Глава 5
В предрассветной темноте к Питту приехал сержант в двухколесном кэбе. Мужчина мял в руках шляпу онемевшими от холода пальцами, пытаясь объяснить причину ночного приезда, не делая упора на ужасных подробностях, увиденных собственными глазами.
Томас сразу все понял. Еще одно убийство. Только очень серьезная причина могла привести сержанта к его двери в такой час.
— На улице жуткий холод, сэр. — Сержант попытался хоть как-то помочь.
— Благодарю.
Питт надел пиджак, а потом просторное пальто, в котором при ветре напоминал надутый парус. Взял шарф из протянутой руки сержанта, обмотал им шею, нахлобучил шляпу на уши и открыл входную дверь. За порогом, как и предупреждал сержант, его встретил жуткий холод.
Двое полицейских сели в кеб, и тот повез их по неровной брусчатке в Девилз-акр.
— Так что? — спросил Питт.
Сержант покачал головой.
— Плохо дело. — Он печально вздохнул. — Сэр Бертрам Эстли. Порезан ножом… но… ну… не на куски, как вы могли бы сказать.
— Не так изуродован, как остальные?
— Да… выглядит все так, будто нашего маньяка спугнули. Помешали довести дело до конца… — Он вновь покачал головой. — Не знаю.
— Не дали довести дело до конца? — переспросил Питт.
— Да, сэр. Я не знаю, что придется говорить семье! Его нашли на пороге борделя… который только для мужчин…
— Боже!
Томас наконец-то понял, в чем дело, почему сержант с таким трудом находил слова. Действительно, как сказать Эстли, что глава их семьи убит и едва не кастрирован на пороге борделя для проституток-мальчиков? Теперь он понимал и печаль на лице сержанта, и не столь нужное предупреждение о холоде.
Но прежде всего следовало взглянуть на труп и место, где его нашли.
— Извините, сэр. — Сержант чуть глубже надвинул шляпу.
— Кто его нашел и когда? — спросил Питт.
— Констебль Дэбб, сэр. Я оставил его там, чтобы никто ничего не трогал. Смышленый парень. Увидел его… в смысле, сэра Бертрама… в четверть пятого или чуть позже. Тело лежало у порога. Он услышал Биг-Бен. Поэтому констебль Дэбб подходит и смотрит, что с ним такое. Видит, разумеется, что тот мертв. В Девилз-акр на мертвецов мы натыкаемся довольно часто, поэтому он не настолько тревожится, чтобы послать за мной, но потом полы пальто раскрываются, и бедняга Дэбб видит, что с ним сделали… или, точнее, не сделали. Тут он послал за нами… сразу же. И я поехал к вам.
— Как вы узнали, кто он? — Долго ли мертвец мог лежать в Девилз-акр до того, как у него обчистят карманы?
Сержант понял.
— Разумеется, никаких денег, но при нем остались визитные карточки, несколько писем и все такое. В любом случае пока не знаю, что скажет доктор, но много времени это не займет. Не больше часа. Иначе его завалят трупами. Разумеется, к рассвету их поток прекратится. При дневном свете убийцы себя так не ведут. Наверное, стыдятся, не хотят, чтобы их видели. Возвращаются домой, чтобы прочитать молитву за семейным столом. — Презрение в его голосе густотой соперничало с дегтем, но Питт не мог сказать, относится ли оно к Девилз-акр или к лицемерию убийц. Решил, что в следующий раз, возможно, задаст этот вопрос.
Кеб остановился, они вышли из него. Находились они у южной границы Акра, рядом с рекой, и ее влажное дыхание проносилось над коркой льда на мостовой. Дождь уже прекратился. В темноте над ними возвышались силуэты готических башен Вестминстерского дворца.
Молодой констебль с фонарем стоял над трупом, лежащим в дверной арке и укрытым до подбородка тяжелым пальто. Соблюдение приличий потребовало от констебля прикрыть также лицо покойного, и теперь он стоял рядом без плаща, дрожа всем телом. Странное почтение к мертвым, подумал Питт, заставляющее живых раздеваться и замерзать, согревая тех, кого уже коснулся могильный холод.
— Доброе утро, сэр, — уважительно поздоровался констебль. — Доброе утро, мистер Питт.
Широкая известность в узких кругах, ничего не попишешь.
— Доброе утро, констебль Дэбб, — ответил Томас. Темная улочка пахла грязью и отбросами. На другой ее стороне в дверных арках спали бродяги. В сером свете раннего утра они не так уж и отличались от трупа сэра Бертрама Эстли. — Как вы узнали, что он мертв? — спросил он, гадая, что заставило констебля остановиться и оглядеть именно это тело.
Констебль Дэбб чуть выпрямился и расправил плечи.
— Западная сторона улицы, сэр.
— Западная сторона?
— Ветер с востока, сэр. Еще и дождь. Никто, даже пьяница, не уляжется спать на мокрое, когда можно найти убежище в двадцати футах на другой стороне.
Питт одобрительно улыбнулся, поднял плащ и протянул констеблю. Наклонился над трупом. Увидел, что Бертрам Эстли — симпатичный молодой человек: правильные черты лица, красивый нос, светлые волосы и бакенбарды, чуть более темные усы. Закрытые глаза не позволяли определить, как они выглядели при жизни.
Питт перевел взгляд на тело и откинул пальто, которым констебль Дэбб, соблюдая приличия, прикрыл рану. Она оказалась поверхностной, больше напоминавшей длинную царапину, чем разрез. Крови вытекло немного. Питт приподнял труп за плечи, чтобы взглянуть на спину. Увидел дыру в пальто и большое темное пятно левее позвоночника. Смертельная рана, такая же, как у двух первых жертв. Он вернул тело в прежнее положение и спросил:
— Вы послали за хирургом?
— Да, сэр. — Разумеется, он послал. Профессиональная гордость не позволила бы забыть об этом важном моменте.
Питт оглядел улицу. Ничего необычного. Узкая, осевшие дома на каждой стороне, подгнившие бревна, обвалившаяся штукатурка, плесень, переполненные ливневые канавы. Заметил бы кто-нибудь человека, несущего труп или двух дерущихся людей? Томас в этом сомневался. Если бы нашелся свидетель, входящий в бордель или выходящий из него, удалось бы их найти? Заговорили бы они? Едва ли. За гомосексуализм полагались долгий тюремный срок и пожизненное изгнание из общества. Разумеется, его практиковали, но тайком, ничем не выдавая себя, и заставить людей признать, что они ходоки по этой части, представлялось крайне затруднительным.
