Глава третья
В окна неслись голоса продавцов газет. Убийство в Гайд-парке все еще не сходило с первых полос, однако Шарлотта уделяла этому делу своего мужа меньше внимания, чем обычно. Виной этому стали заботы о ремонте дома. Теперь ее беспокоил потолок в комнате, которой предназначалось стать гостиной. Мастер, худой мрачный человек лет тридцати, с длинным носом, вместе с ней смотрел на потолок, тряс головой и возражал на каждое ее слово.
– Это невозможно, мэм. Я уверен, что вы все равно ничего не поймете, если я вам объясню. Но, говорю вам, это невозможно. Слишком разрушен, слишком.
Шарлотта смотрела на отвалившуюся лепнину карниза.
– Но это всего лишь каких-то два фута. Разве нельзя их восстановить?
– Нет. – Мастер снова решительно мотнул головой. – Это будет смотреться как грубая заплата. Я этого не сделаю, потому что дорожу своей репутацией. – Он устремил на нее разочарованный взгляд.
– Нет, это не будет смотреться как заплата, если вы точно воспроизведете орнамент.
– Никто не приставляет к ветхой одежде заплаты из небеленой ткани, мэм. Разве вы не читаете Библию?
– Читаю, но не тогда, когда должна читать инструкцию, как чинить потолки, – резко ответила Шарлотта. – Если не хотите сделать этот кусок, сделайте заново весь карниз с этой стороны.
– Э-э… – Мастер прищурился и склонил голову набок. – Я не уверен, что так будет лучше. Может не подойти орнамент.
– А разве нельзя найти такой же? Кажется, он не очень сложный.
– Такой вопрос может задать тот, кто ничего не смыслит в лепных работах, мэм. Спросите у вашего мужа; может, он вам ответит.
– Мой муж не штукатур, – Шарлотта уже начала раздражаться.
– Я знаю, мэм, – согласился мастер. – Но в любом случае мужчины разбираются в этом куда лучше, чем леди, если позволите мне сказать, – назидательно изрек он и посмотрел на Шарлотту со снисходительной улыбкой. – Например, я не знаю, как подшивать подолы или печь пироги, но знаю, как сделать карниз и выполнить другие лепные работы. Вам будет нужна новая роза для хорошей люстры, старая испортит весь вид.
– А сколько она стоит?
– Это смотря какую вы выберете – подешевле, подороже, побольше размером или поменьше. – Он со свистом втянул воздух и продолжил: – Зависит от лепки: простая или перфорированная. На все своя цена. Зависит от того, что вы выберете по своему вкусу.
– Понимаю. Я подумаю. А как быть с лампой в холле?
– Это совсем другой вопрос, мэм. Можно выбрать простую небольшую висячую или же побольше. Цены тоже разные. – Он покачал головой. – Я хочу сказать, цена только лампы, без абажура, конечно.
– Но я хочу совсем другое. Мне хочется абажур из граненого стекла.
– Это будет намного дороже, мэм. Арматура тоже разная – бронзированная или лакированная. А если никелированная, то еще дороже. Это будет вам стоить пятьдесят семь шиллингов.
Он опять со свистом втянул в себя воздух; похоже, у него не хватало одного зуба.
– Мне такая не нравится, я видела. Это вульгарно, – решительно возразила Шарлотта.
– Я недавно повесил такую лампу для леди, которая живет напротив вас, – с гордостью заявил мастер. – Очень неплохо смотрится. Очень приятная леди. Ее кузина замужем за родственником мужа леди Уинслоу. – Этим последним сообщением он как бы подытожил разговор с несговорчивой Шарлоттой.
– Едва ли эта леди поблагодарит меня, если у нас с ней будут одинаковые лампы в холле, – язвительно заметила Шарлотта.
– Это мне в голову не приходило, – задумчиво сказал мастер. – Лучше всего было бы все здесь поменять…
– Вздор! – услышали они решительный и громкий голос. – Вы найдете все, что требуется, молодой человек, или моя племянница поищет кого-либо другого, кто сможет сделать это лучше вас.
Обернувшись, Шарлотта с удивлением и радостью увидела перед собой тетушку Веспасию, леди Камминг-Гульд. Вообще-то, скорее ее можно было считать тетушкой Эмили, ибо она действительно приходилась теткой Джорджу, ее первому мужу, ныне покойному. После смерти Джорджа дружеские отношения между сестрами и Веспасией даже окрепли, и теперь, в сущности, было уже неважно, в какой степени родства они находятся. Поэтому Шарлотта с особым удовольствием восприняла то, что Веспасия назвала ее племянницей, – хотя и не могла претендовать на такую родственную близость.
– Тетушка Веспасия! – мгновенно откликнулась она. – Как хорошо, что вы зашли! И как раз вовремя, когда я так нуждаюсь в вашем совете… Хотите что-нибудь выпить? Простите, мне жаль, но я не могу предложить вам даже стул, чтобы сесть.
Она искренне была огорчена, хотя не ожидала прихода Веспасии и не должна была чувствовать себя виноватой.
Леди Камминг-Гульд, не обращая внимания на Шарлотту, направилась прямо к мастеру-штукатуру, который, не имея понятия, кто она, достаточно поработал в богатых домах, чтобы сразу определить, что перед ним настоящая леди. Она была высокого роста, но так худа, что могла показаться даже несколько костлявой; однако ее лицо все еще хранило следы той удивительной красоты, которая в молодости прославила ее на всю Англию. Ее взгляд заставил капризного мастера почувствовать себя жалким куском штукатурки.
– Итак, что вы решили с этим делать? – спросила она его, глядя на обвалившуюся лепнину карниза.
– Заменить этот кусок новым, – поспешила за него объяснить Шарлотта. – Не так ли, мистер Робинсон?
– Как пожелаете, мэм, – покорно ответил тот.
– Очень хорошо, – с одобрением сказала Веспасия. – Я уверена, если вы поищете хорошенько, то найдете и подходящую потолочную розу для люстры и смените панели в холле. Эти никуда не годятся. – Она строго посмотрела на Робинсона. – А теперь займитесь этим, не теряя времени. – После того, как она так спокойно отчитала мастера, Веспасия повернулась к Шарлотте. – Скажи-ка, дорогая, где мы можем поговорить, чтобы не мешать этому славному малому делать свою работу? Возможно, в саду? Он у тебя очень мил.
– Конечно, – быстро согласилась Шарлотта, направляясь к двери на веранду и открывая ее перед Веспасией.
Когда они вышли на террасу, она снова закрыла дверь. Воздух был тепел и тих, пахло травой, и откуда-то доносился аромат невидимых гиацинтов.
Веспасия стояла очень прямо, держа в правой руке палку с серебряным набалдашником, но не опираясь на нее.
– Тебе понадобится садовник, – заметила она. – Хотя бы на два дня в неделю. У Томаса теперь не будет времени самому заниматься садом. Как ему новая должность? Ему давно уже надо было ее получить.
Шарлотте даже в голову не пришло бы сказать ей неправду или что-то утаить.
– Кажется, будто все хорошо, – ответила она. – Но кое-кто из его подчиненных досаждает ему. Они не могут смириться с тем, что его предпочли другим, которые считают себя не хуже его. Вот Драммонда они приняли. Он джентльмен, и это было в порядке вещей. Им трудно смириться с тем, что распоряжения поступают теперь от Томаса. – Она чуть улыбнулась. – Он многое мне не говорит; я узнаю кое-что из случайно брошенных слов или замечаний, а иногда даже из его молчания. Но думаю, что со временем все образуется.
– Да, образуется. – Веспасия сделала несколько шагов по траве лужайки. – А что с этим последним убийством? Человек с отрубленной головой в Гайд-парке? В газетах этого нет, но я уверена, что расследование ведет Томас.
– Да, это так. – Шарлотта вопросительно посмотрела на нее, ожидая, что леди Камминг-Гульд объяснит ей свое любопытство.
Но Веспасия продолжала смотреть на деревья в конце лужайки.
– Надеюсь, ты помнишь судью Квейда? – спросила она как бы невзначай, словно о чем-то несущественном.
– Да, – так же спокойно ответила Шарлотта, и тут же ей вспомнилось нервное аскетическое лицо судьи, его непреклонная решимость в деле об убийстве на Фэрриерс-лейн. Эти воспоминания напомнили о некоторых моментах в прошлом, которые она в то время так и не поняла, – о том, как моментально менялась тогда Веспасия, становясь уязвимой и беззащитной, как легко краснела, чего Шарлотта раньше за ней не замечала, ее смех и внезапную тень грусти в глазах.
– Да, я помню его, – повторила Шарлотта и хотела было расспросить о нем, но вовремя остановилась. С Веспасией нельзя играть в такие игры; лучше помолчать и подождать, когда она сама скажет то, что хочет сказать.
