АНТОНИЯ ФРЕЙЗЕР
Желаю приятно умереть

В Нью-Йорке с Сэмми Люком все были необыкновенно любезны.

Взять, к примеру, его прибытие в аэропорт имени Джона Кеннеди: Сэмми был просто ошеломлен тем, как сердечно его встретили. Он подумал, что Зара (его жена) теперь наверняка успокоится. Она всегда волновалась о Сэмми, впрочем, он вынужден был признать, что небезосновательно. Однако это осталось в прошлом. В прошлом Сэмми был нервным, чувствительным, вспыльчивым — называйте, как хотите (Сэмми подозревал, что некоторые подруги Зары использовали словечки погрубее); но объяснялось это тем, что Сэмми постоянно преследовали неудачи, если, конечно, рядом не оказывалось Зары, которая их сглаживала. Но то было в Англии. Сейчас же Сэмми был уверен, что здесь, в Америке, нервничать ему не придется. Возможно даже, Новый Свет его излечит, и он уже никогда не будет нервничать.

Взять хотя бы сотрудников иммиграционной службы — разве Сэмми не предупреждали на их счет?

«Это настоящие бандиты», — сообщила как-то мрачным голосом Тесс, богатая подруга Зары, которая часто бывала в Америке. На какую-то секунду Сэмми, все еще пребывая в своем английском нервическом состоянии, представил себе вооруженных пулеметами террористов, оккупировавших иммиграционный пропускной пункт. Но сидевший в кабинке офицер, который пригласил Сэмми, оказался человеком весьма хрупкой конституции, возможно, даже более хрупкой, чем сам Сэмми, хотя из-за отгораживающего его стекла трудно было определить точно. Улыбнувшись, он крикнул:

— Заходите, заходите. Зовите родных! — Табличка перед кабинкой гласила, что внутрь разрешается входить целой семьей.

— Простите, но я путешествую без жены, — извиняющимся тоном сообщил Сэмми.

— Хотел бы я, чтобы моя со мной тоже не путешествовала, — ответил служащий еще более дружелюбно.

Сэмми, смущаясь, подумал (полет, в конце концов, был долгим), стоит ли ему рассказать этому человеку о том, что он к своей жене относится совсем не так и очень жалеет, что Зара не смогла полететь с ним. Но новый друг Сэмми уже раскрыл его паспорт, полистал какой-то талмуд в черной обложке и сказал:

— Так вы писатель… Я мог читать ваши книги?

Для Сэмми это был шанс внятно объяснить цель своего приезда в Америку. Сэмми Люк написал уже шесть романов. Пять из них продавались хорошо — если не сказать удивительно хорошо — в Англии, но совсем не продавались в Соединенных Штатах. Шестой роман, «Плачущие женщины», возможно, из-за модной нынче темы, можно сказать, выиграл издательский джек-пот в обеих странах. Уже через несколько недель после публикации в Штатах книга пользовалась феноменальной популярностью, и продажи продолжали расти; к тому же были куплены права на ее экранизацию. (Джейн Фонда и Мерил Стрип в роли мазохисток? Почему бы нет?) В результате этого новые американские издатели Сэмми преисполнились горячей убежденности, что для того, чтобы окончательно закрепить широкий, тотальный успех «Плачущих женщин» в Штатах, осталось сделать лишь одно, а именно: при помощи телевидения превратить самого автора книги в знаменитость. Предполагалось, что, убедительно отстаивая свою точку зрения на вопросы насилия и женского мазохизма в телевизионных интервью и ток-шоу, Сэмми Люк поднимет свой последний роман еще выше в списках бестселлеров и надолго закрепит его там. Клода Йансен, редактор Сэмми в издательстве «Порлок паблишерс», не сомневалась в успехе.

