Глава 11

Для Нобби Ганн смерть Сьюзен была тяжелым потрясением не только потому, что она считала ее прелестным и удивительным человеком, но еще и потому, что испытывала чувство страха и вины, опасаясь, как бы Питер Крайслер каким-то образом не оказался замешан в этой трагедии. В моменты наибольших душевных переживаний Зенобия даже боялась его непосредственной вины.

Она не видела Питера по меньшей мере три дня, и от этого ее опасения лишь усугубились. В голову лезли самые ужасные мысли. Его присутствие могло бы успокоить ее. Ей достаточно было увидеть его спокойное, как всегда, лицо – и страхи прошли бы, став нелепыми и глупыми выдумками. Мисс Ганн смогла бы поговорить с ним, узнать, насколько искренна его скорбь по Сьюзен. Он, возможно, рассказал бы ей, где был в тот вечер, и доказал бы свою полную непричастность.

Но Питер почему-то ограничился лишь коротенькой запиской, где выразил соболезнование по поводу случившегося и написал, что дела, связанные с этим прискорбным происшествием, не оставляют ему времени ни на что другое – во всяком случае, сейчас. Нобби не могла понять, как его дела могут быть связаны со смертью миссис Чэнселлор. Возможно, речь шла о финансировании программы Африки семьей Сьюзен и о прочих банковских делах.

И вот наконец она увидела его. Питер Крайслер пришел днем, в самое не подходящее для визитов время, однако ни Зенобия, ни он никогда не придавали подобным условностям особого значения. Он нашел ее в саду, где она срезала ранние розы. Большинство из них были еще в бутонах, но две или три уже распустились. Мисс Ганн присоединила к букету роз темно-красные листья бука, и в таком сочетании их лепестки красивого розового оттенка казались еще ярче и необычней.

Питер шел к ней через лужайку без какого-либо доклада и сопровождения прислуги. По этому поводу у Нобби потом еще будет разговор с горничной. А пока она смотрела, как он приближается, испытывая и радость, и тревогу, уже ставшую привычной за эти дни. Они заставили ее сердце учащенно забиться, и женщина почувствовала, как к ее горлу подступил комок.

Крайслер пренебрег всеми традиционными светскими приветствиями, вопросами о здоровье и замечаниями о погоде. Он просто остановился перед ней и встревоженным взглядом посмотрел ей в лицо. Ему удалось достаточно хорошо скрыть свою собственную радость от этой встречи.

На какое-то мгновение страхи улетучились и растворились в волне искреннего удовольствия снова видеть лицо Питера, чувствовать его уверенность, о которой мисс Ганн уже начала было забывать.

– Простите, что врываюсь без доклада и приглашения, – коротко извинился гость и протянул ей обе руки ладонями вверх.

Она, не задумываясь, вложила в них свои руки, ощущая теплоту его пальцев, когда он сжал ее ладони, и ее страхи исчезли. Это все ее вымысел, Питер никогда не совершит ничего ужасного. Он здесь ни при чем и сейчас все ей объяснит.

Зенобия тоже избежала банальных приветствий.

– Как вы? – жадно окидывая взглядом его лицо, спросила она. – Выглядите усталым.

Крайслер отпустил ее руки и медленно пошел рядом.

– Должно быть, я действительно устал, – признался он. – Я мало сплю в последнее время. После смерти миссис Чэнселлор, – пояснил Питер.

Хотя мысли о смерти Сьюзен не покидали и ее, Нобби все же немного испугалась, что он сразу заговорил об этом. Его признание было таким неожиданным, что она не нашлась что ответить, несмотря на то что в бессонные часы немало об этом думала.

Отвернувшись, она сделала вид, что смотрит в дальний угол сада, хотя ничего примечательного там не было, кроме какой-то пичужки, прыгающей с ветки на ветку.

– Я не знала, что она так много значила для вас. – Произнеся это, хозяйка умолкла, испугавшись, что теперь гость неправильно поймет ее и сочтет раздражительной и капризной. Неправильно ли? Может, она действительно ревнует? Неужели это так? Нет, это абсурд, это недостойно или еще хуже – отвратительно! – Она была прелестной женщиной. – Это прозвучало банально и глупо, и Зенобия знала это. – И еще такой жизнелюбивой. Мне страшно подумать, что ее уже нет. Я так жалею, что не смогла получше узнать ее.

– Она нравилась мне, – промолвил Крайслер, глядя на расцветающий шпорник. Уже по бутонам можно было угадать, какими будут цветы – темно-синими, небесно-голубыми, розовыми или белыми. – В ней была та искренность и цельность натуры, которые ныне так редки. Но не поэтому я не сплю по ночам, думая о ее гибели. – Он нахмурился и посмотрел на Нобби. – Я думал, вы знаете. Оказывается, вы более скрытны, чем это подсказывает вам ваш ум. Мне следовало бы помнить об этом. Это чисто женская черта, и, признаться, она мне нравится.

Мисс Ганн окончательно растерялась и почувствовала, как краска заливает ее лицо. Она избегала его взгляда.

– Я не совсем понимаю, что вы хотели этим сказать. Вы не рассердитесь, если я спрошу вас: почему смерть Сьюзен так сказалась на вас? Я не думаю, что вы столь близко к сердцу приняли горе Лайнуса Чэнселлора. У меня сложилось вполне определенное впечатление, что этот человек никогда не был вам симпатичен.

– Это верно, – согласился Питер. – Собственно, против него как человека я ничего не имею. Более того, сказать по правде, я восхищался им. Он энергичен, умен, талантлив и целеустремлен, а это главное. Многие, обладая его данными, но не имея последнего качества, так ничего и не добились. Воля и дисциплина – вот что делает человека. – Он прошел несколько шагов молча, глубоко засунув руки в карманы. – Но я категорически против его идей и планов, касающихся Африки. Впрочем, вы это знаете.

– Но почему вас так расстроила смерть Сьюзен? – не выдержав, повторила его собеседница.

– Я поссорился с нею вечером накануне ее гибели.

Нобби вздрогнула от неожиданности. Она не подозревала, что у ее друга такая впечатлительная и тонкая натура. Его мучили угрызения совести. Это как-то не вязалось с уже составленным ею представлением о нем. Разумеется, люди противоречивы и порой непредсказуемы, но все равно Зенобия была застигнута врасплох.

– Это же глупо, – сказала она и улыбнулась. – Не думаю, что вы были так грубы, чтобы теперь испытывать вину от того, что ваш спор не разрешился миром. Конечно же, вы спорили о поселении в Замбии. Это был честный спор. Я уверена, они никогда бы…

– Ради бога! – прервал ее Питер с ироничным смешком. – Я от своих убеждений не откажусь даже перед самим Господом Богом, и перед Сьюзен Чэнселлор тоже, живой или мертвой! Нет. Но мы спорили в людном месте, и я уверен, что нас многие видели. Безусловно, полиции это уже известно. Ваш усердный друг Питт не может не знать об этом. Он уже навестил меня, был вежлив, но даже хорошие манеры не смогли скрыть его подозрительность. Очень многих обрадовало бы, если бы мне предъявили обвинение в убийстве. Это помогло бы…

Он умолк, заметив испуг на лице мисс Ганн, и снова иронично улыбнулся.

– Да ну же, Нобби, не делайте вид, что вы ничего не знаете. Чем скорее дело будет раскрыто, тем быстрее будет восстановлена подорванная репутация лондонской полиции, пресса оставит ее в покое, и прекратится вторжение в личную жизнь Сьюзен Чэнселлор. Я не сомневаюсь, что она безукоризненна, как и жизнь многих других людей. Но ее изучение – неприятная процедура, которая может оскорбить тех, кто в той или иной мере общался с миссис Чэнселлор и недостаточно достойно вел себя.

– Недостаточно достойно? – Зенобии не удалось скрыть свой испуг, хотя она не совсем понимала, что ее гость хотел сказать.

Крайслер печально улыбнулся.

– Например, я, – произнес он. – Ссора была по достаточно безобидному поводу. Ничего личного, просто несовпадение мнений. Но в глазах многих, видевших ее, но не знавших предмета спора, она могла показаться чем угодно. Я знаю, что не все готовы истолковывать каждое слово или жест извращенно и предвзято. – Питер с нежностью посмотрел на Нобби, и сердце ее екнуло. – Разве вам не приходилось совершать ошибки, о которых потом вы горько сожалели? Неосторожное слово, действие – и потом каешься, сгораешь от стыда.

– Да, конечно! – импульсивно воскликнула мисс Ганн. Ей не надо было больше ничего говорить. Прежнее понимание было восстановлено без лишних слов и объяснений.

Они шли молча и наконец свернули на дорожку, ведущую к каменной ограде, увитой цветущим шиповником. Блики света, падавшие на каменную кладку арки в стене, высвечивали отдельные плоские камни. Внизу, поближе к влажной земле, поросшей папоротником, в щелях кладки росли трава и мох, весь усыпанный желтыми звездочками цветения. Над головой шелестели листвой вязы, пахло травами.