– Он хорошо знаком с лордом и леди Уинтроп, – объяснила старая леди, продолжая идти по траве и задевая длинным подолом высокие, еще не срезанные травинки. Шарлотте, чтобы продолжать разговор, пришлось не отставать от нее.
– Неужели? – Она была искренне удивлена. Телониус Квейд был человеком большого ума, наделенным особым чувством юмора. Со слов Эмили она знала, что лорд Уинтроп был его полной противоположностью. – Светское знакомство?
Веспасия улыбнулась, в ее светло-серых глазах появилась смешинка.
– Разумеется. Не профессиональное же, дорогая. Лорд Мальборо Уинтроп в своей жизни никогда никаким полезным делом не занимался, но это не считается преступлением, не так ли? Иначе больше половины английских аристократов сидели бы на скамье подсудимых. Конечно, это светское знакомство, и, разумеется, не по инициативе Телониуса. Старый лорд монументально глуп, но его жена и того хуже. Эта дама любит придерживаться самых крайних суждений, заимствуя их от кого угодно. Она подхватывает их с той же легкостью, с какой некоторые подхватывают болезни.
– Он знал капитана Уинтропа? – спросила Шарлотта с возросшим интересом.
– Шапочное знакомство.
Дойдя до середины лужайки, Веспасия остановилась. Легкий ветерок трепал подол ее светло-зеленой шелковой юбки, тяжелая нить жемчуга спускалась на нежный шелк блузки цвета слоновой кости. Шарлотта с завистью подумала, сможет ли она когда-нибудь в старости быть такой элегантной.
– Судью Квейда, должно быть, огорчила эта трагедия в доме его друзей.
– Конечно, – подтвердила Веспасия. Пройдя еще несколько шагов, она сказала: – Похороны – всегда дело семейное. Но завтра будет отпевание, и Телониус, разумеется, будет там. Я подумала, что и мне тоже следует сделать то же. – Она посмотрела на Шарлотту, в глазах ее был живой интерес. – А ты не хотела бы к нам присоединиться?
Было бы бестактным, да и совершенно излишним, спрашивать Веспасию, почему она предложила ей это. И дело здесь не в Уинтропах, судье Квейде и даже не в ней самой. Веспасия была свидетельницей многих событий, в той или иной степени затрагивающих мир людей ее круга, и никогда не бывала в них сторонним наблюдателем. Не раз Питт полагался на ее мнение и советы в самых сложных своих делах. Леди Камминг-Гульд вводила Шарлотту и Эмили в круг нужных людей, когда считала это необходимым. Было бы элементарной ошибкой думать, что она делает это ради светского развлечения. Чаще у нее были куда более серьезные мотивы. Но озорной огонек, который Шарлотта сейчас уловила в ее глазах, не позволял полностью исключить первое.
– Это такая ужасная история, – осторожно сказала она, подлаживаясь под шаг старой леди и замечая в траве под деревьями тонкие ростки нарциссов.
– Газеты взяли слишком резкий тон, – заметила Веспасия. – Томасу нужно как можно скорее проявить себя в своем новом качестве. Это необычное дело или, по крайней мере, производит такое впечатление. Мы должны сделать все, что в наших силах.
– Газеты пишут о маньяке, – грустно сказала Шарлотта.
– Какая чепуха! – решительно отмахнулась Веспасия. – Если бы это был маньяк, отрубающий головы людям в Гайд-парке, мы бы уже услышали о его новых деяниях.
– Кто-то, кого он знал? – настороженно переспросила Шарлотта, и все ее чувства странно обострились. Она забыла о нарциссах, весеннем ветерке и почках на деревьях.
– Это, мне кажется, единственный правильный вывод, – согласилась Веспасия. – Телониус сказал мне, что капитан не был ограблен. По крайней мере, так утверждает лорд Уинтроп.
В воображении Шарлотты уже рождались догадка за догадкой. Но начала она с самого очевидного.
– У его жены есть любовник? Или у него самого есть женщина, и ее ревнивый муж…
– Нет, нет, только не это! – нетерпеливо воскликнула Веспасия. – Оукли Уинтроп умом не блистал, но и полным кретином не был. Если тебе не повезло и на прогулке в парке в полночь тебе повстречался любовник твоей жены с топором в руках, зачем лезть с ним в прогулочную лодку? Чтобы обсудить, как поровну разделить благосклонность одной женщины?
Шарлотта с трудом удержалась, чтобы не хихикнуть.
– Возможно, это все же был знакомый ему человек, и Уинтроп не знал о его намерениях, – предположила она. – Если он был любовником его жены, то она, наверное, умело скрывала это от мужа. Ведь, в сущности, капитан Уинтроп подолгу не бывал дома. Ему и в голову не приходило, что его жена могла проявить интерес к другому мужчине.
– Если капитан Уинтроп ни о чем не догадывался, то зачем любовнику было его убивать? – спросила Веспасия, округлив глаза и вскинув брови. – Это же нелепость, ибо совсем не надо было идти на такие меры.
– Тогда это был муж его любовницы? – размышляла вслух Шарлотта. – Он, очевидно, был очень ревнивым.
– Зачем было Уинтропу сидеть с ним ночью в лодке? – Веспасия поддела палкой пук травы.
– Возможно, он не знал… – начала было Шарлотта, но, сообразив, что может сказать глупость, умолкла.
– Любовница ничего об этом не знала, ты хочешь сказать? – воскликнула Веспасия с ироничной улыбкой. – Однако она не могла не знать, каков характер у ее мужа. – Она повернулась и быстро направилась к дому. – Чем больше об этом думаешь, тем более странным все это кажется. Я думаю, Томас будет нуждаться в любой нашей помощи. – Лицо Веспасии было спокойным, но даже при ее выдержке она с трудом сдерживала свою внутреннюю энергию и решимость.
– В таком случае я обязательно поеду с вами на отпевание. – Шарлотта более не сомневалась. – В котором часу я должна быть готова?
– В четверть одиннадцатого я пришлю за тобой экипаж, – быстро ответила Веспасия. – И, дорогая, в следующий раз, когда будешь покупать новые платья, обязательно купи строгое черное. – Глаза ее смеялись. – Положение твоего мужа тебя обязывает.
В конце концов Шарлотте пришлось срочно обратиться к Эмили и попросить у нее что-нибудь подходящее из одежды. Лишних денег у нее не было: при расходах на ремонт теперь каждый пенни был на счету.
Эмили с радостью согласилась подобрать для нее что-нибудь подходящее из своего гардероба, но взяла с нее слово, что Шарлотта во всех подробностях посвятит ее в ход расследования и обязательно воспользуется ее помощью.
Поэтому к десяти утра следующего дня, когда Шарлотта была полностью готова, соответственно одета и в волнении ожидала экипаж, ей неожиданно нанесла визит ее мать Кэролайн Эллисон, облаченная в золотисто-шоколадные шелка. Голову ее украшала шляпка в виде тюрбана.
– Доброе утро, мама, – растерянно пробормотала Шарлотта, пораженная не только неожиданным приездом Кэролайн, но и ее новым головным убором. Спрашивать, что случилось, не было смысла, ибо по сияющему лицу матери она поняла, что дела ее обстоят хорошо.
– Доброе утро, моя дорогая, – промолвила Кэролайн, окидывая взглядом спальню дочери, пока Шарлотта в последний раз провела щеткой по волосам. – Ты прекрасно выглядишь, но, боюсь, несколько траурно одета. Не могла бы ты оживить свой наряд чем-нибудь? Скажем, ярким шарфиком вокруг шеи… Эти мрачные тона, возможно, ныне в моде, но не слишком ли они мрачны?
– О какой моде ты говоришь? Черное в апреле? – искренне удивилась Шарлотта.
Кэролайн лишь отмахнулась.
– Все может быть, я давно уже не слежу за модой. И все же надо чем-то оживить… чем-нибудь неожиданным, броским. Красное с черным – это избито. – Она огляделась. – А если… Скажи, какой цвет не носят с черным? – Она вытянула вперед руку, как бы предупреждая Шарлотту помолчать и дать ей подумать. – Я знаю! Шафрановый. Я никогда не видела, чтобы кто-то осмелился сочетать черный с шафрановым.
– Во всяком случае, никто из тех, кто смотрится в зеркало, – согласилась с ней Шарлотта.
– О, тебе не нравится? Я думаю, это будет оригинально.
– Очень оригинально, мама, но я собираюсь на отпевание и не хочу оскорблять чувства семьи покойного. Я слышала, они очень консервативны.
На лице Кэролайн было написано явное разочарование.
– О, я не знала… Кто они? Я их знаю? Я не слышала…
– Ты же читаешь газеты, – Шарлотта приколола шпилькой последнюю прядку волос и теперь, глядясь в зеркало, оценивала свою работу.
– Я больше не читаю некрологи. – Кэролайн присела на край постели. Ее платье красивыми складками упало вокруг ног.
– Зато все еще читаешь театральные новости и обзоры.