«Ты будешь прекрасно смотреться на ток-шоу, Сэмми, — убеждала его Клода, когда звонила из Америки. — Такой маленький, такой симпатичный, и вдруг…» — Клода издала губами громкий звук, как будто кто-то кого-то пожирал. Очевидно, пожираемым должен был стать не Сэмми. Клода была убежденной феминисткой, как она в осторожных выражениях объяснила Сэмми во время своего визита в Англию, когда, обойдя конкурентов, приобрела права на издание «Плачущих женщин» за огромные деньги. Но она верила в то, что такие бестселлеры, как «Плачущие женщины», выполняют свою социальную роль: приносят деньги, которые идут на финансирование радикальных феминистских произведений. Сэмми попытался объяснить, что его книга ни в коей мере не была антифеминистской, взять хотя бы тот факт, что сама Зара, его Эгерия, не нашла в ней ничего предосудительного…

«Расскажешь это на ток-шоу», — только и ответила ему Клода.

Пока Сэмми придумывал, как изложить все это покороче, но с выгодой для себя, человек в кабинке спросил:

— Цель вашего визита, мистер Люк?

Сэмми вдруг ощутил последствия того, что во время долгого перелета много выпил (спасибо «Порлок паблишерс» за билет первого класса), да к тому же еще заснул, точнее сказать, забылся тяжелым сном. В голове у него загудело. Он что-то ответил, и ответ его, судя по всему, показался удовлетворительным. Офицер поставил штамп в паспорте и вручил его Сэмми со словами:

— Добро пожаловать в Соединенные Штаты Америки, мистер Люк. Всего вам самого наилучшего. Желаю приятно провести день.

— Проведу, — пообещал Сэмми. — Я уверен, мне здесь понравится. День сегодня и впрямь чудесный.

Прием в знаменитой гостинице «Барраклоу» (куда его устроила Клода) оказался и того лучше. Все, решительно все в «Барраклоу» были озабочены тем, чтобы Сэмми получил как можно больше удовольствия от своего пребывания в США.

«Желаю приятно провести день, мистер Люк». Почти все разговоры заканчивались таким пожеланием, с кем бы он ни разговаривал: хоть с гостиничной телефонисткой, хоть с приветливым лифтером, хоть с важным консьержем, манерами напоминавшим настоящего джентльмена. Даже таксисты Нью-Йорка желали Сэмми приятного дня, хотя, видя их настороженные лица, он никак не мог ожидать от них подобного радушия.

Сэмми начинал ответ словами: «Спасибо, обязательно проведу его приятно», а потом добавлял с кривоватой улыбкой, стараясь выговаривать слова на американский манер: «Я обожаю Нью-Йорк».

— Зара, это самый гостеприимный город в мире! — прокричал он в трубку так громко, что его слова повторились коротким эхом.

— Тесс говорит, что на самом деле они тебе ничего не желают. — Гигантское расстояние превратило голос Зары в отдаленное тихое завывание. — Они это говорят неискренне.

— Тесс ошиблась насчет бандитов в иммиграционном отделе, так что вполне могла и с этим ошибиться. Тесс не владеет всей страной. Она унаследовала всего лишь небольшой ее кусочек.

— Дорогой, ты говоришь странные вещи, — заметила Зара. Когда она коснулась знакомой темы — заботы о Сэмми, — голос ее зазвучал тверже. — Ты как, в порядке? Я имею в виду, что ты там совсем один и…

— Я почти весь день провел на телевидении, — со смехом прервал ее Сэмми. — И был совсем один, если не считать ведущего и сорока миллионов зрителей. — Сэмми стал решать, стоит ли честно добавить, что не все передачи с его участием вышли в эфир и что иногда его аудитория составляла всего лишь полтора миллиона, как вдруг услышал полный упрека голос Зары:

— Ты не спрашиваешь про маму. — Именно неожиданная болезнь матери Зары, еще одного эмоционально зависимого от нее человека, стала причиной того, что поездка Зары в Нью-Йорк вместе с Сэмми отменилась в последнюю секунду.

Только после того, как Сэмми положил трубку, мягко поинтересовавшись здоровьем матери Зары и извинившись за грубое высказывание в адрес Тесс, он осознал, что Зара была совершенно права. Он действительно разговаривал как-то странно, и даже сам этому удивился. В Лондоне он никогда не осмелился бы сделать подобное замечание насчет Тесс. Осмелился? Сэмми взял себя в руки.

