Книга: Английский детектив. Лучшее
Назад: ФРЕДЕРИК ФОРСАЙТ В Ирландии не водятся змеи
Дальше: РОБЕРТ БАРНАРД Утреннее телевидение

НАЙО МАРШ
Смерть в эфире

Дама Найо Марш (1899–1982) — пожалуй, самая знаменитая писательница Новой Зеландии. Многие годы своей жизни (с 1920 по 1952) она отдала театру, была и актрисой, и антрепренером, поэтому в ее книгах часто фигурируют театральные мотивы. Она является создателем одного из величайших сыщиков XX века — инспектора (а позже — суперинтендента) Родерика Аллейна. Все тридцать два ее опубликованных романа — о нем. Успех Найо Марш во многом обусловлен тем, что она наделила своего персонажа обычными человеческими чувствами: он влюблялся и женился, добивался успеха в карьере. Об огромном влиянии, которое она оказала на детективный жанр, говорит то, что Ассоциация детективных писателей Америки избрала ее великим магистром.
В рассказе «Смерть в эфире» Родерику Аллейну приходится в день Рождества расследовать одно из самых интересных и загадочных дел в своей карьере.
~ ~ ~
Двадцать пятого декабря в 7 часов 30 минут утра мистер Септимус Тонкс был найден мертвым рядом со своим радиоприемником.
Обнаружила его Эмили Паркс, помощница горничной. Толкнув дверь бедром, она вошла в комнату, в руках у нее были швабра и две щетки — одна для пыли, другая для ковра. И в тот же самый миг ее заставили вздрогнуть раздавшиеся из темноты слова.
— Доброе утро всем, — произнес хорошо поставленный голос. — И всем веселого Рождества!
Эмили вскрикнула, но негромко, поскольку сразу поняла, что случилось: мистер Тонкс, должно быть, уходя, забыл выключить свое радио. Она раздвинула занавески, скрывавшие бледный мрак — лондонский рождественский рассвет, — включила свет и увидела Септимуса.
Он сидел перед радиоприемником. Это был небольшой, но дорогой аппарат, сконструированный специально для него. Септимус сидел в кресле спиной к Эмили, чуть наклонившись к приемнику.
Его руки со странно сжатыми пальцами лежали на выступе корпуса под ручками настройки и громкости. Грудью он упирался в стол, а головой прислонился к передней панели.
Септимус выглядел так, словно подслушивал какие-то внутренние секреты аппарата. Голова его была опущена, из-за чего Эмили могла видеть только часть лысины с редкими напомаженными волосами. Хозяин не шевелился.
— Прошу прощения, сэр, — произнесла Эмили удивленно, потому что страстная любовь мистера Тонкса к радио еще никогда не заставляла его заниматься прослушиванием эфира в полвосьмого утра.
— Специальная рождественская служба, — продолжал вещать четкий голос.
Мистер Тонкс не шелохнулся. Эмили, как и остальные слуги в доме, ужасно боялась хозяина. Она застыла в растерянности, не зная, то ли выйти из комнаты, то ли остаться, в страхе покосилась на Септимуса и только теперь заметила, что он был в смокинге. Комната наполнилась веселым звоном рождественских колокольчиков.
Эмили широко раскрыла рот и закричала…
Первым в комнате появился Чейз, дворецкий. Это был бледный и обрюзгший мужчина с жестким и властным характером.
— Что здесь происходит? — строгим тоном произнес дворецкий и увидел Септимуса. Он подошел к креслу, нагнулся и заглянул хозяину в лицо.
Внешне Чейз остался спокоен и лишь громко произнес:
— Господи! — А потом повернулся к Эмили и прибавил: — Заткнись.
Грубость выдала его смятение. Он взял Эмили за плечи и вывел ее за дверь, где они чуть не столкнулись с мистером Хислопом, секретарем, который был в халате. Мистер Хислоп воскликнул:
— Боже правый, Чейз, что… — Но тут и его голос потонул в колокольном звоне и новых криках.
Чейз накрыл жирной рукой рот Эмили.
— Прошу вас, зайдите, пожалуйста, в кабинет, сэр. Несчастный случай. Отправляйся в свою комнату и прекрати орать, а не то я сам тебя успокою. — Последнее предложение было адресовано Эмили, которая после этих слов помчалась со всех ног по коридору, где ее встретили уже собравшиеся на шум слуги.
Чейз вернулся в кабинет вместе с мистером Хислопом и запер дверь. Какое-то время они вместе смотрели на бездыханное тело Септимуса Тонкса. Первым заговорил секретарь.
— Но… но… он мертв, — неуверенно произнес маленький мистер Хислоп.
— Полагаю, в этом не может быть сомнений, — тихо промолвил Чейз.
— Посмотрите на лицо. Никаких сомнений. Боже мой!
Мистер Хислоп протянул тонкую руку к склоненной голове, но тотчас отдернул ее. Чейз, человек по натуре менее брезгливый, потрогал окоченевшее запястье, обхватил его пальцами и поднял. Тело покойного тут же, не разгибаясь, как деревянная кукла, откинулось назад на спинку кресла. Одна из рук скользнула по щеке дворецкого, и тот с проклятием отскочил в сторону.
Септимус сидел в кресле с поднятыми коленями и руками, его жуткое лицо было повернуто к свету.
Динь, дон, дан, динь.
— Выключите эти колокола, ради бога! — вскричал мистер Хислоп.
Чейз щелкнул выключателем на стене, и в неожиданной тишине стало слышно, что кто-то дергает за дверную ручку. Потом из-за двери раздался голос Гая Тонкса:
— Хислоп! Мистер Хислоп! Чейз! Что случилось?
— Минутку, мистер Гай. — Чейз посмотрел на секретаря. — Идите вы, сэр.
Пришлось мистеру Хислопу рассказывать семье о том, что случилось. Они выслушали его сбивчивый рассказ в ошеломленном молчании. Только когда Гай, старший из трех детей, вошел в кабинет, были сделаны какие-то практические предложения.
— Из-за чего он умер? — спросил Гай.
— Произошло что-то необычное, — пробормотал Хислоп. — Что-то очень необычное. Похоже на то, что его…
— Убило током, — закончил Гай.
— Нужно послать за доктором, — неуверенно предложил Хислоп.
— Конечно. Вы не могли бы этим заняться, мистер Хислоп? Нужно позвать доктора Мэдоуса.
Хислоп пошел звонить по телефону, а Гай вернулся к семье. Доктор Мэдоус жил рядом, на другой стороне площади, и прибыл через каких-то пять минут. Он осмотрел тело, не сдвигая его с места, и расспросил Чейза с Хислопом. Чейза больше всего беспокоили ожоги, обнаруженные на руке покойника. Он постоянно повторял: «электрический удар».
— Сэр, у меня был двоюродный брат, в которого ударила молния. И как только я увидел руку…
— Да-да, — произнес доктор Мэдоус. — Вы уже говорили. Я и сам заметил ожоги.
— Это электрический удар, — снова повторил Чейз. — Теперь будет расследование.
Доктор Мэдоус быстро посмотрел на него, но промолчал. Потом поговорил с Эмили и лишь после этого увиделся с остальными членами семьи: Гаем, Артуром, Филлипой и их матерью. Они собрались у холодного камина в гостиной. Филлипа, опустившись на колени, пыталась развести огонь.
— Что с ним случилось? — спросил Артур доктора, как только тот вошел в комнату.
— Похоже, электрический удар. Гай, я бы хотел поговорить с вами, если не возражаете. Филлипа, присмотрите за матерью. Думаю, кофе и хорошая порция бренди ей помогут. Куда запропастились слуги? Пойдемте, Гай.
Оставшись наедине с Гаем, он сказал, что придется вызывать полицию.
— Полицию? — Загорелое лицо Гая сильно побледнело. — Зачем? При чем тут полиция?
— Скорее всего, ни при чем, но сообщить им все равно нужно. Пока что я не могу дать заключение. Если он умер от электрического удара, как это произошло?
— Но полиция! — воскликнул Гай. — Это отвратительно. Доктор Мэдоус, не могли бы вы все-таки…
— Нет, — твердо ответил доктор. — Не мог бы. Извините, Гай, но так положено.
— А нельзя ли немного повременить? Осмотрите его еще раз. Ведь вы даже не обследовали его толком.