В голосе Шарлотты звучали ехидные нотки. Ей приятно было видеть мать столь жизнерадостной и бесспорно счастливой, но она не могла освободиться от предчувствий относительно того, чем все это неизбежно кончится. А ведь это должно случиться. Легко ли будет матери вернуться к прежней жизни? Обо всем этом она и Эмили уже не раз с ней говорили. Сейчас не время было снова касаться этого больного вопроса, тем более что через несколько минут Шарлотта должна уехать.
– Это куда приятнее читать, чем список людей, которых ты знал, ушедших навсегда, – заметила Кэролайн виноватым голосом. – Еще печальнее читать о смерти тех, кого не знал. Некрологи так однообразны.
– Этот таким назвать нельзя, – Шарлотта предвидела драматическую реакцию матери. – Ему отсекли голову в Гайд-парке.
Кэролайн охнула.
– Капитан Уинтроп. Но ты его не знала, не так ли?
– Да, я его не знала. Но его знал судья Квейд, друг тети Веспасии.
– Ты хочешь сказать, что дело расследует Томас? – перебила ее Кэролайн.
– И это тоже я хочу сказать, – призналась Шарлотта и поднялась со стула, на котором сидела перед туалетным столиком. – Все гораздо сложнее и запутанней. Я, возможно, что-нибудь разузнаю. Во всяком случае, я еду туда.
– Да, я вижу.
– Зачем ты приехала, мама? Была какая-то особая причина? – Шарлотта порылась в верхнем ящике столика в поисках мелочей, которые могут пригодиться, – кружевной носовой платочек, флакончик духов, шляпная булавка.
– Нет, никакой особой причины не было, – ответила Кэролайн. – Я не видела тебя несколько недель и подумала, что мы сможем позавтракать вместе. Например, в «Марчелло».
– В ресторане? – с удивлением оглянулась на нее Шарлотта. – Не дома?
– Конечно, в ресторане. Очень хороший ресторан. Тебе следует познакомиться с континентальной кухней. Это расширяет кругозор.
– И талию тоже. – Шарлотта, не оборачиваясь, задвинула ящик столика.
– Ерунда, – скептически фыркнула Кэролайн. – Долгая прогулка по парку, пешая или конная, и все в порядке.
– Но ты не умеешь сидеть на лошади, – рассмеялась Шарлотта.
– Умею. Это прекрасный вид отдыха.
– Но ты никогда…
– Я не умела, когда был жив твой отец. А теперь умею. – Кэролайн поднялась. – Во всяком случае, я вижу, что ты занята. Не уверена, что это более увлекательное времяпровождение, но долг велит тебе быть там, и я не в силах изменить твоего решения. – Она ласково улыбнулась дочери. – Мы позавтракаем в другой раз, когда я буду свободна. – Она чмокнула дочь в щеку. – Может, ты все же добавишь белый кружевной воротничок или нежно-лиловый, а? Ты похожа на главную скорбящую. Ты не должна затмить вдову. Ей, бедной, досталось, поэтому она должна быть в центре внимания сегодня. Все скоро забудут о смерти ее мужа, а ей, бедняжке, жить с этим всю жизнь, но если она молода и хороша собой и ей повезет…
И словно забыв, что она сама вдова, мать быстро покинула комнату со счастливой улыбкой на устах.
Подъехав, Шарлотта, опираясь на руку лакея, вышла из экипажа Веспасии – и тут же ее охватила робость. Ее никто сюда не приглашал, она никого не знала из этих людей с одинаково скорбными лицами, кивающих друг другу и обменивающихся мрачными пророчествами относительно состояния общества. Чем скорее она разыщет Веспасию и Телониуса, тем будет лучше. Шарлотта выглядела довольно эффектно в черном шелковом платье Эмили, ей оно очень шло, и она это знала. Во всяком случае, туалет придавал ей уверенность в незнакомом окружении. Шляпка Эмили с дерзко асимметричными полями, украшенная черными перьями, тоже была ей к лицу. Шарлотта поймала пару одобряющих мужских взглядов и чуть побольше завистливых женских.
Где же, ради всех святых, тетушка Веспасия? Не может же она, Шарлотта, стоять здесь как истукан, ни с кем не разговаривая и не раскланиваясь. Этим она сразу выдаст себя. Она попробовала оглядеться вокруг, сначала из простого любопытства, а потом, чтобы окружающие подумали, что она кого-то ждет или ищет. Кто-то из этих людей в черных костюмах был другом капитана Уинтропа, другие же просто участвовали в ритуале. Возможно, любой из этих прилично одетых мужчин в черном, со шляпами в руках, убил капитана – и так нелепо и жутко оставил его, обезглавленного, в прогулочной лодке.
Шарлотта увидела нескольких морских офицеров в красивой форме с золотыми галунами. Они выгодно выделялись в толпе однообразно одетых в черное штатских. Удивительно неприметный седой господин приветствовал прибывших и пожимал им руки. Шарлотта решила, что это и есть лорд Мальборо Уинтроп, отец покойного. Рядом с ним стояла стройная женщина под густой темной вуалью. Она держалась так прямо и обособленно, что этим отличалась от всех остальных. Шарлотте показалось, что вокруг нее создалась некая аура напряженности, настороженности и гнева, готового найти выход. Хотя это могла быть и печаль, сдерживаемая невероятным усилием воли, сознание того, что со временем печаль лишь усугубится. Шарлотта подумала, что это, в сущности, обычное состояние человека, убитого горем и вынужденного скрывать его перед другими.
Пока она раздумывала над этим, наконец появилась Веспасия, опирающаяся на руку Телониуса Квейда. Улыбка в этой обстановке была наименее уместной, но Шарлотта не смогла удержаться от нее, глядя на леди Камминг-Гульд и ее изысканного кавалера. Веспасия овдовела задолго до того, как Шарлотта узнала ее во времена этого абсурдного дела на Ресуррекшн-роу . Смерть Джорджа глубоко потрясла старую леди. Хотя он был всего лишь ее двоюродным внучатым племянником, для нее молодой лорд Эшворд был единственным и последним из ее большой семьи, и к тому же она искренне любила его.
Убийство – это ужасная форма смерти, даже если после нее не остается страха и тени подозрений.
Сейчас, опираясь на руку Телониуса, Веспасия казалась снова спокойной и уверенной, держалась прямо, гордо, подняв подбородок, словно снова бросала вызов всему миру, и прежде всего своему кругу. Она готова была следовать своим путем, куда хотела. А что будут думать и делать другие, ей безразлично.
Телониус, стройный, сухощавый и ироничный, поддерживая Веспасию под локоть, уверенно вел ее сквозь плотную толпу. Пожелавших прийти было много, и, судя по всему, они продолжали прибывать. Похоже, никто не хотел лишить себя возможности побывать, посмотреть, посочувствовать или даже узнать что-либо скандальное.
Веспасия окинула одобряющим взглядом Шарлотту, но ничего не сказала. Телониус улыбнулся, посмотрев на нее, и кивнул. Все трое проследовали в церковь, где уже слышались низкие печальные звуки органа, напоминающие о бренности и тлене всего сущего.
Шарлотта поежилась. Как всегда, она подумала о странностях тех, кто, веря в счастливое воскрешение, собираются, чтобы проводить усопшего, которого едва знали, из юдоли печали в светлый рай. И делают это истово и с какой-то неоправданной, лишенной смысла печалью. Когда-нибудь она попросит священника объяснить ей это.
Церковный служка с густыми бакенбардами озабоченно стремился поскорее провести их к скамьям. Нервничая, он переступал с ноги на ногу.
– Сэр, мадам, если позволите…
Телониус наконец протянул ему карточку.
– Да, да, конечно, – закивал служка. – Сюда, пожалуйста. – Не дожидаясь их, он первым прошел к предназначавшимся им местам. Шарлотта, посмотрев направо, увидела удивленное лицо Эмили, а потом ее улыбку, когда она поняла присутствие Шарлотты здесь.
Веспасия и Телониус заняли свои места, скорее торопливо, чем с достоинством. Шарлотта села рядом.
Орган умолк. В церкви воцарилась тишина. Началась месса.
Во время службы Шарлотта не могла вертеть головой, чтобы увидеть лица сзади, а перед собой она видела лишь спины. Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, она склонила голову, словно молилась, и поднимала глаза лишь на священника, загробным голосом восхвалявшего Оукли Уинтропа, словно тот был святым, ставя его в пример всем живым. Шарлотта не осмеливалась взглянуть даже на Веспасию, чтобы не встретиться с ней глазами и не прочесть в них все, что та думает не только об усопшем, но и о скорбящих по нем.