— Посмотрите, что еще можно здесь найти, — распорядился Питт. — У вас есть адрес семьи?
— Да, сэр. — Сержант протянул ему листок, вырванный из блокнота.
Томас вздохнул.
— Тогда я, пожалуй, пойду и сообщу им до того, как газетчики успеют напечатать экстренный выпуск. Никто не должен узнавать о таком из газеты.
— Конечно, сэр. Боюсь, репортеры побывали здесь час тому назад. Не знаю, как они об этом прослышали…
Это не стоило и обсуждать. У репортеров везде находились глаза и уши. В трущобных районах люди привыкли к смерти и за шестипенсовик позволяли кому-то из скупщиков новостей стремглав бежать на Флит-стрит с материалом для первой полосы.
Питт влез в кеб и назвал кучеру адрес лондонского дома Эстли.
Небо уже заметно просветлело, когда он вышел на тротуар рядом с нужным ему домом и отпустил кеб, поскольку понятия не имел, сколько времени проведет с близкими убитого.
Улица практически пустовала. Служанка выносила мусор. Мальчишка зашел в дверь черного хода. Окна горели только в той части дома, которую занимали слуги. Питт поднялся по ступеням к парадной двери и постучал. Ее открыл лакей, на лице его читалось изумление. Питт не дал ему времени оценить гостя по внешности.
— Доброе утро, — поздоровался он. — Я из полиции. Боюсь, у меня очень прискорбные новости. Вас не затруднит проводить меня в подходящее место и поставить в известность главу семьи? И вам лучше принести бренди или то, что вы сочтете наиболее уместным, чтобы сгладить шок.
Лакей застыл столбом. Он не запротестовал, когда Питт переступил порог и закрыл за собой дверь.
— Сэр Бертрам… — начал лакей.
— Его нет дома, — перебил его Питт. — Я знаю. Боюсь, он мертв.
— Ох. — Лакей попытался взять себя в руки, но слова Питта совершенно выбили его из колеи. — Я… — он шумно сглотнул, — я лучше позову мистера Ходжа, дворецкого… и мистера Бью, брата сэра Бертрама. — Прежде чем Питт что-либо ответил, лакей распахнул дверь в холодную утреннюю гостиную, где служанка уже вычистила камин, но еще не успела его разжечь. — Сэр. — И оставил Питта, метнувшись к концу темного коридора, к двери, обитой зеленым сукном, за которой его ждала безопасность.
Томас оглядел комнату. Все дорогое, по большей части экзотическое: лакированные японские столы, инкрустированное черное дерево, резьба по камню, французские акварели на стенах. Эстли хватало и вкуса, и денег, чтобы окружать себя красотой, и своим выбором они демонстрировали широту взглядов.
Вошел седовласый дворецкий: лицо серьезное, в руках серебряный подсос с бренди и стаканами из французского хрусталя.
— Фредерик прав, сэр, и сэр Бертрам погиб в результате несчастного случая?
Лгать не имело смысла. Именно дворецкому предстояло держать слуг в узде и следить за тем, чтобы в первые часы и дни после трагедии в доме поддерживался привычный порядок.
— Сожалею, но речь не о несчастном случае. Сэра Бертрама убили.
— Ох! — Ходж так резко поставил поднос на столик, что стаканы звякнули. — Ох!
И больше не произнес ни слова, пока вновь не открылась дверь. На пороге появился молодой человек, в ночном наряде и халате. Волосы блестели после утреннего омовения, но он еще не побрился. Внешнее сходство с убитым сразу бросалось в глаза: тот же широкий лоб и красивый нос. Но лицо было живым: губы, готовые разойтись в улыбке, если б не страшная весть, и широко раскрытые голубые глаза.
Он закрыл дверь.
— Что такое?
Питт осознал, как ему повезло с Малленом и Валерией Пинчин. А здесь, похоже, его ждало тяжелое испытание.
— Я очень сожалею, сэр, — начал он ровным голосом, точно зная, что лучше сказать все сразу: это более милосердно, чем по крохам делиться жуткими подробностями. — Должен сообщить вам, что этой ночью мы обнаружили тело вашего брата, сэра Бертрама. В Девилз-акр. Боюсь, его убили — в той же манере, что и доктора Губерта Пинчина, хотя тело изуродовано не в такой степени… — Он замолчал. А что еще мог сказать? Потом повторил: — Очень сожалею, сэр.
Бью Эстли несколько секунд стоял, не шевелясь. Потом расправил плечи и подошел к столу. Ходж предложил ему бренди, но молодой человек отмахнулся.
— В Девилз-акр?
Лучше спрашивать сразу, пока действует онемение от шока, — или позже, когда анестезия заканчивается и начинает саднить открывшаяся рана? В любом случае этот вопрос Питт не мог не задать.
— Вы знаете, что сэр Бертрам мог делать в том районе?
Бью Эстли посмотрел на него. Потом взял стакан с бренди, наполненный Ходжем, и осушил двумя глотками. Налил себе еще — и тут же выпил.
— Полагаю, лгать нет смысла, инспектор. Берти иногда играл в карты — не так, чтобы по большим ставкам, и я не думаю, что проигрывал. Более того, я полагаю, он постоянно выигрывал. Обычно ходил в тот или другой клуб для джентльменов. Но иной раз ему нравилось заглянуть в лачужные районы, вроде Уайтчепела или Девилз-акр. Понятия не имею почему. Отвратительные места! — Он помолчал, словно в надежде, что это невероятное известие еще может оказаться ошибкой.
Питт удивился: в состоянии шока Бью Эстли настолько переменился, что его даже не возмущало пребывание полицейского в утренней гостиной его дома, не говоря уже о вопросах, касающихся ближайших родственников. В голосе Бью не слышалось пренебрежения.
— Вчера вечером сэр Бертрам поехал играть в карты?
Бью протянул руку к стулу, и Ходж тут же подвинул его. Бью сел. Дворецкий почтительно отступил на шаг.
— Нет. — Бью обхватил голову руками, уставился в стол. — Нет. Он поехал к Мей. Его пригласили на обед.
— Мей?
