Глава 5
Мерзкий полицейский появился снова на следующий день. Сначала он допрашивал Мэддока, затем — Кэролайн и только после этого наконец-то спросил, не может ли он увидеть Шарлотту.
— Зачем? — В это утро Шарлотта была уставшей и глубоко несчастной от страха и от чувства реальности смерти, которое овладело ею. Первый шок прошел. Вчера она пошла спать во время ужасной трагедии, а сегодня проснулась и обнаружила, что трагедия все еще с ней.
— Я не знаю, дорогая, — отвечала Кэролайн, стоя в дверном проеме. Она придерживала дверь открытой для дочери. — Но он просил, чтобы ты зашла. Мне кажется, он думает, ты можешь помочь ему чем-нибудь.
Шарлотта встала и медленно двинулась из комнаты. Мать ласково тронула ее руку:
— Пожалуйста, будь осторожна; подумай, прежде чем сказать, дорогая. У нас сейчас большая трагедия. Не позволяй себе, поддавшись своим переживаниям или озабоченности о судьбе Мэддока, говорить то, о чем ты могла бы пожалеть позднее, что может привести к непредвиденным последствиям. Не забывай, этот тип — полицейский. Он запомнит все, что ты скажешь, и попытается вычислить, что за этим стоит.
— Шарлотта никогда в своей жизни не думала, перед тем как сказать, — сердито сказала Сара. — Она начнет кипятиться. Я не могу винить ее за это, он довольно мерзкий тип. Но все, что можно сделать, — это вести себя как леди и говорить настолько мало, насколько то возможно.
Эмили сидела за пианино.
— Мне кажется, он обожает Шарлотту, — сказала она, перебирая клавиши.
— Эмили, сейчас не время для легкомысленных разговоров! — оборвала ее Кэролайн.
— Ты когда-нибудь о чем-то думаешь, кроме романтики? — рассвирепела Сара.
Эмили улыбнулась одними уголками губ.
— Как ты считаешь, Сара, полицейские бывают романтиками? Мне кажется, инспектор Питт чрезвычайно плоский человек, и он должен быть таковым, иначе не стал бы полицейским. Но у него очень красивый голос. Он обволакивает, словно теплой патокой, а его дикция и грамматика превосходны. Я полагаю, он занимается саморазвитием.
— Эмили, Лили мертва, — заскрипела зубами Кэролайн.
— Я знаю это, мама, но он, должно быть, привык к таким вещам, и это не должно помешать ему обожать Шарлотту. — Она повернулась к сестре и осмотрела ее. — Кстати, Шарлотта очень красивая, и я подозреваю, что ему нравится ее острый язычок. Он, наверное, привык к бестактности.
Шарлотта почувствовала, что ее лицо горит. Мысль об инспекторе Питте, даже в таком преломлении, была невыносима.
— Попридержи свой язык, Эмили. — Шарлотта кипела от злости. — У инспектора Питта не больше шансов добиться моего внимания… чем у тебя выйти замуж за Джорджа Эшворда. И это одинаково хорошо, потому что Эшворд — игрок и хам! — Она прошествовала мимо Кэролайн и вышла в холл.
Питт ждал в маленькой задней комнате.
— Доброе утро, мисс Эллисон, — широко улыбнулся он. Его улыбка была по-прежнему очаровательна.
— Доброе утро, мистер Питт, — сказала она холодно. — Я не понимаю, почему вы позвали меня снова. Но если уж сделали это, то скажите, что вы от меня хотите?
Она смотрела на него, пытаясь смутить его, но вместо этого вдруг с испугом увидела то, о чем говорила Эмили, — обожание в его глазах. Это было невыносимо.
— Не стойте, как дурак, уставившись на меня! — разъярилась она. — Что вы хотите?
Улыбка исчезла.
— Вы, кажется, чем-то расстроены, мисс Эллисон? Случилось что-то такое, что беспокоит вас? Событие? Подозрение? Вы что-то вспомнили? — Его светлый, умный взгляд был устремлен на нее. Он ждал.
— Вы подозреваете нашего дворецкого, — ответила она ледяным тоном. — Что, естественно, расстраивает меня по двум причинам: потому что вы обвиняете кого-то из моего дома и, без сомнения, арестуете его и посадите в тюрьму, а также потому, что я абсолютно уверена, что он не совершал этого убийства. Тот, кто сделал это, до сих пор не пойман. Я считаю, такая ситуация расстроит кого угодно, даже совершенно бесчувственного человека.
— Вы делаете заключения слишком рано, мисс Эллисон, — усмехнулся Питт. — Во-первых, мы часто арестовываем людей, но мы ведем их в суд, а не сажаем в тюрьму. Во-вторых, вы можете быть уверены, что он невиновен — и я склонен согласиться с вами, — но ни вы, ни я не имеем права выбросить кого-либо из рассмотрения до тех пор, пока не будет доказано или отвергнуто его участие в этом деле. И последнее. Вы не правы в том, что если я говорю с Мэддоком, то отказываюсь расследовать в других местах.
— Я не нуждаюсь в лекции по полицейским процедурам, мистер Питт. — Шарлотта понимала его точку зрения и даже видела, что он прав, но ничто не могло повлиять на ее поведение.
— Я думал, это вас успокоит.
— Что вы хотите, мистер Питт?
— В ту ночь, когда Лили была убита… когда вы видели Мэддока в последний раз перед тем, как он пошел ее искать?
— Не имею представления.
— Что вы делали в этот вечер?
— Я читала. Какое это имеет значение для вашего расследования?
— Что? — Его брови поползли вверх. Он улыбнулся. — Что вы читали?