Но вот все изменилось. Месса окончилась. Присутствующие дружно встали и устремились из темноты храма навстречу солнцу дня, обмениваясь незначительными замечаниями. Шарлотта теперь могла отыскать глазами тех, кто ей был интересен. Лорда и леди Уинтроп найти было не трудно, ибо выходившие из церкви, поравнявшись с ними, замедляли шаги; на мгновение воцарялась тишина и наступало легкое замешательство, но наконец нужные слова находились и произносились, и движение возобновлялось.
Небольшая группа гостей, не столь важных на вид, окружила стройную, держащуюся очень прямо женщину. Короткая вуаль не скрывала ее молодости, потерянности и беззащитности. Шарлотта сразу узнала в ней вдову. Ей захотелось увидеть ее лицо. Но как это сделать?
– Это миссис Уинтроп? – повернулась она к Веспасии.
– Кажется, да, – та вопросительно посмотрела на своего спутника.
– А кто это рядом с ней? – поинтересовалась Шарлотта.
– Да, да, кто? – указала головой Веспасия. – Запоминающееся лицо. Ясность взгляда, несомненный ум, как мне кажется. Кто он, Телониус? Родственник, воздыхатель?
Губы Квейда дрогнули в ироничной улыбке.
– Боюсь, дорогая, я разочарую тебя. Это ее брат Бартоломью Митчелл. Человек безукоризненной репутации, без заносчивости и позы, как я слыхал. Недавно вернулся из Матабелеленда. На роль убийцы не подходит.
– М-м… – призадумалась Веспасия.
– А вот об этом такого с уверенностью не скажешь, – заметила Шарлотта, указывая глазами на крупную фигуру мужчины, который улыбался и раскланивался, здороваясь со знакомыми.
– Позы и притворства ему не занимать, если мне когда-нибудь доводилось такое видеть. Кто он? – Шарлотта поздно сообразила, что он мог оказаться приятелем Телониуса. – Я хотела сказать…
Веспасия прикусила губу, чтобы не рассмеяться.
– Ты заслуживаешь того, чтобы знать правду, – ответила она. – Это наш близкий друг, будущий член парламента и соперник Джека на выборах. Его зовут Найджел Эттли.
– О!..
Но Шарлотта решила отказаться от дальнейших замечаний, увидев, что Эттли, продолжая улыбаться, направляется сквозь толпу туда, где стояли Эмили и Джек. По мере того, как он приближался к ним, его лицо странным образом менялось. Оно все больше застывало, пока не превратилось в маску вежливой любезности. Трудно сказать, отчего произошла такая перемена, но из живого его лицо стало мертвым. Шарлотта стояла слишком далеко, чтобы расслышать слова, но была уверена, что произошел банальный обмен любезностями.
Эмили, как всегда, была изысканно одета. Черное всегда ей шло, а лицо ее светилось нетерпением, словно она ждала, когда все это закончится и начнется что-то более увлекательное, и тогда ее траурное платье само собой превратится в нечто яркое, веселое, сверкающее многоцветьем красок.
– Мне кажется, нам следует выказать вдове наше сочувствие, – решительным тоном заявила Веспасия и повернулась к своему спутнику. – Ты представишь нас, дорогой? – спросила она с улыбкой. – Это было бы так мило с твоей стороны.
Телониус несколько заколебался, догадываясь, что она задумала, но в то же время не был уверен, что из этого что-то получится.
Однако Веспасия, не дожидаясь ответа, одарила его благодарной улыбкой и направилась через мощенный плитами церковный двор к Вильгельмине Уинтроп.
Телониусу ничего не оставалось делать, как предложить Шарлотте руку и последовать за ней.
Мина приветливо поздоровалась с ними и любезно приняла соболезнования. Все это время Барт Митчелл, ограничившись лишь вежливым кивком, молча стоял рядом.
Увидев Мину поближе, Шарлотта еще больше утвердилась в своем первом впечатлении. Она даже показалась ей еще более хрупкой, а под вуалью ее кожа поразила ее своей бледностью.
– Как приятно, что вы пришли, – вежливо поблагодарила их вдова. – Мы благодарны вам. У Оукли оказалось столько друзей… – Она несмело улыбнулась. – Должна признаться, я этого не знала. Мы чрезвычайно тронуты.
– Я уверена, что вы услышите о нем еще немало такого, о чем и сами не подозревали, – успокоила ее Веспасия, даже не заметив двусмысленности своих слов.
– О, да, безусловно, – поспешила поддержать ее Шарлотта. – Люди чаще бывают искренними и откровенными в своих чувствах именно в такие трагические моменты.
– Вы хорошо знали капитана Уинтропа? – спросил Барт Митчелл и пристально посмотрел на Шарлотту.
– Нет, – вмешалась Веспасия. – Моя племянница пришла, чтобы поддержать меня.
Барт сделал глубокий вдох. Он, видимо, намеревался задать этот вопрос самой Веспасии, но, увидев ее взгляд, остерегся. Обращенный к Шарлотте вопрос мог быть понят как вежливое любопытство, но, задав его самой Веспасии, он допустил бы грубую бестактность.
Шарлотта была рада, что все обошлось, и еще больше рада, что знакомство состоялось. Она поняла, что улыбается, хотя это было совсем неуместно.
– Мы устраиваем небольшой завтрак, – с чувством промолвила Мина. – Возможно, вы не откажетесь, леди Камминг-Гульд?
– Буду очень рада, – не задумываясь приняла приглашение Веспасия. – Это позволит нам лучше познакомиться, не так ли?
Это была возможность, за которую многое отдали бы будущие дебютантки, а мечтающие попасть в высший свет не задумываясь продали бы фамильные жемчуга. Но Мина, возможно, не понимала, какой чести удостоилась, однако инстинктивно высоко оценила внимание к ней.
– Благодарю вас и надеюсь на это.
Веспасия добилась того, чего хотела. Соблюдая этикет, она отошла, чтобы дать возможность остальным выразить свое сочувствие вдове. Извинившись, все трое двинулись дальше, но тут же нос к носу столкнулись с леди Уинтроп. Та пробормотала слова благодарности за участие в отпевании, на что Телониус ответил, что они еще увидятся за завтраком.
– Да? – воскликнула леди Уинтроп удивленно и улыбнулась холодной вымученной улыбкой. – Как мило поступила Мина, пригласив вас. Я буду очень рада, если вы придете. – Но в ее взгляде, брошенном на невестку, было все, кроме одобрения.
Барт Митчелл приблизился к сестре; и в его взгляде, обращенном на Эвелин Уинтроп, была настороженность.
– Как интересно, – заметила Веспасия, когда они сели в экипаж и направились не в дом Оукли Уинтропа, а в особняк его родителей в Челси. – Горе порой не объединяет, а разделяет семью. Хотелось бы знать, почему в данном случае?
– В горе порой бывает слишком много гнева, дорогая, – пояснил Телониус, сидевший напротив, спиной к кучеру. Он положил сплетенные пальцы на набалдашник своей трости. – Человек вдруг испытывает одиночество, протестует против боли, причиненной ему утратой близких, или чувствует вину за то, что не смог или не успел сделать или сказать, или же просто испытывает страх перед неумолимостью смерти. Против нее все бессильны, ее не остановить. Вот и рождается гнев, который прежде всего обращен на близких. Пережив потерю, люди чувствуют свое одиночество и уверены, будто лишь они переживают утрату столь тяжело, а другие не испытывают этого.
Веспасия улыбалась, глядя на него с нежностью.
– Ты совершенно прав. Но я не могу избавиться от мысли, что леди Уинтроп знает что-то, чего не знаем мы. Или, во всяком случае, подозревает.
Телониус улыбнулся ей с явным удовольствием. Он слегка наклонился вперед, когда экипаж сделал неожиданный поворот, а потом снова принял свободную позу.
– Вполне возможно, что она знает или подозревает что-то, но куда ей до твоей фантазии, – согласился он.
Следует отдать ей должное, Веспасия чуточку порозовела от смущения, но взгляд ее был по-прежнему полон решимости.
– Ты так считаешь? – сухо спросила она. – А что ты знаешь о браке Уинтропов? Признаться, я о них даже не слышала. Кто такие Митчеллы?
Шарлотта лишь успевала переводить глаза с Веспасии на Телониуса и обратно.
– Обыкновенные люди, мне кажется, – ответил он. – Эвелин Уинтроп была недовольна этим браком. Вильгельмина не могла предложить ничего, кроме себя самой и небольшого приданого. А что касается Бартоломью Митчелла, то он отправился в Африку еще в зулусскую войну 1870 года и, кажется, провел в тех краях лет одиннадцать, побывал в Южной Африке или в Машаноленде… в общем, в тех краях. Солдат прежде всего, но и немного искатель приключений, я полагаю. – Легкая усмешка снова мелькнула на его губах. – Впрочем, не вижу в этом ничего плохого. Конечно, к приданому сестры он ничего не смог прибавить – ни славы, ни денег.
– Следовательно, капитан Уинтроп женился по любви? – В голосе Шарлотты звучали удивление и явная симпатия.
