ГЛАВА СЕДЬМАЯ
МОРОЗЫ,
ИЛИ ДЕНЬ БЛАГОДАРЕНИЯ ПО-САМОАНСКИ
Мы чуяли: надвигаются морозы — на днях гуси улетели на юг,— хотя и знать не знали, какие сюрпризы они нам преподнесут. А потому здесь, на Востоке, мы с той же тревогой ожидали осеннего ненастья, как в своё время прихода дождей на Северо-Западном побережье.
Конец сентября. Мы уже пересекли Мичиган и юг канадской провинции Онтарио и славно проводили время, выписывая вензеля от одного винного заводика к другому в озёрном краю Фингер-Лейкс штата Нью-Йорк. На склоне дня, 25 сентября, изрядно согревшиеся и осоловелые после часа основательной дегустации вин, мы покинули Видмарский винный завод в Нейплсе, у берегов озера Канандейгуа, и покатили на восток в направлении гор, что раскинулись между Нейплсом и озером Кейюга. Теперь мы «нацелились» на винные заводики в Хаммондспорте.
Пока мы взбирались в горы, температура воздуха вдруг резко упала, и нам пришлось остановиться и натянуть на себя куртки, спортивные брюки и перчатки. На полпути к озеру Кейюга мы завернули в небольшой городок Праттсбург купить еды к обеду. В местном бакалейном магазинчике только и было разговоров что о резком похолодании. И все соглашались друг с другом, что сегодня, должно быть, выдастся ночка так ночка — первые настоящие осенние заморозки. Пришла пора перетаскивать комнатные цветы с улицы обратно в дома.
Мы с Ларри разбили палатку в лесу на краю города. В воздухе чувствовался ледяной холод, и я не рассталась с шерстяными носками и вязаной спортивной шапочкой даже в спальном мешке. Утром воздух показался ещё холоднее, пар от первых слов так и завис в воздухе внутри палатки. Одевшись прямо в спальнике, я выбралась из палатки проверить, оправдались ли худшие опасения праттсбуржцев.
Трава и велосипеды побелели от инея. Алюминиевые кружки намертво «приварились» к походному столику, вода в бутылках превратилась в твёрдые глыбки льда, та же участь постигла и молоко в картонной упаковке. Ларри откинул полог палатки, и покрывавшая его тонкая корочка льда раскололась и, заскользив вниз, ссыпалась на землю. Четверть часа мы трудились, уговаривая нашу плитку проявить хоть какие-то признаки жизни. На холоде пальцы отказывались сгибаться, и я не снимала митенок, пока возилась с готовкой и поглощала завтрак. Потом Ларри, наполнив один из котелков кусочками «бутылочного» льда, согрел его на плитке, чтобы было чем помыть посуду. Когда же под лучами солнца иней поплыл, над землёй встал туман, затопив траву и деревья.
Тронувшись в путь, мы какое-то время с трудом поворачивали рули, выжимали рукоятки и педали. Так, со скрипом, мы ползли часа два, пока велосипеды не оттаяли и «тугой ход» окончательно не исчез. Следующие полтора месяца, до самой Джорджии, едва ли не каждое утро неизменно встречало нас инеем. Случалось, стенки нашей палатки «дубели» уже к семи вечера.
Спустя четыре с половиной месяца с начала нашего странствия, отмотав шесть тысяч четыреста пятьдесят миль, мы прибыли на Восточное побережье. 2 октября мы с Ларри въехали в Сторрс, что в двенадцати милях к востоку от Хартфорда, Коннектикут, где прогостили три недели у Фритци Батчелор, нашей приятельницы, несколько лет назад перекочевавшей в Коннектикут из Санта-Барбары. В своё время, ещё будучи школьницей, я помогала Фритци в университетской библиотеке. Теперь она работала в Коннектикутском университете. В доме, со всех сторон окружённом деревьями, Фритци обитала совсем одна, не считая кошки с собакой.