Она почувствовала, как краснеет от волнения, потому что папа не одобрил бы ее чтение. Леди не должна знать о таких книгах, а тем более читать их.
— Это вас не касается, мистер Питт.
Казалось, ее ответ развлек его. Шарлотте вдруг пришло в голову, что он может подумать, будто это какой-нибудь любовный роман или старые любовные письма.
— Я читала книгу о войне в Крыму, — сказала она сердито.
Он посмотрел на нее с удивлением:
— Необычный выбор для леди.
— Возможно. Какое отношение это имеет к убийству Лили, которым, как мне сказали, вы здесь занимаетесь?
— Мне кажется, вы воспользовались удобным случаем, потому что отец не одобрил бы ваш интерес к столь кровавым и неженским темам.
— Это не ваше дело.
— Таким образом, вы читали одна. Вы не звали Мэддока или Дору, чтобы они принесли вам воды или добавили газа в лампе, или заперли двери?
— Я не хотела пить, и я вполне способна сама прибавить или убавить газ в лампе, а также запереть двери.
— Значит, вы совсем не видели Мэддока?
Наконец-то Шарлотта поняла, что он хочет узнать, и была раздосадована, что не поняла это раньше.
— Нет.
— Так что он мог выйти в любое время вечера, насколько вы знаете?
— Миссис Данфи сказала, что Мэддок говорил с ней. Он ушел, когда Лили стала опаздывать, и… и начал беспокоиться.
— Так он говорит. Но миссис Данфи была одна на кухне. В действительности он мог выйти раньше.
— Нет, не мог. Если бы я позвала его за чем-нибудь, я бы заметила его отсутствие.
— Но вы читали книгу, которую ваш отец не одобряет. — Питт пристально смотрел на нее. Его взгляд был очень откровенен, как будто стена недоверия между ними исчезла.
— Он не знал об этом! — Но как только она сказала это, неприятная мысль пришла ей в голову. Возможно, Мэддок знал. Она взяла книгу из кабинета отца. Мэддок знал книги в кабинете достаточно хорошо, чтобы заметить, какая книга отсутствует, и он знал ее привычки. Она повернулась и посмотрела Питту в лицо.
Инспектор просто смеялся.
— Однако… — продолжил он, закончив разговор о книге легким взмахом руки. Фактически он был самым неопрятным созданием в этой жизни и разительно отличался от Доминика. Он выглядел, как длинноногая птица, хлопающая крыльями. — …Я не могу понять, что он имел против мисс Абернази. — Питт повысил голос. — Вы дружили с мисс Абернази?
— Не особенно.
— Нет, — сказал он задумчиво. — Из того, что мне говорили, она вряд ли была вхожа в вашу компанию. Довольно ветреная девушка, часто смешливая и скорее фривольного поведения. Бедное дитя…
Шарлотта посмотрела на него. Инспектор был мрачен. Разве он до сих пор не привык к смертям на своей работе, разве это еще трогает его?
— Она не была аморальной девушкой, — сказала она очень тихо, — просто молодая и еще немного глупая.
— Ну конечно. — Жалость отразилась на его лице. — Маловероятно, чтобы она имела связь с чьим-то дворецким. Я полагаю, ее стремления были направлены более высоко. Ее вряд ли продолжали бы принимать в том обществе, которого она искала, если бы она связалась со слугой, даже если бы тот был высокого ранга.
— Вы насмехаетесь, мистер Питт?
— Так оно и есть, мисс Эллисон. Я не всегда следую правилам высшего общества, но я знаю, что они собой представляют.
— Вы меня удивляете, — сказала она зло.
— Вам не нравится мой насмешливый тон, мисс Эллисон?
Она вспыхнула. Это уже была настоящая наглость.
— Я нахожу, что вы стали вести себя нахально, мистер Питт. Если вы хотите задать мне какие-нибудь вопросы, связанные с вашей деятельностью, то, пожалуйста, задавайте. В противном случае позвольте мне позвать Мэддока, чтобы он указал вам дорогу отсюда.
К ее удивлению, он тоже засмущался и отвернулся от нее.
— Извините меня, мисс Эллисон. Последнее, чего бы я хотел, это обидеть вас.
Теперь смущена была Шарлотта. Питт выглядел несчастным, как будто она действительно оскорбила его. Это была ее вина, и она знала это. Она была невыносимо грубой, и он настолько забылся, что ответил ей тем же. Шарлотта использовала свое социальное превосходство и нанесла последний удар. Это не то, чем можно гордиться. Фактически, это злоупотребление положением, и это должно быть исправлено.
Она тоже не смотрела на него.
— Извините меня, мистер Питт. Я говорила необдуманно. Я не сержусь на вас, но я немного расстроена… обстоятельствами, вот и позволила себе… Пожалуйста, извините меня за мою грубость.
Инспектор говорил тихо. Эмили была права, у него очень красивый голос.
— Я ценю вас за это, мисс Эллисон.
И снова Шарлотта почувствовала себя очень неловко, зная, что он внимательно за ней наблюдает.
— И не нужно переживать за Мэддока. У меня нет никаких причин, чтобы арестовывать его. И скажу вам честно, я думаю, очень маловероятно, что он как-то причастен к этому делу.
Ей захотелось посмотреть ему в глаза, чтобы удостовериться, что Питт говорит искренне.
— Мне бы хотелось, чтобы у меня было бы хоть какое-то предположение, кто бы это мог быть, — продолжил он серьезно. — Это должен быть человек, который не остановится на двух или трех убийствах. Пожалуйста, будьте очень осторожны. Не выходите из дома одна, даже недалеко.