— Ох, разумеется, вы же не знаете. Мисс Вулмер… она и Берти собирались обручиться… по крайней мере, я так думаю. Господи! Мне лучше поехать и сказать ей. Не могу допустить, чтобы она узнала об этом от полиции или до нее дошли какие-то идиотские сплетни. — Он посмотрел на Питта, но в глазах не читалось надежды. — Как я понимаю, от газетчиков это не скроешь? Мой отец умер, но мама живет в Глостершире. Я должен написать… — Он не договорил.
— Очень сожалею, но репортеры побывали на месте преступления раньше, чем туда вызвали меня, — ответил Питт. — В таких местах шестипенсовик — большие деньги. — И подумал, что более подробных объяснений не требуется.
— Разумеется. — На плечи Бью словно навалилась невероятная усталость, от живости, которая читалась на его лице несколькими минутами раньше, не осталось и следа. — Вы не станете возражать, если я оденусь и немедленно поеду к мисс Вулмер? Я не хочу, чтобы она услышала об этом от кого-то еще.
— Нет, сэр, это наиболее правильное решение, — ответил Питт, наблюдая, как Бью поднимается со стула. Теперь предстояло сказать и остальное: все равно еще до полудня об этом узнал бы весь Лондон. — Боюсь, есть еще один момент, сэр. Его нашли в крайне… — он поискал подходящее слово, — в крайне неудачном месте.
— Вы сказали, в Девилз-акр.
— Да, сэр… но еще и на пороге борделя, только для мужчин.
Лицо Бью напряглось в попытке улыбнуться.
— Конечно же, бордели для них и предназначены, инспектор.
Питту не хотелось этого говорить: младший брат убитого ему понравился.
— Я не об этом. В большинстве борделей работают женщины… — договаривать он не стал.
Темно-голубые глаза Бью широко раскрылись.
— Это нелепо… Берти не…
— Нет, — быстро согласился Питт. — Он находился рядом. Я думаю, именно там убийца напал на него. Но я должен вас предупредить: газеты скорее всего об этом упомянут.
Бью пробежался рукой по волосам, которые падали на лоб.
— Да, полагаю, упомянут. Они не оставят в покое даже принца Уэльского, так что с Берни, конечно же, церемониться не будут. Если позволите, я пойду оденусь. Ходж нальет вам бренди или чего-то еще, — и он ушел, прежде чем Томас успел его поблагодарить.
Питт решил попросить чашку чая, а может, и гренок. От одной этой мысли пустота внутри стала еще холоднее. Смотреть на труп — удовольствие маленькое, но мертвые ничего не чувствуют. Сообщать живым о смерти близкого человека — вот что доставляло боль Питту, вызывало у него чувство вины и беспомощности. Он приносил дурную весть — сторонний наблюдатель, никоим образом не связанный с убитым.
Чай Питт решил выпить на кухне. К Бью Эстли на тот момент вопросов у него больше не было, но в той части дома, которую занимали слуги, он мог что-то выяснить. Даже случайно. А позднее, после того, как первые новости станут достоянием общественности, ему предстояло повидаться с мисс Мей Вулмер, которая, судя по всему, последней говорила с Бертрамом Эстли перед его отъездом в Девилз-акр.
За короткое время, проведенное на теплой кухне, с кружкой чая в руках, Питт узнал многие подробности от Ходжа, лакея, камердинера и нескольких служанок. Позднее он остался на ленч, сидел за длинным столом со всеми слугами. Горничные всхлипывали, лакеи молчали, у кухарки и посудомойки покраснели носы.
Но все факты, которые он узнал, укладывались в образ обычного молодого человека с титулом, симпатичного и располагающего более чем достаточными средствами для существования. Его характер ничем особенно не выделялся: следует ожидать чуточку эгоизма от старшего сына, который с рождения знает о своем неотъемлемом праве наследования. Если в нем проявлялись злость и жадность, то слуги этого не видели. Его привычки тоже не выходили за рамки общепринятого: время от времени азартные игры, но почему нет, если он мог позволить себе тратить деньги? Случалось, что он выпивал лишку, но в таком состоянии не лез в драку и не распускал руки. Никто из служанок не жаловался, и он не ограничивал домашние расходы. В общем, Бертрам Эстли являл собой идеал джентльмена.
Чуть позже двух часов дня Питту позволили войти в дом Вулмеров, вновь с неохотой и лишь после напоминания, что не стоит разжигать любопытство соседей. Никто же не хотел, чтобы стало известно о приходе полицейского в дом, какой бы ни была причина!
— Мисс Вулмер не сможет увидеться с вами, — холодно выдал лакей. — Она только что получила горестную весть и безутешна.
— Я знаю, что это за горестная весть, — ответил Питт. — К сожалению, раз уж сэр Бертрам обедал здесь вчера, я обязан спросить у мисс Вулмер, что ей известно о его настроении и самочувствии. Возможно, она также знает, куда собирался сэр Бертрам после расставания с ней…
Лакей, не мигая, смотрел на Питта, пораженный его бестактностью.
— Я уверен, если мисс Вулмер знает что-нибудь важное для вас, она с радостью поставит вас в известность после того, как ей станет лучше, — произнес он все тем же ледяным тоном.
Весь день Питт выражал исключительно сочувствие, но теперь получил возможность дать волю накопившейся в нем злости.
— Боюсь, расследование убийства не может ждать улучшения состояния мисс Вулмер, — отчеканил он. — В Девилз-акр орудует безумец. Три человека уже убиты и изувечены, и если мы его не поймаем, есть все основания полагать, что появится и четвертая, и пятая жертвы. Ждать времени нет. Пожалуйста, сообщите мисс Вулмер, что я сожалею о необходимости побеспокоить ее в такое время, — продолжил Питт, — но она, возможно, располагает сведениями, которые помогут арестовать убийцу Бертрама.
Лакей побледнел.
— Хорошо… если по-другому нельзя, — с неохотой смирился он, оставил Питта одного и пошел по коридору, прикидывая, что скажет хозяйке.
Прошло больше получаса, прежде чем Питта провели в гостиную, заполненную картинами, статуэтками, кружевами, вышивкой, рукоделием. В камине пылал огонь, горели все лампы. Разумеется, окна закрывали портьеры, как и положено в доме, где скорбели об отошедшем в мир иной.
Мей Вулмер, удивительно красивая девушка с отменной фигурой, сидела на кушетке, одетая в сизо-серое, вроде бы и не в трауре, но этот цвет в достаточной мере характеризовал ее чувства. Питт отметил густые волосы цвета меда, правильные черты лица, большие, широко посаженные глаза, носовой платок в белоснежной руке.
