Книга: Вне закона
Назад: 2
Дальше: 4

3

Арчибальд Беззаконец дотронулся двумя пальцами до нижней губы. Он, казалось, размышлял обо мне и том, сгожусь ли я для предстоящей работы.
Только к тому времени я уже решил за эту работу не браться. Его присутствие стало меня раздражать. Если бы он предложил мне в ту минуту чашку чаю, я бы ее принял из вежливости, но не отпил ни капли.
И все же любопытство разбирало. Лично для меня кромка между хаосом и человеком казалась отличным проникновением в философию А. Беззаконца. Это вызывало в сознании картину какого-то дикого создания, напустившегося на некую великую загнивающую цивилизацию. Для курсовой в университете интересно, но как сфера деятельности — нет.
Только начал я подумывать, как отказаться, если работу мне все же предложат, раздался стук в дверь конторы.
— Феликс, будьте любезны, не посмотрите, кто там? — попросил Беззаконец.
Отговариваться не хотелось, так что я снова прошел через комнату в стиле «американа» и спросил через дверь:
— Да?
— Карлос к А.Б. по делу, — донесся голос, в котором легкий испанский акцент мешался с легким уличным.
Я не знал, что делать, а потому откинул три запора, вздернул вверх подпорку и открыл дверь.
Человек за ней оказался моего роста, щупленький и явно предрасположенный к зеленому цвету. Одетый в костюм цвета зеленого леса с пиджаком на трех пуговицах, бледно-зеленую сорочку и тощий темно-зеленый галстук.
Туфли на нем были, само собой, из крокодиловой кожи и тоже зеленые. И цвет кожи оливковый. Возраст лет за сорок, может, за пятьдесят.
— Салют, братец! — воскликнул Карлос, а я никак не мог сообразить, что с ним делать.
— Подождите здесь, пожалуйста, — пробормотал наконец я.
Тот кивнул, и я отправился обратно в контору Арчибальда Беззаконца. Анархист сидел в кресле, ожидая моего доклада.
— Там тип по имени Карлос. Весь в зеленом. Я не спросил, что ему нужно.
— Карлос, проходи! — громко крикнул Арчибальд.
Зеленый человечек вошел, настежь распахнув дверь конторы.
— Салют, мистер Важный, — приветствовал Карлос.
— Что у тебя?
— Не так много. Говорят, он пил, она нет, но она-то и была той самой девицей, какую он подцепил в том баре.
— Ты не мог побольше узнать? — Беззаконец не выглядел огорченным, но в вопросе слышалась определенная настойчивость.
— Мария старалась, старик, но у них этого нет в компьютере, а файлы отправили в Аризону через три часа после того, как их записали. Это-то ей удалось узнать только потому, что она знакома с мужиком, который работает на подготовке файлов. Он для нее и глянул тайком.
Беззаконец отвернулся от Карлоса и меня и воззрился на штат Нью-Джерси.
— Как твоя мама? — спросил он, обращаясь к городку Хобокен в этом штате.
— В полном порядке, — отозвался Карлос. — И Пити, точно говорю, здорово пашет в школе, куда ты его устроил.
— Передай ему привет, когда увидишь. — Беззаконец крутанулся в кресле и остановил свой мрачный взгляд на зеленом человеке. — До свидания, Карлос.
— Надо будет, зови, мистер Важный. В любое время.
Карлос повернулся, чтобы уйти. Мне показалось, ему не по себе. Не то чтобы напуган, но определенно рад, что уносит ноги. Я проводил его до входной двери и запер ее на три запора.
Когда я вернулся, Беззаконец натягивал грубые рабочие башмаки. Он кивнул на обрубок дерева, и я сел.
— Вам известно, чем занимается писец? — спросил он.
— Не знаю, стоит ли мне вообще…
— Вам известно, чем занимается писец? — оборвал он меня.
— Они монахами были, типа того… Копии делали с Библии раньше, чем появились книгопечатание и наборный шрифт.
— Верно, — одобрительно кивнул он. Ни дать ни взять, один из моих профессоров. — Кроме того, они писали за неграмотных лордов. Контракты, мирные договоры, даже любовные письма. — Беззаконец улыбнулся. — Много ли вы знаете о Бакунине?
— Только имя.
— Он был великим человеком. Все знал про вопиющие несправедливости Сталина еще до того, как Сталин родился. Он был, наверное, величайшим политическим мыслителем двадцатого века, а ведь даже в этом веке не жил. Однако вам известно о его недостатке?
— Нет, сэр.
— Бакунин был человеком дела, а потому не уделял достаточно времени систематизации своих идей. Не поймите меня превратно — писал он много. Однако так и не создал всеобъемлющего документа, который детально и четко излагал бы идею анархистской политической организации. После его смерти многие недалекие люди на основе оставленных им материалов объявляли Бакунина ненормальным и глупцом. Я не хочу, чтобы и к моему наследию было проявлено такое же неуважение.
— И для этого вам понадобился писец?
— Главным образом. — Беззаконец опять повернулся к окну. — Но еще мне нужен просто пишущий помощник. Тот, кто возьмет мои записи и наброски и доведет их до ума. Задокументирует то, что я стараюсь делать.
— Это все?
— По большей части. Будут и другие поручения. Возможно, даже немного аналитические… ну, вы знаете, работы по расследованию. Но ведь тот, кто обучается журналистике, должен любить время от времени пробовать себя в свободном поиске.