Шарлотта почувствовала, как ужас и смятение пронизали ее. Ужас при мысли, что какой-то безымянный сумасшедший бродит по улицам, где-то близко, за темными окнами, — и смятение от того, что она увидела в глубине глаз Питта. Ей это не показалось, он действительно… Нет, конечно, нет! Это был просто глупый язык Эмили. Он полицейский. Самый обычный. У него наверняка где-то есть жена и дети. Какой он большой, высокий, сильный, но не толстый… Шарлотте хотелось, чтобы Питт не смотрел так на нее. Кажется, он может заглянуть в ее мысли.
— Нет, — сказала она, проглотив слюну. — Я уверяю вас, что не намерена выходить из дома одна. И никто из наших не будет. Теперь, когда я ничего больше не могу сказать, вы должны продолжать свое расследование… в других местах. До свидания, мистер Питт.
Он открыл дверь и придержал для нее:
— До свидания, мисс Эллисон.
Во второй половине дня Шарлотта находилась в саду, обрывая увядшие розы, когда к ней подошел Доминик.
— Как красиво! — Он осмотрел розовые кусты, которые она обработала. — Интересно, я никогда не думал, что ты такая… организованная. Такое занятие больше подошло бы Саре — украшать природу. От тебя я ожидал бы, что ты оставишь все как есть.
Она не смотрела на него. Не хотела нарушать душевное равновесие, встретившись с ним взглядом. И, как всегда, сказала не подумав:
— Я делаю это не для того, чтобы было красиво. Срезать мертвые цветы нужно, чтобы растение не тратило свою энергию на них. Это помогает им цвести снова.
— Как практично. Ты говоришь, как Эмили. — Доминик срезал пару увядших головок и бросил их к ней в ведро. — Чего хотел Питт? Мне бы хотелось, чтобы он уже закончил опрашивать нас обо всех возможных обстоятельствах.
— Не уверена. Он был очень нахальным. — Тут Шарлотта подумала, что не должна бы говорить это. Может, он и был нахальным, но она тоже была резкой, и для нее это менее простительно. Но это, возможно, способ… заманивания людей, чтобы те разоткровенничались.
— Я думаю, с тобой это излишне. — Доминик засмеялся.
Ее сердце забилось сильнее. Привычка, фамильярность — все исчезло, как будто бы она повстречала его снова и была очарована им. Он был таким же, как и раньше, — смеющимся, мужественным, романтичным. Почему, ну почему она не была Сарой!..
Шарлотта опустила взгляд на розы, чтобы Доминик не мог прочитать эти мысли в ее глазах — она знала, что те ее выдают, — и стала лихорадочно искать слова для ответа.
— Он продолжал спрашивать о Мэддоке? — спросил он.
— Да.
Доминик срезал еще одну увядшую головку и бросил в ведро.
— Он действительно думает, что этот дуралей был так одурманен Лили, что, когда та выбрала Броди вместо него, последовал за ней и убил ее на улице?
— Конечно, нет! Он не так уж глуп, — ответила она быстро.
— Так ли это глупо, Шарлотта? Страсть может быть очень сильной. Если она смеялась над ним, издевалась…
— Мэддок? Доминик! — Она инстинктивно повернулась к нему. — Ты же не думаешь, что это он убил?
Его черные глаза оставались загадочными.
— Мне трудно в это поверить — как и в то, что кто-то может удавить женщину проволокой. Однако кто-то же сделал это. Мэддок известен нам только с одной стороны. Мы всегда видим его холодным и выдержанным: «Да, сэр», «Нет, мэм»… Мы не знаем, что он чувствует, какие мысли в его голове.
— Ты так думаешь?
— Не знаю. Но мы должны учитывать и это.
— Мы не должны! Питт, может, и должен, но мы знаем лучше.
— Нет, мы не знаем, Шарлотта. Мы совсем ничего не знаем. А Питт, должно быть, хороший работник, иначе он не был бы инспектором.
— Он тоже допускает ошибки… Но в любом случае инспектор сказал, что не думает, будто Мэддок вовлечен в это дело. Он просто должен перебрать все возможные варианты.
— Он сказал это?
— Да.
— Тогда, если он думает, что это не Мэддок, почему он продолжает приходить сюда?
— Я полагаю, потому что Лили работала здесь.
— Как насчет других? Хлои и служанки Хилтонов?
— Я думаю, туда он тоже ходит. Я не спрашивала его.
Доминик, нахмурившись, смотрел на траву. Шарлотта хотела сказать что-то умное, но в голову ничего не приходило — голова была занята лишь обуревавшими ее чувствами.
Доминик срезал последнюю розу, взял ведро и произнес:
— Ну, я думаю, он либо арестует кого ни попадя, либо заявит, что это неразрешимый случай. И то и другое скверно. Я бы предпочел что-нибудь другое. — И пошел назад в дом.
Шарлотта медленно поплелась за ним. Папа, Сара и Эмили были в гостиной, и, когда она вошла вслед за Домиником, через другую дверь вошла и мама. Она увидела ведро с увядшими головками роз.
— Очень хорошо. Спасибо, Доминик. — Она забрала у него ведро.
Эдвард поднял голову от газеты, которую читал.
— Что полицейский спрашивал у тебя утром, Шарлотта? — спросил он.
— Очень немногое, — ответила она.
В действительности девушка могла ясно вспомнить лишь то, какой резкой она была, а также облегчение, которое почувствовала, когда поняла, что он не подозревает Мэддока всерьез.
— Ты была там довольно долго, — заметила Эмили. — Если он не задавал тебе вопросы, что же вы там делали?