Миссис Вулмер стояла позади нее, как часовой; большую грудь обтягивало лиловое платье, тоже не траурное, но соответствующее сложившейся двусмысленной ситуации. В волосах, цветом как у дочери, уже серебрилась седина, лицо оплыло, появился второй подбородок. Не вызывало сомнений, что случившееся оскорбило ее до глубины души, и она ухватилась за возможность излить гнев на Питта. Он пришел сам и, как она полагала, беззащитный. Так что миссис Вулмер встретила его злобным взглядом.
— Не могу представить себе, почему вы сочли необходимым явиться к нам в такой час, — от голоса веяло арктическим холодом. — Надеюсь, вам достанет такта завершить свой визит предельно быстро.
Питту хотелось ответить на грубость грубостью, растолковать ей, что он понимал под тактичностью: это вопрос самоконтроля, уважения к другим, а потому, если уж нельзя обойтись без неприятных вопросов, ты ограничиваешься необходимым минимумом.
— Мистер Бью Эстли сказал мне, что сэр Бертрам собирался обедать у вас вчера вечером. Он действительно отобедал?
Они не пригласили его сесть, и миссис Вулмер осталась стоять на страже.
— Да, отобедал, — резко ответила она.
— В какое время он ушел?
— Чуть позже одиннадцати. Точно сказать не могу.
— Он пребывал в полном здравии, в хорошем настроении? — Конечно, вопрос Питт задал бессмысленный. Даже если бы случилась яростная ссора, ни одна из женщин в этом бы не призналась. Во всяком случае, ему.
— В превосходном. — Миссис Вулмер вскинула подбородок. — Сэр Бертрам обожал бывать у нас. Ему нравилась моя дочь. Если на то пошло, он уже интересовался моим мнением на случай, если он попросит ее руки. — Она глубоко вздохнула, тень неуверенности пробежала по лицу.
Это ложь, которую теперь невозможно опровергнуть? Нет… Бью Эстли говорил то же самое. Так чего сомневаться? Прошлым вечером между ними пробежала черная кошка? Кто-то передумал?
— Я очень сожалею, что так вышло, мадам, — механически ответил Томас. — Сэр Бертрам говорил что-нибудь о том, что собирался делать после ухода от вас?
Ее брови взлетели вверх.
— А что тут говорить? Полагаю, собирался домой.
— Я не могу этого понять, — впервые подала голос Мей. Голос Питту понравился, низковатый, но мелодичный. — Я совершенно не могу этого понять.
— Разумеется, не можешь! — раздраженно бросила миссис Вулмер. — Такое непостижимо для любого порядочного человека. Можно только предположить, что его похитили. В этом направлении вам надо двигаться, мистер… — Она не произнесла его фамилии, дернула плечом, показывая, что фамилия никакого значения не имеет. — Бедного сэра Бертрама похитили. А когда преступники поняли, кто оказался у них в руках, они испугались…
— Может, Берти сражался с ними? — предположила Мей. Слезы покатились из ее глаз. — Он же такой храбрый! Наверняка сражался!
Миссис Вулмер такое объяснение понравилось.
— Они подло напали на него. Из засады! Так все и произошло, я уверена! Не понимаю, зачем мы платим полиции, если они допускают подобное!
За ленчем Питт уже допросил кучера Эстли.
— Сэр Бертрам не уехал в собственной карете? — полюбопытствовал он.
— Простите? — Миссис Вулмер ожидала извинений и попытки оправдаться, но не такого неожиданного вопроса.
— Нет, — ответила за нее Мей. — Он отпустил свою карету, а вечером Уиллис вызвал ему кеб. Мы предложили ему нашу карету, но он не хотел об этом и слышать. Он был таким щепетильным. — Она промокнула щеки платочком. — Таким щепетильным…
— Если бы мы настояли на своем, его бы не похитили! — миссис Вулмер по-прежнему винила в произошедшем Питта, точнее, в его лице всю лондонскую полицию. Кто, как не она, должна защищать на улицах благородных дам и господ?
Возможность, что Эстли похитили, существовала, но Питт полагал ее минимальной. Однако если обе дамы не знали о привычке сэра Бертрама иногда заглядывать в Девилз-акр, не имело смыла просвещать их на сей предмет. Скорее всего они бы все равно ему не поверили. И возможно, злостью они пытались перебороть горе. Такое случалось не так и редко. В случае болезни вина возлагалась на врача, который не сумел спасти; в случае преступления — на полицию.
Питт посмотрел на них. Мей по-прежнему придерживалась правил поведения для юной леди. Истинное осознание горя еще не дало себя знать. Юбка, падающая аккуратными складками; руки, лежащие на коленях, красивые, словно высеченные из мрамора; прекрасное лицо. В таком виде она могла бы позировать неоклассическому художнику. Правда, пришлось бы убрать со столов три четверти статуэток и салфеточек, а также вынести фортепиано, которое стояло у нее за спиной.
Миссис Вулмер щетинилась, как Британия, готовящаяся отбросить врага от своих берегов. Обе женщины еще пребывали в замешательстве и ничем не собирались делиться. Давить на них не имело смысла. Они бы не поняли, чего от них добиваются. Только со временем они, возможно, что-то вспомнят: слово или жест, имеющие значение…
— Он уехал в кебе примерно в одиннадцать, — повторил Томас. — И, как вы говорите, в полном здравии и в превосходном настроении, с намерением сразу вернуться домой.
— Именно так, — подтвердила миссис Вулмер. — я представить себе не могу, что еще вы рассчитывали от нас услышать.
— Меня интересовало только время, мадам, и транспортное средство. А также что, насколько вам известно, заезжать куда-то еще он не собирался.
Она выдохнула через нос, чуть всхрапнув, напомнив ему ломовую лошадь.
— Тогда, если это все, будьте так любезны, избавьте нас от вашего присутствия и позвольте нам остаться одним.
Питт вышел через парадную дверь, которую открыл ему лакей, по ступеням спустился на тротуар и зашагал по улице на восток, навстречу ветру. Он задался вопросом: какова Мей Вулмер в отсутствие матери? И любил ли ее Бертрам Эстли? Она, несомненно, красавица, и манеры у нее хорошие. Если бы Мей стала женой джентльмена, светское общество, безусловно, приняло бы ее с распростертыми объятьями. Хватало ли ей остроумия и смелости, чтобы смеяться над собой и хвалить других, не воспринимая это тяжелой работой? Добрая ли она? Или об этом Бертрам Эстли даже не задумывался? Возможно, ему хватало красоты и скромности… Для большинства мужчин точно хватало.