— Я не говорил, что обучаюсь журналистике.
— Да, вы не говорили. Но я много знаю о вас, Феликс Орлеан. — На этот раз он произнес мою фамилию правильно. — Поэтому-то я и повесил странную куколку на двери. Хотелось посмотреть, не суеверны ли вы. Известно мне и про вашего отца, Джастина Праудфута Орлеана, процветающего адвоката в Луизиане. И про вашу матушку, Кэтрин Хэйдити, бывшую до выхода замуж за вашего отца студенткой-медичкой и решившую посвятить свою жизнь вам и вашей сестре Рэйчел, которую теперь знают под именем Анжела в той части Лондона, что зовется Брикстон.
Такое впечатление, что он меня здоровенным окороком по башке трахнул. Я и знать не знал, что моя мать была студенткой-медичкой, но, похоже, это правда, ведь она всегда хотела, чтобы Рэйч стала врачом. Но я и ведать не ведал, что Рэйчел перебралась в Англию.
— Откуда вы…
— А это уже другое дело. — Беззаконец бросил взгляд на лэптоп на маленьком столике. Потом воздел указующий перст. — Никакие исполняемые вами для меня поручения не фиксируются в компьютере. Я хочу выждать, пока мы сделаем все верно, чтобы позволить миру узнать о нашей работе.
— Я у вас не р-р-работаю, мистер Беззаконец, — выговорил я, ненавидя себя за то, что заикнулся.
— А почему?
— Хотя бы потому, что не знаю, чем вы занимаетесь. И мне не по душе люди, которые звонят мне в любой час ночи. У вас двери обшиты досками, и вы сами называете себя анархистом. Какой-то тип, ни дать ни взять уличный головорез, приходит и, типа того, отчитывается перед вами.
— Я сказал вам, чем занимаюсь. Я анархист и хочу, чтобы у всех все обстояло прямо и честно. От безумца политикана, возомнившего, будто он может ограничивать права других на том основании, что располагает некоторыми сведениями об изнанке истины, до фашиста-мэра, старающегося задавить маленького человечка для того, чтобы набивать свои сундуки золотом, и заново изобретающего полицейское государство.
Я последний честный человек, ковбой с востока. А вы, мистер Орлеан, вы молодой человек, старающийся сотворить из себя кое-что. Ваш отец богат, но вы сами оплачиваете путь, который выбрали для себя. Он, готов поспорить, хотел, чтобы вы стали адвокатом, а вы повернулись к нему спиной, чтобы самому решать за себя. Это уже половина пути ко мне, Феликс. Почему бы не взглянуть, что будет дальше?
— Я в силах позаботиться о собственной жизни, мистер Беззаконец, — буркнул я. — От работы мне требуется только одно: деньги.
— Сколько?
— Ну, скажем, плата за учебу, которая составляет пятьсот пятьдесят в месяц, другие мои расходы…
— Стало быть, вам нужно сорок две тысячи, включая налоги, в том, разумеется, случае, если вы налоги платите.
Сам я досчитался до той же суммы, целый день убив на бухгалтерские выкладки.
— Разумеется, я плачу налоги, — выдавил я.
— Разумеется, платите, — поддакнул Беззаконец, широко улыбаясь. — На этой должности я буду платить вам нужную сумму. От вас необходимо лишь согласие попробовать себя в этом качестве несколько недель.
Взглянув на фото Бакунина, я подумал, а не посылает ли мне судьба шанс. В деньгах я нуждался. Предки ни на одно мое письмо не ответили бы, не то что стали бы платить за мое образование.
— Я не уверен…
— В чем?
— В кромке, о какой вы говорите. Она… похожа на границу законности. По одну сторону законопослушание, а по другую — нет.
— Феликс, вы всего-навсего служащий. Как и любой из работающих на «Энрон» или «Хасбро». Ни один из них не несет ответственности за то, что сотворили или не сотворили их работодатели.
— Я ни за что не стану делать что-либо противозаконное.
— Разумеется, — воскликнул Беззаконец.
— И учеба у меня будет стоять на первом месте.
— Можем договориться о гибком графике.
— Если мне не понравится то, что происходит, я немедленно уволюсь. Без предварительного уведомления.
— В вас говорит студент-юрист, а не гончий пес за новостями, — заметил Беззаконец. — Но, поверьте, вы нужны мне, Феликс. У меня нет времени читать газеты. Если я знаю, что вы просматриваете пять-шесть солидных изданий, у меня как гора с плеч. И здесь вы многому научитесь. Я где только не побывал. От Азии, где я гостил в королевских семьях, до тюрем Турции и Мексики.
— Для меня — никаких нарушений закона, — повторил я.
— Это я уже слышал. — Беззаконец взял с подоконника какой-то листок бумаги и протянул мне. — Подберите сведения об этих людях. Пару дней у вас есть.
— Что вы имеете в виду?
— Ничего сомнительного. Просто выясните, есть ли они в городе. Постарайтесь лично поговорить с ними. Но если не сумеете, просто убедитесь в том, что они здесь и с ними все в порядке.
— Вы полагаете, этим людям может грозить беда?
— Меня не тревожат куколки, свисающие с дверных ручек, — фыркнул он. — Они для меня ничегошеньки не значат. Просто сейчас я занят небольшой задачкой.
— Может, стоит позвонить в полицию?
— У меня с полицией есть уговор. Я не обращаюсь к ним, они не слушают меня. Получается великолепно.
Назад: 2
Дальше: 4