Нобби, взглянув на своего спутника, безошибочно угадала его состояние. Он наслаждался тем, что снова был дома, в Англии, ему был приятен и дорог вид вековой ухоженности и красоты ее садов. Жестокая действительность Африки, ее яркая богатая растительность, выжженные солнцем просторы и многообразие животного мира сейчас казались ему чем-то далеким и случайным перед извечной определенностью смены сезонов и устоявшимся образом жизни многих поколений.

Но от мыслей о смерти Сьюзен было не уйти. Да и закон здесь был неумолимой реальностью, и Зенобия, хорошо знавшая суперинтенданта Питта, понимала, что тот не остановится, пока не доведет дело до конца, каким бы ни был этот конец. Питт был неподкупен и не руководствовался временной целесообразностью или собственными чувствами.

Однако, если правда окажется слишком страшной, Нобби не была уверена, что этот полицейский обнародует ее всю. Если развязка окажется трагичной для других и из-за этого смогут беспричинно пострадать невиновные, если мотивы преступления будут по-человечески понятны Питту, он может смягчиться. Однако мисс Ганн не представляла, что на это может рассчитывать тот, кто поднял руку на такого человека, как Сьюзен.

Но все ее раздумья не имели сейчас никакого смысла. Ведь она боялась не Питта и не суда. Для нее была ужасна сама мысль, что Крайслер может быть виновным, независимо от того, предстанет он перед судом или нет.

Почему ей в голову лезут эти мысли? Это отвратительно, ужасно! Она мучилась от чувства вины, что позволила себе думать такое, что не прогнала сомнения сразу же.

Питер, пройдя под арку, остановился, прежде чем идти дальше в небольшой садик с цветущими примулами, лунником и лилиями.

– Что случилось, Нобби?

Путешественница окончательно сконфузилась, пытаясь не солгать, но и не сказать правду, мучительную как для нее, так и для него.

– Вы что-нибудь узнали? – ухватилась она за вопрос, который мог хоть что-то для нее прояснить.

– Относительно смерти Сьюзен? Совсем немного. Предполагают, что это случилось поздно вечером, когда она ехала одна в кебе, пока неизвестно куда. Она якобы сказала, что едет к Торнам, но, насколько нам известно, так и не появилась у них. Если, конечно, Торны сказали правду.

– Что могли иметь против нее Торны?

– Возможно, это связано со смертью сэра Артура Десмонда. Во всяком случае, так предполагает Питт. Мне же это совсем непонятно.

Они умолкли и стояли так неподвижно, что на дорожку, слетев с дерева, прямо в шаге от них села маленькая коричневая птичка, которая теперь с любопытством, без страха, разглядывала их круглыми, как бусинки, глазами.

– Нет, все-таки почему? – спросила тихо Зенобия, испытывая нарастающий страх.

Она была наслышана о путешественниках по диким и неизведанным местам, о том, какими им приходится быть решительными и смелыми, чтобы выжить. Они умеют не только защищаться, но и нападать, если им грозит опасность, и они не остановятся перед убийством ради спасения собственной жизни. Они все решают сами. Люди менее суровые, более обыкновенные и цивилизованные в таких условиях чаще всего гибнут, согласно жестоким законам ничего не прощающей чужой земли.

Крайслер, внимательно, почти испытующе смотревший на нее, внезапно изменился в лице – его медленно покинула счастливая умиротворенность, сменившись горечью боли.

– Вы не верите, что я к этому не причастен, Нобби? – промолвил он, и голос его дрогнул. – Вы думаете, что я мог убить эту милую женщину? Только потому, что… – Он умолк. Лицо его побледнело от мучившего его чувства вины.

– Нет, – ровным голосом сказала мисс Ганн. Слова давались ей с трудом. – Не потому, что у вас с ней произошла размолвка по вопросу о поселениях в Африке. Конечно же, нет. Мы ведь знаем, что это было бы абсурдом. Если бы вы имели что-либо против нее, то это могли быть акции в одном из крупнейших банков страны и возможное влияние на Фрэнсиса Стэндиша. Ну и, разумеется, позиция, занятая ее мужем. Сьюзен полностью поддерживала его, а значит, была против вас.

Питер страшно побледнел, и лицо его исказила боль.

– Ради бога, Нобби! Что дала бы мне смерть Сьюзен?

– Одним противником меньше… – Голос Зенобии замер, и она отвела глаза в сторону. – Я не утверждаю, что вы убили ее, но полиция может так подумать. Мне страшно за вас. – Это была правда, но не вся. – Ведь вы рассердились на нее.

– Если бы я убивал всех, на кого сердился, мой жизненный путь был бы усеян трупами, – тихо промолвил Крайслер. По ноткам в его голосе мисс Ганн поняла, что он поверил лишь той правде, которую она сказала, а ложь и умолчание принял как ложь и умолчание.

Птичка все еще оставалась на дорожке рядом с ними – она сидела, склонив голову набок. Питер снова взял свою собеседницу за руки, и она почувствовала тепло его пальцев.

– Нобби, я знаю, вы понимаете Африку так же, как понимаю ее я. Вам ясно, почему в определенных ситуациях люди прибегают к насилию, чтобы выжить в жестокой, полной неожиданных опасностей стране, где действует один закон: выжить. Но я не утратил способности видеть разницу между Африкой и Англией. Мораль, понимание того, что есть зло, а что – добро, существуют везде. Никто не убивает человека лишь за то, что тот оказался на его пути или не разделяет его взглядов по какому-то вопросу, каким бы важным этот вопрос ни был. Я спорил со Сьюзен, но я не собирался ни сам причинять ей зло, ни способствовать этому. Вы несправедливы ко мне, не веря моим словам… и заставляете меня страдать. Неужели я должен вам это объяснять? Разве мы перестали понимать друг друга без речей и объяснений?

– Да! – искренне воскликнула мисс Ганн, отбросив сомнения и отдаваясь более глубоким и верным чувствам. – Да, конечно же, можем! – Следует ли ей попросить прощения за то, что ей в голову закралась столь чудовищная мысль? Неужели он ждет от нее этого?

Но Крайслер, прочтя все в ее глазах, едва заметно улыбнулся:

– Отлично. А теперь оставим эту тему, не будем больше возвращаться к ней. Между нами не может быть недоверия, мы не должны уходить от правды и за вежливыми словами прятать ложь.

– Да, да, – опять поспешно согласилась Зенобия с растерянной улыбкой, несмотря на доводы разума. – Конечно, не должны!

Он нагнулся и поцеловал ее так нежно, что у нее перехватило дыхание от радостного удивления.

Питт завтракал, медленно жуя бутерброд с джемом. Поджаренный хлеб и масло были слегка подсолены. Но все вместе было вкусно и должно было быть съедено до последней крошки.

Вчера он задержался на работе до полуночи, поэтому сегодняшнее опоздание ему простится. Дети ушли в школу, горничная Грейси хлопотала наверху. Приходящая прислуга скребла ступени заднего крыльца и скоро примется за плиту в кухне, к радости Грейси, ненавидящей эту работу.

Шарлотта составляла список покупок.

– Ты сегодня вернешься поздно? – спросила она, подняв голову.

– Не знаю, – ответил Томас с набитым ртом. – Хотя мы все еще не нашли кебмена…

– Значит, он виновен, – уверенно заявила его жена. – В ином случае он тут же пришел бы к вам. Если он скрывается, как вы его найдете?

Питт допил чай.

– Долго и терпеливо расспрашивая каждого кебмена в Лондоне, – заверил он ее. – Проверяя затем, где они были в тот вечер. Если повезет, кто-нибудь что-нибудь подскажет нам, такое тоже бывает. Но нам до сих пор неизвестно, где миссис Чэнселлор бросили в реку – в верховьях или ниже. Судя по состоянию одежды, ее протащило какое-то расстояние, видимо, когда платье за что-то зацепилось. – Шарлотта болезненно поморщилась. – Прости, дорогая, – тут же извинился ее муж.

– Вы нашли ее накидку? – спросила она.

– Нет… пока. – Он с удовольствием доел остатки бутерброда.

– Томас…

Питт отодвинул стул и встал.

– Да?

– Тела утопленников часто выбрасывает прибой или течение на берег у Врат изменников?

– Нет. Почему ты спрашиваешь?

Шарлотта вздохнула.

– Ты не допускаешь, что кто-то намеренно оставил ее тело там?

Мысль показалась Томасу странной. Такое никогда не приходило ему в голову.

– Врата изменников? Сомневаюсь. Зачем? Видимо, того, кто убил ее, больше заботило, как бы утопить тело поближе к месту убийства и так, чтобы никто ничего не заметил. Чисто случайно ли, прибоем или течением, но ее принесло к Тауэру. Это могло быть и что-то другое, то, что тащило ее в воде какое-то время, – задумчиво произнес он.

– А что, если ничего этого не было? – настаивала его супруга. – Если все было сделано намеренно, с расчетом?

– По существу, особой разницы не вижу, кроме того, что сам убийца должен был бы подыскать подходящее место, где положить тело. А это значит, что он каким-то образом сам тащил его некоторое расстояние. Но кто захотел бы так рисковать?

– Не знаю, – произнесла Шарлотта. – Возможно, тот, кто считал, что она его предала.

– Кто? Ее муж? Она никогда не изменяла ему в полном смысле этого слова, потому что искренне любила. Ты сама мне это говорила.