— Я просто не хотел сдвигать его с места. Соберитесь, Гай. Знаете что? У меня в Департаменте уголовного розыска есть знакомый, Аллейн. Он настоящий джентльмен и все такое. Он, конечно, будет проклинать меня за то, что я его вызвал, но если он в Лондоне, то обязательно приедет. Я думаю, вам с ним будет проще. Возвращайтесь к матери, а я пока позвоню Аллейну.
Вот как случилось, что главный инспектор уголовной полиции Родерик Аллейн день Рождества провел за работой. Впрочем, он все равно дежурил в этот день, и, как он объяснил доктору Мэдоусу, ему так или иначе пришлось бы наведаться к несчастным Тонксам. Прибыв на место происшествия, он, как всегда, держался с отстраненной учтивостью. С ним был высокий и плотный офицер, инспектор Фокс, а также врач из полицейского отделения. Доктор Мэдоус провел их в кабинет. Аллейн посмотрел на жуткую неподвижную фигуру в кресле, которая когда-то была Септимусом.
— Его нашли в таком виде?
— Нет. Насколько я понимаю, он сидел, уткнувшись головой в радио и положив руки на выступ внизу. Должно быть, он завалился вперед, но радио и ручки кресла поддержали его.
— Кто его передвинул?
— Чейз, дворецкий. Он сказал, что хотел только поднять его руку. Тело сильно окоченело, это rigor.
Аллейн просунул руку под затвердевший затылок Септимуса и подтолкнул его. Тело перевалилось вперед, приняв первоначальное положение.
— Так он сидел, Кертис, — сказал Аллейн полицейскому врачу и повернулся к Фоксу. — Фокс, приведите, пожалуйста, фотографа.
Фотограф сделал четыре снимка и ушел. Аллейн отметил мелом положение рук и ног умершего, сделал подробный план комнаты и повернулся к докторам.
— Считаете, что его убил электрический удар?
— Похоже на то, — ответил Кертис. — Несомненно, это произошло до полуночи.
— Разумеется. Но посмотрите на его руки. На пальцах ожоги. Большой, указательный и средний пальцы сведены как раз на расстояние, равное ширине ручек радио. Он настраивал свою шарманку.
— Черт подери! — воскликнул до сих пор молчавший инспектор Фокс.
— Вы хотите сказать, что он получил смертельный удар от радио? — спросил доктор Мэдоус.
— Не знаю. Я всего лишь сделал вывод, что его руки лежали на ручках, когда он умер.
— Когда вошла горничная, оно все еще работало. Его выключил Чейз и, кстати, удара не получил.
— Ваша очередь, напарник, — обратился Аллейн к Фоксу, и тот подошел к выключателю на стене.
— Осторожнее, — сказал Аллейн.
— Ничего, у меня туфли на резиновой подошве, — ответил Фокс и щелкнул выключателем.
Радио загудело, набрало звук, и комната наполнилась звуками веселой песни: «Рождество, Рождество…». Фокс его выключил и вытащил вилку из розетки.
— Хочу заглянуть внутрь этого аппарата, — сообщил он.
— Заглянете, друг мой, заглянете, — сказал Аллейн. — Только для начала, пожалуй, следует убрать тело. Вы можете помочь, Мэдоус? Фокс, будьте добры, сходите за Бэйли. Он в машине.
Кертис, Хислоп и Мэдоус с трудом подняли страшное скрюченное тело и отнесли Септимуса Тонкса вниз, в свободную комнату. Когда, вытирая пот со лба, вернулся доктор Мэдоус, сержант Бэйли, специалист по отпечаткам пальцев, изучал радиоприемник.
— Что вы делаете? — спросил доктор Мэдоус. — Хотите узнать, не копался ли он во внутренностях этого радио?
— Он, — ответил Аллейн, — или… кто-нибудь другой.
Доктор Мэдоус посмотрел на инспектора.
— Значит, вы согласны со мной. Вы подозреваете, что…
— Подозреваю? Я вообще не склонен к подозрениям. Я просто стараюсь ничего не упустить. Ну, что у вас, Бэйли?
— На ручке кресла четкий отпечаток. Но это наверняка отпечаток покойного.
— Несомненно. Позже проверим. А что радио?
Фокс, который был в перчатках, снял ручку громкости.
— Похоже, все в порядке, — ответил Бэйли. — Прекрасный аппарат. Просто замечательный. — Он посветил фонариком на заднюю стенку приемника, открутил пару винтиков и стал изучать электрическую начинку.
— Зачем нужно это маленькое отверстие? — вдруг произнес Аллейн.
— Какое отверстие, сэр? — спросил Фокс.
— На передней панели над ручкой просверлено отверстие. Диаметр — примерно одна восьмая дюйма. Краешек ручки прикрывает его. Немудрено, что мы его не заметили сразу. Бэйли, посветите изнутри. Видите?
Фокс нагнулся к аппарату и басовито заворчал. Тонкий лучик света пробился сквозь переднюю панель радио.
— Странно, сэр, — произнес Бэйли. — Не понимаю, зачем это могло понадобиться.
Аллейн снял ручку настройки.
— Здесь еще одно, — пробормотал он. — Да. Аккуратные маленькие дырочки. Недавно просверленные. Довольно необычно для радио, надо полагать?
— Вот именно, сэр. Очень необычно, — отозвался Фокс.
— Мэдоус, я хочу, чтобы вы ушли, — сказал Аллейн.
— Какого черта? — возмутился доктор Мэдоус. — Что это значит? Почему я должен уходить?
— Ваше место рядом со скорбящими родственниками. Вы же врач, вспомните, как должен вести себя врач, когда в доме труп.
— Я их уже успокоил. Что вы задумали?
— Хорошо, — смирился Аллейн. — Можете ненадолго задержаться. Кто сейчас под подозрением? Расскажите мне об этих Тонксах. Кто они? Чем занимаются? Каким человеком был Септимус?
— Если угодно знать, он был чертовски неприятным человеком.
— Расскажите о нем.
Доктор Мэдоус сел и закурил сигарету.
— Этот человек сам всего добился в жизни, — начал он. — У него был необычайно твердый характер, и… он скорее был груб, чем вульгарен.
— Как, к примеру, доктор Джонсон?
— Вовсе нет. И не перебивайте меня. Я знаком с ним двадцать пять лет. Его жена, Изабелла Форстон, жила по соседству с нами в Дорсете. Я принимал у нее роды и, можно сказать, привел их детей в эту юдоль слез. И это не шутка, это горькая правда. Семья эта очень необычная. Последние десять лет Изабелла находилась в том состоянии, которое вызывает бурный восторг у разного рода психологов и прочих умников. Но я всего лишь отставший от жизни терапевт, поэтому скажу просто: она находится в последней стадии истерического невроза, до которого ее довел страх перед мужем.
— Не понимаю, зачем просверлили эти дырки, — пробормотал Фокс и покосился на Бэйли.
— Продолжайте, Мэдоус, — сказал Аллейн.
— Полтора года назад я говорил об этом с Сепом. Я сказал ему тогда, что проблема заключается в ее мозге. Он взглянул на меня с улыбочкой и сказал: «Я удивлен, что у моей жены вообще есть мозг…» Но послушайте, Аллейн, я не могу такое рассказывать о своих пациентах. Черт, и о чем только я думаю?!
— Вам прекрасно известно: то, что вы расскажете мне, не узнает больше никто, если только…
— Если только что?
— Если только в этом не будет необходимости. Прошу вас, продолжайте.
Но доктор Мэдоус поспешил спрятаться за профессиональным тактом. Он лишь добавил, что у мистера Тонкса было повышенное давление и слабое сердце, что Гай работал вместе с отцом, что Артур хотел стать художником, но ему велели изучать юриспруденцию, и что Филлипа хотела выступать на сцене, но ей велели забыть об этой бредовой идее.
— Выходит, он запугивал детей, — заметил Аллейн.