Заре, своей сильной и прекрасной Заре, он, разумеется, мог говорить что угодно. Она была его женой. Как семейная пара, они были очень близки, с чем соглашалось все их окружение. То, что у них не было детей (это решение они приняли еще в дни бедности да так с тех пор и не отменили его), лишь укрепляло их связь. Поскольку основой их брака было не сиюминутное неудержимое сексуальное влечение, а нечто более глубокое, более интимное (секс никогда не играл в нем главной роли, даже в самом начале), узы, соединяющие их, с годами только становились прочнее. Сэмми сомневался, что в Лондоне найдется пара с более искренними отношениями.

Все это было правдой, о которой приятно вспомнить. Вот только случилось так, что в последние годы Тесс сделалась постоянной центробежной силой в их жизни: мнение Тесс учитывалось при покупке одежды, при оформлении интерьера и особенно при выборе штор. Короче, полный отстой! (Выражение это Сэмми позаимствовал у Клоды.) Кроме того, баснословные деньги Тесс каким-то образом делали ее мнение весомее, что было довольно странно, учитывая то, что Зара презирала людей, разбогатевших не своим трудом.

«Ну, хорошо. Теперь и у меня есть деньги. Много. Я их заработал», — думал Сэмми, надевая новый светло-голубой пиджак, который Зара — да, Зара — заставила его купить. Он посмотрел на себя в одно из огромных зеркал в золоченых рамах, украшавших его номер в «Барраклоу», для чего ему пришлось отодвинуть в сторону большой букет — подарок от управляющего гостиницы (или от Клоды?). Вот он, Сэмми Люк — покоритель Нью-Йорка или, по крайней мере, американского телевидения. В следующий миг он рассмеялся над собственной нелепостью.

Сэмми вышел через гостиную на маленький балкончик и посмотрел вниз на ленту растянувшейся внизу дороги, на крыши зданий, на Центральный парк, раскинувшийся посреди всего этого манящим зеленым пятном. Если говорить правду, Сэмми сейчас был по-настоящему счастлив. И причиной тому был не только успех его книги и не весьма прибыльная, как и предсказывала Клода, телевизионная слава, и даже не усиленное внимание прессы, хотя среди рецензий на его книгу были и разгромные, опять-таки, как предрекала Клода. Истинной причиной было то, что в Нью-Йорке Сэмми Люк чувствовал себя любимым. Любовь эта была всеохватывающей, удивительной и обезличенной. Это чувство ничего не требовало взамен. Это было похоже на электрический камин, в котором бутафорские раскаленные уголья горят, даже когда он выключен. Нью-Йорк пылал, но не мог обжечь. В глубине души Сэмми чувствовал, что еще никогда в жизни не был так счастлив.

Неожиданно снова зазвонил телефон. Сэмми ушел с балкона. Он ожидал один из трех звонков. Во-первых, это мог быть дежурный звонок Клоды: «Привет, Сэмми, это Клода… Слушай, последнее шоу, которое ты записал, — просто великолепно. Наша девочка из отдела рекламы, которая присутствовала на записи, сказала, что вначале все пошло не очень гладко (она испугалась, что они хотели разнести тебя в пух и прах)… Но вышло все как нельзя лучше… Фух!» Очередная порция интересных звуков, изданных ее подвижными и очень чувственными губами. «Молодчина, Сэм! Ты их сделал! Та девушка, похоже, защищала тебя. Как там ее? Сью, Мэй? Джоани. Точно, Джоани. Она без ума от тебя. Нужно будет мне с ней поговорить. Что это такой симпатичной девушке вздумалось увиваться за мужчиной, да к тому же женатым…»

Физическое влечение Клоды к собственному полу было предметом грубоватых шуток между ними. Странно, но в Нью-Йорке даже это не казалось ему чем-то из ряда вон выходящим. В Англии Сэмми был поражен, хоть и не подал виду, откровенностью ее намеков. Еще больше его взволновало то, что однажды она хлопнула его по заднице, несомненно, в шутку, но добавив при этом: «Ты сам немного смахиваешь на девушку, Сэмми». Нельзя сказать, что это замечание его ободрило. Впрочем, даже это меркло в сравнении с тем стыдом, который он испытал, когда как-то раз Клода игриво заявила о своем влечении к Заре и подивилась, как это Зара (если не брать во внимание деньги) терпит его, Сэмми. Однако в Нью-Йорке все это вызывало у Сэмми лишь веселье.