Добравшись до Коннектикута, мы с Ларри вполне заслужили передышку от каждодневной работы педалями и «вечного» движения. Впихнув велосипеды в гараж Фритци, мы заперли их и поклялись не заглядывать к ним по крайней мере пару недель.
У Фритци нам жилось без забот. Всё в её доме доставляло нам райское блаженство — четырехконфорочная плита, духовка, холодильник, стиральная машина и сушилка для обуви, полы, устланные коврами, а также подушки и чистые простыни на идеально ровной поверхности кровати. Я-то почти уже и забыла, как жизнь может баловать человека. Теперь, если я подскакивала среди ночи от острого желания «выйти», мне не нужно было ни стараться изо всех сил попасть в кроссовки, ни с мучениями натягивать на себя сорок одёжек, ни ощупью отыскивать рулон туалетной бумаги, а после вслепую нашаривать рукой выход из палатки и полог, спотыкаться о камни и папоротники, жаться на корточках на холоде или под проливным дождём, а затем пробираться обратно в палатку, выслеживать и забивать залетевших со мной кровососов.
Каждое утро Ларри налегал на блинчики и бекон, и, если сыпал дождь или поднимался ветер, мы весь день просиживали дома, слушая стерео и подрёмывая у камина. Если же погода удавалась, мы отправлялись пробежаться трусцой либо бродили по лесу. Вечерами мы втроём усаживались возле камина и болтали, дружно налегая на поп-корн. По выходным Фритци катала нас на машине по всему Коннектикуту, чтобы мы могли вдоволь насладиться красками осени, полюбоваться озёрами и «покрутить носами» в местных антикварных лавочках.
Словом, первые две недели, проведённые в Сторрсе, подарили нам тихий, расслабляющий конец велопробега по Штатам. Убивало одно — теперь я едва втискивалась в свои единственные брюки. В тот момент во мне было сто тридцать пять фунтов, на двадцать восемь больше, чем перед стартом. Какую-то часть «привеса», скажем фунтов десять, можно было бы «списать» за счёт накачанных мною мышц, но остальное явно относилось к разряду самого обычного старого доброго жирка. И вот впервые в жизни я выглядела далеко не худышкой.
К тому времени, когда мы достигли восточной части Британской Колумбии, у меня заметно окрепли и поздоровели спина и плечи, всё оттого, что приходилось «выжимать» и на себе перетаскивать через пески и густые заросли кустарника шестидесятипятифунтовый велосипед. Переходы через перевалы в Скалистых горах подарили рельефность мышцам ног. Когда же мы спустились с гор в Айдахо, меня можно было без натяжки назвать мускулистой — но, разумеется, без лишних «прослоек». Затем настал черёд стряпни тётушки Марджи — девять дней безостановочной кормёжки, как на убой, и никакой работы педалями. Покидая коттедж, я тянула на все сто тридцать фунтов, набрав за время «откорма» почти пятнадцать.
Мне представлялось, что все эти лишние фунты как-то сами собой исчезнут за пару недель дороги, но как же я заблуждалась. Ко времени приезда в Миннесоту мой вес дополз до ста тридцати пяти.
То, что я нисколько не сбросила за дорогу между Айдахо и Миннесотой, хотя изо дня в день исправно крутила педали, объяснялось довольно просто. Когда мы распрощались с горами, моё тело уже привыкло к ежедневной нагрузке, мускулы налились, и мне больше не требовалось того огромного количества пищи, которое я уничтожала в первые месяцы похода. Пересекая Вайоминг и Южную Дакоту, мне следовало бы ограничить себя в еде, но, увы, мой аппетитище ничуть не уменьшился, и я продолжала поглощать так же много, как раньше.