— Разбирайтесь сами. Я ухожу. — Доктор Мэдоус дошел до двери и даже взялся за ручку, но потом вернулся. — Послушайте, — сказал он, — я вам вот что скажу. Вчера вечером здесь произошла ссора. Я попросил Хислопа — он толковый парень — дать мне знать, если случится что-нибудь такое, из-за чего миссис Тонкс может расстроиться. Расстроиться действительно сильно, понимаете… Я и этого не должен бы говорить, но я имею в виду, если бы он стал распускать руки. Мне ведь известно, что Изабелла и дети от него всякого натерпелись. Он сильно пил. Прошлым вечером Хислоп позвонил мне в двадцать минут одиннадцатого и сказал, что тут произошла жуткая ссора. Сеп наорал на Фипс… Филлипу, ее все так называют… в ее комнате. Еще он сказал, что Изабелла — миссис Тонкс — уже спала. У меня вчера был тяжелый день, и мне не хотелось выходить из дому, поэтому я попросил его перезвонить мне через полчаса, если он не утихомирится. Я посоветовал ему не вмешиваться, оставаться в своей комнате — она находится рядом с комнатой Фипс — и убедиться, что с ней все в порядке, когда Сеп оттуда уберется. Хислоп тоже имел отношение к этой ссоре, но я не скажу, какое именно. Из слуг тогда дома никого не было. Я сказал, что если через полчаса он мне не перезвонит, я сам ему позвоню, и если мне никто не ответит, это будет означать, что у них все в порядке. Я им позвонил, но ответа не получил, поэтому и лег спать. На этом все. Я ухожу. Кертис знает, где меня найти. Я полагаю, что еще понадоблюсь вам для следствия. До свидания.
Когда он ушел, Аллейн принялся тщательно осматривать комнату. Фокс и Бэйли все еще возились с приемником.
— Не понимаю, как этот господин умудрился получить удар от аппарата, — недовольно проворчал Фокс. — С ручками все в порядке. Все так, как и должно быть. Вот взгляните, сэр.
Он щелкнул выключателем на стене и покрутил ручку настройки. Какое-то время не было слышно ничего, кроме шипения, а потом радио вдруг объявило: «…на этом мы завершаем наш рождественский концерт».
— Хорошо звучит, — одобрительно произнес Фокс.
— Я кое-что нашел, сэр! — неожиданно воскликнул Бэйли.
— Надо полагать, опилки? — произнес Аллейн.
— Верно, — удивленно протянул Бэйли.
Аллейн заглянул в аппарат, подсвечивая себе фонариком, и взял щепотку опилок из-под просверленных отверстий.
— Улика номер один, — сказал Аллейн и нагнулся к розетке. — Ну-ка… Двойник! Для радио и радиатора. Я думал, они запрещены. Подозрительно. Давайте еще раз взглянем на ручки.
Это были обычные бакелитовые ручки, насаженные на стальные штырьки, торчащие из передней панели радио.
— Действительно, все в порядке, — задумчиво произнес он. — Постойте-ка. — Он достал карманную лупу и, прищурившись, осмотрел через нее один из штырьков. — Так-так. Скажите, Фокс, эти штуки всегда оборачивают промокательной бумагой?
— Промокательной бумагой? — удивился Фокс. — Никто их ничем не оборачивает.
Аллейн поскреб по очереди оба штырька перочинным ножом, держа снизу конверт. Потом, кряхтя, встал, подошел к письменному столу и стал его разглядывать.
— У промокашки оторван нижний уголок, — произнес он через какое-то время. — Бэйли, вы, кажется, сказали, что на радио отпечатков пальцев нет?
— Сказал, — ответил Бэйли.
— На пресс-папье их тоже не окажется. Или, наоборот, будет слишком много. И все же проверьте его, Бэйли, проверьте. — Аллейн стал ходить по комнате, уткнувшись взглядом в пол, пока не остановился у окна.
— Фокс! — воскликнул он. — Вот ключ к разгадке. Причем весьма заметный.
— Что там? — спросил Фокс.
— Клочок промокательной бумаги. — Взгляд Аллейна поднялся по краю занавески вверх. — Глазам не верю!
Он придвинул стул, встал на его сиденье и рукой в перчатке стянул с концов карниза набалдашники.
— Полюбуйтесь. — Он вернулся к радио, снял ручки и положил их рядом с теми, что снял с карниза.

 

Спустя десять минут инспектор Фокс постучал в дверь гостиной. Открыл ему Гай Тонкс. Филлипа уже разожгла огонь, и вся семья собралась у камина. Выглядели они так, будто долго сидели неподвижно и не общались друг с другом.
Первой с Фоксом заговорила Филлипа:
— Хотите позвать кого-то из нас?
— Да, мисс, — ответил Фокс. — Инспектор Аллейн хотел бы поговорить с мистером Гаем Тонксом, если это удобно.
— Конечно, — сказал Гай и направился в кабинет. У двери он остановился. — А он… отец все еще…
— Нет-нет, сэр, — успокоил его Фокс. — Там уже все убрано.
Подняв подбородок, Гай открыл дверь и вошел. Фокс последовал за ним. Аллейн сидел за письменным столом. Увидев Гая, он встал.
— Вы хотели поговорить со мной? — спросил Гай.
— Да, если вы не против. Я понимаю, случившееся, конечно же, потрясло вас. Присаживайтесь.
Гай сел в дальнее от радио кресло.
— Отчего умер отец? Его ударило током?
— Врачи пока не определили. Придется провести postmortem.
— Боже! И расследование будет?
— Боюсь, что да.
— Это ужасно, — потрясенно произнес Гай. — А что, по-вашему, случилось? Почему врачи темнят? Что его убило?
— Они думают, что электрический удар.
— Как это случилось?
— Мы не знаем. Похоже, он погиб, когда прикоснулся к радио.
— Но это невозможно! Там должна быть какая-то защита.
— Она существует. Если не вмешиваться в конструкцию устройства.
От удивления Гай несколько секунд не мог произнести ни звука. Потом лицо его просветлело. Он выглядел так, словно у него камень с души свалился.
— Ну конечно! — протянул он. — Он ведь постоянно в нем копался. Что он с ним сделал?
— Ничего.
— Но вы же сказали… Раз оно его ударило током, значит, он с ним что-то сделал.
— Если кто-нибудь что-то переделывал в конструкции радио, потом все восстановили, как было.
Губы Гая раскрылись, но он ничего не сказал, только сильно побледнел.
— Как видите, — сказал Аллейн, — ваш отец не мог этого сделать.
— Значит, его убило не радио.
— Мы надеемся, что это установит postmortem.
— Я в радио ничего не смыслю, — вдруг произнес Гай. — Ничего не понимаю, бессмыслица какая-то. Никто к этой штуке не прикасался, кроме отца. Он сам никого к нему не подпускал. Никто и близко не мог к нему подойти.
— Понятно. Радио было увлечением вашего отца.
— Да, единственным его увлечением… помимо его работы.
— Один из моих подчиненных неплохо разбирается в радио, — сказал Аллейн. — Он говорит, что это очень хороший аппарат. Вы сказали, что не смыслите в радио, а в доме есть кто-нибудь, кто разбирается?
— Младший брат когда-то увлекался. Но потом бросил. Отец не разрешал заводить в доме еще одно радио.
— Возможно, он чем-то поможет?
— Но если в радио сейчас нет никаких поломок…
— Мы должны проверить все.
— Вы говорите так, будто… будто…
— Я говорю так, как должен говорить, пока не проведено следствие, — сказал Аллейн. — Скажите, мистер Тонкс, у вашего отца были враги? Может быть, он был с кем-то в натянутых отношениях?
Гай вскинул подбородок и посмотрел Аллейну прямо в глаза.
— Почти все, кто его знал, были с ним в натянутых отношениях.
— Это не преувеличение?
— Нет. Вы считаете, что его убили?
Вместо ответа Аллейн неожиданно указал на письменный стол, рядом с которым стоял.
— Вы когда-нибудь видели это? — резко спросил он. Гай уставился на два черных набалдашника, лежавших на пепельнице.
— Это? — повторил он. — Нет. А что это?
— Я считаю, что ваш отец умер, прикоснувшись к ним.
Тут открылась дверь, и в кабинет вошел Артур Тонкс.
— Гай, — сказал он, — что происходит? Мы не можем весь день просидеть все вместе в одной комнате. Я этого не вынесу. Скажи, бога ради, что с ним случилось?
— Они думают, что эти штуки убили его.
— Эти штуки? — Артур посмотрел на стол, потом перевел взгляд на карниз, но в следующую секунду веки его дрогнули и он быстро отвел взгляд. — Как это? — спросил он Аллейна.
— Наденьте насадку на штырек вместо ручки громкости.