— Эмили, не дури! — резко оборвал ее Эдвард. — Твои комментарии вульгарны. Шарлотта, пожалуйста, ответь более подробно. Мы обеспокоены.
— В самом деле, папа. Он, кажется, снова задает те же самые вопросы: о Мэддоке, в какое время он вышел, что сказала миссис Данфи… Но инспектор признал, что не верит, будто Мэддок виновен. Он просто проверяет все возможные версии.
— О!
Шарлотта ожидала, что все почувствуют облегчение, даже радость. Она не понимала, почему воцарилось молчание.
— Папа?
— Да, моя дорогая.
— Ты не рад? Полиция не подозревает Мэддока. Это все, что сказал инспектор Питт.
— Тогда кого они подозревают? — спросила Сара. — Или они не сказали тебе этого?
— Конечно, они не сказали! — Эдвард нахмурился. — Я вообще удивляюсь, как мало они ей сообщили. Ты уверена, что поняла его правильно? Может быть, ты приняла желаемое за действительное?
Все выглядело так, будто бы они не хотели ей верить.
— Нет, я не ошиблась. Он сказал это абсолютно ясно.
— Повтори в точности, что он сказал, — тихо попросила Кэролайн.
— Я не помню точно, но не ошибаюсь в том, что он имел в виду. В этом я совершенно уверена.
— Какое облегчение. — Сара отложила в сторону вышивание. Вышивала она великолепно. Шарлотта всегда завидовала ей. — Теперь, может быть, полиция не вернется.
Эмили улыбнулась:
— Нет. Они вернутся.
— Зачем, если они не подозревают Мэддока?
— Чтобы увидеть Шарлотту, конечно. Инспектор Питт обожает нашу Шарлотту.
Эдвард раздраженно вздохнул:
— Эмили, сейчас не время для легкомыслия. И нас никак не должно волновать, что там навоображают себе полицейские. Вне сомнения, многим мужчинам обычного происхождения нравятся женщины высшего класса, но люди со здравым смыслом не позволяют себе показывать это.
— Но у полиции нет реальных причин возвращаться, — пыталась убедить всех Сара.
— Это и есть самая реальная причина. — Эмили было непросто остановить. — Преступления приходят и уходят, а любовь продолжается.
— Так и есть, — мрачно хмыкнул Доминик.
— Ну, очевидно, это кто-то из преступного мира, — сказала Сара, игнорируя их обоих. — Я не понимаю, почему они вообще рассматривают вариант, что это может быть иначе. Мне даже кажется, с их стороны явно просматривается некомпетентность.
— Нет, — ворвалась в разговор Шарлотта. — Это не так.
— Что не так, моя дорогая?
— В том-то и дело, что это не кто-то из преступного мира. Они убивают, только когда у них нет другого выхода, или для того, чтобы убежать, или ради мщения, либо что-то в том же роде. Если они нападают на людей, которых не знают, то только для того, чтобы их ограбить. А Лили не была ограблена.
— Откуда ты все это знаешь?
Шарлотта осознавала, что все смотрят на нее.
— Инспектор Питт сказал мне. И это имеет смысл.
— Я не знаю, почему ты ожидаешь здравого смысла от преступника. — Саре не терпелось высказаться. — Значит, это был какой-то безумец, кто-то, кто абсолютно растлен и не понимает, что творит. — Она дрожала.
— Бедняга, — с чувством проговорил Доминик, и Шарлотту это удивило. Почему он жалеет чудовище, которое совершило ужасное убийство уже три раза?
— Оставь свое огорчение для Лили, Хлои и служанки Хилтонов, — прохрипел Эдвард.
Доминик обернулся:
— Почему? Они мертвы. А это бедное животное еще живо… по крайней мере, я так предполагаю.
— Прекрати! — выкрикнул Эдвард. — Ты пугаешь девочек.
Доминик пристально посмотрел на них:
— Прошу прощения. Хотя я думаю, что сейчас такое время, когда немного страха может спасти вашу жизнь. — Он повернулся к Шарлотте: — Итак, Питт не думает, что это какой-то негодяй из преступного мира. Что же он думает?
— Он вынужден полагать, что это кто-то, кто живет здесь, где-то в районе Кейтер-стрит.
— Чепуха! — Эдвард резко привстал. — Я жил здесь всю свою жизнь. Я знаю каждого… на мили вокруг. В нашем округе нет сумасшедших в столь ужасных пропорциях. Боже милостивый, если бы они были, мы бы знали их. Такие личности вряд ли прошли бы незамеченными! Он бы не смог притворяться, что он такой же, как и мы.
Не смог бы? Шарлотта посмотрела на него, затем исподтишка на Доминика. Насколько характер человека отражен на его лице? Догадывается ли кто-то из них о ее кошмарных подозрениях? Пожалуйста, Боже, нет! Если такое безумное существо испытывает столь мучительную ненависть, почему тогда этот человек уже не выдал себя чем-нибудь? Кто-то же должен был обнаружить его… семья, жена, друзья… О чем они думают, если они знают? Могли бы выведать что-то подобное о ком-нибудь и никому не говорить? Или вы отказались бы верить этому, отвернулись от очевидного? Придумали бы какое-нибудь оправдательное объяснение?
Что бы она сделала… если бы любила кого-то? Если бы это был Доминик, разве она не защитила бы его от всего? Умерла бы, если нужно, чтобы сделать это…
Какая ужасная, чудовищная мысль! Как может кто-то, даже отдаленно напоминающий Доминика, быть вовлечен в насилие, в безумный гнев, который заставлял бы его вселять ужас в сердца людей и уничтожать их, скрываться в тени заборов, удовлетворяя свое желание вызывать страх?!