Еще ему было приятно слышать (хоть это и было сказано несерьезным тоном), что он нравился Джоани, девушке из отдела рекламы, отвечавшей за его рабочий график, потому что Джоани, в отличие от красивой и пугающей пиратки Клоды, была маленькой и нежной.

Вторым возможным абонентом была сама Джоани. В таком случае она должна была звонить из вестибюля «Барраклоу», где ждала его, чтобы отвезти в телестудию на другом конце города на запись очередного интервью. Позже Джоани привезет его обратно к гостинице и сама, как обычно, заплатит за такси, словно предполагая, что его нервная система не выдержит, если они отойдут от этой традиции. Когда-нибудь, с улыбкой подумал Сэмми, он, возможно, даже пригласит Джоани зайти в его номер… В конце концов, для чего еще нужны гостиничные номера? (Сэмми никогда раньше не жил в гостинице в собственном номере: его английский издатель во время промо-туров по старинке селил своих писателей в смежных спальнях.)

Наконец, звонок мог быть от Зары. Их последний разговор, несмотря на все его извинения, закончился не на удовлетворительной ноте, и Зара, оставшись одна в Лондоне, наверняка теперь беспокоилась о муже. Мысль о Заре вдруг заставила его почувствовать какую-то внутреннюю удовлетворенность: в конце концов, ей было совершенно не о чем беспокоиться. «Кроме разве что Джоани», — добавил он про себя с улыбкой.

Раздавшийся из телефонной трубки голос поколебал удовлетворенность Сэмми.

— Я видела вас вчера по телевизору, — прошептал женский голос. — Ты ублюдок, Сэмми Люк. Я приеду в твой номер и отрежу тебе твой маленький…

Последовало подробное анатомическое описание того, что обладатель голоса собирался сделать с Сэмми Люком. Тихие чудовищные непристойности, жуткие и неожиданные, неприятные для его слуха, как отвратительный скрежет железа по стеклу, продолжали какое-то время изливаться из невинного белого гостиничного телефона, пока Сэмми не догадался прижать трубку к груди и заглушить голос своим новым голубым пиджаком.

Через пару секунд, думая, что заставил умолкнуть ужасный шепот, Сэмми снова поднес трубку к уху. Он успел расслышать слова:

— Желаю приятно умереть, мистер Люк.

Потом наступила тишина.

Сэмми стало плохо. В следующий миг он уже бежал через роскошную гостиную, еле сдерживая позыв к рвоте. Ванная в его шикарном номере находилась в дальнем конце огромной спальни, и, когда он ворвался в нее, ему показалось, что он пробежал несколько миль.

Сэмми лежал, тяжело дыша, на ближайшей к двери в ванную кровати, которая предназначалась для Зары, когда телефон снова зазвонил. Он поднял трубку, отставив ее от уха, прислушался и узнал веселый участливый голос гостиничной телефонистки.

— О, мистер Люк, — говорила она, — пока вы только что разговаривали по телефону, вам звонила Джоани Лазло из «Порлок паблишерс». Она обещала перезвонить, но просила передать вам, что назначенная на сегодня запись отменяется. Ведущий Макс Сигранд в командировке и не успевает вернуться вовремя. Очень жаль, что так вышло, мистер Люк. Это хорошая передача… Но она сказала, что сегодня вечером принесет вам договора на участие в других передачах… Желаю приятно провести день, мистер Люк. — И жизнерадостная телефонистка отключилась. Но на этот раз Сэмми вздрогнул, когда услышал знакомую фразу.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем позвонила Джоани. Она сообщила, что находится внизу, в вестибюле, с несколькими копиями «Плачущих женщин» и спросила, не занести ли их ему в номер. Когда она вошла в дверь гостиной с большой, полной книг мексиканской сумкой в руках, на щеках у нее выступил румянец. Джоани поздоровалась, как всегда, глядя на него восторженными глазами. И все же Сэмми не мог поверить, что недавно думал о том, чтобы соблазнить ее — или вообще кого-либо — в своем позолоченном номере среди ваз с цветами. Теперь ему казалось, что это было очень-очень давно.