И что он увидел в лице Бью Эстли, когда тот подумал о Мей, пусть даже и потрясенный горем? Еще и любовь?
Ему придется помнить при следующей встрече с братом убитого, что тот уже сэр Бью! И гораздо более обеспеченный человек. Возможно, по прошествии положенного периода времени он даже займет место брата и в сердце Мей Вулмер, женится на ней. Вполне возможно, что миссис Вулмер приложит все силы, чтобы он женился. Среди перспективных женихов немногие обладают и титулом, и богатством, а год уже начался, и до следующего сезона рукой подать.
Питт поднял воротник пальто: восточный ветер пронизывал до костей. Его не радовала мысль о том, что придется копаться в отношениях братьев Эстли.
Утром за ним послал начальник.
Дадли Этельстан поднялся из-за стола, когда Томас вошел в его кабинет. Костюм, сшитый по фигуре, сидел как влитой, но узел галстука сполз вбок, а воротник, похоже, сдавливал шею. На большом столе лежал ворох утренних газет.
— Питт, заходите. Мы должны с этим что-то сделать… Это ужасно! Меня спрашивал об этом комиссар, сам пришел сюда. Остается только получить письмо от премьер-министра…
— Из-за трех убийств в трущобном районе? — Питт переводил взгляд с хаоса на столе на багровое лицо Этельстана. — Через день-другой случится очередной светский скандал, и они об этом забудут.
— Вы можете в этом поклясться? — Этельстан выпучил глаза и раскинул руки. — Устройте такой скандал, пожалуйста. Боже правый, вы не представляете себе, как отозвалось последнее убийство. Приличные люди боятся… — Он резко оборвал фразу.
— Заходить в Девилз-акр? — с улыбкой закончил за него Томас.
Этельстан поморщился.
— Вам-то просто проявлять благочестие, Питт. Объясняться с этими людьми — не ваша забота… И слава богу, иначе от лондонской полиции остались бы рожки да ножки! Некоторым очень влиятельным людям нравится развлекаться в таких заведениях, как у Макса Бертона. Они согласны на то, что с них запросят слишком много, ограбят на улице, даже врежут по физиономии. Но чтобы убили и кастрировали! Господи… они не хотят об этом слышать! И — скандал, стыд!
— Может, какой-то ретивый реформатор пытается таким образом закрыть все публичные дома? — усмехнулся инспектор.
— Могли бы и не дерзить. — По голосу не чувствовалось, что Этельстан сердится. — Не время сейчас для легкомыслия, Питт. — Он сунул палец под воротник, словно хотел его растянуть. — Эти преступления следует раскрыть и отправить маньяка в ад, где ему самое место. И мне без разницы, кто он — рехнувшийся священник, решивший собственноручно очистить Лондон от грешников, или жадный сутенер, устраняющий конкурентов, чтобы создать собственную империю. Насколько нам удалось продвинуться?
— Практически топчемся на месте, сэр…
— Обойдемся без оправданий, черт побери! Факты, свидетели… что нам известно?
Питт повторил результаты нескольких вскрытий.
— Пользы от этого немного. — В голосе Этельстана слышалось отчаяние.
— Свидетелей нет, — добавил Томас.
— Вообще нет?
Питт, чуть улыбаясь, пожал плечами.
— А откуда им взяться? Или кто-то из разъяренных людей, упомянутых вами, при этом присутствовал?
Этельстан бросил на него сердитый взгляд.
— А другие сутенеры… шлюхи, бродяги… кто угодно?
— Нет.
Этельстан закрыл глаза.
— Черт! Черт! Черт! Вы должны его поймать, Питт! — Он закрыл лицо руками. — Можете представить себе, что они с нами сделают, если следующей жертвой окажется аристократ или член парламента? Они нас распнут!
— А чего они от нас ждут? Мы должны патрулировать улицы Девилз-акр, на которых расположены публичные дома?
— Не говорите ерунды! Они хотят, чтобы мы избавились от этого маньяка, и все стало бы, как всегда. — Начальник смотрел на Питта, в глазах стояла мольба. — И мы должны это сделать! Привлеките всех ищеек. Всех информаторов! Заплатите, если возникнет такая необходимость. Только немного… не теряй головы! Кто-то заговорит, кто-то знает… Мотивы, соперничество, ревность… ищите все. Посмотрите, кто терял деньги. Мой совет — найдите того, кто убил этого сутенера Макса, и тогда удастся распутать весь клубок. Есть какая-то связь между Максом и этим доктором Пинчином?
— Пока мы ее не нашли, — ответил Питт, понимая, что это его неудача. Почувствовал, как напряглось лицо.
— Что ж, выметайтесь отсюда и найдите! — Этельстан сжал кулаки. — Ради бога, найдите, Питт! Посадите кого-нибудь за решетку. Мы должны остановить это… это… — Он скинул на пол газету, показав стопку писем на тисненой бумаге. — Они в панике. Важные люди очень обеспокоены!
Питт сунул руки в карманы.
— Да… я уверен, так оно и есть.
— Так займитесь этим! — раздраженно крикнул Этельстан. — Выметайтесь отсюда и сделайте что-нибудь!
— Да, сэр.
И Питт вернулся в Девилз-акр, чтобы более подробно выяснить у Амброза Меркатта обстоятельства его соперничества с Максом. Он застал сутенера в алом халате с бархатным воротником и манжетами и в исключительно дурном настроении.
— Я не знаю, чего вы от меня ждете! — сердито воскликнул он. — Я понятия не имею, кто убил этого гнусного типа. Я уже рассказал вам все, что мог. Святый Боже, врагов у него хватало!
— И ты, похоже, самый явный. — Питт получил новую информацию от двух констеблей и не желал слушать поучения этого женоподобного сутенера, одетого в красный халат в десять утра. — Макс Бертон оттянул на себя немало твоих клиентов, и к нему перебежали как минимум четыре твои лучшие шлюхи. Он представлял собой огромную угрозу твоему благосостоянию.