Каким человеком он был? Шарлотта могла представить его только как черную тень в тумане. Видела ли Лили его лицо? Видели ли другие? Если она разглядела его, было ли это лицо, которое она знала… ночной кошмар или добрый знакомый?
Разговор вокруг Шарлотты меж тем тек своим чередом. Она потеряла его нить. Почему они так легко согласились, что это мог быть Мэддок? Все выглядело так, будто они благодарны судьбе за какую-никакую развязку. Для них такая развязка лучше, чем никакая…
У Эмили не было никаких подозрений. И к следующему дню все это грязное дело уменьшилось до размеров простого неудобства. Конечно, ей жаль Лили, но ей уже нельзя помочь, а рыдания по этому поводу не принесли бы никакой пользы. Эмили никогда не понимала траурных церемоний. Особенностью этого действа являлось то, что в него были вовлечены самые набожные люди — те, которые должны были бы радоваться: ведь они же благословляли вечную жизнь… Несомненно, траурная церемония — самое большое оскорбление для мертвого.
Лили была обычной девушкой, в ней не было ничего плохого; и никто не сомневался, что она попала в лучшее место на небесах. Какие бы грехи она ни совершила, а те могли быть только очень незначительными, они с легкостью искуплялись самим ее существованием.
Так что все это дело могло бы быть забыто, если бы не одна неприятная его сторона — расследование. Кто же ее убил? Это дело полиции. Все, что она, Эмили, и ее семья могли сделать, — это принять соответствующие меры, чтобы не встретиться с безумцем и его удавкой.
От горестных мыслей она переключилась на практические и очень важные для нее материи. Нужно узнать, что женщины будут носить на званом вечере, устраиваемом мэром и миссис Уинтер, куда она пойдет в сопровождении Джорджа Эшворда. Будет очень неприятно, если она обнаружит, что ее платье такое же, как у кого-то еще. Эмили предпочитала создавать новую моду, а не следовать моде устоявшейся; но делать это нужно со вкусом, чтобы не оказаться слишком эксцентричной. Ей необходимо проконсультироваться с сестрами Мэдисон и мисс Деккер, но, конечно, так, чтобы они даже не догадались ни о чем.
Полиция не появлялась несколько дней. Очевидно, они проводили расследование в других местах, вероятно, обратившись к более ранним смертям, разговаривали с Абернази и Хилтонами. Эта страшная тема перестала открыто дискутироваться, хотя время от времени в семье высказывали какие-то мысли, относящиеся к запретной теме. Это было в основном выражение облегчения по поводу того, что полиция не появлялась в их доме и что они перенаправили ее непрошеное присутствие с сопутствующими подозрениями и сплетнями куда-то еще. Другое чувство, которое вызывало у всех постоянное беспокойство, — что же произойдет в следующий раз и где может находиться этот бандит, если принять тот тезис, что он живет где-то по соседству — чей-то слуга или какой-нибудь мелкий торговец.
Наконец Эмили получила великолепное бледно-лиловое платье с аккуратной серебряной отделкой. Она была в отличной форме, здорова, с хорошим цветом лица, гораздо лучшим, чем у старшей мисс Мэдисон, ее глаза сияли. Волосы были чудесного цвета и производили тот эффект, которого она добивалась.
Эшворд заехал за ней в своем экипаже. Естественно, перед тем как уехать, он отдал дань уважения семье. Мама была очень вежлива. Папа — даже еще более вежлив, но Шарлотта, как обычно, была непреклонна.
— Я думаю, ваша сестра недолюбливает меня, — заметил Эшворд, как только они остались одни. — Жаль. Она красивая девушка.
Эмили знала, что ей нечего опасаться Шарлотты, но, тем не менее, не стоило оставлять ее слишком доступной для Эшворда. Вполне возможно, его больше увлекала погоня, чем приз.
— Конечно, она красива, — согласилась она, — и не вы один заметили это.
— Надо полагать… — Затем он посмотрел на нее, улыбаясь: — Вы подозреваете кого-то в частности? Может быть, вы слышали последние сплетни?
— Только то, что нашему полицейскому инспектору нравится буйный, неуправляемый характер Шарлотты. Он увлечен ею.
Эшворд громко рассмеялся:
— И насколько я знаю вас, вы не преминули это отметить… Бедная Шарлотта, это должно очень раздражать — быть обожаемой полицейским, неважно какого ранга…
Их прибытие было встречено так, как хотелось Эмили, и, конечно, как она планировала. После этого по крайней мере два часа все шло хорошо, но затем она заметила, что внимание Эшворда занято не только стойкой бара и игровыми столами, но также некоей Хетти Госфилд, известной не столько своими чарами, сколько влиятельными родителями и, хуже того, деньгами. Эмили всегда знала, что Эшворду нравятся красивые женщины, и не рассчитывала, что всегда сможет удерживать все его внимание или большую часть его без значительных усилий. Но эта Госфилд представляет собой угрозу.
Эмили видела, как Эшворд в дальнем конце комнаты улыбается Хетти, и та смеется ему в ответ. Когда она посмотрела на них через четверть часа, ситуация оставалась точно такой же.
Эмили глубоко вздохнула и задумалась. Меньше всего на свете она хотела устраивать сцены. Эшворд считал неприемлемой любую вульгарную склоку, если только она исходила не от него. Даже если он находил ее забавной, то все равно презирал человека, устроившего ее. Она должна действовать хитрее, утонченнее для того, чтобы убрать Госфилд со своего пути.
Потребовалось некоторое время, чтобы выработать линию поведения, так как внимание Эмили было поделено между разговором с мистером Деккером — постоянно приходилось следить за тем, чтобы не сказать очевидной глупости, — и одновременной подготовкой удовлетворяющего ее плана действий.