– Да, говорила. Но сейчас я имею в виду другую измену. Возможно, это связано с «Узким кругом».

– Туда не принимают женщин, и я уверен, что Чэнселлор не является членом Круга.

– А ее зять, Фрэнсис Стэндиш? – настаивала молодая женщина. – Он не может быть причастен к смерти сэра Артура? Сьюзен могла узнать об этом. Она очень любила сэра Артура и не промолчала бы, даже если бы это грозило неприятностями ее семье. Возможно, именно это беспокоило ее в последнее время.

– Преданность семье… и измена, – медленно промолвил Томас, обдумывая то, что сказала жена. Он вспомнил лицо Харриет Сомс, полной решимости защищать отца, хотя его вина была ей известна. – Возможно… – наконец произнес он.

– Тебе это как-то помогло?

Питт посмотрел на жену.

– Не очень. Намеренно или случайно, но она оказалась именно там. – Суперинтендант поставил стул на место и, прежде чем уйти, поцеловал жену в щеку. Его шляпа была на вешалке в прихожей. – Этим я и займусь сегодня. Пришло время забыть кебмена и сосредоточиться на поисках свидетеля, видевшего, как тело Сьюзен бросили в реку.

– Ничего, кроме того, что не произошло, – с раздражением ответил инспектор Телман, когда Питт спросил, есть ли какие-либо новости. Они стояли в кабинете суперинтенданта. Из приоткрытого окна доносился шум утренней улицы.

Телман выглядел уставшим и разочарованным.

– Никто не видел этого чертова кеба ни на Беркли-сквер, ни на Маунт-стрит, ни еще где-либо, – доложил он. – Во всяком случае, ни один нормальный человек. Конечно, в Лондоне до черта кебов, и в каждом из них могла оказаться миссис Чэнселлор. – Он прислонился спиной к книжным полкам. – Два кеба были замечены на Маунт-стрит в это время вечера, и маршрут каждого из них был проверен. Один отвез мистера Гарни к его матери на ужин. Это подтвердили их слуги. В другом кебе лейтенант Солсби и миссис Леттен отправились в гости в Вест-Энд. Во всяком случае, так они сказали.

– Вы не верите им? – Томас сел в кресло.

– Конечно, не верю, – улыбнулся Телман. – Видели бы вы его лицо – сами усомнились бы. А взглянув на нее, поняли бы, как эта парочка намерена провести время. Эта женщина не хуже других, но, как участница похищения жены министра, никуда не годится. Она не этим зарабатывает себе на жизнь.

– Вы ее знаете?

Ответ Телмана его начальник без труда прочел на его лице.

– Что еще? – спросил он.

– Даже не знаю, что искать, – пожал плечами инспектор. – Немало дней ушло на поиски места, где жертва упала в реку. Похоже, скорее всего, у Лаймхауза. Это безопасней для убийцы, чем в верховьях реки. Было около одиннадцати вечера, когда убийца бросил ее в воду. То есть за четыре часа до того, как ее нашли. Не имеет значения, вынесло ли ее сразу на берег у Врат изменников или сначала течением унесло в низовья реки, а потом приливом вернуло обратно. Главное в том, что бросили ее в воду где-то на южном берегу Темзы. – Он вздохнул и скорчил гримасу. – А это часть реки большой протяженности, где расположены верфи, много каменных спусков к воде и десятки улочек, ведущих к ним. На помощь местных обитателей надеяться не приходится. Те, кто без дела околачивается у реки, не больно охочи до разговоров с полицией. А вот полоснуть ножичком по горлу, так, для практики, – это они могут.

– Я знаю это, Телман. Есть другие идеи?

– Нет. Перепробовал с ними уже все, они меня знают. Я ведь работал в местном участке. Может, у вас получится. – Но по голосу, да и по выражению лица инспектора Питт понял, как мало у него шансов.

Его не удовлетворил этот разговор. По мнению речной полиции, если тело было сброшено в реку спустя час или чуть более после убийства – а врач утверждал, что было именно так, – то есть не позднее чем в одиннадцать или в половине двенадцатого вечера, приливная волна едва ли могла донести его до Лаймхауза. Это могло быть ближе, где-нибудь у Уэппинга или у Лондонского порта.

Телман уже общался с речной полицией, участок которой был расположен на самой набережной Темзы. Они охотно откликнулись, но сведения их скорее перечеркивали все гипотезы. Полицейские отлично патрулировали реку, знали каждый ярд ее берегов и были уверены, что никакая женщина, похожая по описанию на Сьюзен Чэнселлор, в тот вечер не была сброшена в реку на их участке. Это было смелое заявление, но Томас поверил им. Лондонский порт даже в полночь живет кипучей жизнью. Кому придет в голову рисковать на виду у всех?

Подобные размышления всегда заканчивались тем, что суперинтендант снова и снова задавался вопросом, почему миссис Чэнселлор была убита. Неужели это неудавшееся похищение, закончившееся трагедией?

Что было причиной? Жадность к деньгам, надежда получить хороший выкуп? Или здесь политические мотивы?.. И тогда Питт невольно возвращался к Питеру Крайслеру.

Телман безрезультатно провел день в Лаймхаузе, так ничего и не разузнав. Если кто-то и видел, как в реку сбрасывают тело, то предпочитал молчать. Также никто не признался бы, что видел кеб и мужчину, который выносил из него тело женщины. Инспектор добрался даже до Ротерхайта, но и здесь ничего не узнал, разве только пришел к заключению, что любой легко мог нанять здесь небольшую лодку и перевезти через реку что угодно. Томас начал даже подозревать своего помощника в том, что он скорее соучастник, один из хитроумных и опытных подручных «Узкого круга». Видя неподдельную злость и досаду на его лице, чувствуя по голосу, что тот раздражен до предела, суперинтендант подумал, что, может, он не так уж не прав в своих предположениях.

– Что дальше? – язвительно спросил Телман, прерывая раздумье начальника. – Предло́жите мне еще осмотреть доки в Суррее?

– Нет, это ни к чему. – В голове Питта уже зрела идея, подсказанная словами Шарлотты о Вратах изменников. – Попытайтесь разузнать о муже ее сестры.

У Телмана глаза полезли на лоб от изумления.

– О зяте миссис Чэнселлор, Фрэнсисе Стэндише, сэр? Зачем это? Какого черта ему надо было ее убивать? Я все же думаю, что это сделал Крайслер.

– Возможно. Но сначала проверьте Стэндиша.

– Хорошо, сэр. А чем займетесь вы?

– Попытаю счастья в верховьях реки, где-нибудь между Вестминстером и Саутуорком.

– Вы полагаете, что тот, кто ее убил, ждал еще какое-то время, прежде чем сбросить ее в воду? – недоверчиво произнес инспектор. – Зачем ему было делать это? Зачем так рисковать?

– После полуночи гораздо меньше шансов быть замеченным, – предположил Томас.

Взгляд Телмана, брошенный на начальника, был полон насмешки.

– В этих местах многолюдно хоть днем, хоть ночью. Самое лучшее – сразу концы в воду. Перевезти в кебе, когда их на улицах полно, – разумно заметил он. – Кто заметит еще один лишний кеб? Их замечаешь после часу ночи, когда заканчивается театральный разъезд. Те, кто ездит на ночные вечеринки, все имеют свои экипажи.

Суперинтендант гадал, стоит или нет рассказывать сотруднику о предположениях Шарлотты. Поначалу это показалось ему абсурдным, но чем дольше он думал, тем больше понимал, что такое вполне возможно.

– А что, если убийца хотел, чтобы тело было вынесено водой именно у Врат изменников? – спросил он.

Телман с удивлением уставился на него.

– Как предупреждение тому, кто задумал предать «Узкий круг»? – наконец воскликнул он с блеском оживления в глазах. – Возможно. Но тут надо было постараться. Она могла отказаться спуститься к воде. Так бывает с женщинами. А преступник, даже зная время прилива, мог сам протащить ее какое-то расстояние по воде; так, наверное, и было. Затем ему пришлось ждать отлива, чтобы убедиться, что тело не всплывет. – Голос инспектора крепчал. – Он где-то спрятался и пережидал, пока вода достигнет наивысшего уровня, и тогда бросил ее, зная, что теперь тело не всплывет. – Затем лицо его омрачилось. – Но как он мог быть уверен, что тело выбросит течением именно у Тауэра? Ее могло отнести дальше, к следующей излучине, за Уэппингом, или еще дальше, у доков Суррея. – Телман покачал головой. – Он мог только сам доставить ее туда, и, скорее всего, на лодке. Только сумасшедший мог бы снести ее по Королевским ступеням туда, где мы ее нашли.

– Значит, он не мог доставить ее туда с северного берега. Там таможня, рыбный рынок… Его бы там обязательно увидели, – размышлял Питт вслух.

– А если с другого берега? – тут же подсказал его собеседник, выпрямившись. Все его худое тело напряглось. – Хорсли-Даун. Там всегда ни души! Он мог положить свою жертву в небольшую лодку, переплыть реку и оставить тело приблизительно там, где мы его нашли. Отлив не коснулся бы его.

