Поговорить с тобой.
— Я ничего не сделал. Я чистый.
Их разговор начал привлекать внимание сидевших вокруг. Они ощетинились и немного, почти незаметно, придвинулись ближе. Вид у них был не самый дружелюбный.
— Я просто хочу поговорить, — настойчивым тоном повторила Харриет, снова кладя руку на рукав его джинсовой куртки.
На этот раз он вскочил на ноги, и толпа наблюдающих за ними угрожающе зашумела.
— Я заплачу, — сказала Харриет.
Запавшие глаза обратились на нее.
— Деньги?
Она кивнула.
— Сколько?
— Двадцать фунтов.
Парень кивнул, снова сел и подал головой незаметный знак. Толпа тут же расслабилась и утратила к ним интерес.
— И что ты хочешь от меня узнать? — развязным тоном произнес он.
— Я хочу узнать про семьдесят третий дом на Дреффорд-роуд, — ответила Харриет.

 

Утром следующего дня Майкл Бруэр, вернувшись из магазина, зашел в дом, закрыл за собой дверь и вздрогнул от удивления, когда услышал наверху густой женский голос.
— Доброе утро.
Он резко развернулся и увидел стоящую наверху лестницы мисс Чейли.
— Это вы!
— Извините, что я вошла без спросу, но у меня были ключи Дикки.
— Конечно. Должен признать, я немного удивлен, снова увидев вас здесь. Я думал, вы собирались сегодня днем лететь в Рим.
— Да, я собиралась сегодня возвращаться.
— Могу я узнать, что заставило вас передумать?
— Если подниметесь в комнату Дикки, я расскажу.
— Хорошо. — Майкл Бруэр медленно кивнул. — Только, если позволите, я сначала отнесу продукты на кухню.
— Конечно.
— Может быть, хотите кофе или еще что-нибудь?
— Нет, спасибо.
Харриет сидела на кресле перед дверью ванной, когда в комнату своего бывшего жильца вошел Майкл Бруэр.
— Итак, — произнес он дружелюбным тоном. Похоже, ее вторжение его ничуть не смутило. — В чем же причина? Хотите что-нибудь еще из вещей Ричарда найти? Или нашли что-нибудь такое, что хотели бы показать мне?
— Вот единственное, что я вам хочу показать. — На столе перед ней лежал выпуск гей-журнала. — На это времени хватит. Присаживайтесь.
— Спасибо, — сказал Майкл Бруэр и сел.
— Извините. Глупо предлагать вам кресло в вашем собственном доме.
Он пожал плечами, давая понять, что нисколько не в обиде за это нарушение правил вежливости.
— Итак? — Он вопросительно поднял бровь.
— Я просто хотела поблагодарить вас за то внимание, которое вы уделили Дикки, когда он болел, и…
Он сделал протестующий жест.
— Это меньшее, чем я мог ему помочь.
— Да. А как скоро вы поняли, что с ним?
— Я до самого конца ни о чем не подозревал. Хотя, конечно, мне стоило догадаться раньше. Понимаете, зная ту жизнь, которую он вел… То есть я хочу сказать, когда начался постоянный понос…
— Он начал терять вес…
— Да. А потом появилась еще и эта кожная инфекция… Я должен был сообразить, что к чему, но… Боюсь, что не сообразил. А потом уже было слишком поздно.
— Вы думаете, сам Дикки знал, что с ним происходит?
— Нет, я уверен, что он не догадывался. До самого конца. Я ему об этом точно не говорил. Я хотел оградить его от лишней боли.
— Это очень благородно.
— Да… В общем, дело в том, что Ричард совершенно не думал о своем здоровье. Для него болезнь была просто неудобством, помехой.
— Отрывала его от изучения старофранцузского синтаксиса.
— Вот именно.
— Плохо, что доктор Харт не сумел сразу определить, чем болеет Дикки.
— Да, наверное.
— У вас не возникло желания поговорить с ним, когда у вас появились подозрения?
— Да, я думал об этом. Но, скажу вам откровенно, поняв, что происходит, я решил — хотя, может быть, это и неправильно с моей стороны, — никому не рассказывать об этом. Понимаете, ведь от СПИДа нет лекарств, и Ричард был обречен на смерть с той минуты, когда заразился этой страшной болезнью. Когда с одной стороны тебя ждут бесконечные проверки, когда на тебя смотрят, как на прокаженного, и кладут в больницу, а с другой — есть шанс умереть дома и с достоинством…
— И не зная, что с тобой происходит…
— Да. И боюсь, что я выбрал второе.
— Хм. — Харриет задумалась. — Странная это болезнь, СПИД. Никто о ней ничего толком не знает.
— Да. И поэтому она так страшна.
— Были даже случаи, когда патологоанатомы отказывались делать вскрытие умерших от СПИДа.
— Я тоже про такое слышал.
— Обычные доктора тоже подвержены этому страху. Они ведь, в конце концов, просто люди. Некоторые из них даже боятся осматривать больных СПИДом.