Наконец, Эмили приняла решение и приступила к его исполнению. Она немного знала одного из молодых друзей Эшворда, достопочтенного Вильяма Фоксворфи — пустоголового, богатого, имеющего больше денег, чем хорошего вкуса, и склонного к самолюбованию. Было нетрудно привлечь его внимание. Он сидел за карточным столом и заметил, что Эмили наблюдает за ним. Она ждала до тех пор, пока он не выиграл.
— Превосходно, мистер Фоксворфи! — поаплодировала она ему. — Вы очень искусны. Я никогда не видела никого умнее — за исключением лорда Эшворда, конечно.
Он посмотрел на нее:
— Эшворд? Вы думаете, он умнее меня?
Эмили приятно улыбнулась:
— Только в картах. Я уверена, без сомнения, вы превосходите его во многих других вещах.
— Я не знаю о других вещах, мисс Эллисон, но уверяю вас, что я лучше его умею играть в карты.
Она одарила его мягким взглядом, полным терпения и недоверия.
— Я докажу вам! — Он встал с карточной колодой в руке.
— О боже, не утруждайте себя, — быстро сказала Эмили. Все шло очень хорошо. Точно как она и планировала. — Я уверена, вы более способный.
— Не «способный», мисс Эллисон. — Теперь он был тверд и полон непреклонной гордости. — Это подразумевает некоторую неопределенность. Я лучше, чем Эшворд. Я докажу это.
— О, пожалуйста, я не хотела вмешиваться в вашу игру, — протестовала она. В ее голосе все еще проскальзывало недоверие.
— Вы сомневаетесь во мне?
— Хотите честно?
— Тогда вы не оставляете мне выбора, кроме как обыграть Эшворда и заставить вас поверить мне! — Он пошел через всю комнату к Эшворду, который все еще флиртовал с Хетти Госфилд. — Джордж!
— О, пожалуйста, — жалобно произнесла Эмили, но не последовала за ним. Просто сделала несколько маленьких шажков. Ее не должны видеть подстрекающей к этому спору, иначе все, что было задумано, будет разрушено.
Все сработало великолепным образом. Фоксворфи разрушил флирт, требуя доказать свое превосходство. Эшворд не смог сопротивляться. Хетти Госфилд сначала пыталась спорить, но Эшворду она уже надоела своей суетой и вульгарной крикливостью. В результате девушка надулась и уехала с кем-то еще.
После того как все было закончено, Эмили снова оказалась с Эшвордом.
— Я выиграл у него, — сказал он с удовлетворением.
— Никто не сомневался. — Эмили засмеялась. Джордж, очевидно, так и не понял, что все происшедшее не имело никакого отношения к его искусству игры в карты. — Я полагала, что вы выиграете.
— Не выношу вульгарности, — продолжал он с обидой в голосе. — Женщина не должна выставлять себя напоказ. Это плохой вкус.
Эмили опять согласилась, хотя про себя подумала, что это плохо не только для женщины, но и для мужчины. Но общество смотрело на это иначе, а она знала правила поведения в обществе достаточно хорошо, чтобы следовать им, и слишком хорошо, чтобы понимать, что иногда можно эти правила нарушить и выиграть.
И только когда Эмили вернулась домой, она подвела итоги вечера, лежа в постели и рассматривая причудливые картинки на потолке, созданные отсветом от уличных газовых фонарей. В ее голове не возникало вопроса о намерении выйти замуж за Джорджа Эшворда, но необходимо взвесить его недостатки, подумать, какие из них могут быть разумно изменены, с какими она должна научиться жить и как должна измениться сама.
Возможно, это слишком много — ожидать от здорового родовитого мужчины, чтобы он был верным, но она, конечно, будет требовать, чтобы он был осмотрителен в своих связях. Он никогда не должен делать ее объектом жалости. Когда будет удобное время, она выскажет это ему очень ясно.
Еще он может проигрывать свои деньги. Столько, сколько пожелает, но никогда — основной капитал, который она рассматривает как способ обеспечить ей хорошую жизнь, другими словами — дом, оплату слуг, экипаж с хорошими лошадьми и ее расходы на соответствующую одежду, позволяющую ей появляться в свете как леди.
Эмили уснула, продолжая раздумывать о практических деталях.
В следующий четверг она пошла с Сарой к викарию и миссис Преббл на чай, чтобы обсудить предстоящий церковный базар.
— Но что, если погода будет плохой? — спросила Сара, переводя взгляд с одного лица на другое.
— Мы должны верить в Божью милость, — ответил викарий. — И потом, сентябрь — зачастую самый приятный месяц года. Даже если пойдет дождь, то необязательно будет холодно. Я не сомневаюсь, что наши верные прихожане встретят это испытание с хорошим настроем.
Эмили глубоко сомневалась в этом и была рада, что здесь нет Шарлотты, чтобы выразить свое мнение.
— Можно ли приготовить какое-нибудь укрытие на случай непогоды? — спросила она. — Я сомневаюсь, что Бог своими милостями отделит нас от остальных.
— Нас от остальных, мисс Эллисон? Боюсь, я не ухватил смысл вашей фразы.
— Ну, может, кто-то попросит дождь, — объяснила она. — Фермеры, например.
Викарий холодно посмотрел на нее:
— Мы выполняем веление Бога, мисс Эллисон.
Она не смогла придумать вежливый ответ на это.
— Наверное, укрытия довольно легко организовать. Одолжим несколько тентов, — задумчиво сказала Марта. — Мне кажется, в церкви Святого Петра они есть. Не сомневаюсь, что там будут счастливы одолжить их нам.