– В таком случае я отправляюсь на южный берег реки, – решительно заявил Томас, поднявшись и обходя стол.

Телман с сомнением следил за его действиями.

– Похоже, дело хлопотное, если не сказать опасное – доказать, что погибшую уговорили прийти к Тауэру. Не представляю, как это вам удастся.

– Попытка того стоит, – ответил суперинтендант, которого уже ничто не могло остановить.

– Врач сказал, что ее тащили в воде, – уточнил инспектор, все еще сопротивляясь. – Ее платье за что-то зацепилось. Убийца не мог просто принести и положить ее у воды.

– Если он привез ее с другого берега, то мог тащить ее за лодкой, – ответил Питт. – Например, привязав к корме, чтобы были все признаки долгого пребывания тела в воде.

– Господи, – только и смог сказать Телман, шумно втянув сквозь сжатые зубы воздух. – В таком случае мы имеем дело с маньяком. – Он краем глаза поймал выражение лица начальника. – Еще бо́льшим, чем мы думали.

Томас нанял кеб. Ехать было далеко. Он проехал вдоль реки через южную и восточную часть Лондона, пересек Темзу по Лондонскому мосту и сразу же свернул на Тули-стрит.

– Что вы ищете, сэр? – с сомнением спросил его пожилой возница. Не потому, что он был недоволен пассажиром – чем дальше везешь, тем больше денег получишь, а этот оплачивал даже стоянку, – и все же кебмен любил знать, чего от него хотят, а просьбы этого седока были довольно странными.

– Я ищу место, где мог остановиться экипаж, чтобы тайком переждать, когда все на улицах затихнет, кончится прилив и можно будет перевезти в лодке мертвое тело и оставить его на спуске у Врат изменников, – подробно объяснил ему полицейский.

Возница негромко, но виртуозно выругался.

– Простите, хозяин, – сказал он спустя какое-то время. – Ну и мастер вы на небылицы. – Он нервно оглянулся на пустую набережную и реку под солнцем.

Питт печально улыбнулся.

– Я говорю о том, кто убил жену мистера Чэнселлора, – пояснил он и показал кебмену свою визитную карточку.

– Да, да, я помню. Это чертовски страшно. Бедная леди. – Его собеседник был по-настоящему поражен. – Вы думаете, что ее убили здесь, а потом перевезли через реку?

– Нет, я думаю, кто-то привез ее сюда в кебе, переждал, когда закончится прилив, перевез на другую сторону и положил на спуске у Тауэра.

– Зачем? С какой целью? Не проще ли было бросить ее в воду и поскорее смыться? Не все ли равно, где тело всплывет?

– Нет, для того, кто убил ее, не все равно.

– Зачем было ждать смены прилива на отлив? Бросил в воду – и убирайся, пока никто тебя не заметил, – возница поежился, как от холода. – Не иначе, хозяин, вы гоняетесь за сумасшедшим.

– Да, только сумасшедшим от ненависти, а не в том смысле, в каком мы это обычно понимаем.

– Выходит, он доехал до Хорсли-степс, сел в лодку, проплыл еще какое-то время на приливной волне и оставил тело у Тауэра, – размышлял старый кебмен. – Затем поплыл чуть дальше, до Малого моста, чтобы не грести против приливной волны. – Он был очень доволен своими заключениями.

– Если он оставил тело во время прилива, – возразил Томас, – его могло смыть приливной волной, и кто знает, где бы оно оказалось.

– Да, верно, – согласился кучер. – Но я бы рискнул.

– Возможно. Однако я порасспрошу прежде, не видел ли кто в ту ночь ждущий кеб. Вы сказали, Хорсли-степс и Малый мост?

– Да, хозяин. Вы хотите поехать туда?

– Да.

– Это далеко. Займет много времени.

– И все же я поеду, – подтвердил свои слова скупой на улыбки суперинтендант. – Не беспокойтесь, я оплачу вам ланч. Вы знаете подходящее местечко?

Лицо кебмена разгладилось.

– Конечно, знаю. Я не раз бывал здесь или поблизости. Например, здесь есть закусочная «Черный бык», как раз за Лондонским мостом на другой стороне. Или «Трипл-Пли» на улице Королевы Елизаветы, вон там, – указал он узловатым пальцем. – Или за железнодорожной линией, – он повернулся в противоположную сторону. – Там, в Бермондси, есть что угодно, на выбор.

– Попробуем «Трипл-Пли», – пообещал Питт. – Но раньше подвезите меня к Хорсли-даун-степс.

– Хорошо, хозяин… Пшла! – Возница ретиво дернул поводья, понукая лошадь, в предвкушении обещанного ленча.

Лошадь бодрой рысью доставила их по Тули-стрит до улицы Королевы Елизаветы, где кеб резко свернул на улицу, ведущую к набережной. На правой ее стороне высился большой унылый дом, похожий на школу, а сама улица по чьей-то странной прихоти называлась Полем Горшечников, что напоминало Томасу о грубовато-мрачном юморе его возницы. Через сто ярдов спуска она вывела их на грунтовую дорогу, более похожую на тропу, которая шла вдоль берега. От реки эту дорогу отделяла узкая полоса спуска. Здесь не было ни души, даже днем. Экипаж миновал еще две улицы, поднимающиеся от реки к улице Королевы Елизаветы, и наконец добрался до спуска Хорсли-даун-степс. Здесь вполне легко было сесть в лодку.

Неподалеку располагалась небольшая открытая площадка, заканчивающаяся у начала улочки Фримен-лейн. На площадке суперинтендант увидел двух мужчин, судя по всему, коротавших время, глазея на все, что двигалось мимо, особенно по реке. Выйдя из кеба, он направился к ним. В голове у него уже выстроился ряд вариантов начала разговора, и наименее желательным из них было бы признание в том, что он из полиции. Для Питта это был тот случай, когда его затрапезная одежда должна была ему помочь.

– Где здесь можно достать лодку? – прямо спросил он, подойдя поближе.

– А какую вам нужно? – спросил один из мужчин и вынул изо рта глиняную трубку.

– Небольшую, чтобы перебраться на тот берег, – ответил Томас.

– Вам чо, нужно к Лондонскому мосту? – Человек указал трубкой в ту сторону. – Лучше дойти пешком.

Второй рассмеялся.

– Так я могу повстречаться с кем-нибудь, а мне это ни к чему, – многозначительно ответил Томас. – Может, мне надо перевезти кое-что, – добавил он для ясности.

– Перевезти? – заинтересовался человек с трубкой. – Ну а чо, пожалуй, я мог бы дать вам свою лодку.

– Делали это когда-нибудь раньше? – небрежно спросил суперинтендант.

– А вам-то чо?

– Ничо. – И Питт сделал вид, что уходит.

– Так чо, вам нужна лодка? Я могу дать ее, – окликнул его человек с трубкой.

Томас остановился.

– Вы все знаете о приливах и отливах? – спросил он.

– А то как же! Я здесь живу!

– В какое время лучше всего перебраться на тот берег к Тауэру?

– Черт побери! Вы чо, собираетесь ограбить Тауэр? Все королевские драгоценности? – пошутил его собеседник. Второй из мужчин, оценив остроумие друга, громко расхохотался.

– Я собираюсь кое-что отвезти туда, а не брать оттуда. – Томас сделал вид, что пропустил насмешку мимо ушей. Он боялся переусердствовать в игре.

– Лучше всего дождаться стояния воды. Между приливом и отливом, – пояснил человек с трубкой, внимательно посмотрев на Питта. – Каждый это знает. Тогда лодку не унесет течением.

– А оно здесь сильное?

– Конечно, сильное! Это такая река, вы чо, не знаете? Откуда вы взялись? Полный дурак, чо ли?

– Если я приду сюда пораньше, где мне ждать? – Суперинтендант опять не заметил оскорбления.

– Только не здесь, если не хотите, чтобы вас увидели. Это уж точно, – недружелюбно сказал человек с трубкой и снова зажал ее в зубах.

– А кто может увидеть меня здесь?

– Ну, к примеру, я, для начала.

– Стояние воды придется на полночь, – заметил Томас.

– Без вас знаю. Не раз приходил сюда в полночь.

– Зачем?

– Потому шта это такое место, мистер. Здесь всякое случается. – Местный житель указал рукой на берег. – Во сколько верфей. Десяток, не меньше. Столько же спусков к воде. Всегда чо-нить да случается.

– Среди ночи?

– Конечно, среди ночи… Послушайте, мистер, если вам надо перевезти через реку кой-чо, что не положено, то вы выбрали плохое место. А если еще вам нужно доставить что-то к Тауэру, то поднимитесь по реке повыше к спуску у Малого моста. Там потише будет. Бывает, что там окажется и случайная лодка, за которую платить не надо, если вы, конечно, вернете ее на место. Никаких забот. Чой-то не скумекаю, как это вы не приметили ее еще с Лондонского моста, если приехали оттуда. Всего четверть мили отсюда. Всегда видно, есть лодка у причала или нет.

– Спасибо, – искренне поблагодарил Питт. – Спасибо за отличный совет. – Он полез в карман и выудил шиллинг. – Выпейте пивка, по пинте на каждого. Я очень обязан вам.