— Ерунда! — Взмахом длинных пальцев Амброз отмел эту идею, сочтя ее нелепой. — Я уже вам говорил, женщины приходят и уходят. Со временем они ушли бы от Бертона к кому-нибудь еще. В этом нет ничего необычного. Если бы вы хоть что-то понимали в своей работе, инспектор, то начали бы искать замужних женщин, которых он использовал. Начните с Луизы Граббе! Готов спорить, вы об этом даже не подумали, так? — Его глаза удовлетворенно блеснули, когда он увидел изумление на лице Питта. — Естественно, не подумали! А мне любопытно, как относился к Максу Альберт Граббе… Почему-то мне представляется, что он с удовольствием порезал бы его на куски, и в самых интимных местах! — Амброз скривился. Подобную вульгарность он находил отвратительной. Сам жил за счет сексуальных аппетитов других, но терпеть не мог об этом говорить. Он сел и положил ногу на ногу.
Питт подумал, что Луиза Граббе — плод воображения Амброза, но у того на лице читались искренность и удовлетворенность.
— Почему нет? — Питт действительно решил, что идея разумная. — И где мне найти Альберта Граббе?
Амброз улыбнулся.
— Мой дорогой инспектор, вы действительно абсолютно некомпетентны? Откуда мне знать? Просмотрите оставшиеся после Макса бумаги и выясните, как он с ней связывался. Он подбирал женщину клиенту. Не подсовывал, кого придется. Для этого нужен талант, знаете ли! У нас проститутку выбирают не наугад.
— Благодарю, — с сарказмом ответил Питт. — Признаюсь, я не в полной мере оценивал вашу виртуозность.
— Что?
Объяснять Питт не стал. Ощутил удовлетворенность, но победа получилась жалкой, и он это знал. Душу она не согрела.
— Как я понимаю, Луиза Граббе не была единственной… просто ты хочешь дать мне только одно имя. — Питт вернулся к главному для себя.
— Я же говорил вам, инспектор, Макс Бертон меня не интересовал. — Лицо Амброза вновь стало бесстрастным. — Я не следил, кто к нему приходит, а кто уходит. С какой стати? У меня постоянные клиенты, и дела идут прекрасно. Естественно, кое-кому он мешал, отнимая их долю в бизнесе. На вашем месте я бы поинтересовался Долтонами. Они работают в дешевом сегменте. Смею сказать, у них была причина обижаться на Макса.
Питт мог бы вернуться в полицейский участок и узнать все необходимое о Долтонах, но не хотел терять времени. Понимал, что его гордость переживет.
— Где их искать?
Улыбка, изогнувшая губы Амброза, говорила о том, что ему нравится просвещать полицейского.
— Кроссгейт-стрит. Действительно, инспектор, что бы вы без меня делали?
— Спросил бы кого-нибудь еще, — ответил Питт. — Тебе лучше не искушать меня, Амброз. Не будь Девилз-акр такой выгребной ямой, я бы склонился к тому, чтобы уменьшить на один число борделей. — Он оглядел комнату со светлыми обоями. — Но что от этого изменится? Ты когда-нибудь читал о подвигах Геркулеса?
Амброз знал, что его оскорбляют, прямо и завуалированно. Его это возмущало, но что он мог поделать.
— Нет, похоже, не читал. — Питт сам ответил на свой вопрос. — Посмотри тот, где про авгиевы конюшни. Мы могли бы запрудить Темзу!
— Я не имею ни малейшего понятия, о чем вы говорите, — фыркнул Амброз. — Может, вам лучше заняться своей работой? Мне представляется, что вы не настолько продвинулись в расследовании, чтобы стоять здесь и попусту тратить свое время… и мое тоже.
Правда колола глаза. После того как убили Губерта Пинчина и Берти Эстли, мотив убийства Макса становился все менее важным.
— Сэр Бертрам Эстли когда-нибудь был твоим клиентом? — спросил Питт уже с порога.
Амброз вскинул узкие брови.
— Честное слово, инспектор, неужели вы думаете, что я спрашиваю у джентльменов их имена и фамилии?
— Нет, я не думаю, что ты спрашиваешь, Амброз, — ровным голосом ответил Питт, — но у меня есть ощущение, что ты их знаешь.
Меркатт улыбнулся. В определенном смысле инспектор признавал его компетенцию и профессиональный опыт. На мгновение на его лице отразилась нерешительность, потом исчезла.
— Ни Бертрам Эстли, ни доктор Пинчин. — Улыбка стала шире. — Извините.
Питт ему поверил. Нерешительность, по мнению Томаса, говорила о том, что он выбирал, то ли сказать правду, то ли приврать насчет обширности своей клиентуры, доказывая, что конкуренция Макса не пугала его.
— Значит, к тебе они не заглядывали. — Питт еще раз оглядел гостиную и чуть усмехнулся. — Да… пожалуй, не заглядывали. — И он закрыл за собой дверь, отсекая горячие глаза Амброза и внезапно вспыхнувшую на его лице злость.
На Кроссгейт-стрит, грязной и продуваемой холодным ветром, Томас без труда нашел заведение Долтонов. Его провели в большую, веселенькую гостиную, где преобладали красные и розовые цвета, а в камине пылал огонь, хотя время только-только перевалило за полдень. Вероятно, Долтоны принимали клиентов круглосуточно. Он не ощутил затхлого, едкого запаха публичных домов, свойственного им в свободные от работы часы. Вероятно, здесь держали горничных, как и в любом городском доме.
Его встретила полная круглолицая деваха, достаточно ординарная, со здоровым цветом лица, словно недавно приехавшая из деревни. Питт почувствовал укол жалости: она могла бы найти себе занятие и получше. Но, с другой стороны, получив место в публичном доме, с крышей над головой и регулярными завтраками, обедами и ужинами, она оказалась куда в лучшем положении, чем многие женщины, бродившие по улицам в поисках любого мужчины, который купит тело, чтобы оплатить еду для ее ребенка и одежду, прикрывающую спину.
Инспектор заговорил первым, прежде чем она успела предложить ему свои услуги.
— Я из полиции. Хочу побеседовать с мистером Долтоном. Возможно, он располагает нужными мне сведениями.
— Мистером… ох! — Она все поняла и заулыбалась. — Вы говорите про мисс Долтон. Мне пригласить мисс Мэри или мисс Викторию, сэр? Хотя у меня нет уверенности, что они захотят встречаться с полицией!
— Мисс… — Томасу и в голову не приходило, что публичным домом заведуют женщины, хотя он не мог понять, почему. В убранстве гостиной чувствовалась женская рука, и выглядела она куда более уютной, чем у Макса или Амброза Меркатта. Он находил, что эта гостиная гораздо ближе к семейной, хотя не мог объяснить, как такое могло быть.