— Это будет общественное событие, — отметила Сара. — Многие люди придут в своей лучшей одежде.
— Это церковный базар, мисс Эллисон, сбор средств для бедных, а не место развлечений для женщин. — Викарий говорил очень холодно, с очевидным неодобрением.
Сара от смущения вся покраснела. Эмили же повела себя в стиле Шарлотты.
— Конечно, появиться на богоугодном событии нужно во всем самом лучшем, викарий, — вежливо сказала она. — Мы должны соблюдать этикет. Мы проводим базар в церкви, где вы не ожидаете увидеть нас одетыми кое-как, в фигли-мигли.
Странное выражение промелькнуло на лице Марты — триумф и страх одновременно, а также скрытый юмор. Выражение исчезло до того, как его разглядели.
— Правильно, мисс Эллисон, — благочестиво согласился викарий. — Будем надеяться, что у каждого есть такое же чувство долга и полезности. Мы должны показать всем пример.
— Мы должны также надеяться, что люди будут в хорошем настроении, — предложила Марта. — Они вряд ли захотят расстаться со своими деньгами, если будут чувствовать себя несчастными.
Эмили взглянула на викария.
— Мы не увеселительное заведение, — сказал он ледяным тоном.
Эмили подумала, что нет ничего менее увеселительного, чем физиономия викария.
— Конечно, мы сможем быть счастливы, — сказала она с издевкой, — если даже отдаленно не будем напоминать увеселительное заведение. — Как будто бы Шарлотта толкнула ее под локоть, и она продолжила: — Само знание того, что мы на службе у Господа, есть источник радости для нас.
Если бы викарий понял сарказм ее слов… Однако никаких признаков этого не отразилось на его лице. Но Эмили бросила взгляд на Марту и подумала, что, может быть, та сама хотела сказать то же самое.
— Я боюсь, вы не понимаете, как устроен этот мир, — сказал викарий, глядя на нее, — конечно, как и подобает женщине. Но я должен сказать вам, что люди не так счастливы, выполняя работу для Бога, как должны были бы. Иначе мир стал бы лучшим местом, а не скопищем грехов и моральной неустойчивости. Увы, слаба плоть, хотя душа, наоборот, призывает к лучшему.
Никто ему не ответил. Эмили вернулась к практическим делам. По крайней мере, в них она чрезвычайно полезна, хотя эти дела ее совершенно не интересовали. Но было бы несправедливо оставлять все их Саре.
По пути домой обе долгое время молчали, пока не оказались в полумиле от их дома. Сара завязала накидку покрепче.
— Стало холоднее. — Ее била дрожь. — Раньше было тепло.
— Ты устала, — Эмили искала очевидное объяснение, — ты много работала на этом… мероприятии. — Она решила не произносить прилагательное, которое вертелось у нее на языке.
— Я не могу оставить беднягу миссис Преббл делать всю работу. Ты не представляешь, как много сил и труда она в нее вкладывает. — Сара пошла побыстрее.
Она была права. Эмили не представляла себе, что Марта Преббл могла делать в свободное время. Она никогда об этом не думала, это ее не интересовало.
— Много сил? Для чего?
— Собирает деньги на церковь, посещает больных и бедных, управляет сиротским домом… Кто, ты думаешь, устроил поход на природу для них в прошлом месяце? Кто, ты думаешь, выходил старушку миссис Джанер? У нее не было семьи, и она была бедна, как церковная крыса.
— Марта Преббл? — удивилась Эмили.
— Да. Иногда другие помогают, но только тогда, когда им хочется, когда их это устраивает или когда кто-то за ними наблюдает и будет хвалить их за это.
— Я этого не знала.
Сара закуталась в шаль поуютнее:
— Думаю, поэтому мама иногда мирится с ее довольно странным поведением и с присутствием викария тоже. Я должна признать, они временами невыносимы, но нужно принимать во внимание работу, которую они выполняют.
Эмили подумала о сказанном. Такие поступки должны вызывать уважение, несмотря на ее неприятие викария, а заодно и Марты. Люди полны курьезных черт характера.
Кэролайн тоже думала о викарии и Марте Преббл. Ей было известно о работе Марты, особенно с сиротами, довольно давно. Так что сама по себе новость ценности не имела. Кэролайн также понимала, что Марта одинока, не имеет собственных детей и вынуждена в силу семейного положения и обстоятельств работать для чужих детей. Зачастую это была никому не известная неблагодарная работа.
Но мало кого из них, особенно викария, можно терпеть долгое время.
— Очень стоящая женщина, — похвалила ее бабушка. — Блестящий пример для других прихожан. Жаль, конечно, что так мало людей следуют ее примеру. Ты должна быть довольна Сарой. Хорошая девочка получилась.
Кэролайн подумала, что это звучало так, как будто бы свекровь говорила о пирожном или пудинге, но она знала, что та не любит иронии на свой счет.
— Да, — согласилась Кэролайн, не отвлекаясь от шитья. Кажется, стало больше белья для починки, чем раньше. Но уже прошло много времени с тех пор, как им стало не хватать еще одной служанки. Наверное, еще до того, как Сара вышла замуж.
— Жаль, что ты ничего не можешь поделать с Шарлоттой, — продолжила бабушка. — Я не представляю, как ты сможешь выдать ее замуж. Да, по-моему, она и не стремится к этому!
Кэролайн продела новую нитку в иголку. Она знала, почему Шарлотта не стремится, но бабушке это знать было необязательно.
— Шарлотта, конечно, отличается от Эмили. И вкусы у них разные, — сказала она уклончиво. — И планы — тоже. Почему они должны быть одинаковы?