Дело в том, что за те несколько часов, пока Сэмми ждал Джоани, он принял еще два звонка. Шепот, описывая ожидающую его судьбу, сделался смелее, но остался таким же тихим. По непонятной для себя причине Сэмми дослушал все до конца. Наконец последовала фраза, которую он подсознательно ожидал. И все же сердце у него екнуло, когда он услышал слова: «Желаю вам приятно умереть, мистер Люк».

Когда последовал второй звонок, он сразу бросил трубку, а потом позвонил оператору.

— Все! — произнес он громким, возбужденным голосом. — Хватит!

— Прошу прощения, мистер Люк?

— Я имел в виду, что не хочу больше таких звонков.

— Как скажете. — Телефонистка была другая, не та жизнерадостная женщина, любительница телевизионных ток-шоу, но с таким же дружелюбным голосом. — Я пока не буду пропускать ваши звонки. Рада помочь. До свидания. Желаю приятно провести вечер.

Может быть, Сэмми стоило спросить нового оператора, кто ему звонил? Наверняка она с не меньшей радостью пообщалась бы с ним на эту тему. Но, пребывая в потрясенном состоянии, он не смог заставить себя заговорить с еще одним безликим и неунывающим ньюйоркцем. К тому же самый первый звонок соединяла веселая любительница телевизионных ток-шоу… Зара. Нужно рассказать все Заре. Она наверняка решит, что им делать. Точнее, что ему делать.

— Что происходит? — воскликнула она. — Я три раза пыталась тебе позвонить, а эта чертова операторша отказывалась меня с тобой соединять. Ты в порядке? Я звонила, потому что ты как-то странно разговаривал. Как будто обкурился чего-то. Смеялся, хотя ничего смешного не говорил. На тебя это не похоже. Я знаю, Нью-Йорк действует возбуждающе, но я никогда не думала, что…

— Я не в порядке, — прервал ее Сэмми. — Совсем не в порядке. — Он услышал, как надрывно прозвучал его голос. — Тогда я был в полном порядке, в полнейшем порядке, а сейчас наоборот.

Поначалу Зара никак не могла понять, что ей рассказывает Сэмми, и ему в конце концов пришлось прекратить попытки описать свое прежнее восторженное состояние. С одной стороны, она, похоже, просто не могла взять в толк, о чем он говорит, а с другой, Сэмми, ощущая чувство вины, понимал, что в немалой степени причиной его временного помешательства было то, что в нужный момент рядом с ним не оказалось Зары. Поэтому Сэмми просто согласился с тем, что, прибыв в Нью-Йорк, вел себя несколько необычно, после чего попросил ее посоветовать, как ему быть дальше.

Как только Сэмми сделал это признание, Зара заговорила более привычным голосом: отрывистым, но уверенным. Она предложила позвонить Клоде в «Порлок».

— Если честно, Сэмми, я не понимаю, почему ты не позвонил ей сразу. — Зара заметила, что если Сэмми сам не сумел этого сделать, то Клода наверняка сможет поговорить с гостиничными, телефонистами и сделать так, чтобы подобные звонки отфильтровывались.

— Может, Клода даже знакома с этой женщиной, — несмело вставил Сэмми. — У нее есть очень странные друзья.

Зара рассмеялась.

— Надеюсь, не настолько странные. — Она уже несколько успокоилась, и Сэмми, перед тем как положить трубку, не забыл поинтересоваться здоровьем ее матери, а услышав, что Тесс вылетела в Америку по делам, даже сказал, что с радостью встретился бы с нею.

Когда Джоани вошла в номер, Сэмми рассказал ей о звонках с угрозами и, увидев на ее лице жалость, испытал внутреннее удовольствие.

— Это просто ужасно, Сэмми, — пробормотала она, ее светло-карие глаза прочувствованно заблестели. — Клода в данный момент не у себя в офисе, но, если позволишь, я сама прямо сейчас поговорю с управляющим.