– Спасибо, мистер. – Человек с трубкой взял шиллинг, и тот мигом исчез в его кармане. А когда полицейский отошел, он, покачав головой, изрек: – Придурковат малость, сразу видно.

– Поехали к спуску у Малого моста, – велел Томас вознице.

– Слушаюсь.

Вернувшись на Тули-стрит, они спустились к реке теперь уже по Милл-лейн. Здесь не было дороги вдоль берега: улочка выходила прямо на набережную и спуск к воде. Чуть повыше стояла узкая погрузочная платформа, и больше ничего не было – лишь берег да река. Суперинтендант вышел из кеба. Возница вытер рукой пот под носом и выжидающе поглядел на пассажира.

Питт огляделся вокруг, посмотрел на камни набережной под ногами. Сюда как будто мало кто заглядывал, разве что те, кому нужно было спуститься к реке. Кеб мог стоять здесь сколько угодно, и никто бы его не приметил.

– Кто пользуется этим спуском? – спросил Томас у возницы.

Тот даже обиделся:

– Откуда мне знать, хозяин? Это не мое дело, знать такое, черт побери!

– Извините, – промолвил полицейский. – А теперь нам пора перекусить в ближайшей закусочной; там, может быть, мы кое-что и разузнаем.

– Вот это другое дело, – охотно согласился кебмен. – Я тут приметил одну за углом. Называется «Три хорька». Кажется, неплохая, раз не пустует.

Закусочная «Три хорька» оказалась вполне приличной, и после рубца с луком, дымящегося пудинга и стакана сидра оба вернулись на спуск с информацией, которая превзошла все ожидания Питта. Он узнал, что спуск – это довольно пустынное место, что там редко кто бывает. Но один из посетителей закусочной, человек, которого звали Фредерик Ли, как оказалось, проходил здесь в тот поздний вечер. Это было еще до полуночи. Он увидел ждущий экипаж с кучером на облучке, курившим сигару. Возвращаясь через час, Ли увидел, что экипаж все еще стоит там. Ему это показалось странным, но он решил: какое ему дело до этого? К тому же, как он успел заметить, кучер был здоровяк, и Фредерику не хотелось напрашиваться на неприятности со своими расспросами. Лучше не совать нос в чужие дела. Он не любитель шума и потасовок, это некультурно и вредно для здоровья.

Томас не знал, как отблагодарить такого замечательного помощника, и угостил его стаканчиком сидра, после чего они с возницей покинули закусочную.

Вернувшись, суперинтендант долго бродил взад и вперед по узкой полосе набережной, там, где на нее выходила улочка Милл-лейн, и внимательно все оглядывал – плиты под ногами, каменные ступени спуска и воду у берега. Он искал следы колес экипажа, который стоял там так долго, дожидаясь прилива, стояния воды и начала отлива. Но следов на разбитой мостовой не было. Зато по бокам ее Питт увидел неглубокие канавы.

Было лето. Дождей выпало мало – два или три коротких на прошлой неделе. Они не успели смыть грязь и мусор. Полицейский медленно прошелся вдоль канавы по одной стороне мостовой, затем перешел на другую. В двадцати шагах от берега он увидел окурок сигары, а за ним – еще один. Наклонившись, он поднял их и положил на ладонь. На окурках сохранился незаплесневевшим верхний табачный лист, хотя внутри табак уже раскрошился. Томас легонько потянул за край листа и почувствовал какой-то особенно пряный запах – сигары были дорогие. Он осмотрел окурок с другого конца. Сигара была необычно аккуратно обрезана – не ножичком, а, видимо, специальными ножницами для сигар. Питт разглядел и неровный след от переднего зуба: должно быть, сигару сильно сжали в зубах в момент нервного напряжения.

Суперинтендант вынул носовой платок и, бережно завернув в него два окурка, положил их в карман. Затем он продолжил поиски, но больше ничего интересного ему не попалось.

Он вернулся к кебу, где его поджидал сидевший как на иголках возница, следивший за каждым его шагом и движением.

– Что-то нашли? – с нетерпением спросил он, ожидая подробного рассказа.

– Кажется, да, – ответил Томас.

– И что? – Кебмен не собирался ограничиваться таким ответом.

– Окурок сигары, – удовлетворил его любопытство Питт и улыбнулся. – Дорогой сигары.

– О господи… – Кучер шумно вздохнул. – Убийца преспокойно курил, а в экипаже лежала мертвая женщина! Он сидел и ждал, когда сможет переправить ее на тот берег. Опытный негодяй, должно быть, вот что я вам скажу.

– Не думаю, – ответил Томас, влезая в кеб. – Он был во власти таких страстей, которых до этого не испытывал. Везите меня в Белгравию, на Эбюри-стрит.

– Белгравия! Никогда не поверил бы, что тот, кто способен на такое, живет в Белгравии… Это так?

– Так. Трогайте.

Это был длинный путь через Темзу в западную часть Лондона, по улицам с большим движением. У суперинтенданта было достаточно времени, чтобы все обдумать.

Если убийца Сьюзен считал ее изменницей и его ярость была столь велика, что он решился на убийство, то в состоянии аффекта это мог сделать лишь тот или те, кому она была беспредельно верна. А это могла быть ее семья, представленная Фрэнсисом Стэндишем, или же ее муж.

Что за предательство она совершила? Поверила в правоту сэра Артура и Питера Крайслера в конце концов? Поставила под сомнение цель финансовых инвестиций Фрэнсиса Стэндиша и его союз с Сесилом Родсом, узнала об участии в этом членов «Узкого круга»? Если Стэндиш тоже его член, то мог ли он быть исполнителем убийств? Сьюзен могла узнать об этом или догадаться. Не из-за этого ли ее убили? За то, что знала и не промолчала, забыв о долге перед семьей, своим классом и его интересами?

Все это приобретало зловещий смысл. Фрэнсис встретил ее на Маунт-стрит. Она ожидала ссоры, уговоров, просьб, но не насилия. Ей нечего было опасаться, кроме, разумеется, неприятного разговора, поэтому она села в экипаж без особого принуждения. Об этом свидетельствовали факты.

Кроме одного: куда подевалась ее накидка? Теперь, когда Питт узнал, что жертву не бросали в реку, а просто подстроили так, будто волны отлива случайно оставили ее на берегу, версия, что накидку унесло течением, стала неправдоподобной.

Возможно, убийца намеренно бросил ее в реку? Зачем? Какая ему от этого польза? Что это доказывает? А если он сделал это, то почему накидку не вынесло волной где-нибудь ниже по течению, почему она не зацепилась за руль или весло? Сама по себе она слишком легкая, чтобы затонуть. Во всяком случае, было глупо бросать ее в воду и заставлять полицию искать еще одно вещественное доказательство. Если, конечно, накидка не играет какую-то важную роль. Может, она чем-то изобличает Стэндиша?

Суперинтендант терялся в догадках. Никто не собирался утверждать, что это самоубийство или несчастный случай. Следы и способ убийства очевидны, известен и мотив. Все было осуществлено намеренно и дерзко, как вызов.

Чем больше Томас раздумывал над этим, тем яснее ему становился смысл совершенного преступления. В погожий теплый день в закрытом кебе его пробирала холодная дрожь. Он чувствовал вокруг зловещую силу «Узкого круга», грозящую стране не только финансовой и политической катастрофой, но и предательством отдельной личности, жестокой расправой даже над женщиной.

– Эбюри-стрит! – крикнул возница. – Какой номер вам нужен, хозяин?

– Двенадцать, – вздрогнув и придя в себя, ответил Питт.

– Приехали. Мне подождать?

– Нет, спасибо. – Суперинтендант вышел и закрыл дверцу кеба. – Я могу задержаться. – Он набрал в карманах сумму побольше, потому что здорово задержал старика. Тот потратил на него почти весь день.

Кебмен пересчитал деньги.

– Все в порядке, хозяин, вы меня не обидели, – извинился он, прежде чем сунуть деньги в карман. – Не в этом дело, – сказал он, имея в виду свое потраченное время. – Я хотел бы знать, чем это кончится. Я подожду, если вы не против?

– Как хотите, – улыбнулся Томас и поднялся на крыльцо.

Дверь открыл высокий лакей в ливрее.

– Суперинтендант Питт. Мистер Стэндиш дома?

– Да, сэр. Но он сейчас занят, у него гость. Если вы подождете, я доложу ему и узнаю, сможет ли он вас принять. – Посторонившись, лакей пропустил полицейского в дом и провел его в кабинет. Очевидно, Фрэнсис Стэндиш принимал своего посетителя в гостиной.

По стандартам, принятым в Белгравии, кабинет Фрэнсиса был небольшим, но выглядел очень прилично. Мебель из ореха, красный турецкий ковер на полу и красные гардины на окнах делали его уютным. Здесь, видимо, по-настоящему работали. На красивом и удобном письменном столе все стояло и лежало на своих местах: чернильница, ручки, ножи для бумаги, сургуч для писем. Здесь же лежали раскрытые бумаги, над которыми, видимо, работал Стэндиш, когда к нему зашел гость. У края стола стояла большая пепельница из красной яшмы с окурком сигары.