— Может быть.
— И только радуются, если от тел умерших пациентов избавляются поскорее и без лишних вопросов.
— Наверное, и такое случается, да.
— Еще странно то, что многие симптомы, по крайней мере на ранней стадии, очень похожи на симптомы других заболеваний.
— Вы правы.
— Вот вы, например, знаете, — неожиданно произнесла Харриет, — что систематическое отравление может вызвать такие же симптомы, как СПИД?
Майкл Бруэр смутился на какую-то долю секунды.
— Нет. Нет, я этого не знал.
— Например, отравление мышьяком.
— В самом деле?
— Да. Понос, рвота, а потом и потеря веса из-за того, что пища не задерживается в организме жертвы… Обесцвечивание кожи, дерматит — все это классические симптомы отравления мышьяком. Если не изучать случай очень внимательно, ошибиться очень легко.
Майкл Бруэр вежливо улыбнулся.
— Вы настоящий кладезь информации, мисс Чейли. Наверное, вы прекрасно играете в викторины.
— Спасибо. Да, я неплохо играю.
— Но, конечно же, вам известно, что сейчас в нашей стране достать мышьяк чрезвычайно сложно, так что ошибка, о которой вы говорите, в реальной жизни практически невозможна.
— Но учтите, что в других странах мышьяк все еще можно свободно купить.
— Правда? Это вы тоже из викторин знаете?
— Нет. Я просто хочу сказать, что ввезти в нашу страну из-за границы мышьяк так же просто — пожалуй, даже еще проще, — как другие запрещенные вещества.
Майкл Бруэр молча смотрел на нее холодными, как лед, глазами. Когда он заговорил, в голосе его послышались стальные нотки:
— Могу я узнать, что конкретно вы хотите этим сказать, мисс Чейли?
— Я хочу сказать, что в этом городе очень много наркоманов. В университете и среди местных подростков.
— Я слышал об этом.
— И молодые люди должны откуда-то получать наркотики.
— Вероятно.
— И один из их адресов — этот дом. Семьдесят три на Дреффорд-роуд.
— Что? — Лицо его вдруг сильно побледнело. — Кто вам такое сказал?
— Один молодой наркоман.
— Вы что же, считаете, что им можно верить?
— Этому я поверила… Это тот парень, который приходил сюда вчера вечером.
— Ему были нужны не наркотики. Он искал…
Харриет перебила его:
— Мальчик искал наркотики. Он мне сам это сказал. Вы все устроили очень ловко. Сделали так, чтобы я подумала, будто он — мальчик по вызову и пришел к Дикки. Но он приходил не за этим. Ему были нужны наркотики. Как и всем остальным, кто являлся в этот дом по ночам.
— Но ваш брат…
— Мой брат не был гомосексуалистом.
— Послушайте, я понимаю, как вам трудно принять то, что член вашей семьи…
— Бросьте, мистер Бруэр. Продолжать прикидываться бесполезно. Я знаю, что происходило здесь.
— Знаете? — Голос его стал еще холоднее.
— Вы уже несколько лет возите наркотики из Южной Америки. Не знаю точно, как долго, но наверняка с тех пор, как потеряли работу.
— Я вас не понимаю.
— Видите ли, мистер Бруэр, старинные «бентли» — дорогое увлечение. У вас должен быть стабильный и немалый доход, чтобы этим заниматься.
— Но я…
— Вы придумали отличную схему. И все у вас шло как по маслу, пока Дикки не узнал, чем вы занимаетесь. Он всегда ненавидел наркотики, ненавидел то, что они делают с людьми, и, я думаю, он пригрозил вам, что сообщит в полицию о вашем занятии.
— Вы не понимаете, что говорите.
— Понимаю, — непреклонным тоном произнесла Харриет. — Какое-то время вы водили Дикки за нос. Может быть, пообещали, что прекратите продавать наркотики, может быть, сказали, что сами сознаетесь. Каким-то образом вам удалось выиграть время. Но брат продолжал представлять опасность. А потом вы придумали способ избавиться от него. Причем таким образом, чтобы никто не стал доискиваться причин его смерти. И вы начали систематически травить его, а заодно постарались все устроить так, чтобы выглядело, будто он находится в категории риска.
Майкл Бруэр уже взял себя в руки. К нему вернулось его спокойствие. Он задумчиво почесал подбородок.
— Предположим, то, что вы говорите, правда. Позвольте узнать, что вас натолкнуло на подобные мысли?
— Две вещи, — твердо ответила Харриет. — Во-первых, эти журналы. — Она указала на стол.
— А что с ними?
— Подбросить журналы — хорошая мысль. Я думаю, что вы собирали их для себя, а потом, ближе к концу, подложили их в комнату брата, когда Дикки был слишком болен, чтобы замечать, что происходит вокруг. Вы их спрятали, но не слишком тщательно. Специально, чтобы доктор Харт нашел их. Так же, как я нашла их вчера.