— Можешь позвать любую мисс Долтон, — ответил он. — И я настаиваю на встрече. Речь идет об убийстве. Если они меня вынудят, я вернусь с другими полицейскими, и тогда уж не знаю, чем все закончится. Не думаю, что кому-то этого хочется. Заведение обязательно понесет урон.
На лице девушки отразилось удивление. Она по-прежнему улыбалась, говорила вежливо, но чувствовалось, что его слова ее как-то задели.
— Если вы подождете здесь…
Она упорхнула, и Питт, конечно же, огорчился. Не следовало ему вести себя так грубо, но теперь он уже ничего не мог изменить.
Буквально через минуту в гостиную вошла другая женщина, постарше, лет тридцати с небольшим, с высокой грудью, симпатичным, но бесстрастным лицом и россыпью веснушек на коже, в простеньком, цвета лаванды, платье с высоким воротником и, насколько мог видеть Питт, совершенно без косметики.
— Я Виктория Долтон, — представилась она. — Вайолет говорит, что вы из полиции и желаете поговорить со мной. Не соблаговолите пройти в другую гостиную, в дальней части дома? Вайолет принесет нам чай.
Остро ощущая абсурдность ситуации, чувствуя, что где-то просчитался, Томас молча последовал за стройной, фигуристой Викторией в большой красно-розовый холл с диванами и креслами, а потом — по коридору, который привел их в маленькую, еще более уютную гостиную, где тоже пылал камин. Откуда-то сверху донесся радостный вскрик и веселый женский смех. Мужских голосов он не услышал. Вероятно, две женщины делились подробностями своих похождений, а не обслуживали клиентов.
Виктория Долтон села на большой зеленый диван и предложила Питту расположиться на таком же, напротив нее. Затем сложила руки на коленях и выжидающе посмотрела на него.
— Так чего вы от нас хотите?
Питт несколько растерялся: она держалась так сдержанно, разительно отличаясь от Макса, каким он представлял его себе, или Амброза Меркатта. Да и сам дом более всего напоминал жилище какого-нибудь представителя среднего класса — удобный, с семейной атмосферой. Язык не поворачивался назвать его борделем, что казалось нелепым.
— Я расследую убийство, мадам, — начал он совсем не так, как намеревался. Каким-то образом рядом с ней он чувствовал себя не в своей тарелке. — Если на то пошло, три убийства.
— Как неприятно, — эти слова она произнесла так, будто он пожаловался на погоду, и при этом продолжала смотреть на него чистыми, искренними глазами, как послушный ребенок, ожидая продолжения.
Это сбивало с толку. То ли она не поняла его, то ли воспринимала убийства повседневным явлением, и они совершенно ее не шокировали. Встретившись со взглядом ее серых глаз, Питт решил, что второе предположение более верное.
Вайолет принесла чай, поставила поднос на столик и вышла. Виктория наполнила две чашки, одну протянула ему. Он принял ее со словами благодарности и начал снова:
— Первым убили Макса Бертона. Он держал дом на Джордж-стрит. Вероятно, вы знали его?
— Разумеется, — кивнула она. — Нам известно, что его убили.
— Он хорошо знал свое дело? — Почему допрос давался ему с таким трудом? Причина состояла в том, что Виктория отгородилась крепостной стеной и, в отличие от Амброза Меркатта, не отбивалась от него.
— Да, — ответила она, — его талант не вызывал сомнений. — И тут на ее лице проступила злость, впервые она дала эмоциональную реакцию. Уголки полных губ опустились, но у Питта сложилось ощущение, что он не обидел ее лично; просто она неодобрительно относилась к тому, что делал Макс.
— Амброз Меркатт говорит, что он использовал высокородных женщин в своем заведении на Джордж-стрит, — продолжил Питт.
Виктория чуть улыбнулась.
— Да, Амброз Меркатт мог вам это сказать.
— Это правда?
— Да, конечно. Ума Максу хватало. Женщин влекло к нему, знаете ли. И есть определенная прослойка женщин, рожденных в хороших семьях, ничем не занятых, вышедших по расчету за ни на что не годных мужей, зачастую гораздо старше по возрасту, бесполезных в спальне, лишенных как страсти, так и воображения, которых душит скука. Макс находил к ним подход. Сначала начинался роман с ним, потом он подкладывал их под других. За таких проституток он получал самую высокую цену.
Она рассуждала об этом, как купец — о своих товарах и рыночной политике.
— Он переманил к себе кого-то из ваших клиентов? — столь же прямо спросил Томас.
Виктория ответила без запинки.
— Только считаных. Мы берем опытом, необычность — это не про нас. Большинство этих высокородных женщин жаждет приключений, ими движет потребность… — она замолчала, нахмурилась, — …изгнать скуку, а желания доставить мужчине наслаждение у них нет. Хорошую проститутку отличают юмор и отзывчивость; опять же она не задает никаких вопросов. — Виктория вновь улыбнулась. — И практики у нее куда больше.
Она воспринимала проституцию, как обычную работу. Сам процесс стал частью ее повседневной жизни и не вызывал у нее никаких эмоций. Ей не оставалось ничего другого, как знать свое дело. Иначе она не выжила бы.
— А что вы скажете насчет Амброза Меркатта? — Питт двинулся в другом направлении.
— О да, Амброз пострадал, — ответила она. — Он обслуживает ту же категорию клиентов: пресытившихся джентльменов, которые хотят чего-то новенького, чтобы разжечь их воображение, и они готовы за это заплатить.
Теперь на лице бандерши отражалось неприкрытое презрение. Глазу сузились, и в их блеске, возможно, проступала ненависть, но к кому именно, Питт сказать не мог. Возможно, к этим богатым, избалованным женщинам, располагавшим и деньгами, и свободным временем, которые становились проститутками от скуки, полагая это развлечением, тогда как ее женщины делали это, чтобы выжить. Возможно, к Амброзу, потому что он сводил их с мужчинами. А может, к мужчинам, благодаря деньгам которых все и происходило.
Виктория все-таки ненавидела Макса за то, что он увел у нее клиентов? Или по какой-то причине, до которой Томас еще не докопался? Могла она сама увлечься Максом? Вполне возможно: молодая прелестница, чьи полные губы говорили о чувственности… Может, убийство Макса — всего лишь месть отвергнутой женщины?
Но в этом случае убийство Губерта Пинчина напрочь лишалось мотива.