Томас осторожно взял окурок и поднес его к носу. Он не был похож ни по запаху, ни по качеству табака на тот, что он подобрал на спуске у Малого моста. Конец сигары был отрезан ножом, а на ее кончике Питт различил еле заметный ровный след зубов.

Он дернул за шнур звонка.

Появившийся лакей был несколько напуган действиями посетителя, который, как он знал, был всего лишь полицейским.

– Да, сэр?

– Кроме этих сигар, у мистера Стэндиша есть и другой сорт? – спросил Питт, показывая слуге окурок.

Слуга скрыл свое недовольство дурными манерами гостя, хотя глаза и выдавали его.

– Да, сэр. Насколько я знаю, у хозяина для гостей есть и другие сорта сигар. Я могу вам предложить, если желаете.

– Да, пожалуйста.

С высоко поднятыми от удивления бровями лакей подошел к письменному столу и, вынув из ящика коробку с сигарами, протянул их Томасу. Тот взял одну, но лишь взглянув на нее, даже не принюхиваясь, определил, что сигары в коробке не похожи на найденные им окурки. Они были тоньше, из более темного табака и имели какой-то неопределенный запах.

– Благодарю. – Суперинтендант вернул сигару в коробку. – Мистер Стэндиш правит экипажем, скажем, запряженным четверкой?

Теперь брови лакея соединились с линией волос на лбу.

– Нет, сэр. Он страдает ревматизмом суставов рук. Это не позволяет ему править, да и опасно. Не так просто держать лошадей в узде.

– Понимаю. А как проявляется его ревматизм?

– Вам лучше, сэр, спросить его самого. Но он, я полагаю, освободится не ранее чем через час.

– Расскажите, как проявляются у него симптомы ревматизма, – все же не отступал Питт. В его голосе была настойчивость, напугавшая слугу. – Если вы расскажете мне о них, возможно, мне не придется беспокоить мистера Стэндиша.

– Может, вам лучше обратиться к его врачу…

– Мне не нужно описание болезни вообще, я хочу знать, как она проявляется у вашего хозяина. Вы мне можете это сказать или нет?

– Да, сэр. – Лакей невольно отступил назад. Он с тревогой смотрел на посетителя. – Могут неожиданно начаться острые боли в пальцах, и тогда они теряют силу.

– Если он что-то держит в руках, то при наступлении боли может тут же выпустить из рук, например, вожжи?

– Да, сэр. Вот почему мистер Стэндиш сам никогда не правит. По-моему, я уже сказал вам это, сэр.

– Да, верно, сказали. – Томас посмотрел в сторону двери. – Пожалуй, я не стану тревожить мистера Стэндиша. Если посчитаете нужным, можете сказать ему, что я заходил и что вы сами ответили на все мои вопросы. Нет причины для тревоги.

– Тревоги?

– Да. Никакой причины для тревоги нет, – повторил полицейский и, минуя слугу, направился к двери. Пройдя холл, он сам открыл входную дверь и вышел.

Итак, это не зять миссис Чэнселлор. Кто же тогда? Суперинтендант не верил, что убийцей был Крайслер – у того не было причин для подобного буйства страстей. И все же Томас решил проверить все досконально.

Кебмен ждал его и был удивлен, что пассажир так быстро справился. Питт, однако, удержался от объяснений и, дав старому вознице адрес Крайслера, попросил ехать побыстрее.

– Мистера Крайслера нет дома, сэр, – привычно ответил слуга.

– У него есть сигары? – без лишних объяснений спросил суперинтендант.

– Простите, сэр, я не понял?

– Есть у вашего хозяина сигары? – сердито повторил Томас. – Что непонятного в моем вопросе?

Лицо лакея обиженно застыло.

– Нет, у него нет сигар. Он не курит. Он не переносит табачного дыма.

– Вы уверены в этом?

– Конечно, сэр. Я служу у мистера Крайслера много лет. Был с ним в Африке.

– Благодарю, это все, что мне нужно было узнать. Что ж, удачный у меня сегодня денек.

Слуга что-то бормотал под нос, провожая гостя, – видимо, не очень приятное для него.

Вечерело. Сев в кеб, Питт приказал везти себя на Беркли-стрит.

– Есть такое дело! – с готовностью ответил возница.

Ехать было недалеко. Суперинтендант, по обыкновению, погрузился в размышления. Оставалось выяснить одну деталь, и если его предположение оправдается, вывод ясен. К тому же этот вывод подкрепляется рядом вещественных доказательств. По эмоциональным меркам, трагедия будет огромной. Эта мысль глубоко опечалила Томаса, показалась ему чудовищной, внесла смятение, опрокинула его многие представления и даже заставила усомниться в верности действий, которые он сейчас намеревался предпринять.

Кебмен заглянул в окно экипажа.

– Какой номер дома, хозяин?

– Никакого номера. Остановитесь перед первым канализационным люком.

– Что вы сказали, мистер? Я не расслышал. Вы что-то сказали о канализации?

– Да. Найдите мне канализационный люк.

Кеб проехал тридцать или сорок ярдов и остановился.

– Спасибо.

Питт вышел и, повернувшись к кучеру, сказал:

– На этот раз ждите меня обязательно. Я, может, задержусь.

– Я не уехал бы, хозяин, даже если бы вы мне за это заплатили, – горячо заверил его кебмен. – Такого дня у меня в жизни еще не было. Еще год, а то и два меня будут угощать обедами за мой рассказ. Вам понадобится фонарь, мистер. – Он слез с облучка, снял с экипажа один из фонарей, зажег его и передал своему клиенту.

Полицейский взял фонарь, поблагодарил старика и направился к люку. Сняв закрывавшую его чугунную крышку, он стал осторожно спускаться вниз. Дневной свет остался удаляющимся светлым кругом над головой. Томас был рад, что у него есть фонарь. Это позволяло ему видеть железные скобы в кирпичной кладке люка, на которые он с опаской ставил ноги. Гулко падали капли и отзывались эхом где-то внизу. Один тоннель переходил в другой, Питт шел мимо шлюзов и стоков. Шумела вода, пахло гнилью и разлагающимися отбросами.

– Эй, есть тут кто? – крикнул он, и эхо разнесло его голос во все стороны. Тишина. Только капала вода да попискивали крысы.

Суперинтендант прошел еще ярдов десять и снова крикнул:

– Эй, уборщик! – Это было общим именем всех, кто зарабатывал на хлеб, чистя подземные внутренности города. Томас находился уже около главного шлюза, где был самый большой сброс воды в тоннели. Он крикнул в третий раз.

– Чаво? – раздалось совсем рядом. Голос был грубым и напугал Питта так, что он едва не оступился и не угодил в воду. У его локтя появился человек в высоких резиновых сапогах. Он вышел, должно быть, из какого-то бокового тоннеля. Лицо его было грязным, а мокрые волосы прилипли ко лбу.

– Это ваш участок? – спросил его Томас, указывая в ту сторону, откуда тот появился.

– Канешна, мой. Чаво, вы думаете, я издеся делаю, ищу истоки Нила? – насмешливо сказал уборщик. – Ежели вам нужон ваш участок, то не тама ищете. А ентот не продаецца.

– Я из полиции, с Боу-стрит, – коротко пояснил Томас.

– О как, – сухо сказал уборщик. – А чаво издеся-то ищете?

– Синюю дамскую накидку, которую бросили в люк, может, неделю назад.

В слабом свете фонаря суперинтендант заметил, как его слова насторожили уборщика, однако удивленным он не выглядел. Питт понял, что он у цели, и у него перехватило дыхание от волнения.

– Мож быть, – осторожно сказал уборщик. – А чаво? Зачем она вам-то?

– Станете соучастником совершения преступления, если скроете правду.

Уборщик испуганно, со свистом, втянул в себя воздух, не отрывая глаз от Томаса. Помолчав, он, должно быть, решил, что хитрить с полицией себе дороже.

– Она была в полной сохранности, даже не промокла, – признался он с сожалением. – Я отдал ее жене.

– Принесите ее в участок на Боу-стрит. Возможно, вам повезет и после суда ее вам вернут. Главное – это ваши показания. Где вы нашли ее и когда?

– Во вторничек, утром с ранья. Она зачепилась и висела на скобе в люке под Беркли-сквер. Хто-то бросил ее туды и даже не удосужился спроверить, упала она вниз или нет. Не скумекаю, коего черта это надо было делать.

– Боу-стрит, запомните, – повторил полицейский адрес участка и повернулся, чтобы отправиться в обратный путь. – Не забудьте, – добавил он. – Соучастие в убийстве обеспечит вам долгое-долгое пребывание в холодной камере. А оказание властям содействия в раскрытии преступления, наоборот, гарантирует спокойствие и благополучие.

Уборщик вздохнул и сплюнул, что-то пробормотав сквозь зубы.

Питт тем же путем вернулся на поверхность. Кебмен ждал его, сгорая от любопытства.

– Ну что? – спросил он, не сдержавшись.

Томас прикрепил фонарь на место.

– Подождите меня у дома номер четырнадцать, – отдышавшись, сказал он и, пошарив в карманах, наконец нашел платок и высморкался. После этого быстрым шагом пересек площадь. Поднявшись на крыльцо дома Чэнселлора, постучал в дверь. Фонарщик уже начал зажигать фонари в дальнем конце улицы, мимо проехал экипаж.