Телониус посмотрел на нее серьезным взглядом.
– Хотел бы надеяться, что это так, но скорее здесь с его стороны был проявлен трезвый реализм. У него были свои амбиции, но они касались карьеры на флоте и не имели отношения к светской жизни. Уинтропы, в сущности, не из…
Он умолк, не зная, как точнее подобрать слово, чтобы оно не показалось грубым.
– Не из верхнего ящика комода? – подсказала Шарлотта.
– И даже не из второго, – согласился он с иронией.
– А разве они не в родстве со многими семьями?
– Дорогая, если одна титулованная персона родит дюжину детей, через поколение или два они вполне могут оказаться в родстве с половиной знатных семей Англии, – пояснила ей Веспасия и снова повернулась к Телониусу. – Ты произнес слово «реализм». Это был счастливый брак? У них есть дети?
– Двое или трое, кажется. Дочери. Одна рано умерла, две другие недавно вышли замуж.
– Замуж? – изумилась Шарлотта. – Но она выглядит так молодо…
– Ей было семнадцать, когда Оукли женился на ней. Дочери тоже вышли замуж примерно в этом возрасте.
– Понимаю. – Веспасия сразу же представила себе Уинтропа как человека, разочарованного тем, что у него нет сына, хотя, возможно, она просто несправедлива к капитану. Почему его дочери так рано вышли замуж? Что это? Любовь, боязнь упустить первый же что-то суливший шанс? Как ведет себя эта семья, когда за гостями закрываются двери и с лиц сходит любезная улыбка?
Времени на догадки не осталось, ибо экипаж подкатил к дому Уинтропов. Их уже ожидали одетые в черное лакеи, чтобы проводить в гостиную, где были накрыты столы. На белоснежных скатертях были расставлены дорогие яства. От мягкого света канделябров тускло поблескивало столовое серебро. Хотя день был солнечный, в гостиной были наглухо зашторены окна и зажжены лампы – знак того, что в дом пришла смерть.
– Господи, как в похоронном бюро. – Веспасия произнесла это почти шепотом и тут же улыбнулась, увидев Эмили и Джека Рэдли в нескольких шагах от них. – Впрочем, никто не знает, какими должны быть настоящие похороны… Здравствуй, Эмили, дорогая. Ты прекрасно выглядишь. А как малютка Эванджелина?
– Растет, хорошо ведет себя, – гордо ответила Эмили. – Она такая хорошенькая.
– Какой сюрприз, Джек! – Веспасия не скрывала известной иронии, приветствуя Джека Рэдли. – Как идет твоя избирательная кампания? Много ли времени осталось до дополнительных выборов?
Джек тут же уделил ей все свое внимание. До женитьбы на Эмили своими успехами в обществе он был обязан красивой наружности и прекрасным манерам. Веспасия была единственным человеком, с которым он был до конца честен и откровенен. Он знал, что Веспасия – тетя Джорджа, и, хотя не сомневался в том, что Эмили любит его, в трудные для себя моменты чувствовал за собой тень Джорджа. У того было все – богатство, красота, обаяние и непринужденная естественность человека, рожденного в роскоши. Ранняя смерть была виной тому, что он так и не смог во многом проявить себя.
– Осталось чуть меньше пяти недель, леди Камминг-Гульд, – серьезно ответил Джек. – Надеюсь, что правительство вскоре объявит дату. А что касается хода кампании, то здесь пока похвастаться нечем. У меня очень сильный противник.
– Ты так считаешь? Я очень мало знаю о нем.
– Найджел Эттли. – Джек назвал имя соперника, следя за лицом Веспасии и гадая, насколько серьезен ее интерес или это попросту светская любезность. Видимо, что-то убедило его в первом, ибо он тут же удовлетворил ее любопытство. – Ему чуть больше сорока, младший сын богатого отца, но мало известен в высших кругах общества. Был долгое время ревностным сторонником правительственного курса, и те, кто его выдвинул, полны уверенности в его победе. – Он грустно поморщился. – Мне кажется, что это награда за его лояльность в прошлом.
– Во что он верит? – спросила Веспасия серьезно.
Джек неожиданно засмеялся своим заразительным смехом.
– В себя.
– Какова его платформа? – с улыбкой промолвила она, ставя вопрос иначе.
– Возврат к старым ценностям, сделавшим нас великой державой, или что-то в этом роде. Это в общих чертах, а конкретно – закон и порядок в наших городах, реформа полиции, с тем чтобы ее деятельность стала более эффективной, ужесточение мер и наказаний…
– Ирландский вопрос? – спросила Веспасия.
Рэдли снова удивился ее осведомленности.
– Нет, он не так глуп, чтобы браться за это. Это привело к падению Гладстона и погубит еще не одного политика, если тот включит в свою программу вопрос об автономии. А это единственное его решение.
Мимо них прошла группа пожилых джентльменов, тихо переговаривающихся между собой. Кивнув Телониусу, они проследовали дальше. Какой-то морской офицер, повысив голос во внезапно наступившей тишине, сконфуженно умолк, залившись краской стыда.
– Эттли не будет делать никаких громких заявлений, – продолжал Джек. – Он произнес речь против анархии и шинн-фейнеров, но это каждому под силу.
– Он очень критикует полицию, – заметила Эмили и обменялась с Шарлоттой взглядом. – За это я его терпеть не могу, – весело заключила она.
– Дорогая, ты должна за что-то невзлюбить его, – обнял ее за плечи Джек. – Но это отличная причина, она обеспечит мне солидную платформу для предвыборной борьбы. – Он вздохнул. – Хотя последнее убийство не очень поможет мне. Это уже второй маньяк в Лондоне за последние два года, а полиция и первого еще не поймала.
Эмили опять посмотрела на Шарлотту. В глазах ее стоял безмолвный вопрос.
– Да, – ответила Шарлотта.
– Томас ведет расследование? – догадался Джек. – Есть какие-либо успехи? Едва ли удобно спрашивать родных, хотя лорд Уинтроп на что-то мрачно намекает, грозится и обещает с кем-то поговорить.
– Я не думаю, что это дело рук маньяка, – тихо ответила Шарлотта. – Насколько мы знаем, это похоже на личную месть. Вот поэтому мы все здесь. Чтобы помочь Томасу.
– Он знает об этом? – спросил Рэдли.
– Не будь глупым, – быстро остановила его Эмили. – Мы скажем Томасу, как только сможем найти что-то полезное ему. Я думаю, нам скоро это удастся.
Одной этой фразой Эмили сразу же включила себя в число участников всего, что задумали Веспасия и Шарлотта. Леди Камминг-Гульд сдержанно улыбнулась, но ничего не сказала.
Их беседу прервало появление Найджела Эттли. Шарлотта увидела, что он не так уж высок, каким показался ей издали, но вблизи взгляд его голубых глаз показался ей жестче. От него исходила какая-то недобрая энергия, но свободные манеры и самоуверенность как бы маскировали ее.
– Добрый день, леди Камминг-Гульд, – поздоровался он с легким поклоном. – Мой лорд, – приветствовал он Телониуса, как приветствуют при дворе. – Я рад, миссис Рэдли… – Он подождал, когда его представят Шарлотте.
– Моя сестра, миссис Питт, – познакомила его Эмили с Шарлоттой.
– Как поживаете, миссис Питт? – Он едва склонил голову, так что это даже не был кивок. – Как великодушно, что вы поддержали семью Уинтроп в этот ужасный для них момент. Надеюсь, полиция на сей раз проявит большую компетентность и поймает этого негодяя, но сам факт, что это могло произойти в центре Лондона, говорит о том, до какого состояния дошло наше общество. Я полагаю, нам удастся выправить эту ситуацию после предстоящих дополнительных выборов. Уверен в этом. – Он смотрел на Джека с улыбкой, но смысл его слов не вызывал сомнений, на чьей стороне будет победа.
– Очень рада, – ответила Шарлотта с заметным ехидством в голосе и деланой любезностью на лице. – Мы были бы счастливы, если бы такое больше никогда не повторилось. Лондон был бы вам благодарен, мистер Эттли. Да что Лондон – вся Англия.
Найджел с удивлением уставился на нее, вскинув светлые брови.
– Благодарю вас, миссис Питт.
– Как вы собираетесь это сделать? Это так интересно! – на едином дыхании произнесла Шарлотта, не собираясь отступать и изобразив живейший интерес.
Эттли был настолько озадачен, что какое-то мгновение молча смотрел на нее.
– Мы… э-э-э…
– Да, да, вы? – подзадорила его Шарлотта. – Увеличив количество полицейских? Патрулируя ночью все дорожки в парках? Боюсь, кому-то это покажется нарушением прав граждан, как вы считаете? – Она пожала плечами. – Мастера темных дел, видимо, забеспокоятся.