— Но они же металлические, — растерялся Артур.
— Ничего, радио отключено, — успокоил его Аллейн.
Артур взял с пепельницы набалдашник, повернулся к радио и насадил его на один из голых штырьков.
— Слишком свободно сел, — быстро сказал он. — Отвалится.
— Не отвалится, если его укрепить… промокательной бумагой, к примеру.
— Где вы их нашли? — поинтересовался Артур.
— Вы, кажется, узнали их, не так ли? Я заметил, как вы посмотрели на карниз.
— Разумеется, узнал. Я писал портрет Филлипы на фоне этих занавесок, когда… когда он… когда он уезжал в прошлом году. Я перерисовывал эти чертовы штуковины.
— Послушайте, мистер Аллейн, — вмешался тут Гай. — К чему вы клоните? Если вы хотите предположить, что мой брат…
— Я? — воскликнул Артур. — При чем тут я? Почему вы решили, что…
— Я обнаружил остатки промокательной бумаги на штырьках для ручек и внутри металлических насадок, — сказал Аллейн. — Это позволяет сделать вывод, что бакелитовые ручки подменили металлическими. Просто удивительно, насколько они похожи, вы не находите? Если рассмотреть их повнимательнее, конечно, видно, что они не одинаковые, но, если не всматриваться, разница почти незаметна.
На это Артур не ответил. Он рассматривал радио.
— Мне всегда хотелось разглядеть получше этот аппарат, — вдруг произнес он.
— Сейчас у вас есть эта возможность, — вежливо сказал Аллейн. — Мы уже осмотрели его.
— Послушайте, — встрепенулся Артур, — если даже бакелитовые ручки заменили металлическими, это не могло убить его. Его даже не ударило бы током. Ведь обе ручки заземлены.
— Вы заметили маленькие отверстия, просверленные в передней панели? — поинтересовался Аллейн. — Как вы считаете, они должны быть там?
Артур присмотрелся к стальным штырькам и воскликнул:
— Черт, а ведь он прав, Гай! Вот как они это сделали.
— Инспектор Фокс говорит, — сообщил Аллейн, — что через эти отверстия можно провести провод. Провод можно было снять с… трансформатора (так, кажется?), а ток пустить на одну из ручек.
— А вторую соединить с землей, — добавил Фокс. — Это сделал профессионал. Таким способом он мог пустить на ручку триста вольт.
— Но этого все равно недостаточно, — быстро произнес Артур. — У радио не хватило бы мощности убить человека. В усилителе всего несколько сотых.
— Я не специалист, — сказал Аллейн, — но уверен, что вы правы. Тогда зачем эти отверстия просверлили? Вы думаете, кто-то хотел подшутить над вашим отцом?
— Подшутить? Над отцом? — Артур неприятным визгливым голосом рассмеялся. — Ты слышал, Гай?
— Заткнись, — бросил ему Гай. — В конце концов, отец ведь умер.
— Даже не верится, что нам так повезло, правда?
— Что ты несешь, Артур? Возьми себя в руки. Ты что, так и не понял, что это означает? Они считают, что его убили.
— Убили? Они ошибаются. Ни у кого из нас не хватило бы на это духу, господин инспектор. Посмотрите на меня. У меня руки дрожат. Мне даже сказали, что из-за этого я не смогу рисовать. А знаете, из-за чего это? Из-за того, что в детстве он меня однажды запер на ночь в подвале. Посмотрите на меня. Посмотрите на Гая. Он не такой чувствительный, но он тоже сдался, как и все мы. У нас просто не было другого выбора. Вы знаете…
— Подождите, — спокойно произнес Аллейн. — Ваш брат прав. Вам действительно следует думать, прежде чем что-то говорить. Убийство вполне вероятно.
— Спасибо, сэр, — быстро проговорил Гай. — Это чрезвычайно любезно с вашей стороны. Артур просто немного не в себе, понимаете. Случившееся потрясло его.
— Обрадовало, ты хочешь сказать, — уточнил Артур, — Не будь ослом. Я не убивал его, и они скоро это выяснят. Его никто не убивал. Должно быть какое-то объяснение.
— Предлагаю послушать меня, — сказал Аллейн. — Я собираюсь задать вам обоим несколько вопросов. Если не хотите, можете не отвечать, но все же будет разумнее ответить. Насколько я понимаю, к радио не прикасался никто, кроме вашего отца. Кто-нибудь из вас бывал в этой комнате, когда радио было включено?
— Нет, если только ему не хотелось отвлечься от радиопрограммы и покричать на кого-нибудь, — ответил Артур.
Аллейн повернулся к Гаю, который внимательно смотрел на брата.
— Я хочу знать точно, что случилось здесь этой ночью. Если доктор не ошибается, с момента его смерти и до того, как его обнаружили, прошло от трех до восьми часов. Нам нужно попытаться установить время как можно точнее.
— Я видел его примерно без четверти девять, — стал припоминать Гай. — Я собирался на ужин в «Савой» и спустился вниз. Он шел по залу из гостиной в свою комнату.
— Мистер Артур, вы видели его после этого времени?
— Не видел. Но слышал. Он работал здесь с Хислопом. Хислоп хотел взять на Рождество выходной, но отцу нужно было отправить какие-то срочные письма. Правда, Гай, ты же знаешь, у него были отклонения. Я уверен, доктор Мэдоус подтвердит это.
— В какое время вы слышали его? — поинтересовался Аллейн.
— После того, как Гай ушел. Я работал над рисунком у себя наверху. Моя комната расположена прямо над его комнатой. Я слышал, как он орал на несчастного малыша Хислопа. Это было до десяти часов, потому что в десять я пошел на вечеринку в одну студию. Проходя через зал, я все еще слышал его вопли.
— А когда вы оба вернулись? — спросил Аллейн.
— Я примерно в двадцать минут первого, — не задумываясь, ответил Гай. — Я это могу сказать точно, потому что мы потом отправились в «Ше Карло», а оказалось, что они в полночь закрываются, так что мы сразу разъехались. Я вернулся домой на такси. Радио играло на всю громкость.
— Вы голоса слышали?
— Нет. Только радио.
— А вы, мистер Артур?
— Я понятия не имею, во сколько вернулся. После часа ночи, это точно. В доме было темно, и я не слышал ни звука.
— У вас есть собственный ключ?
— Да, — ответил Гай. — У нас у всех есть ключи. Мы их вешаем в прихожей на крючок. Я, когда вошел, заметил, что ключа Артура не было.
— А остальные ключи? Как вы определили, что это именно его ключ?
— У матери личного ключа нет, а Фипс свой потеряла пару недель назад. Да и знал я, что они дома, поэтому все равно понял бы, что Артура нет.
— Ну, спасибо, — усмехнулся Артур.
— Вы, вернувшись, в кабинет не заглядывали? — спросил его Аллейн.
— Господи, конечно нет, — произнес Артур с таким видом, как будто его спросили о чем-то совершенно несусветном. — Я думаю, — быстро добавил он, в это время он сидел здесь… мертвый. — Артур нервно рассмеялся. — Просто сидел за закрытой дверью, в темноте.
— Откуда вы знаете, что здесь было темно?
— Как это откуда? Разумеется, здесь было темно. Под дверью не было видно света.
— Понятно. Что ж, может быть, теперь вы вдвоем вернетесь к матери? Но я бы хотел поговорить с вашей сестрой. Фокс, позовите ее, пожалуйста.
Фокс вернулся в гостиную с Гаем и Артуром и остался там, не задумываясь о том, какие неудобства доставляет его присутствие Тонксам. Бэйли уже тоже был там, он усердно изучал электрические розетки.
Филлипа пошла в кабинет сразу.
— Я могу чем-нибудь помочь? — сказала она с порога.
— С вашей стороны очень любезно, что вы так это воспринимаете, — сказал Аллейн. — Я не хочу вас надолго задерживать. Наверняка это происшествие стало для вас настоящим ударом.
— Может быть, — сказала Филлипа. Аллейн вскинул на нее глаза. — Я хочу сказать, — пояснила она, — что я, наверное, должна что-то чувствовать, но я ничего особенного не чувствую. Я просто хочу, чтобы это все закончилось как можно скорее и потом подумать об этом. Прошу вас, скажите, что произошло.