— Вы этого не докажете.
— Думаю, что докажу. По крайней мере, косвенные улики у меня есть.
— Интересно.
— Видите этот журнал? — Она снова показала на стол. — Он вышел всего две недели назад.
— Но…
— А тогда Дикки уже не вставал с кровати, потому что был слишком слаб. И уж тем более не мог выйти на улицу и покупать журналы.
— Понятно. — Майкл Бруэр уныло кивнул, признавая свою небрежность. — Вы упомянули о двух вещах… — Он уже почти окончательно потерял уверенность в себе.
— А второе — это наркотики.
— Наркотики?
— С наркотиками это уже был перегиб. Согласна, мы теперь знаем (после всех публичных кампаний этого невозможно не знать), что главные жертвы СПИДа — это неразборчивые в связях гомосексуалисты и наркоманы, которые колются чужими иглами. Чего-то одного было вполне достаточно, чтобы люди начали задумываться о причинах его болезни. Но делать из него и гомосексуалиста, и наркомана — это уже чересчур. Это тоже натолкнуло меня на мысль, что вы имеете доступ к наркотикам.
Майкл Бруэр покаянно склонил голову.
— Да, согласен. Это был перебор.
— Вы понимаете, — сказала Харриет, — что эти ваши слова фактически равносильны признанию в том, что вы действительно убили моего брата?
— Да. — Он мрачно усмехнулся. — Да, я это понимаю. — Он медленно ослабил узел на галстуке. — Но и вы должны понять, почему я не боюсь в этом признаться вам.
— Признаться в том, что вы убили Дикки?
— Да. Это я его убил. И я думаю, что о моей тайне не узнает больше никто, потому что вряд ли вы сможете покинуть этот дом живой.
Тут он резко сорвал с шеи галстук, конец которого взвился в воздух, как кнут.
— Вы и меня хотите убить?
— Вы не оставили мне выбора. Ваш брат тоже не оставил мне выбора. Боюсь, мне пришлось его убить, хоть я этого и не хотел. Но я защищался. В этом деле, знаете ли, не бывает перемирий.
— Я знаю, — ответила Харриет. — В конце концов, я ведь работаю в Министерстве иностранных дел.
Майкл Бруэр снисходительно улыбнулся и начал делать из галстука петлю.
— Вы же знаете, как важно выиграть время. Если даже не сработает, все равно стоит попытаться.
— Если вы меня задушите, — заметила Харриет, — замести следы вам будет труднее, чем в прошлый раз. В первый раз вы были куда изобретательнее. Теперь вам еще придется ломать голову над тем, как избавиться от тела.
— Чего не сделаешь, когда нужда заставит, дорогая моя. — Майкл Бруэр медленно двинулся к ней. — Я ценю вашу заботу, но не беспокойтесь, я что-нибудь придумаю.
— Более того, — храбро продолжила Харриет, — я не думаю, что даже доктор Харт подпишет свидетельство о моей смерти, если удушение там будет названо «естественной смертью».
— ЧЕРТА С ДВА ОН ЭТО ПОДПИШЕТ!
Новый голос застал врасплох обоих. Дверь ванной отлетела в сторону, и в комнату ворвался доктор Харт.
Майкл Бруэр разинул рот от удивления. Рот его захлопнулся с громким щелчком, когда кулак доктора Харта врезался в его подбородок. Еле устояв на ногах, убийца попятился и не стал сопротивляться, когда доктор воткнул ему в запястье иглу шприца.
— Пусть отдохнет, пока приедет полиция.
— Боже мой, — пробормотала Харриет.
Доктор Харт несколько смутился.
— Простите меня. Я вообще-то человек спокойный, но, боюсь, когда дело касается наркотиков, я просто свирепею. Когда я ударил его, я бил всех торговцев наркотиками. Когда я думаю о тех несчастных молодых людях, которые проходят через мой кабинет…
— Да. Вы точно все записали?
— Конечно. — Он сходил в ванную и вернулся с кассетным магнитофоном. Немного отмотав пленку, он нажал кнопку «play». Признание Майкла Бруэра повторилось.
Харриет с сожалением осмотрела комнату.
— Никогда не прощу себе, — сказала она, — что не сошлась с Дикки ближе. Но по крайней мере теперь я буду знать, что он был таким, каким я его помнила.
— Да. — Доктор Харт посмотрел на нее. — Спасибо, что обратились ко мне за помощью.
— Мне больше не к кому было обратиться.
— Теперь я хотя бы знаю, что сделал хоть что-то. Я говорил вам, что вы вчера заставили меня почувствовать…
— Да.
— Что ж, по крайней мере сегодня утром я уже не чувствую себя старым невежественным дураком. — Он устало улыбнулся. — Во всяком случае, ощущение это стало чуточку меньше.
Назад: РОБЕРТ БАРНАРД Утреннее телевидение
Дальше: МАЙКЛ ГИЛБЕРТ Африканские древесные бобры

борис
интересная книга?