До самой Миннесоты я никак не могла взять в толк, что пора сесть на диету. Затем пришлось полностью отказаться от хлеба, сладостей и молока. Весь следующий месяц мой ленч состоял лишь из маленького стаканчика йогурта и горстки зерновых хлопьев. Хотя диета и держала вес в узде, но всё же я не только не худела, но и терзалась вечным голодом.
Ларри, однако же, так и не прибавил ни фунта. Не важно, сколько бы он ни ел — всё сжигалось без остатка.
В начале третьей недели житья у Фритци мы наконец вывели велосипеды из заточения на свет Божий и учинили им тщательный техосмотр. Ларри сменил обод у заднего колеса и спицы у переднего. Мы заново покрыли смазкой втулки колёс и подшипники беговых роликов, вычистили и смазали жидким маслом цепи, все шариковые подшипники и тросы приводов тормозов, заменив при этом трос ручного тормоза и гибкий тросик привода переключения передач. Покончив с велосипедами, мы своими руками сшили себе водонепроницаемые нейлоновые «бахилы», доходившие нам почти до колен, чтобы в случае дождя натягивать их поверх кроссовок и шерстяных гетр, и несколько пар непромокаемых перчаток, надеваемых сверху на обычные, а также «попонки», закрывающие поясницу. 23 октября мы вновь навьючили наши велосипеды, распростились с Фритци и тронулись в путь во Флориду.
Из Сторрса мы направились на юго-восток, обратно в штат Нью-Йорк. Севернее Нью-Йорка мы переправились через Гудзон у Пикскилла и пересекли северо-западную часть Нью-Джерси, держа курс на Пенсильванию. Мы проследовали на северо-запад по 443-му шоссе до самого Гаррисбурга, вдоль хребтов Блу-Маунтинс, а затем повернули строго на юг и бодро покатили в Вашингтон — поглазеть на его достопримечательности. После двух последних недель бесцельного кочевья по дорогам «глубинки» людские толпы и транспорт на улицах столицы неприятно действовали на нервы, вызывая клаустрофобию. С нас хватило и пары дней, после чего мы двинулись на запад, в Фронт-Ройал, Вирджиния, где поднялись на хребет Аппалачей. Мы проследовали по знаменитым горным дорогам Скайлайн-Драйв и Блу-Ридж-Паркуэй через Вирджинию, в Ашвилл, Северная Каролина.
В Фронт-Ройале все, с кем бы мы ни заговаривали, одинаково выражали опасения, узнав, что мы держим путь на Драйв или Паркуэй. «В эту пору слишком холодно карабкаться туда на велосипедах. Ясное дело, на дворе ноябрь. Да и первый снег не за горами. Вот и листья облетели, а все туристские кемпинги на Паркуэй уже закрылись на зиму. На любой лагерной стоянке вы не найдёте ничего, кроме пары холодных сортиров да водопроводного крана».
Большинство велосипедистов, встреченных нами по пути к Новой Англии, также предостерегали нас насчёт Драйв и Паркуэй. Все, как один, утверждали, что из-за долгих крутых подъёмов дорога трудна даже для «старичка», не отягощённого вьюками.
И всё же, несмотря на все эти предостережения, нам с Ларри очень хотелось подняться на Аппалачи. И Драйв и Паркуэй, как известно, закрыты для грузового транспорта, теперь же, с приходом осени, там вряд ли будет много автотуристов. Мы надеялись, что из-за столь слабого движения дорога, вероятно, покажется нам сплошной шестисотмильной велотрассой.
После малонаселённых, бескрайних просторов Запада мы с трудом приспосабливались к запруженным машинами дорогам Среднеатлантического района Штатов. Едва ли не все восточные автомобилисты имели гадкую привычку отчаянно сигналить, стремясь оповестить нас о своём приближении. Кроме того, на Востоке большинство дорог напрочь лишено удобных для велосипедистов обочин, вот почему, вместо того чтобы двигаться «своей колеёй», мы только и делали, что увёртывались от автомобилей и полуприцепов. Дикое желание увильнуть от напряжённого лавирования в потоке «четырёхколёсных», от необходимости день-деньской и изо дня в день «наслаждаться» рёвом гудков заметно пересиливало всякое беспокойство по поводу холодов и крутизны подъёмов.