Аллейн рассказал ей, что, по их мнению, ее отец погиб от удара током и что обстоятельства этого происшествия необычны и загадочны. О том, что полиция подозревает убийство, он не упомянул.
— Что ж, я не думаю, что смогу чем-то помочь, — сказала Филлипа, — но спрашивайте.
— Я пытаюсь выяснить, кто последним разговаривал с вашим отцом или видел его.
— Думаю, что, скорее всего, это была я, — сдержанно произнесла Филлипа. — Я поссорилась с ним перед тем, как лечь спать.
— Из-за чего произошла ссора?
— По-моему, это не имеет значения.
Аллейн задумался. Когда он заговорил снова, вид у него был сосредоточенный.
— Послушайте, — сказал он, — в том, что ваш отец был убит электричеством и смерть его связана с радио, почти нет сомнений. Насколько мне известно, обстоятельства, при которых это произошло, очень необычны. Радиоприемники сконструированы так, что не могут нанести человеку смертельный удар. Мы тщательно изучили аппарат и склонны думать, что вчера вечером кто-то внес в него изменения. Весьма серьезные. Возможно, это сделал ваш отец. Если во время работы его что-то отвлекло или расстроило, он мог от волнения в чем-то ошибиться.
— Но вы ведь сами в это не верите, — спокойно сказала Филлипа.
— Откровенно говоря, нет, — признался Аллейн.
— Ясно, — кивнула Филлипа. — Значит, вы считаете, что его убили, но не уверены в этом. — Она побледнела, но продолжала говорить твердым голосом. — Тогда понятно, почему вы хотите узнать об этой ссоре.
— Обо всем, что случилось ночью, — уточнил Аллейн.
— А случилось вот что, — сказала Филлипа. — Около десяти я вышла в зал. Незадолго до этого я услышала, как уходил Артур, и посмотрела на часы: было пять минут одиннадцатого. В зале я встретила секретаря отца, Ричарда Хислопа. Заметив меня, он отвернулся, хотя я успела увидеть… Я сказала ему: «Вы плачете». Мы посмотрели друг на друга. Я спросила его, почему он терпит такое обращение, ведь другие секретари до него не выдерживали подобного. Он сказал, что вынужден. Ричард — вдовец с двумя детьми. Ему надо оплачивать счета доктора и все остальное, ну, вы, наверное, сами знаете, каково это. Мне не нужно рассказывать вам о его… о его службе у моего отца, будь она проклята, или о том, с какой изысканной жестокостью ему приходилось мириться. Я думаю, отец был сумасшедшим. Действительно, по-настоящему сошел с ума. Ричард признался мне во всем. Испуганным сбивчивым шепотом рассказал, как с ним обращается отец. Он работает здесь уже два года, но я до этого разговора даже не догадывалась, что мы… что… — На ее щеках появился легкий румянец. — Он такой забавный человечек. Совсем не такой, каким я его всегда представляла… Не просто красивый, или обаятельный, или…
Она смутилась и замолчала.
— Продолжайте, — произнес Аллейн.
— Понимаете… Я вдруг поняла, что люблю его. И он тоже это понял. Он сказал: «Конечно же, это глупо и бессмысленно. Насчет нас. Даже смешно об этом думать». Потом я положила ему руки на плечи и поцеловала его. Да, это выглядит странно, но тогда это казалось таким естественным. А потом из своей комнаты в зал вышел отец и… увидел нас вместе.
— Не повезло, — прокомментировал Аллейн.
— Да, не повезло. Отец откровенно обрадовался. Он даже губы облизнул. Ричард давно уже раздражал отца, хотя тому было трудно всякий раз придумывать причины, чтобы изливать на него свой гнев. Теперь, конечно… Он приказал Ричарду зайти в кабинет, а мне велел идти в свою комнату. И пошел за мной наверх. Ричард тоже хотел пойти, но я попросила его этого не делать. Отец… Я думаю, вы сами догадываетесь, что он говорил мне. Он сделал самые худшие выводы из того, что увидел. Он был просто ужасен, кричал на меня, как сумасшедший. Он обезумел. Может быть, это белая горячка, не знаю. Он ведь ужасно пил. Наверное, глупо, что я вам все это рассказываю.
— Нет, — сказал Аллейн.
— Знаете, я сейчас совершенно ничего не чувствую. Даже облегчения. Мальчики не скрывают свою радость, а вот я даже не испытываю страха. — Она задумчиво посмотрела на Аллейна. — Ведь если человек ни в чем не виновен, ему нечего бояться, верно?
— Для полицейского расследования это аксиома, — сказал Аллейн и тут же подумал, действительно ли она невиновна.
— Я не верю, что это было убийство, — убежденно произнесла Филлипа. — Мы все слишком боялись его, чтобы решиться на такое. Я думаю, если бы его даже убили, он все равно не отступился бы от своего, с того света нашел бы способ поквитаться. — Она закрыла глаза руками. — У меня все перемешалось в голове.
— Мне кажется, вы расстроены больше, чем вам кажется. Я постараюсь отнять у вас как можно меньше времени. Значит, ваш отец устроил вам сцену в вашей комнате. Вы говорите, он кричал. Кто-нибудь слышал это?
— Да. Мама слышала. Она вошла к нам.
— И что было дальше?
— Я сказала ей: «Все в порядке, дорогая, уходи». Я не хотела, чтобы она в этом участвовала. Он ведь своими выходками чуть не свел ее в могилу. Иногда он даже… Мы не знали, какие у них были отношения. Для нас это всегда оставалось тайной, словно ты идешь по коридору и перед тобой тихонько закрывается дверь.
— И она ушла?
— Не сразу. Отец заявил ей, что мы с Ричардом любовники. Он заявил… Но это неважно. Я не хочу вам пересказывать его слова. Мать была потрясена. Я даже не поняла, чем он ее больнее всего уколол. А потом он неожиданно велел ей идти в свою комнату. Она сразу ушла, и он за ней. Уходя, он запер меня, и это был последний раз, когда я его видела, правда, позже слышала его шаги, когда он спускался вниз.
— Вы были заперты всю ночь?
— Нет. Комната Ричарда Хислопа находится рядом с моей. Мы поговорили с ним через стену. Он хотел открыть мою дверь, но я отговорила его, потому что вдруг… отец бы вернулся. А потом, намного позже, Гай пришел домой. Когда он проходил мимо моей двери, я постучала. Ключ был в замочной скважине, поэтому он открыл дверь.
— Вы рассказали ему о том, что произошло?
— Только то, что была ссора. Он задержался у меня буквально на минуту.
— Из вашей комнаты слышно радио?
Филлипа удивилась.
— Радио? Да, слышно. Немного.
— Вы слышали его после того, как ваш отец вернулся в кабинет?
— Не помню.
— Подумайте. Постарайтесь вспомнить, что вы слышали, оставаясь в комнате, пока не пришел ваш брат.
— Я попробую. Когда вышел отец и застал нас с Ричардом, радио молчало — они ведь до этого вместе работали. Нет, я не помню, чтобы слышала его вечером, разве что… Подождите. Да, я вспомнила: когда он вернулся в свой кабинет из комнаты матери, раздался громкий электрический щелчок. Очень громкий. Затем, кажется, какое-то время все было тихо. По-моему, я потом слышала его снова. Ах да, вот еще: у меня в комнате у кровати стоит обогреватель, и он, когда щелкнуло в первый раз, выключился. Наверное, что-то случилось с электричеством. Через десять минут обогреватель опять заработал.
— Вы думаете, радио потом тоже заработало?
— Не знаю. Насчет этого я не могу сказать ничего определенного. Когда я легла спать, оно уже играло.
— Большое спасибо. Не смею вас больше задерживать.
— Хорошо, — спокойно произнесла Филлипа и ушла.
Аллейн послал за Чейзом и расспросил его об остальных слугах и о том, как было обнаружено тело. Потом вызвали и допросили Эмили. Когда она, охваченная страхом, но довольная собой, удалилась, Аллейн повернулся к дворецкому.
— Чейз, — сказал он, — у вашего хозяина были какие-нибудь особые привычки?
— Да, сэр.
— Имеющие отношение к радио?
— Прошу прощения, сэр, я думал, вы имели в виду — в общем.
— Хорошо, тогда в общем.
— Если позволите, сэр, у него их была масса.
— Вы давно работаете в этом доме?