Лакей впустил посетителя с удивлением и явной брезгливостью – не только из-за его вида, но главным образом из-за неприятных запахов, исходивших от его одежды.

– Добрый вечер, суперинтендант, – поздоровался он, широко открывая перед ним дверь. – Мистер Чэнселлор только что вернулся из министерства. Я доложу ему, что вы пришли. Могу я надеяться, что вы на сей раз принесли хорошие вести? – Казалось, он не замечал, какое у гостя лицо.

– У меня есть дальнейшая информация, – неопределенно ответил Питт. – Мне необходимо видеть мистера Чэнселлора, но, прежде чем вы побеспокоите его, я поговорю с горничной – кажется, ее зовут Лили. С той, что видела, как уходила миссис Чэнселлор.

– Да, сэр, конечно. – Слуга заколебался. – Инспектор, вы не считаете… э-э-э… что мне следует позвать также мистера Ричардса?

Видимо, лакей наконец заметил взволнованное состояние Томаса и его печальное лицо.

– Думаю, этого не следует делать, – ответил Томас. – И тем не менее спасибо.

Дворецкий Ричардс служил у Чэнселлора пятнадцать лет. Каково будет старику узнать все и в какой ужас и смятение приведут преданного слугу столкновения роковых страстей и поруганная верность! Его не следовало подвергать такому испытанию, тем более что он все равно ничем не мог помочь.

– Хорошо, сэр. Я позову Лили. Ничего, если вы поговорите с нею в комнате для прислуги?

– Нет, спасибо, лучше в холле.

Лакей повернулся, чтобы уйти, но на мгновение помедлил, гадая, не стоит ли предложить гостю хотя бы умыться или почистить одежду. Но он все же решил, что ситуация слишком серьезна, чтобы думать о таких пустяках.

– Да… – вдруг поспешно воскликнул Питт.

– Что, сэр?

– Скажите, что приключилось с Брэггом, вернее, с его рукой?

– С нашим кучером, сэр?

– Да.

– Он обжегся, сэр. Случайно, конечно.

– Как это произошло? Расскажите подробней. Вы присутствовали, когда это случилось?

– Нет, сэр, но я сразу же пришел. Мы все были там, надо же было все убрать и оказать помощь Брэггу. Там такой бардак творился!

– Бардак? Он пролил на себя что-то горячее?

– Не он, а мистер Чэнселлор. Он выронил из рук, как сказала кухарка.

– Что выронил?

– Кружку с горячим какао. Что может быть хуже, чем ошпариться кипятком! Бедняга Джордж чуть не кричал от боли.

– Где это произошло?

– В гостиной. Мистер Чэнселлор позвал Джорджа, велел ему запрячь лошадей в двухместную коляску и дать ему знать, когда она будет готова. Поскольку он хотел что-то расспросить об одной из лошадей, то велел Джорджу самому зайти к нему, когда коляска будет готова. Когда тот вернулся, в руках у мистера Чэнселлора была кружка с горячим какао.

– Не жарковато ли пить горячее какао в такую теплую погоду?

– Да, сэр. Я бы предпочел лимонад, – согласился лакей. Хотя лицо его выражало удивление, он послушно отвечал на все вопросы суперинтенданта.

– Мистер Чэнселлор любит какао?

– Что-то не замечал. Но в тот вечер он попросил горячего какао. Клянусь, что это было так, сэр. Видели бы вы беднягу Джорджа! Случилось так, что мистер Чэнселлор не то поскользнулся, не то зацепился за что-то, Джордж бросился к нему и ошпарился горячим какао. Мистер Чэнселлор позвонил и вызвал мистера Ричардса. Тот увидел, что произошло, и тут началась суматоха. Мы все вернулись в кухню и стали помогать Джорджу, как могли: стянули с него пиджак, разорвали рукав сорочки и прикладывали к ожогу то одно, то другое. Кухарка и экономка спорили, что лучше помогает, масло или мука, служанки причитали, а мистер Ричардс требовал, чтобы вызвали врача. Горничные были наверху, уже легли и поэтому не знали, что произошло. Никто даже не вспомнил, что следовало бы убрать в гостиной. К этому времени мистеру Чэнселлору пришло время уезжать.

– Поэтому он сам, без кучера, уехал в коляске?

– Да.

– В котором часу это было?

– Не помню, сэр, дайте подумать… Когда мы легли спать, еще не было полуночи. Бедному Джорджу было не до сна, да и хозяйка еще не вернулась. – Лицо лакея помрачнело, когда он вспомнил, что произошло после той беспокойной ночи.

– Где была во время этой суматохи Лили?

– В кухне вместе с остальными, пока мистер Чэнселлор не послал ее наверх за старыми простынями, чтобы наделать из них бинтов для руки Джорджа.

– Понятно. Спасибо.

– Позвать вам Лили, сэр?

– Да, пожалуйста.

Стоя в красивом холле Чэнселлоров, Питт не видел ни картин на стенах, ни вощеного паркета. Его взгляд был устремлен на лестничную площадку и сверкающую огнями люстру под потолком.

Лили вышла из обитой зеленым сукном двери. Она казалась встревоженной и глубоко несчастной.

– В-в-вы хотели меня видеть? – заикаясь, спросила она. – Я ничего не знаю; клянусь вам, я бы все вам рассказала, если бы знала. Мне неизвестно, куда ушла миссис. Она ничего мне не сказала. Я даже не знала, что она уходит.

– Я знаю, Лили, – мягко сказал Томас, стараясь успокоить девушку. – Я хочу только, чтобы ты вернулась назад и вспомнила, как уходила твоя госпожа. Расскажи подробно, что ты видела… Все по порядку.

Горничная вскинула на него испуганные глаза.

– Я постелила и вышла на площадку, а потом посмотрела вниз, в холл…

– Что заставило тебя посмотреть в холл?

– Простите, сэр?

– Почему ты посмотрела с площадки вниз?

– О… наверное, потому, что мне показалось, будто кто-то идет к двери…

– И что же ты увидела? Расскажи подробно.

– Я увидела миссис Чэнселлор. Она шла через холл к входной двери, сэр, как я уже вам говорила.

– Она что-нибудь тебе сказала?

– О нет, сэр, она просто шла к двери…

– Она не пожелала тебе доброй ночи и не сказала, когда вернется? Ведь ты должна была ждать ее, не так ли?

– Нет, сэр, она не видела меня. Она даже не повернулась.

– Но ты была уверена, что это она?

– Конечно, сэр. Я знала, что это она. На ней была ее любимая накидка из темно-синего бархата на белой шелковой подкладке. Такая красивая… – Лили остановилась, и слезы брызнули из ее глаз. Она громко всхлипнула. – Вы так и не нашли накидку, сэр?

– Нашли, Лили, мы нашли ее, – понизив голос до шепота, промолвил полицейский. Никогда еще за всю свою службу он не испытывал такого странного чувства: смеси печали и досады.

Девушка настороженно посмотрела на него:

– Где же она?

– Я думаю, тебе не надо этого знать, Лили, – ответил Томас. Зачем причинять служанке лишние страдания? Она искренне любила миссис Чэнселлор, заботилась о ней, между ними было доверие и свои маленькие секреты. Смогла бы она понять, зачем красивая накидка ее госпожи была брошена в канализационный люк Лондона?

Лили, должно быть, догадалась о причине сдержанности инспектора и больше не настаивала.

– Ты видела госпожу со спины, видела накидку, когда она проходила через холл. А под накидкой ты не увидела подол ее вечернего платья?

– Нет, сэр, накидка очень длинная и достает до пола.

– Значит, она скрывает все, кроме лица?

– Да, сэр.

– Но ты видела только спину госпожи?

– Если вы хотите сказать, что это была не она, сэр, вы ошибаетесь. В нашем доме нет больше такой высокой женщины, как она. Да к тому же, кроме нее, другой леди в доме не было, да и не могло быть. Мистер Чэнселлор не такой… Он так любил госпожу, бедняжка…

– Я тоже так думаю, Лили, – успокоил ее Питт.

– Я так рада… – Девушка запнулась, возможно вспомнив Питера Крайслера и недобрые подозрения, которые тревожили их всех.

– Спасибо, Лили, это все, что я хотел у тебя узнать.

– Да, сэр.

Как только Лили ушла, из-за поворота лестницы появился лакей. Он, видимо, поджидал посетителя, чтобы провести его к хозяину.

– Мистер Чэнселлор ждет вас в кабинете, суперинтендант, – промолвил он и прошел через широкую дубовую дверь в коридор, ведущий в другую половину дома. Остановившись у двери в конце коридора, он постучал в нее. Услышав ответ, слуга открыл дверь и, отступив в сторону, позволил гостю пройти.

Томас сразу заметил, что это была менее официальная и парадная часть дома. Шторы на глубоких окнах были плотно закрыты, в комнате преобладали кремово-желтые тона, а мебель была из темного дерева. Кабинет был красив и удобен. Три стены занимали книжные шкафы, стол красного дерева стоял ближе к центру комнаты, кресло было вместительным, с высокой спинкой. Но первое, на чем остановил свой взор Питт, была пепельница на столе.