– Не думаю, что патрулирование парков что-либо даст, миссис Питт, – важно заметил он, обрадованный, что смог легко возразить по конкретному вопросу. – Когда происходят преступления, нам надо действовать более эффективно, чтобы общественность верила в силу закона.
– Да, вы правы, – согласилась Шарлотта. – Нам нужен на этом месте человек вашего опыта, знаний и ума.
– Благодарю вас, миссис Питт. Очень великодушно с вашей стороны, но у меня уже есть своя карьера.
– Член парламента, если победите на выборах?
– Да, если это произойдет, – Найджел широко улыбнулся и посмотрел на Джека.
– Однако уже сейчас, мистер Эттли, вам ничего не мешает поделиться своими соображениями, как бороться с преступностью. Почему бы, например, не подсказать человеку умному, проницательному, хорошо знающему недостатки и пороки человека и общества, как поймать преступника, совершившего это чудовищное убийство?
Эттли на мгновение снова растерялся, но вскоре лицо его приняло прежнее любезное выражение. Эмили обменялась взглядом с Джеком. Веспасия и Телониус замерли.
– Поймать маньяка очень трудно, миссис Питт, – начал он при всеобщем молчании. – Полиции следует более тщательно выполнять работу, увеличить количество квалифицированных людей, умеющих работать и хорошо знающих обстановку, а также четко определить, кто из граждан в районах их ответственности вызывает подозрение, а кто просто опасен.
– А если это сделал не маньяк? – спросила Шарлотта.
На этот вопрос у Эттли сразу нашелся ответ.
– В этом случае дело надо поручить людям, обладающим властью и влиянием. Нам нужны личности, которые могут заручиться лояльностью тех, кто способен действовать силой своего авторитета в нужных сферах. – Голос его окреп. – Я думаю, вы меня поняли, мэм, и нет надобности вдаваться в подробности о том, о чем разумно промолчать.
Шарлотта с неприятным холодком страха поняла, на что намекает Эттли. Взглянув на Джека, она увидела, как тот насторожился. Телониус Квейд переступил с ноги на ногу, и Шарлотте показалось, что его бледное лицо побледнело еще больше.
Любезная улыбка Найджела Эттли стала уверенной.
Возможно, Шарлотте стоило бы после этого помолчать, но не успела она задуматься об этом, как уже слышала словно со стороны собственный голос, полный наивности и простодушия:
– Вы хотите сказать, что сомневаетесь в лояльности нынешних сил, мистер Эттли?
Тень раздражения мелькнула на его лице, но он сделал над собой усилие.
– Что вы, миссис Питт, разумеется, нет. Я имел в виду лишь некоторых, кто… – Он попытался подобрать подходящее слово, но так и не смог. – Я имел в виду другие силы и влияние, которые пока, к прискорбию, не используются. Гражданская совесть и ответственность перед обществом – понятия более глубокие, чем служебный долг. – Лицо его стало снова спокойным. Он явно был доволен своим ответом.
В гостиной стало шумно, слышался звон бокалов и приглушенные голоса слуг, предлагающих еду и напитки.
– Понимаю, – сказала Шарлотта, глядя на него широко открытыми наивными глазами. – Некий молчаливый уговор о передаче информации. Обмен доверием.
– Нет! – Лицо Эттли слегка порозовело. – Конечно, нет! Вы неправильно меня поняли, миссис Питт.
– Простите. – Она попыталась сделать вид, что смущена и раскаивается за сказанную глупость. – Тогда объясните мне, что вы имели в виду. Я действительно плохо вас поняла.
– Возможно, вы не очень осведомлены в этом вопросе, – процедил он сквозь зубы, пытаясь улыбнуться. – Но такие вещи не объясняют.
Шарлотта опустила глаза, а затем бросила взгляд на Джека. Тот вовсю улыбался – казалось, искренне и без всякой задней мысли, – но она поняла, сколь внимательно он прислушивался к ее разговору с Эттли.
– Тебе придется, обращаясь с трибуны к избирателям, яснее выражать свои мысли, а то ты повергнешь их в такое же недоумение, в какое поверг сейчас миссис Питт, – шутливо заметил Джек, обращаясь к Эттли. – Надеюсь, ты не хочешь, чтобы тебя заподозрили в пропаганде каких-то тайных обществ?
Краска залила не только широкие щеки Эттли, но и его шею. Рот его зловеще сжался. Веспасия не спускала с него глаз. Телониус шумно вздохнул. Эмили, насторожившись, с интересом наблюдала за спорящими.
Где-то послышался звон разбитого бокала.
– Глупости, Джек! – воскликнула Шарлотта звенящим голосом. – Разве тайные общества пропагандируются с избирательной трибуны? В таком случае они уже перестают быть тайными, не так ли? – Она повернулась к Эттли с вопросом в глазах. – Это верно, как вы считаете?
– Конечно, – недовольно буркнул тот. – Сам этот разговор абсурден. Я просто говорил, что наличие во главе полиции людей компетентных позволит добиться большего уважения и содействия со стороны влиятельных кругов. Это понятно каждому, даже мало осведомленному человеку. Не так ли?
– Да, это понятно, – скромно ответила Шарлотта, словно иронизируя над собой, и посмотрела на Эттли. Он снова покраснел, но теперь едва заметно, и сбивчиво повторил что-то о недоразумении. Затем окончательно умолк.
– Какими, по-вашему, должны быть эти компетентные люди? – не отступала Шарлотта. – Ведь не каждый джентльмен сведущ в сыскной работе, особенно когда речь идет о так называемых обычных преступлениях, таких, например, как кражи или подлог. – Она повернулась к Телониусу и Веспасии, но тут же снова перевела взгляд на Эттли. – Или, возможно, следует иметь два рода полицейских сил – одни для расследования обычных преступлений, а другие – для особых? А как мы определим в каждом случае, какое преступление совершено – обычное или особо тяжкое?
Лицо Эттли стало каменным.
– Если позволите, мэм, я постараюсь дать ответ, используя в качестве примера вашу персону. Почему женщине предназначено место хранительницы очага, воспитательницы детей и вдохновительницы мужа, которому предстоят испытания не только на поле брани, но и в обыденной жизни, будь то банковское дело или торговля? У вас, женщин, иной склад ума, и так было угодно природе и Богу для блага и счастья человечества. – Он произнес это единым духом, без тени иронии, и улыбнулся как автомат, чуть шевельнув губами. – Прошу извинить меня, мне надо поговорить кое с кем. Я вижу здесь Лэндона Харлвуда. Рад был видеть вас, леди Камминг-Гульд, мистер Квейд, миссис Питт.
И не дав им опомниться, он откланялся и ушел.
Шарлотта едва не задохнулась от гнева.
– Вот так, дорогая! – сердито воскликнула Эмили. – Отправляйся домой, подшивай подол своих юбок, пеки хлеб, но не вздумай ворочать мозгами. Это не твое женское дело, твои мозги другого сорта и для этого не приспособлены.
– Еще как приспособлены! – с энтузиазмом воскликнул Джек, крепко обняв Шарлотту за плечи. – Послушав тебя, я убедился, что ты смело можешь участвовать в политических дебатах. Мне бы хоть половину твоего таланта, я бы в порошок стер этого Эттли.
– И нажили бы смертельного врага, – тихо промолвил Телониус. – Он не из тех, кто позволит высмеять себя. Но честно победить его на выборах – это другое дело. Над вашим острословием люди посмеялись бы, но ничего не поняли. А вот его угрозы – это не пустые слова. Он, бесспорно, член «Узкого круга» и, чтобы победить на выборах, обратится, если понадобится, к ним за помощью.
– Знаю. Но я не пошел бы к ним, даже если бы мне сулили пост премьер-министра.
– Без помощи вам будет трудно, Джек, – предупредил его Телониус. – Это не значит, что я советую это сделать, просто надо быть реалистом. – Взгляд его стал серьезным. – Обещаю, если вы не сдадитесь, мой друг, помочь, чем только будет в моих силах и чего бы мне это ни стоило.
– Благодарю вас, сэр. Я принимаю вашу помощь.
Эмили крепко сжала локоть мужа. Веспасия придвинулась поближе к своему другу. Глаза ее сияли – то ли от гордости, то ли от нежности.
Шарлотта наблюдала, как Эттли подошел к высокому элегантному Лэндону Харлвуду, который, повернувшись, встретил его с улыбкой, как старого друга. Эттли что-то говорил ему; Шарлотта, естественно, ничего не слышала – слишком далеко они были, – но видела, как кивал и улыбался Харлвуд. Оба, не прерывая оживленной беседы, здоровались с проходившими мимо знакомыми. Эттли наконец непринужденно расхохотался, а Харлвуд положил ему руку на плечо.
Однако их беседу прервал лорд Уинтроп, попросивший у гостей внимания. В кратком слове он поблагодарил всех пришедших отдать дань памяти его сыну. Он помянул его заслуги, его прекрасный характер и сказал, какую утрату понесла его семья, друзья и чуть ли не родина.