Сэмми было как-то странно чувствовать, что Джоани больше не привлекает его. В ее дружелюбии было даже что-то раздражающее. Возможно, под этой яркой обложкой скрывалась пустота, и Тесс была права насчет того, что все ньюйоркцы неискренние. Как бы то ни было, Сэмми был рад, когда Джоани наконец ушла, прихватив подписанные книги.

Он не предложил ей выпить, несмотря на то что она принесла ему сигнальный экземпляр воскресного литературного приложения «Нью-Йорк таймс», в списке самых продаваемых книг которого «Плачущие женщины» поднялись вверх на четыре позиции.

— Желаю приятно провести вечер, Сэмми, — мягко произнесла Джоани, когда закрывала дверь номера. — Я оставила Клоде сообщение у ее секретарши, и завтра я тебе перезвоню.

Но вечер прошел не особенно приятно. Он сделал большую глупость и заказал ужин в номер. Причиной тому было то, что его охватил какой-то глупейший страх, что звонившая ему женщина может подстерегать его где-нибудь рядом с гостиницей.

— Приятного дня, — машинально произнес официант, принесший еду на подогретом подносе, накрытом белой салфеткой, после того как Сэмми подписал чек. Сэмми готов был его задушить.

— День уже закончился. Сейчас вечер, — процедил он глухим злым голосом.

Он только что положил на счет несколько долларов чаевых. К этому времени официант, ловким привычным движением сунувший доллары в карман, уже был у двери. Он повернулся, на секунду растянул губы в улыбке и произнес:

— Да. Конечно. Спасибо, мистер Люк. Приятного дня. — Рука официанта легла на дверную ручку.

— Сейчас вечер! — вскричал Сэмми и почувствовал, как его бросило в дрожь. — Вы что, не понимаете? Вы согласны, что сейчас вечер?

Служитель гостиницы слегка оторопел, но совершенно не смутился и снова произнес:

— Да. Конечно. Вечер. До свидания. — После этого он ушел.

Сэмми налил себе виски из мини-бара. Есть ему уже не хотелось. Вид накрытой белой салфеткой тележки с ужином угнетал его, поскольку напоминал о разговоре с официантом, но ему не хватило мужества вытолкнуть тележку из своего номера в коридор. Он уже был не рад, что остался в гостинице, но вдруг сообразил, что сделал еще большую глупость, когда закрыл на ключ дверь в номер.

Поскольку Клода в тот день отсутствовала на работе, только Джоани нужно было винить в том, что гостиничные операторы не выполнили данных им указаний. Они пропустили очередной звонок неизвестной женщины примерно в десять часов, когда Сэмми смотрел по телевизору фильм с молодой Элизабет Тейлор в ожидании передачи с собственным участием, которая должна была начаться в полночь. Предполагалось, что операторы будут предварительно сообщать ему имя каждого звонящего, но этот звонок прошел напрямую.

На этот раз прощание прозвучало еще более зловеще:

— Желаю приятно умереть. Я скоро приду за тобой, Сэмми Люк.

Несмотря на изрядную порцию виски (он выпил еще одну бутылочку из мини-бара), Сэмми все еще дрожал, когда позвонил оператору, чтобы выразить свой протест:

— Я по-прежнему получаю эти звонки. Вы должны с этим что-то сделать. Вы же должны были не соединять меня.

Телефонистка (снова незнакомый голос) сильно удивилась, но отвечала очень доброжелательно, только теперь Сэмми чувствовал, что доброжелательность эта была насквозь фальшивой. Если даже ее ответ был правдивым, это означало, что она была настоящей дурой. Она даже не помнила, что за последние десять минут направляла в его номер какие-либо звонки. Сэмми не решился дать ей указание не соединять его вообще ни с кем, потому что ему могла снова позвонить Зара. Или Клода. (Где была Клода сейчас, когда он нуждался в защите от этой чокнутой феминистки?) Он был слишком подавлен, чтобы полностью отрезать себя от внешнего мира. Что посоветовала бы Зара?