— Где он знакомился с этими высокородными женщинами? — спросил Питт, отложив обдумывание возникшей версии на потом. — Не в Акре же?
Эмоции ушли с лица Виктории. Глаза вновь стали спокойными, напоминая серую воду с крошечными льдинками.
— Разумеется, нет. Он ходил в рестораны и театры, где бывают такие женщины, — ответила она. — Он служил лакеем в большом доме, так что знал, как себя вести. Прекрасно выглядел, хорошо одевался. Обладал незаурядным умением находить недовольных жизнью женщин и вычислял тех, кому достанет силы воли или отчаяния, чтобы как-то переменить свою жизнь.
Вновь Питта убеждали, что Макс обладал невероятным талантом и использовал его на полную катушку. Но такой талант, конечно же, нес в себе немалую угрозу.
Что происходило, если женщине надоедало ложиться под мужчин или она чего-то пугалась? Общество на многое могло закрыть глаза, но продажу тела за деньги в Девилз-акр, конечно же, проигнорировать бы не смогло. Существовала огромная дистанция между тем, что прощалось мужчине (при условии, что он не кичился своими подвигами) — и женщине, любой женщине. Сексуальный аппетит полагался частью мужской натуры, он ужасал ханжей, но с ним мирились. На этот счет даже шутили, а большинство с неохотой им восторгалось.
Но, по сложившейся традиции, мужчины предпочитали верить, что женщины устроены по-другому. Только шлюхи получали удовольствие в спальне. Торговля телом считалась грехом, обрекающим душу на вечные муки. И если женщины Макса видели, что их безопасность — их семейное благополучие — под угрозой, что они делали? Макс позволял им спокойно уйти, так же тайно, как они приходили, и стирал их имена из памяти? Или сохранял занесенную над ними дубину?
Поводов для убийства был легион!
Виктория Долтон по-прежнему бесстрастно смотрела на Томаса. И он понятия не имел, много ли его мыслей ей удалось прочитать.
— Вы что-нибудь слышали о докторе Губерте Пинчине? — спросил Питт.
— Его тоже убили, так ведь. — Вопросительные нотки в ее голосе отсутствовали. — Довольно далеко от нас. Нет, не думаю, что мы что-нибудь о нем знаем. — Она замялась. — Во всяком случае, под этим именем. Здесь, как вам известно, люди не всегда называют свои имена и фамилии, — тень презрения все-таки прорвалась в голос.
— Плотный мужчина, с растущим животом. — Питт начал описывать Пинчина, каким видел его во дворе скотобойни, однако, пытаясь представить его живым. — Редеющие рыжеватые волосы, тронутые сединой, широкий, даже приплюснутый нос; рот, который часто улыбался, красное лицо, мешковатая одежда. Он любил сыр «Стилтон» и хорошее вино.
Виктория улыбнулась.
— В Лондоне хватает таких джентльменов, и многие из них — у которых недружелюбные жены, настроенные не подпускать к себе, — рано или поздно прокладывают дорожку сюда.
Она достаточно точно описала Валерию Пинчин. Не приходилось удивляться, если бы Губерт проложил дорожку к дому Виктории Долтон, где бы нашел и смех, и купленное наслаждение, и мягкие подушки, и пухлые груди, и мощные бедра, и умение ублажить.
— Да, я могу себе это представить. — Питт печально вздохнул. — А как насчет сэра Бертрама Эстли, молодого, светловолосого, симпатичного, высокого? — Он забыл узнать про цвет его глаз, но это не имело особого значения. В Лондоне наверняка нашлись бы несколько сотен молодых людей, воспитанных и с деньгами, которые точно соответствовали названным им приметам.
— Имя незнакомое, — спокойно ответила Виктория. — И мы не проявляем излишнего любопытства. Это вредит бизнесу.
Да уж, неоспоримый факт.
Питт все более склонялся к мысли, что имеет дело с безумцем, по каким-то причинам яростно ненавидящим мужчин, — то ли калекой, то ли импотентом, в сторону которого женщины даже и не смотрели. Его это бесило, и, в конце концов, он свихнулся. Он сомневался, что это правильная версия. Но пока не обнаружил никакой связи, даже самой призрачной, между Максом, доктором Пинчином и сэром Бертрамом Эстли.
Возможно, если бы он более плотно занялся похождениями Макса, что-то и удалось бы выявить — какую-нибудь женщину, которая знала их всех… которой они все попользовались. Да… месть мужа-ревнивца — вполне реальный вариант. А если женщину шантажировали? Она могла нанять какого-нибудь головореза, чтобы уничтожить всех, кто знал о ее падении. В Девилз-акр хватало тех, кто сделал бы это за скромное вознаграждение, маленькое в сравнении с теми потерями, которые ждали женщину, если бы ее аморальное поведение выплыло наружу. А если она договаривалась с головорезом, не называя своего имени и не открывая лица, то никакого следа не осталось бы.
Но тогда зачем это жуткое изуверство? У Томаса скрутило желудок и к горлу подкатила тошнота, когда он вспомнил откромсанные гениталии Пинчина. Такое, конечно, мог сделать муж. Или отец. Слишком много ненависти. Головорез, убивающий за деньги, обошелся бы без этого. Но Питт располагал недостаточной информацией, чтобы подобные размышления принесли хоть какую-то пользу.
Инспектор встал.
— Благодарю вас, мисс Долтон, вы мне очень помогли. — К чему такая вежливость, даже почтительность по отношению к этой женщине? Всего-то хозяйка публичного дома, ничем не отличающаяся ни от Макса, ни от Амброза Меркатта. Может, это проявление его стремления по возможности избегать грубости, не имеющее к ней никакого отношения. — Если у меня возникнут еще какие-то вопросы, я вернусь.
Она тоже поднялась.
— Разумеется. Доброго вам дня, мистер Питт.
Служанка вывела его на грязную улицу — и в плавно наступающий вечер. От реки тянуло вонью сбрасываемых в нее нечистот, доносились гудки буксиров, тянущих тяжело нагруженные баржи к Лондонской заводи и докам, где работа не затихала ни на минуту.
Возможно, речь шла не об одном убийце. Первые два получили отличную рекламу. Может, в третьем случае появился подражатель? Скажем, Бью Эстли, который в случае смерти брата наследовал титул, состояние… а может, и Мей Вулмер в придачу?
Стоило ли удивляться, если бы в Девилз-акр Томас обнаружил результаты дьявольской работы?