Присутствующие одобрительно бормотали что-то, кивали головами, но кое-кто смущенно переглядывался.
Шарлотта осторожно отыскала глазами вдову, которая, откинув с лица вуаль, стояла с бледным лицом, высоко подняв голову. Рядом стоял ее брат. Черты лица ее были почти прекрасны в своем спокойствии, но казались лишенными какого-либо живого выражения. Она все еще не пришла в себя от шока или же всегда была бесстрастной и ее спокойствия не нарушила даже ужасная смерть близкого ей человека, гадала Шарлотта. Или она обладает почти нечеловеческой выдержкой и не хочет никому открывать глубину своего горя? Возможно, в ней борются противоречивые чувства, это пугает ее, и она боится выдать себя.
Единственным признаком того, что вдова слышит слова старого лорда, было невольное движение ее опущенной вдоль черной шелковой юбки бледной руки, ищущей большую сильную руку брата, стоявшего рядом. Найдя, она сжала ее.
На лице Барта Митчелла Шарлотта тоже ничего не смогла прочесть. Она лишь успела заметить, что у него такие же голубые и ясные глаза, как у старого лорда, но в них не было его доброты и ничего похожего на печаль. Он крепко держал сестру за руку.
Вдруг внимание Шарлотты привлекла одна женщина. Ее гладко причесанные золотистые волосы сверкали от падавшего на них света канделябров, на лице было восторженное внимание. Лорд Уинтроп пожелать себе не мог более внимательной и благодарной слушательницы, к тому же разделявшей полностью все, что он говорил.
– Кто она? – шепнула Шарлотта сестре.
– Понятия не имею, – ответила тоже шепотом Эмили. – Я видела ее и миссис Уинтроп вместе, и они, кажется, симпатизируют друг другу. Я думаю, она друг семьи.
– Но она, кажется, не разделяет чувств вдовы, вернее, отсутствия их.
– Очевидно, она любила покойного больше, чем его собственная жена, – предположила Эмили. – Возможно, она то, что ты ищешь. Вернее, что ищет Томас.
– Любовница?
– Тсс. – Худая женщина, стоявшая впереди, обернулась через плечо и уставилась на них, вопросительно подняв брови.
Эмили, вскинув одно плечо, посмотрела на нее и тоже подняла брови в вопросе.
Женщина презрительно фыркнула.
– Некоторые все еще не научились вести себя, – сказала она достаточно громко, чтобы сестры услышали.
– Шш… – прошипела на них женщина слева.
– Вот! – возмущенно сказала худая женщина.
Речь лорда Уинтропа наконец подошла к концу, лакеи с подносами задвигались среди гостей. На подносах стояли бокалы со сладкой мадерой или легким сухим вином и лимонадом для дам.
Эмили, скорчив гримаску, взяла белое вино. Шарлотта, поколебавшись, ограничилась лимонадом. Ей нужно было сохранить светлую голову, да и само событие не располагало к удовольствиям.
– Я должна познакомиться с этой блондинкой, – решительно сказала она сестре. – Как бы это придумать?
– Я не могу думать о всяких церемониях и прочем. Я выберу иной способ, более простой, – ответила Эмили.
– Какой же?
Вместо того чтобы объяснить Шарлотте, что она имеет в виду, и дать сестре возможность отказаться, Эмили тут же продемонстрировала, как она это сделает. Извинившись, она протиснулась мимо группы мужчин, вспоминавших былые походы и беднягу Оукли Уинтропа, и направилась прямо к Торе Гаррик. В двух шагах за нею неуверенно следовала Шарлотта.
– Миссис Уотерс! – восторженно воскликнула Эмили. – Я верила, что мы обязательно снова встретимся! Правда, не при таких печальных обстоятельствах. Как вы, дорогая?
У Торы, когда она обернулась, был испуганный вид. Она с удивлением и тревогой смотрела на незнакомую ей женщину, но, увидев ее улыбающееся лицо и сияющие глаза, немного сконфузилась.
– Боюсь, вы ошиблись. Я Гаррик, а не Уотерс. Мой покойный муж Сэмюэль Гаррик был лейтенантом королевского военного флота. Вы, возможно, слышали о нем?
– О боже, простите меня, – рассыпалась в извинениях Эмили. – Какая ужасная ошибка. Видимо, мое зрение меня подвело, я близорука. Теперь, когда я вижу вас вблизи, то понимаю, что ошиблась. – Она развела руками. – Миссис Уотерс, во-первых, ниже ростом и гораздо старше… конечно, она не скажет мне спасибо за такую характеристику, поэтому, надеюсь, вы никогда не расскажете ей. Но у вас совершенно одинаковый чудесный цвет лица и прелестные волосы.
Тора покраснела от удовольствия и растерянности.
– Вы простили меня, миссис Гаррик? – поспешила спросить Эмили и схватила Шарлотту за руку. – Это моя сестра Шарлотта Питт, вы знакомы? Нет, разумеется, вы не могли быть знакомы, иначе она не позволила бы мне совершить такую глупую ошибку.
– Здравствуйте, миссис Питт, – начиная нервничать, сказала Тора.
– О, совсем забыла! – воскликнула Эмили. – Раз вы не миссис Уотерс, то вы не знаете, кто я. Я – Эмили Рэдли. Я так рада, что мы познакомились. Если, конечно, вы не против.
– Конечно, я тоже очень рада. – Это все, что нашлась ответить совсем обескураженная Тора.
Эмили ослепительно улыбнулась.
– Как это мило с вашей стороны, особенно в такой печальный день. Вы хорошо знали бедного капитана Уинтропа? Или я допускаю бестактность?
– Нет, конечно, нет, – успокоила ее Тора. – Я знала его хорошо. Он служил вместе с моим мужем, прекрасным офицером и человеком. В чем-то они с бедным капитаном Уинтропом даже были похожи. Преуспевали во всех своих начинаниях, были сильны духом и телом, у каждого из них было высокое чувство долга и цели. Надеюсь, вы понимаете меня?
– Да, да, конечно, – поспешила заверить ее Эмили. – Некоторых мужчин невозможно свернуть с того пути, который они считают верным, несмотря на все соблазны.
Лицо Торы просияло.
– Совершенно верно. Вы замечательно точно это подметили, – согласилась она. – Особенно это касается профессии моряка. Они не сворачивают со своего пути, а за ошибки платят жизнью. Дорогой Сэмюэль часто это повторял. Он был точен и аккуратен, как и капитан Уинтроп. Они были такими. Я люблю мужчин, отдающих приказы и исполняющих их, а вы? Что было бы с миром, если бы мы все были беспечны, беспорядочны, полагались лишь на интуицию и на «авось»? Боюсь, увы, что я именно такая.
– Это присуще артистам, я полагаю. – Эмили нахмурилась. – Они очень непостоянны. Я представляю, как вы любили капитана Уинтропа, ведь он так похож на вашего покойного мужа.
– Я его очень уважала, – тепло поблагодарила ее Тора, но в голосе ее слышались виноватые нотки. – Он был крестным отцом моего сына.
Она повернулась налево и указала на юношу с такими же светлыми волосами, как и у нее, но остальные фамильные черты едва угадывались из-за несходства выражения лица. За мечтательной тонкостью черт матери скрывалась спокойная и безоговорочная вера в обретенную ею прекрасную правду. В сыне все было переменчиво. Поиски, сознание вины, разочарование – все это можно было уловить в его меняющихся глазах, в изгибах губ. Он был еще далек от того покоя, которого достигла его мать. А пока что юноша усаживался, бережно держа в одной руке гриф виолончели, а в другой – смычок.
– Это мой сын Виктор, – тихо прошептала Тора.
– Он будет играть? – с интересом спросила Шарлотта. Как далек был этот мальчик от образа своего отца, самоуверенного морского офицера, который создался в ее воображении после рассказов Торы Гаррик.
– Мина Уинтроп попросила его, – пояснила Тора. – Виктор действительно хорошо играет, но, я думаю, она попросила его потому, что он очень привязан к ней, и чутьем поняла, что подобная просьба поможет ему менее остро переживать эту трагедию. Мой сын счастлив, что может хоть что-то сделать для нее.
– Как это благородно с ее стороны, – согласилась Эмили. – В такой тяжелый для нее момент она проявляет чуткость и внимание к другим. Я восхищаюсь ею.
– И я тоже, – добавила Шарлотта. – Я едва знаю ее, но уже испытываю к ней симпатию.
– Я должна по-настоящему вас познакомить, – быстро пообещала Тора. – Как только он сыграет…
Она умолкла, остановленная наступившей тишиной. Все повернулись к Виктору, скорее из вежливости к молодому музыканту, чем из подлинного желания слушать музыку. Но как только его смычок коснулся струн и в тишине прозвучала дрожащая густая нота, все изменилось. Звук, такой печальный, одинокий, заставил всех обратиться в слух. Музыкант не имел перед собой нот, он играл по памяти, извлекая звуки словно из собственной опечаленной души.