Эти двенадцать дней, понадобившихся на то, чтобы осилить путь по хребту Аппалачей из Фронт-Ройала в Ашвилл, стали для нас, пожалуй, одними из самых каторжных за всё время путешествия. Лишь изредка попадались участки пути, где шоссе более часа сохраняло свою строгую горизонтальность. Большую же часть времени мы старательно форсировали подъёмы, требовавшие, в зависимости от крутизны и протяжённости, от четверти часа до двух часов напряжённого внимания. Стоило нам только достичь вершины восхождения, как всего за пару минут мы с ветерком неслись вниз только затем, чтобы вновь предстать перед очередной кручей.
На спусках ноги просто сводило от холода. У подножия каждой новой «горы» приходилось сползать с велосипедов и некоторое время топать на своих двоих, чтобы размять мышцы, прежде чем приступить к новому восхождению. К концу дня нестерпимо ломило колени. К тому времени, когда мы добрались до Ашвилла, у нас окончательно созрело решение: во Флориде во что бы то ни стало модифицировать многоступенчатые передачи наших велосипедов в пятнадцатискоростные, чтобы не так сильно натруживать колени. Нам нужна была дополнительная первая передача — низшая передача — с тем чтобы на крутых подъёмах ноги могли бы крутить педали значительно быстрее.
«Горки» оказались не единственным бедствием. Вдоль Паркуэй днём с огнём не сыщешь и захудалой лавочки, поэтому, когда иссякали запасы, приходилось спускаться с хребта в долины, где приютились городки, закупать провиант, а затем вновь взбираться на Паркуэй. Порой одна только операция «спуск-подъём» отнимала никак не меньше часа. Всякий раз, попадая в бакалейную лавку, мы набирали столько всякой всячины, сколько могли впихнуть во вьючники,— обычно трёхдневный резерв, а потом всячески растягивали провизию, ежедневно ограничиваясь минимальным пайком. «Лишний» вес продуктовой ноши, точнее карабканье с ним назад, на шоссе, ещё больше осложнял наше путешествие. Однако после двенадцатидневной «разгрузки», когда мой ленч состоял из крохотного ломтика сыра и горстки подсолнечных семечек, а обед — из сваренных на пару овощей и горстки хлопьев, вкупе с тяжёлыми восхождениями, требующими большой затраты калорий, я наконец-то рассталась с жирком, моим неизменным спутником от самого Айдахо.
Как мы и надеялись, шоссе и в самом деле оказалось почти необитаемым, если не считать оленей, скунсов, медведей, енотов и лис, в изобилии встречающихся в этих местах. Когда же мы располагались на ночлег, то нам составляли компанию совы. Мы наслаждались тихим уединением Аппалачей, рассчитывая добраться по Паркуэй до самого национального парка Грейт-Смоки-Маунтинс, но за день до Ашвилла погода предательски испортилась. В Ашвилле нас «обрадовали», что прогноз грозился тремя-четырьмя днями ледяных ливней, а возможно, и снега, вот тогда мы поняли: пора поворачивать на юг.
За третью неделю ноября мы пересекли северо-западную часть Южной Каролины и направились в Джорджию. После двух месяцев морозов деньки, когда воздух прогревался до семидесяти по Фаренгейту, казались нам замечательными. Чего никак не скажешь о самих джорджийских «аборигенах».