— Ты должна поговорить с ней, — настаивала бабушка. — Укажи ей на практичность замужества. Что с ней будет, если никто не возьмет ее замуж? Ты думала об этом?
— Да, но если идти против ее воли, это не приведет ни к чему хорошему. Даже если Шарлотта не выйдет замуж, она выживет. Лучше остаться одинокой, чем связать свою жизнь с человеком неуважаемым или беспутным, или с тем, кто не сможет обеспечить ей достойное существование.
— Дорогая Кэролайн, — сказала бабушка, раздражаясь. — Твой долг как матери — не допустить этого! И также твой долг — следить за порядком в этом доме. Когда ты собираешься нанять другую служанку?
— Я сделала запросы, и миссис Данфи уже встречалась с двумя, но они не подошли.
— В чем дело?
— Одна слишком молодая, неопытная, у другой плохая репутация.
— Возможно, если бы ты проверяла Лили более внимательно, она не была бы сейчас убита! Такие вещи не происходят в нормальном доме.
— Это не произошло в доме! — Кэролайн наконец-то рассердилась. — Это случилось на Кейтер-стрит. И с вашей стороны абсолютно безответственно полагать — даже просто намекая на это, — что Лили сама навлекла подобное на себя или что она была аморальна. И я не желаю, чтобы об этом велись разговоры в моем доме.
— В самом деле! — Бабушка встала. Губы были поджаты, лицо пылало. — Неудивительно, что Шарлотта не умеет вежливо разговаривать в обществе, а Эмили гоняется за бездельником просто потому, что у него есть титул. Она ничего не добьется, кроме того, что превратит себя в посмешище, и ты будешь в этом виновата. Я говорила Эдварду, когда он женился на тебе, что он совершает большую ошибку, но, конечно, он был очарован тобой и никого не слушал. Теперь Шарлотта и Эмили должны расплачиваться за это. Так что не говори потом, что я не предупреждала тебя!
— И не собираюсь! Будете обедать наверху или успокоитесь ко времени обеда и спуститесь?
— Я не больна, Кэролайн. Я просто очень разочарована, хотя и не удивлена.
— С разочарованием также можно смириться, — сухо ответила Кэролайн.
— Ты наглая, Кэролайн, и неженственная. Неудивительно, что Шарлотта так назойлива. Если бы ты была моей дочкой, я бы позаботилась, чтобы вырастить из тебя леди. — И, не оставив Кэролайн шансов на ответ, бабушка вышла и захлопнула за собой дверь с резким стуком.
Кэролайн вздохнула. Было много работы, много беспокойства, а тут еще свекровь со своим желанием изображать из себя примадонну… Она должна бы уже привыкнуть к этому, но ее возмутила критика Шарлотты. Злословие по поводу Лили было болезненным, но воспринималось совершенно по-другому.
Каким должен быть человек, чтобы убить безвредную бедную девушку, такую как Лили Митчелл? Только сумасшедшим. Отчаявшимся из бедных районов или безумцем, который выглядит так же, как один из них, — но только не ночью, когда он встречает одинокую девушку на улице… Возможно, она сама даже его видела?
Ее размышления прервал вошедший Эдвард.
— Добрый вечер, моя дорогая. — Он поцеловал ее в щеку. — Как прошел день? — Посмотрел на кучу белья и нахмурился: — Все еще не нашли замены для Лили? Мне казалось, ты видела одну или двух сегодня.
— Я видела. Ничего подходящего.
— Где девочки? И мама? — Он сидел удобно, расслабившись.
— Ты хочешь что-нибудь освежающее перед обедом?
— Нет, спасибо. Я задержался в клубе.
— Я думала, ты будешь немного позднее, — сказала она, посмотрев на часы.
— Где они? — повторил он.
— Сара и Доминик обедают у Лессингов…
— Кто такие?
— Лессинги, пономарь и его семья.
— Хорошо. А остальные?
— Эмили снова с Джорджем Эшвордом. Я хотела бы, чтобы ты поговорил с ней, Эдвард. Мне кажется, она меня не слушает.
— Боюсь, дорогая, ей придется извлечь уроки из собственного горького опыта. Я сомневаюсь, что она послушается кого бы то ни было. Я могу запретить ей, конечно, но они будут встречаться на званых вечерах в других домах, а это подогреет их роман и приведет к любовной связи, которая только украсит его в ее глазах. В конце концов, запрет не достигнет своей цели.
Кэролайн засмеялась. Она вовсе не ожидала от мужа подобного проникновения в ситуацию и сделала свое предположение исключительно для того, чтобы обезопасить себя в дальнейшем.
— Ты прав, — согласилась она. — Вероятно, это пройдет само собой, со временем.
— А Шарлотта и мама?
— Шарлотта будет обедать у молодой Аттли. А мама наверху, сердится на меня за то, что я не позволила ей говорить, что Лили была аморальна.
Эдвард вздохнул:
— Мы не должны говорить так, хотя, боюсь, так оно и есть.
— Почему? Потому что она была убита? Если ты этому веришь, тогда как насчет Хлои Абернази?
— Дорогая моя, есть много дорог в мире, о которых ты не знаешь, и лучше тебе не знать их. Более чем вероятно, что Хлоя навлекла на себя свою смерть. К несчастью, — муж колебался, — даже благородные девушки попадают в любовные сети… — Он не закончил предложение. — Никто не знает… может быть, ревность, отмщение… Лучше нам не обсуждать это.
И Кэролайн вынуждена была согласиться с этим, хотя не могла заставить себя поверить в это без размышлений.