Шарлотта, бросив взгляд на вдову, увидела слабую тень улыбки на ее губах. Глаза Мины были устремлены на музыканта. И хотя он играл что-то щемяще-печальное, лицо ее было спокойным, а глаза – сухи. Возможно, в них уже не оставалось слез, бедняжка все их выплакала, гадала Шарлотта. А может, она все еще в шоке от случившегося или из тех, кто не умеет плакать?
Лорд Уинтроп, с очень бледным лицом, словно застыл. Видимо, ему нелегко было сдерживать свои чувства. Попыталась это сделать леди Уинтроп, но не смогла. Слезы переполнили ее глаза и залили лицо. Вокруг нее сразу же захлопотали две или три подруги, обступив ее, словно желая защитить или просто дать ей почувствовать их близость и поддержку.
Тора Гаррик, стоявшая рядом с Шарлоттой, держалась очень прямо; лицо ее сияло гордостью, словно она присутствовала на церемонии военного погребения. По ее мнению, сын мог бы так же хорошо играть и похоронный марш.
– Виктор очень одаренный юноша, – похвалила Шарлотта, когда виолончель умолкла. – Он играет так вдохновенно.
– Признаюсь, я никогда еще не слышала, чтобы он так прекрасно играл, – с некоторым удивлением сказала Тора. – Очевидно, то, что я слышала, были всего лишь упражнения. Мой сын очень дружил с капитаном Уинтропом. Оукли так напоминал ему отца, погибшего на боевом посту семь лет назад. – Голос ее звучал глухо от нахлынувших чувств, лицо застыло. – Бедняжке Виктору было всего семнадцать. Трудно мальчику расти без отца, миссис Питт. – Она печально покачала головой. – Это так ужасно. Иметь пример отца перед собой – это так важно, как вы считаете? При всей своей любви и преданности мать не может дать сыну все, что нужно: мужество, понятие о чести и самоотверженном исполнении долга, а главное – самосовершенствование.
На сей счет Шарлотта имела свое мнение. У нее не было братьев. Был сын, Дэниел, однако ему было еще рано думать об этих важных для мужчин качествах.
Но Тору, кажется, мало интересовало мнение Шарлотты.
– Бедный Оукли старался дать ему все, что не успел отец. Он поощрял его, много рассказывал о флоте. Разумеется, он оказал бы ему всяческое содействие в карьере, если бы Виктор того захотел.
– Вы, должно быть, искренне любили капитана Уинтропа, – промолвила Шарлотта.
– Да, – чистосердечно призналась миссис Гаррик. – Я не могла относиться к нему иначе, он был так похож на моего дорогого Сэмюэля. В нем были те же достоинства. Разве можно не любить таких мужчин, как вы считаете? А какой счастливой должна считать себя та, которая в своей жизни заслужила уважение двух таких мужчин… Сэмюэль был очень преданным отцом и мужем. Я постоянно напоминаю об этом Виктору, боясь, что время сотрет это из его памяти.
Будь на месте Шарлотты кто-то другой, он заподозрил бы в этом признании Торы ее близость с обоими мужчинами. Но Шарлотта, дивясь наивности и искренности ее восторженных слов, не могла не поверить, что в случае с капитаном речь идет о простом романтическом обожании.
Однако знала ли об этом Мина Уинтроп? Воспринимала ли она это платоническое обожание как любовь? Не прячет ли она под своей холодной хрупкостью ревнивое сердце обманутой жены? Какова в ее жизни роль брата? Шарлотта поискала глазами Барта Митчелла. Она почти сразу нашла его. Он стоял один в тени большой колонны, поддерживавшей балкон. Взгляд его был неподвижен и, насколько Шарлотта могла определить, был устремлен на Тору.
Не ошиблась ли она, прочитав в глазах миссис Гаррик лишь наивность? Не вскружило ли это страстное обожание голову тщеславному Оукли Уинтропу? Нет сомнения, что Барт Митчелл не мог не видеть этого.
Ее мысли прервала Тора, коснувшись ее руки.
– Теперь я должна познакомить вас с Миной, – тихо сказала она под шум аплодисментов, которыми слушатели наградили Виктора, закончившего играть вторую пьесу. – Я уверена, вам она понравится. Она совершенно бескорыстный человек, вы в этом убедитесь.
Мина действительно была очень приветлива, и, казалось, ей было приятно познакомиться с Шарлоттой, ибо вела она себя менее официально, чем в первый раз. Не прошло и нескольких минут, как они живо беседовали о меблировке и отделке комнат, и здесь Мина проявила себя как человек вполне компетентный.
В те полчаса, что Шарлотта угощалась действительно изысканной и вкусной едой, от которой ломился стол, к ней наконец присоединилась Эмили.
– Ты что-нибудь узнала? – сразу же спросила она шепотом. – Разумеется, ценное?
– Не думаю, – ответила так же тихо Шарлотта. – Все больше впечатления. Но вопреки всему мне понравилась Мина Уинтроп.
– Приятность, увы, не означает невиновность, – резонно заметила Эмили. – Самые невыносимо скучные люди, полные чепухи и вздора, могут быть чисты как ясный день. Я имею в виду данное преступление. Разумеется, сами того не зная, они могут быть виновниками любых других катастроф…
– Я не хочу обсуждать вопросы виновности или невиновности, – прервала ее Шарлотта. – Я уверена, что она может быть виновной – по крайней мере, когда речь идет о любовнике. Оукли Уинтроп относится к тому типу людей, от которых время от времени требуется отдохнуть. Своего рода образцовый мужчина, герой, по словам миссис Гаррик. – Шарлотта отодвинулась, пропуская старую леди, поддерживаемую под руку мужем. – У миссис Гаррик сияют глаза, когда она говорит о нем, и неизменно в связи с ее покойным мужем. Рассказывает, как он заменил Виктору отца. Мальчик прекрасно играет на виолончели. Ты можешь представить его где-нибудь на корме, орущего приказы? Я – нет.
– Если он чем-нибудь и будет командовать, то это будет музыкальный квартет, – заметила Эмили. – Кажется, мы ничего не достигли. – Она бросила взгляд через плечо. – Знаешь, я считаю, мистер Эттли просто отвратителен. Он так самоуверен. Мне хотелось бы раскопать хорошенький пикантный скандальчик о нем. Такой, чтобы все хохотали и рассказывали друг другу.
– Будет лучше, если не ты его раскопаешь, – испуганно предостерегла ее Шарлотта. – Как бы это не повернулось против тебя.
– Я знаю, знаю. Но это чертовски несправедливо. Вот если бы это был мистер Харлвуд, у меня нашлась бы пикантная историйка о нем, хотя я не уверена, что это правда.
– А разве это так важно? Ведь он не баллотируется в парламент и не соперник Джеку.
– Конечно, нет! Но у него обязательно есть любовница.
– Что в этом необычного? – воскликнула Шарлотта с гримаской отвращения. – Это банально. Он очень интересный мужчина, и я ничуть не удивлюсь, если это так. Как ты думаешь, это удивило бы его жену?
– Она недавно умерла, – сказала Эмили. – Впрочем, это неинтересно.
– А какая жена у Эттли?
– Знаешь, довольно мила. По-своему, конечно, – ворчливо ответила сестра. – Я думаю…
– Будь осторожна, Эмили. – Шарлотта стала серьезной. – Джек однажды уже отказался от членства в «Узком круге». Они ему этого не забудут. Уверена, что Эттли знает об этом. Если я не ошибаюсь, он сам является его членом и использует все свое влияние, чтобы победить Джека на выборах. Не давай ему в руки лишнего оружия против вас.
– Не дам, – также серьезно заверила ее Эмили. – И поверь мне, Шарлотта, не одному Джеку грозит опасность. Эти люди настроены против всех в полиции, кроме тех, кто тоже стал членом их общества. Они постараются мешать Томасу, как только смогут. Расследование убийства Уинтропа, мне кажется, не удается провести так быстро, как хотелось бы. Если его убил какой-то недруг, то Томасу нелегко будет решить эту задачу. А это ему не простят ни правительство, ни общество, которые не смирятся с еще одной неудачей. Ему не поможет и «Узкий круг», поскольку он не является его членом.
– Ты права, – мрачно промолвила Шарлотта. – Пожалуй, нам надо действовать более активно.
– Я всегда с тобой, что бы ни было, ты знаешь, – ободрила ее Эмили. – Сделаю все, что смогу; рассчитывай на мою помощь, какая только тебе понадобится.
– Спасибо, спасибо, дорогая! А теперь пойдем к гостям, поговорим, возможно, что-нибудь узнаем о покойном достопочтенном Оукли Уинтропе и его семействе, да и о тех, кто пришел почтить его память.
Шарлотта взяла Эмили под руку, и они смешались с толпой.