Решение, возникнув, показалось очень простым. Сэмми позвонил управляющему гостиницей и пожаловался на дежурную телефонистку. Управляющий, как и телефонистка, сильно удивился, но остался вежлив:

— Угрозы, мистер Люк? Уверяю вас, в «Барраклоу» вы находитесь в полнейшей безопасности. Естественно, у нас есть охрана, и мы всегда… Конечно, если вы хотите, чтобы я поднялся к вам и мы обсудили этот вопрос, я буду счастлив…

Явившийся управляющий оказался очень приятным человеком. Он упомянул не только выступления Сэмми на телевидении, но даже обмолвился, что прочитал его книгу. Она ему понравилась настолько, что он даже купил экземпляр для своей восьмидесятитрехлетней матери, которая видела Сэмми в шоу «Сегодня», и та тоже была в восторге от «Плачущих женщин». Впрочем, умелая любезность повергла Сэмми в еще большее уныние, поскольку он так и не понял, поверил ли тот его рассказу или же принял его за очередную жертву славы. Что, если все гости «Барраклоу» ведут себя так же и только и делают, что жалуются на вымышленные угрозы? Сэмми был настолько измучен, что и это предположение не смог обдумать.

В полночь он снова включил телевизор и стал смотреть на себя в голубом пиджаке, хохочущего и купающегося в собственном остроумии, отрицающего в десятый раз, что имеет садистские наклонности и что «Плачущие женщины» основаны на личном опыте.

Когда вскоре после окончания передачи тишину номера разорвал резкий телефонный звонок, Сэмми решил, что это может быть только его неведомая преследовательница. Однако вид себя прежнего, такого, каким он стал в Нью-Йорке (обходительным, уверенным), вернул ему какие-то осколки мужества. Поднимая трубку, Сэмми заметил, что уже не дрожит.

Это была Клода. Она только что вернулась в Нью-Йорк и получила от секретарши послание Джоани. Клода внимательно выслушала все, что рассказал Сэмми, и ответила без свойственной ей самоуверенности в голосе.

— Не нравится мне это, — произнесла она после необычно долгой для нее паузы. — Со времен Энди Уорхола никто не знает, на что способны эти шутники. Может, завтра сделать сообщение для прессы? Заодно тиражи поднимем… Хотя, может быть, и не стоит. Я подумаю об этом. Утром позвоню Джоани. — К огромному облегчению Сэмми, Клода взяла дело в свои руки.

Клода снова помолчала, а когда заговорила снова, голос ее звучал мягко, почти по-матерински. Как ни странно, она напомнила ему Зару.

— Слушай, малыш Сэмми, оставайся у себя, и я скоро приеду. Мы же не хотим потерять известного автора, правда?

Сэмми снова вышел на балкончик и посмотрел на уличные огни, горевшие далеко-далеко внизу. Он недолго в них всматривался, отчасти из-за того, что страдал от головокружения (хотя в Нью-Йорке с этим у него стало намного лучше), отчасти из-за мысли о том, что там, внизу, может находиться его враг. Огни уже не казались Сэмми приветливыми. Глядя вниз, он представил себе Клоду, эту сильную женщину, заменившую ему Зару, как она спешит ему на помощь.

Когда Клода довольно неожиданно вошла в номер (возможно, она не хотела тревожить его звонком из вестибюля?), она действительно выглядела очень сильной. И красивой. Она была в черных дизайнерских джинсах и черной шелковой блузке, сквозь которую виднелись очертания плоской мускулистой груди с четко очерченными сосками. Ее грудь напоминала грудь молодого греческого атлета.

— Малыш Сэмми, — произнесла она нежным голосом. — Кто мог напугать тебя?

Дверь на балкон была все еще открыта. Клода заставила Сэмми налить виски себе и ей (железные нотки, послышавшиеся в этом указании, напомнили Сэмми о прежней Клоде). Потом не терпящим возражений голосом она велела ему выпить две загадочные таблетки, по форме похожие на бомбы, пообещав, что после них он будет спать, как младенец, и никакие «нехорошие» звонки его больше не побеспокоят.

Поскольку Клода, похоже, намеревалась оставаться рядом с ним и очень близко ее длинная рука нежно и нерушимо лежала у него на плечах, — Сэмми даже слегка обрадовался, когда она приказала вынести бокалы с виски на балкон, где обстановка была не такой интимной.