— Два месяца, сэр, и в конце этой недели собирался увольняться.
— Вот как! А по какой причине? — поинтересовался Аллейн, на что Чейз произнес классическую фразу:
— Есть такие вещи, сэр, которые человек не в состоянии вынести. Например, то, как мистер Тонкс разговаривал со своими работниками.
— А, вы о его особых привычках?
— По моему мнению, сэр, он был сумасшедшим. По-настоящему. Это было очевидно.
— А насчет радио? Он когда-нибудь ремонтировал его сам?
— Такого я не видел, сэр. Насколько я знаю, он очень хорошо разбирался в радио.
— А когда радио было включено, он вел себя как-то по-особенному? Может быть, у него были какие-нибудь характерные жесты или менялось настроение?
— Не думаю, сэр. Никогда не замечал ничего такого, хотя я часто заходил в его комнату, когда радио работало. Так и представляю сейчас, сэр, как он сидел за этим столом.
— Да-да, — быстро сказал Аллейн. — Нам как раз это и нужно. Чтобы вы четко представили себе его. Как он сидел? Вот так?
Он подошел к столу, сел в кресло Септимуса, развернулся к радио и поднял правую руку к ручке настройки.
— Вот так?
— Нет, сэр, — уверенно ответил Чейз. — Совсем на него не похоже. Нужно обе руки поднять.
Левая рука Аллейна поднялась к ручке громкости.
— Так больше похоже?
— Да, сэр, — медленно произнес Чейз. — Но должно быть что-то еще, только вот не могу вспомнить что. То, что он всегда делал. Крутится в памяти, но вот что?
— Я понимаю.
— Как будто… связанное с раздражением, — напрягая память, промолвил Чейз.
— С раздражением? Его раздражением?
— Нет, сэр. Бесполезно. Не могу вспомнить.
— Возможно, позже вспомните. Теперь ответьте мне вот на какой вопрос: где вчера вечером были все? Я имею в виду слуг.
— Их не было дома. Ведь вчера был сочельник. Хозяйка вызвала меня вчера утром и сказала, что вечером, после того как я в девять часов принесу мистеру Тонксу грог, мы можем уходить. Мы и ушли, — просто закончил Чейз.
— Во сколько?
— Остальные около девяти, я в десять минут, сэр, а вернулся примерно в двадцать минут двенадцатого. Прочие слуги к этому времени уже вернулись и все спали. Я и сам сразу лег, сэр.
— Вы вошли в дом через черный ход, надо полагать?
— Да, сэр. Мы уже разговаривали об этом. Никто из слуг не заметил ничего необычного.
— В вашей части дома слышно радио?
— Нет, сэр.
— Хорошо, — сказал Аллейн, отрываясь от блокнота. — На этом все. Спасибо.
Прежде чем Чейз покинул комнату, вошел здоровяк Фокс.
— Прошу прощения, сэр, — сказал Фокс. — Я видел тут на столе «Радио таймс», просто хочу взглянуть.
Он склонился над газетой, послюнил гигантский палец и перевернул страницу.
— Вот оно, сэр! — неожиданно вскричал Чейз. — Вот что я пытался вспомнить. Вот что он всегда делал.
— Но что?
— Лизал пальцы, сэр. У него была такая привычка, — сказал Чейз. — Он всегда это делал, когда садился к радио. Я слышал, как мистер Хислоп рассказывал доктору, что это его чуть с ума не свело. Хозяин ни к чему не прикасался, предварительно не полизав пальцы.
— Замечательно, — сказал Аллейн. — Минут через десять попросите, пожалуйста, мистера Хислопа зайти ко мне. Спасибо, Чейз, больше я вас не задерживаю.
— Знаете, сэр, — сказал Фокс после того, как Чейз ушел, — если это правда и мои соображения верны, значит, дело еще хуже, чем мы думали.
— Гениально, Фокс. И что же вы этим хотите сказать?
— Если бакелитовые ручки заменили на металлические и к ним через дырочки присоединили провода, а он прикоснулся к ним мокрыми пальцами, значит, удар был еще сильнее.
— Верно. И он всегда брался за ручки обеими руками. Фокс!
— Да, сэр?
— Сходите еще раз к Тонксам. Вы ведь не оставили их без присмотра?
— Там сейчас Бэйли, копается в выключателях. Он нашел общий электрический щит под лестницей, и там, похоже, недавно чинили перегоревшую пробку. В тумбочке внизу лежат куски провода такой же марки, как на радио и обогревателе.
— Да. А можно соединить проводом радиатор с радио?
— Черт возьми, вы правы! — воскликнул Фокс. — Точно, так и было, шеф. Толстый провод отрезали от радиатора и пустили внутрь. Горел камин, поэтому он не стал включать радиатор и ничего не заметил.
— Такое, конечно, возможно, но у нас нет доказательств. Фокс, ступайте обратно к безутешным Тонксам и расспросите их хорошенько, не было ли у Септимуса каких-нибудь привычек, когда он садился за радио.
Фокс в дверях столкнулся с маленьким мистером Хислопом и оставил его наедине с Аллейном. «Филлипа была права, — отметил про себя инспектор, — когда сказала, что Ричард Хислоп — человек непримечательный». Он был из тех людей, которые не поддаются описанию. Серые глаза, тускло-коричневые волосы; очень бледный, очень невысокий и очень неприметный, и все же вчера вечером между ними пробежала искра любви. «Романтик, но подозрительный», — решил Аллейн.
— Прошу, присаживайтесь, — сказал он. — Я бы хотел, если не возражаете, чтобы вы рассказали мне о том, что произошло вчера вечером между вами и мистером Тонксом.
— Что произошло?
— Да. Вы все вместе обедали в восемь, насколько я понимаю. После этого вы с мистером Тонксом пришли сюда?
— Да.
— Чем вы занимались?
— Он продиктовал несколько писем.
— Ничего необычного вы не заметили?
— Нет.
— Почему вы поссорились?
— Поссорились? — Спокойный голос чуть дрогнул. — Мы не ссорились, мистер Аллейн.
— Возможно, я неправильно выразился. Из-за чего вы расстроились?
— Вам Филлипа рассказала?
— Да, и поступила очень разумно. Так что случилось, мистер Хислоп?
— Помимо того, о чем она вам рассказала? Мистеру Тонксу трудно было угодить. Я часто его раздражал. Так произошло и вчера.
— Что именно произошло?
— Да какая-то мелочь. Он закричал на меня. Я испугался, начал нервничать, путаться с бумагами и делать ошибки. Мне стало плохо, и потом я… не выдержал и сломался. Я всегда его раздражал. Одним своим видом, своими привычками…
— А у него самого были неприятные привычки?
— У него? Боже, миллион!
— Какие именно?
— Ну, ничего конкретного я вспомнить не могу. Но это ведь уже неважно, верно?
— Что-нибудь связанное с радио, например?
Секретарь немного помолчал.
— Нет.
— Вчера вечером, после обеда, радио работало?
— Недолго. После той… встречи в зале я его уже не слышал. Кажется. Я не помню.
— Что вы делали после того, как мисс Филлипа с отцом ушла наверх?
— Последовал за ними и какое-то время слушал их разговор через дверь. — Секретарь сильно побледнел и отошел на шаг от стола.
— А потом?
— Я услышал, что кто-то приближается. Я вспомнил, что доктор Мэдоус просил меня позвонить ему, если что-нибудь опять случится. Я вернулся сюда и позвонил ему. Он сказал, чтобы я шел в свою комнату и слушал. Если бы ссора не затихла, я позвонил бы ему, а если бы все уладилось, я должен был оставаться у себя. Наши комнаты находятся рядом.
— Вы так и сделали?
Он кивнул.
— Вы слышали, что мистер Тонкс говорил ей?
— Да… Я многое слышал.
— Что именно?
— Он оскорблял ее. Миссис Тонкс тоже там была. Я как раз хотел позвонить доктору Мэдоусу, когда она и мистер Тонкс покинули комнату и прошли по коридору. Я остался у себя.
— После этого с мисс Филлипой вы не разговаривали?
— Мы поговорили через стену, и она попросила меня не звонить доктору Мэдоусу, а оставаться в своей комнате. Чуть позже, может быть, минут через двадцать — я не помню точно, — я услышал, как он вернулся и пошел вниз. Я снова перекинулся парой слов с Филлипой. Она умоляла меня ничего не делать и сказала, что утром сама поговорит с доктором Мэдоусом. Поэтому я подождал еще немного и лег спать.