Лайнус Чэнселлор казался утомленным. Во всем его теле чувствовалось напряженное ожидание, под глазами виднелись темные круги. Полицейский сразу отметил, что причесан он на сей раз не столь безукоризненно, как при первой их встрече. Но тем не менее министр встретил его приход сдержанно и спокойно.

– Принесли какие-нибудь новости, мистер Питт? – справился он, вскинув брови. Потом он окинул взглядом испачканную одежду суперинтенданта, но исходившие от нее запахи не потревожили его. – Конечно, подобный вопрос теперь носит риторический характер. Торн сбежал, что не так уж плохо, как кажется! Это избавит правительство от необходимости решать нелегкую задачу, что с ним делать. – Лайнус чуть скривил губы в улыбке. – Надеюсь, никто больше не замешан в этом – кроме Сомса, разумеется?

– Нет, никто, – ответил Томас. Ему чертовски не хотелось делать этого, ибо все походило на игру в кошки-мышки, но выхода не было. Чувства торжества за решенную задачу он не испытывал, так же как и удовлетворения.

– Так что же привело вас ко мне? – нахмурился Чэнселлор. – Откровенно говоря, я не расположен сейчас к пространным беседам. Я хвалю вас за ваше усердие. У вас еще что-то ко мне?

– Да, мистер Чэнселлор, вы не ошиблись. Мне удалось немало разузнать об обстоятельствах смерти вашей жены…

Взгляд министра был спокоен. Его глаза были еще более синими, чем показалось Питту при их первой встрече.

– Неужели? – Что-то дрогнуло в его ровном голосе, и это было вполне объяснимо.

Суперинтендант сделал глубокий вдох, прежде чем начал говорить. Собственный голос показался ему чужим, а слова – неправдоподобными. Часы на столике у стены тикали слишком громко, громким казалось и их эхо в тихой комнате. Плотные шторы не пропускали звуки сада и улицы.

– Вашу жену никто не бросал в Темзу, и отнюдь не приливом выбросило ее на камни набережной у Врат изменников…

Чэнселлор не сводил взгляда с посетителя.

– Ее убили до этого, ранним вечером, – сказал Томас. Излагая факты, он медленно и тщательно подбирал слова и строил фразы. – Уже мертвую ее перевезли в кебе через реку, к тому месту, которое носит название Спуск у Малого моста. Это южнее Лондонского моста.

Рука Лайнуса, лежавшая на столе, сжалась в кулак. Полицейский продолжал стоять там, где остановился, когда вошел в комнату.

– Убийца с мертвым телом в кебе прождал довольно долго, – продолжал он. – Точнее, до половины третьего ночи, когда прилив сменился отливом. Тогда он перенес тело в лодку. Она обычно всегда там стояла, и он приметил ее еще с Лондонского моста. Это всего в нескольких ярдах от него.

Чэнселлор не отрываясь смотрел на суперинтенданта. Лицо его ничего не выражало: похоже, он весь ушел в то страшное, что творилось в его душе, все больше приближая его к роковой черте.

– Отъехав от берега, он опустил тело за корму, предварительно обвязав туловище веревками. Он греб, таща тело убитой за собой, чтобы создать видимость его долгого пребывания в воде. А переправившись на другой берег, положил мертвую женщину на камни спуска у Врат изменников, потому что хотел, чтобы ее нашли именно там.

Глаза Лайнуса расширились, но так незаметно, что могло показаться, будто это всего лишь игра света и тени.

– Как вы это узнали? Вы нашли убийцу?

– Да, нашел, – еле слышно произнес Питт. – Благодаря тому, что все же нашелся человек, который видел экипаж у пустынного спуска.

Чэнселлор не шелохнулся.

– Ждать убийце пришлось довольно долго, и он выкурил по меньшей мере две сигары. – Взгляд Томаса остановился на пепельнице, стоявшей рядом с рукой хозяина дома. – Сигары с особым, редким ароматом.

Министр внезапно закашлялся.

– И вы… – с трудом перевел он дух, – сделали свой вывод?

– Это далось мне нелегко.

– Она… – Чэнселлор пристально посмотрел на суперинтенданта, как бы оценивая его. – Она была убита в кебе? Вы думаете, она действительно поехала к Кристабел Торн?

– Нет, она никуда не собиралась в тот вечер, – ответил Питт. – И не было никакого кеба. Она была убита здесь, в собственном доме.

Мускулы лица Лайнуса напряглись, но он не шелохнулся. Рука на столе то сжималась в кулак, то разжималась. Но она не протянулась к ящичку с сигарами, стоявшему рядом.

– Ее горничная видела, как она уходила, – промолвил он и с трудом сглотнул слюну.

– Нет, мистер Чэнселлор, горничная видела вас, когда вы уходили из дома в накидке миссис Чэнселлор, – поправил его Томас. – Ваша жена была такого же высокого роста, как и вы. Дойдя до ближайшего канализационного люка на углу у площади, вы бросили в него накидку. Затем вернулись, поднялись наверх, сообщили прислуге, что посадили жену в кеб, и велели кучеру приготовить вам коляску. Далее ничего не стоило устроить инцидент с горячим какао; возница пострадал, и пока все занимались оказанием ему помощи, вы перенесли тело миссис Чэнселлор в коляску. Вы поехали на восток, затем свернули на юг и пересекли Темзу. Как я уже говорил, вы подождали смены прилива на отлив, задумав оставить ее у Врат изменников. Вода убыла, и опасности, что тело смоет, уже не было.

Полицейский протянул руку, открыл ящичек для сигар и взял одну. Ее запах невольно вызвал у него неприятное чувство тошноты. Поднеся сигару к носу, он поверх нее посмотрел на министра.

Притворяться далее было бессмысленно. Ненависть исказила лицо Лайнуса Чэнселлора до неузнаваемости. Прежняя уверенность и изысканные манеры исчезли, губы растянулись в гримасе, подобной хищному оскалу, мертвенная бледность покрыла щеки, а в глазах вспыхнул огонь ярости.

– Как она могла предать меня! – хрипло произнес он, и в его голосе звучало недоумение. – Я любил ее, любил отчаянно, одержимо. Мы были созданы друг для друга. Она была мне больше чем женой. Она была моим товарищем, партнером в моих мечтах и делах, частью всего, что я делал… Она понимала меня… и однако предала! Отдалилась, потеряла доверие ко мне! Нескольких случайных бесед с ничего не знающим, истеричным Артуром было достаточно, чтобы она стала сомневаться во мне! Во мне! Будто я знаю Африку хуже Десмонда, хуже, чем все они! А потом появился Крайслер, и она стала слушать его! – Ненависть душила Чэнселлора, и голос его поднялся почти до крика.

Питт сделал шаг к нему, но Лайнус словно не видел его. Он был захвачен бурей собственных чувств настолько, что для него посетитель был не более чем случайной аудиторией.

– После того как я все рассказал ей, все объяснил, – продолжал он, приподнявшись в кресле и пригвоздив Томаса гневным взглядом, – она все же не поверила мне, а слушала этого Крайслера. Питера Крайслера, авантюриста! Это он посеял в ней семена сомнений, и она утратила веру. Она заявила, что убедит Стэндиша отказаться от финансовой поддержки проекта Родса. И это было лишь начало…

Он злобно расхохотался, и суперинтендант уловил в его смехе нотки истерики.

– Вскоре всем стало бы известно, что против меня выступает даже жена… Десятки людей отказали бы нам в поддержке… Да что десятки! Сотни! Всех бы охватило чувство недоверия ко мне! А Солсбери только и ждал предлога. Я предстал бы перед всеми последним дураком, от которого отказалась собственная супруга!

Он снова упал в кресло и, не сводя глаз с Питта, рывком выдвинул ящик стола.

– Я не думал, что вам удастся это разгадать. Она направлялась к вам… Вы восхищались ею. Я не думал, что вы поверите в ее измену мужу и всему, чему мы вместе с ней верили, хотя и намеренно привез ее тело к Вратам изменников. Там ей и место. Она этого заслуживает…

Томас хотел было сказать, что если бы Чэнселлор не сделал этого, ему, пожалуй, было бы не докопаться до правды, но он понял, что министру не нужно его признание.

– Лайнус Чэнселлор… – произнес он громким голосом.

Тот вынул руку из ящика стола. В ней был небольшой пистолет из темной стали. Повернув его дулом к себе, Лайнус нажал на спусковой крючок. Выстрел оказался громким, как щелканье кнута, кровь и мелкие осколки раздробленного черепа брызнули во все стороны.

Суперинтендант окаменел от ужаса. Комната показалась ему каютой корабля в штормовом море, люстра, вспыхнув, погасла, в воздухе запахло чем-то мерзким и ужасным, и тошнота подступила к горлу.

За дверью послышался топот бегущих ног. Слуга рывком открыл дверь, кто-то пронзительно закричал. Питт так и не понял, мужчина это был или женщина. Споткнувшись о стул и пребольно ударившись, он выскочил в коридор и чужим голосом распорядился оказать мистеру Чэнселлору помощь.