Сэмми с бокалами подошел к перилам и посмотрел вниз. Он чувствовал себя немного лучше. Какая-то доля прежнего благожелательного отношения к Нью-Йорку вернулась к нему, когда виски и таблетки начали оказывать воздействие. Сэмми уже не казалось, что его враг находился внизу, на улице, у входа в гостиницу.

В некотором смысле Сэмми, конечно, был прав, ибо враг его находился не внизу на улице, а молча стоял у него за спиной, на балконе, и выступающие из манжет элегантной черной шелковой блузки руки, большие, умелые и сильные, были затянуты в черные перчатки.

— Желаю приятно умереть, Сэмми Люк.

Даже знакомая фраза не успела обдать холодом его сердце, когда Сэмми понял, что летит вниз, вниз, на темную ленту нью-йоркской улицы, до которой было двадцать три этажа. Два бокала с виски выпали из его рук, и крошечные ледяные осколки стекла разлетелись далеко во все стороны от того места, куда упало маленькое бесформенное тело. То, что было в бокалах, исчезло, и на всей Мэдисон-авеню ни один человек не заметил, чтобы на лицо ему упали капли виски.

Мягкое сердце Джоани не выдержало, и она расплакалась, когда полицейские показали ей предсмертную записку Сэмми с его подписью, которую она столько раз видела на его книгах. Сам текст был напечатан на старенькой портативной печатной машинке, которую Сэмми привез с собой в Нью-Йорк. Джоани пришлось подтвердить, что Сэмми находился в подавленном настроении, когда она в последний раз видела его в гостинице. Об этом свидетельствовало и количество виски, которое Сэмми выпил перед смертью (даже падая, он держал в руках два бокала, сказали полицейские), не говоря уже о таблетках.

Официант своим рассказом дополнил общую картину.

— По-моему, парень был совсем не в себе, когда я принес ему в номер ужин, — сказал он и прибавил: — И еще ему было очень одиноко. Поговорить хотелось. Ну, вы знаете, какие они, эти самоубийцы. Он хотел меня задержать и сказать что-то. Я бы задержался, да занят был. — Весь вид официанта говорил о том, что ему было искренне жаль, что все так закончилось.

Управляющему гостиницей тоже было жаль, и это было с его стороны весьма достойно, если принять во внимание тот факт, что газеты, сообщая о смерти Сэмми, не забыли упомянуть, что он упал с балкона «Барраклоу».

Одна из телефонисток, веселая знакомая Сэмми, расстроилась еще больше:

— Боже, поверить не могу! Да я ведь только что его по телевизору видела!

Вторая телефонистка была сдержаннее и сообщила только, что Сэмми за весь вечер так и не смог определиться, хочет он, чтобы ему звонили, или нет.

В Англии Зара Люк рассказала о том, как прошел последний день Сэмми, и о его подозрениях, впрочем, ничем не подтвержденных, насчет того, что его якобы кто-то преследует. Кроме того, она не стала скрывать, что Сэмми давно страдал нервными срывами и особенно боялся путешествовать в одиночку. Надо отметить, что это признание не особенно удивило их друзей.

— Никогда не прошу себя за то, что отпустила его одного, — надломленным голосом закончила Зара.

Клода Нансен из «Порлок паблишерс» выступила с прочувствованным заявлением насчет трагедии.

Она же встретила вдову писателя в аэропорту, когда Зара через неделю прилетела в Америку выполнить горькие обязанности, вызванные смертью Сэмми.

В аэропорту Клода и Зара обнялись, как и подобает в такую минуту, молча, со слезами. Лишь позже, когда они остались наедине в квартире Клоды (ибо останавливаться в «Барраклоу» Заре, разумеется, было нельзя), начались более нежные ласки, имевшие более глубокий смысл. Начались, но не закончились: у них не было причин торопить события.

— В конце концов, в нашем распоряжении все время, которое есть в мире, — прошептала вдова Сэмми издателю Сэмми.

— И все деньги, — так же тихо ответила ей Клода и подумала, что нужно будет не забыть сказать Заре, что в воскресенье «Плачущие женщины» займут первую строчку в списке бестселлеров.