И я, и Ларри, и велосипеды, равно как и само наше предприятие, вызывали стойкое раздражение почти у всех обитателей небольших городишек, раскиданных вдоль захолустных дорог Джорджии. Нас встречали такими пристальными взглядами, от которых стушевался бы любой, а в те дни, когда наше исподнее полоскалось на ветру, свисая с притороченных к велосипедам вьючников,— и насторожённо-испуганным выражением лиц. Бывало, стоило только обмолвиться, что мы из Калифорнии и едем на юг, во Флориду, как обыватели начинали таращиться на нас как на сумасшедших. Сам факт, что кто-то вдруг отважился на столь «явное безумие», был выше их понимания, и мы избегали рассказывать кому бы то ни было о наших планах совершить кругосветное путешествие на велосипедах из опасения быть запертыми в психушку. Всякий раз, когда мы покидали с покупками небольшой магазинчик, его хозяин обычно натянуто справлялся: «Вы ведь ещё заглянете к нам, а?» — и в его голосе было всё что угодно, кроме искренности.
Пока мы катили из Ройстона через такие «дыры», как Лексингтон, Кроуфордвилл, Суэйнсборо, Рейдсвилл (что к западу от Клакстона, места ежегодного скопления «гремучек», и строго на север от растянувшихся на мили вдоль 23-го шоссе киосков, торгующих жареным арахисом) и Льюдовичи, меня всё больше угнетала перспектива провести День благодарения — этот большой семейный праздник — в какой-нибудь «глухомани», где едва ли не каждый встречный видел бы во мне подозрительную личность. Ко времени нашего приезда в Брансуик, 22 ноября, в канун Дня благодарения, былая гнетущая тоска по родным местам проснулась во мне с новой силой. Мы завернули в кемпинг «Уетеринг Оукс» как раз до темноты, чтобы помыться и привести себя в порядок к завтрашнему дню. Впервые за много дней мы собирались пойти в ресторан и отобедать индейкой.
В конторе «Уетеринг Оукс» мы нос к носу столкнулись с двухсотфунтовым самоанцем, одетым в броню из мускулов, чудом втиснутую в цветастую рубашку с коротким рукавом и джинсовые шорты. В ту же секунду, как только мы перевалили через порог конторы, его лицо расплылось в могучей улыбке Вот уж кого никак не ожидала встретить в Джорджии, так это самоа; но это был именно он, добродушно-весёлый, простосердечный островитянин, уроженец Южных морей, которого совсем недавно занесло на крайний юг Штатов.
— Привет, ребятки! Меня зовут Ананас. Похоже, вы оба немало исколесили на своих велосипедах. Не против, если я взгляну?
— Нисколько,— согласно кивнула я.
— Откуда вы?
— Из Калифорнии.
— Хм-м-м. Неужели Джорджия заманила вас в такую даль? Бывает, скучаете по дому?
— Конечно, частенько.
— Бьюсь об заклад, что теперь, накануне Дня благодарения вы и вовсе затосковали, ведь правда?
— Похоже, так.
— Ну, тогда — внимание. Завтра — большой праздник. Поэтому как насчёт того, чтобы отобедать в День благодарения в компании со мной, моей жёнушкой Шарон, пятью моими ребятишками и нашими друзьями из местных? Мы устраиваем обед прямо здесь, в лагере, и будем очень вам рады, если сумеете выкроить время. По сему поводу я приготовил уйму сочных отбивных по-самоански. Но не беспокойтесь, если вам не вкусу отбивные, то обещаю до отвала накормить вас индейкой с приправой. Ещё будет ямс, фруктовый салат, клюква, желе, булочки и вдобавок ко всему прочему сладкий пирог с тыквой.
Мы с Ларри с ходу приняли приглашение Ананаса. А следующий день, когда его друзья, чада и домочадцы, а также мы с Ларри все вместе сидели за праздничным обедом по случаю Дня благодарения, Шарон обняла меня и со смешком сказала:
— Да, держу пари, в начале путешествия вы и не гадали, что вам выпадет встречать День благодарения в кемпинге где-то в Джорджии, с отбивными и с Ананасом, который читает благодарственную молитву по-самоански, а, разве не так?