— И заснули?
— Господи, нет!
— Вы после этого слышали радио?
— Да. По крайней мере, электрический щелчок.
— Вы в радио разбираетесь?
— Нет. Только в общих чертах. Ничего особенного.
— А как вы получили это место, мистер Хислоп?
— По объявлению.
— Вы говорите, что не помните, чтобы у мистера Тонкса были какие-нибудь особенные привычки при работе с радио. Вы уверены в этом?
— Да.
— И о вашем разговоре в его кабинете перед тем, как вы вышли в коридор, вы больше ничего не можете рассказать?
— Нет.
— Хорошо. Передайте, пожалуйста, миссис Тонкс, что я хотел бы с ней поговорить.
— Конечно, — сказал Хислоп и ушел.
Когда появилась жена Септимуса, на ней совсем не было лица. Аллейн усадил ее и стал спрашивать о том, чем она занималась вчера вечером. Она сказала, что, почувствовав себя плохо, решила обедать у себя в комнате. Сразу после этого она легла в постель, но услышала, как Септимус кричал на Филлипу, и пошла в комнату дочери. Септимус обвинял мистера Хислопа и Филлипу в «ужасных вещах». Дойдя до этого, миссис Тонкс тихо заплакала. Аллейн тактично подождал, пока она справится с чувствами, и через какое-то время узнал, что Септимус, войдя в ее комнату, продолжил говорить «ужасные вещи».
— Что именно? — спросил Аллейн.
— Он не виноват, — уклонилась от ответа Изабелла. — Он не понимал, что говорит. По-моему, он пил.
Она рассказала, что муж пробыл в ее комнате около четверти часа, возможно, дольше, а потом неожиданно оставил ее. Она услышала, как он прошел по коридору, мимо двери Филлипы и, вероятно, вниз. Изабелла долго не могла заснуть. Радио из ее комнаты не слышно. Когда Аллейн показал ей насадки от карниза, она, похоже, не поняла их важности. Аллейн отпустил ее, позвал Фокса и описал ему суть дела.
— Ну, что вы скажете? — поинтересовался он, закончив рассказ.
— Что ж, сэр, — промолвил тот своим обычным бесстрастным голосом, — на первый взгляд, молодые джентльмены имеют алиби. Конечно, мы их проверим, но пока это не сделано, мне кажется, дальше мы не продвинемся.
— Хорошо, — сказал Аллейн, — а теперь представим, что у Гая и Артура железные алиби. Что тогда?
— Тогда у нас остаются юная леди, ее мать, секретарь и слуги.
— Сейчас мы с ними разберемся, но сначала давайте попытаемся понять, что же все-таки произошло с радио. Если я ошибусь, поправьте меня. Насколько я понимаю, радио могло стать причиной смерти мистера Тонкса только при условии, что ручки его были сняты, в корпусе тонким сверлом были проделаны отверстия, после чего на место бакелитовых ручек поставили металлические, укрепив их на металлических штырьках при помощи промокательной бумаги. Провод от двойника до радиатора был перерезан, его концы были пропущены через просверленные отверстия и подсоединены к новым ручкам. Так возникли два полюса: положительный и отрицательный. Мистер Тонкс замыкает цепь и получает сильнейший удар, когда электричество пронизывает его и уходит в «землю». Пробка на щите перегорает почти мгновенно. Все это было подготовлено убийцей за то время, пока Сеп наверху ругался с дочерью и женой. Сеп вернулся в кабинет не раньше двадцати минут одиннадцатого. Все было сделано между десятью, когда вышел Артур, и тем временем, когда Сеп вернулся, скажем, в десять сорок пять. Потом убийца еще раз вошел в кабинет, убрал провода, снова подсоединил радиатор, заменил ручки и оставил радио включенным. Я считаю, что электрический щелчок, который слышали Филлипа и Хислоп, — это звук короткого замыкания, которое убило нашего Септимуса. Возражения есть?
— Нет.
— Кроме того, оно повлияло на работу обогревателей. Vide радиатор мисс Тонкс. Да, он снова все восстановил. Для того, кто в этом разбирается, это совсем не сложно. Ему нужно было всего лишь починить пробку на щите. Сколько нужно времени, вы говорите, чтобы все восстановить?
— М-м, — пробасил Фокс. — Я думаю, минут пятнадцать. Но вообще ему следовало поторапливаться.
— Да, — согласился Аллейн. — Ему или ей.
— Сомневаюсь я, чтобы у женщины такое получилось, — проворчал Фокс. — Послушайте, шеф, вы же знаете, что я думаю. Зачем мистер Хислоп солгал насчет привычки лизать пальцы? Вы говорите, Хислоп сказал вам, будто не помнит ничего необычного, а Чейз утверждает, что слышал, как он жаловался доктору, что из-за этой привычки чуть не рехнулся.
— Совершенно верно, — сказал Аллейн и задумался. Он молчал так долго, что Фокс не выдержал и деликатно покашлял.
— Что? — очнулся Алейн. — Да, Фокс, да. Все-таки придется это сделать.
Он заглянул в телефонный справочник и набрал номер.
— Могу я поговорить с доктором Мэдоусом? Ах, это вы! Вы помните, чтобы мистер Хислоп рассказывал вам о том, что привычка мистера Тонкса лизать пальцы чуть не свела его с ума?.. Алло, вы слышите меня?.. Не помните?.. Вы уверены в этом? Хорошо. Хорошо. Вы говорили, Хислоп позвонил вам в двадцать минут одиннадцатого. А вы ему звонили… В одиннадцать. Вы уверены насчет времени? Понятно. Я был бы рад, если бы вы смогли зайти… Можете? Хорошо, тогда я жду.
Он повесил трубку.
— Фокс, пожалуйста, приведите еще раз Чейза.
Вновь приведенный Чейз усердно уверял Аллейна, что своими ушами слышал, как мистер Хислоп обсуждал с доктором Мэдоусом привычку хозяина.
— Это было, когда мистер Хислоп болел гриппом. Я поднялся наверх с доктором. У мистера Хислопа была очень высокая температура, и он разговаривал весьма возбужденно. Он говорил, не умолкая; сказал, что хозяин догадался о том, что его привычки бесят его, и стал нарочно над ним издеваться. Он сказал, что, если это не прекратится, он… Он тогда был не в себе, поверьте.
— Что он обещал сделать?
— Он сказал, что… Что сделает что-то с хозяином, сэр. Но это был обычный бред больного. Да он, наверное, сейчас и не вспомнит ничего.
— Да, — кивнул Аллейн, — наверное, не вспомнит. — Когда дворецкий ушел, он сказал Фоксу: — Отправляйтесь к этим мальчишкам и узнайте насчет их алиби, пусть скажут, как его доказать. Проверьте, подтвердит ли Гай, что мисс Филлипа действительно была заперта в своей комнате.
Фокс все еще выполнял указания, а Аллейн изучал свои записи в блокноте, когда дверь кабинета распахнулась и вошел доктор Мэдоус.
— Скажите-ка мне, господин ищейка, — воскликнул он с порога, — что это за вопросы насчет Хислопа? Кто сказал, что ему не нравились мерзкие привычки Сепа?
— Чейз. И не орите на меня, Мэдоус. Я волнуюсь.
— Я тоже — спасибо вам! К чему вы ведете? Неужели вы считаете, что… что этот несчастный маленький служака способен хоть кого-то убить, тем более Сепа?
— Понятия не имею, — устало вздохнул Аллейн.
— Господи, и зачем я только обратился к вам? Если Сепа убило радио, то только потому, что он сам в нем что-то неудачно переделал.
— А после того, как умер, все переделал обратно, да?
Доктор с безмолвным удивлением уставился на Аллейна.
— Теперь, Мэдоус, вы должны дать мне прямой, четкий ответ, — сказал Аллейн. — Когда Хислоп болел, он говорил, хотя бы в бреду, что больше не может терпеть привычек хозяина?
— Я забыл, что и Чейз там был, — сказал доктор Мэдоус.
— Да, вы забыли об этом.
— Но даже если он и сказал что-то в бреду? Черт возьми, Аллейн, вы же не можете арестовать человека только за то, что он говорил, когда болел.
— Я такого не предлагаю. Всплыл другой мотив.
— Вы имеете в виду… Фипс? Их вчерашнюю встречу?
— Он рассказал вам об этом?
— Это она сегодня утром мне шепнула. Фипс доверяет мне.
— Боже мой, вы в самом деле уверены, что не ошибаетесь? — сказал Аллейн. — Мне очень жаль. Думаю, вам лучше уйти, Мэдоус.
— Вы собираетесь его арестовать?
— У меня есть обязанности, и я должен их выполнять.
Наступившее после этого долгое молчание нарушил доктор Мэдоус.
— Да, — промолвил он наконец, — должны. Всего доброго, Аллейн.
Вернувшись, Фокс доложил, что Гай и Артур не покидали своих компаний. Это он выяснил, поговорив с двумя их друзьями. Гай и миссис Тонкс подтвердили историю с запертой дверью.
— Тут можно применить метод исключения, — заявил Фокс. — Все указывает на секретаря. Он поработал с радио, пока жертва была наверху. Потом наверняка прокрался в свою комнату, чтобы пошептаться с мисс Тонкс. Я подозреваю, что он где-нибудь рядом дожидался, когда его хозяин поджарит себя, а потом все вернул на свое место и оставил радио включенным.
Аллейн молчал.
— Что нам делать дальше, сэр? — спросил Фокс.
— Я хочу взглянуть на крючок в прихожей, на который они вешают ключи.
Фокс с изумленным видом проследовал за начальником в небольшую прихожую.
— Да, вот они, — сказал Аллейн, указывая на крючок с двумя висящими ключами от американского замка. — Их невозможно не заметить. Идемте, Фокс.
Вернувшись в кабинет, они увидели Хислопа и Бэйли.
Хислоп перевел взгляд с одного полицейского на другого.
— Я хочу знать, его убили?
— Мы полагаем, что да, — ответил Аллейн.
— Я хочу напомнить вам, что Филлипа… мисс Тонкс вчера весь вечер была заперта в своей комнате.
— До тех пор, пока не вернулся домой брат и не открыл ее, — уточнил Аллейн.
— Это не имеет значения. К этому времени мистер Тонкс уже был мертв.
— Откуда вы знаете, во сколько он умер?
— Я полагаю, он умер, когда раздался электрический треск.
— Мистер Хислоп, — сказал Аллейн, — почему вы не хотите рассказать мне, насколько вас раздражала его привычка лизать свои пальцы?
— Но… Как вы узнали? Я ведь никому об этом не рассказывал.
— Вы рассказали это доктору Мэдоусу, когда болели.
— Не помню. — Голос его дрогнул, губы задрожали, и он замолчал. Но потом неожиданно заговорил снова: — Хорошо. Все верно. Два года он издевался надо мной. Видите ли, он знал кое-что обо мне. Два года назад, когда моя жена умирала, я взял деньги из копилки, которая стояла на этом столе. Потом я все вернул и думал, что он ничего не заметил, но, как выяснилось, он все знал с самого начала. И с тех пор я попал в его власть. Он сидел здесь, как паук. Я подавал ему бумаги. Он слюнявил пальцы, причмокивая языком, и при этом ядовито улыбался. Потом начинал переворачивать этими пальцами страницы. Он знал, как это выводит меня из себя, и посматривал на меня с довольным видом, а потом… Он начинал говорить о деньгах. Напрямую он меня никогда не обвинял, только намекал. И я был бессилен. Вы, наверное, думаете, что я сумасшедший. Но я не сумасшедший. Я мог его убить. О, сколько раз я представлял себе, как сделаю это!.. Теперь вы считаете меня убийцей, но самое смешное то, что я этого не делал. Я бы никогда не решился. И ночью, когда Филлипа показала мне, что я ей небезразличен, это было как чудо… Что-то невероятное. Тогда, в первый раз за все время, пока я здесь работаю, я перестал чувствовать желание его убить. И той же ночью это сделал кто-то другой!
Глаза секретаря горели, он дрожал всем телом. Фокс и Бэйли, которые с любопытством наблюдали за ним, повернулись к Аллейну, ожидая услышать его ответ. Он как раз хотел что-то сказать, но тут вошел Чейз.
— Вам письмо, сэр, — сказал он Аллейну. — Доставлено курьером.
Аллейн развернул письмо, прочитал первые несколько слов и поднял глаза.
— Вы можете идти, мистер Хислоп. Я ждал этого письма и получил именно то, на что рассчитывал.
Когда Хислоп ушел, они вместе прочитали послание.
Дорогой Аллейн!
Не арестовывайте Хислопа. Я сделал это. Если вы его уже арестовали, отпустите его немедленно и не говорите Фипс, что подозревали его. Я был влюблен в Изабеллу еще до того, как она встретилась с Сепом. Я пытался уговорить ее развестись с ним, но она не захотела этого делать из-за детей. Совершеннейшая глупость, но сейчас нет времени это обсуждать. Мне нужно спешить. Он подозревал нас. Он довел ее до нервного срыва. Я был уверен, что она так долго не выдержит. Несколько недель назад я украл ключ Фипс, который висел на крючке в прихожей. Инструменты и провода — у меня все было готово. Мне было известно, где в доме расположен электрический щит, и я собирался дождаться, когда все разъедутся на Новый год, но, когда Хислоп позвонил мне прошлым вечером, я передумал и решил действовать немедленно. Он сказал, что мальчиков и слуг нет дома, а Фипс заперта в своей комнате. Я велел ему оставаться у себя и перезвонить мне через полчаса, если все не уляжется. Он не перезвонил. Я сам позвонил ему и не получил ответа; это означало, что в кабинете, где стоит телефон, Сепа не было.
Я пришел, пробрался в дом и прислушался. Наверху все было тихо, но в кабинете горел свет, поэтому я понял, что Сеп скоро спустится. Он недавно рассказал мне, что собирается поймать какую-то полуночную передачу.
Я заперся и приступил к работе. Когда в прошлом году Сеп уезжал, Артур в его кабинете написал одну из своих чудовищных модернистских картин. Он тогда упоминал, что набалдашники на карнизе складываются в интересную фактуру. Тогда же я заметил, что они очень похожи на ручки радио, а позже попробовал переставить их местами и увидел, что они прекрасно садятся на место ручек радио, если внутри их немного уплотнить. Вы совершенно верно восстановили, как все произошло, и на подготовку я потратил каких-то двенадцать минут. Потом я пошел в гостиную и стал ждать.
Он спустился из комнаты Изабеллы и, очевидно, сразу взялся за радио. Я не думал, что будет так много шума, и испугался, а вдруг кто-нибудь спустится проверить, что случилось. Но никто так и не появился. Тогда я вернулся, выключил радио, починил пробку на щите, подсвечивая себе фонарем. После этого я навел порядок в кабинете.
Я мог не торопиться, потому что знал: пока он находится в кабинете, туда все равно никто не войдет, но я поспешил включить радио, чтобы казалось, будто он его слушает. Я знал, что они позовут меня, когда найдут тело, и собирался сказать им, что он умер от удара. Я Изабеллу предупреждал, что это может рано или поздно произойти. Но, увидев ожоги у него на пальцах, я понял, что этот номер не пройдет. И все равно, я бы попытался как-то выкрутиться, если бы Чейз не начал блеять об обожженных пальцах и об электричестве. Хислоп тоже увидел обожженную руку. Мне ничего не оставалось делать, кроме как сообщить в полицию. Если честно, я не думал, что вы догадаетесь насчет ручек. Так что это очко в вашу пользу.
Я бы мог и дальше блефовать, если бы вы не начали подозревать Хислопа. Я не могу позволить вам повесить этого зануду. К письму я прилагаю записку Изабелле, которая, я знаю, не простит меня, и официальное заявление для вас, чтобы вы могли его использовать. Найдете меня в моей спальне наверху. Я решил воспользоваться цианидом. Благо он действует быстро.
Простите меня, Аллейн. Мне кажется, что вы и без меня обо всем догадались, верно? Я бы не проиграл, не будь вы суперсыщиком… Прощайте.
Генри Мэдоус
Назад: ФРЕДЕРИК ФОРСАЙТ В Ирландии не водятся змеи
Дальше: РОБЕРТ БАРНАРД Утреннее телевидение

борис
интересная книга?