ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
ТАИТИ
Приземляясь в Папеэте, мы оба немного нервничали. Во время полёта пассажиры обсуждали баснословно высокие таитянские цены и запреты на бесплатные стоянки. Нам с Ларри, при условии, что мы будем ночевать на пляжах, хватало денег недели на две. Если же полиция вынудит нас останавливаться в курортных отелях, то через несколько дней мы разоримся.
Но к концу первого дня нашего пребывания на острове мы выяснили, что беспокоиться не о чём. Из аэропорта мы приехали на велосипедах в Папаэте, приобрели меньше чем за десять долларов двухдневный запас еды, а потом отправились в отдалённую часть острова, что рядом с Таравао, где ни туристов, ни отелей не было, и поставили палатку в пустынной и уединённой части пляжа. Никто нас не трогал, и мы оставались там неделю.
Наша лагерная стоянка обладала всеми характерными для островного рая чертами. Чистые, бирюзового цвета воды Тихого океана. Всего в нескольких сотнях футов от пляжа находились густые джунгли из винограда, бананов, хлебных и пальмовых деревьев и невероятного разнообразия цветущих кустарников. В лесу мы нашли небольшие водопадики, срывавшиеся с вершины чёрной стены из лавы, окаймлённой яркими жёлтыми и красными цветами со сладковатым ароматом. Иногда мы резвились под водопадами; в другие дни забирались на вершину стены, где вода падала каскадом, проходя по пяти овальным бассейнам. Целыми часами мы купались в этих бассейнах, под цветами и хлебными деревьями. Как-то несколько таитянских детишек пришли поплескаться в водопадах, но никто из них не вскарабкался к бассейнам. Там было наше собственное особое место.
На другой день, после того как мы устроили свой лагерь, из дома с тростниковой крышей, находившегося в двухстах ярдах выше нашего пляжа, в нашу бухточку приплыли пятеро ребятишек. Ларри пригласил их посмотреть, как выглядит изнутри палатка, и дал каждому по горсти печенья, купленного в Таравао в пяти милях вниз по дороге. После этого они навещали нас почти ежедневно. Иногда приплывали. Иногда приходили по дороге, принося цветы, которыми украшали палатку, а ещё кокосовый хлеб, который их мама пекла для нас каждый день. Три девочки носили яркие, набивные парео (заворачивающиеся юбки) и вставляли в свои длинные чёрные волосы белые и жёлтые цветы. Двое мальчишек всегда ходили в плавках.
По вечерам Ларри и я сидели на своём пляже, слушая птиц и океан. Где-то в джунглях с глухим стуком падал на землю кокосовый орех. По мере того как постепенно темнела длинная, в зелени, береговая линия, на кокосовых деревьях и в океане вспыхивали отблески от костра наших соседей.
Проведя неделю в этом раю, мы собрали вещи и поехали вокруг острова обратно в Папаэте, чтобы переправиться на остров Муреа. Во время одной из наших ежедневных поездок за едой в Таравао одна американка рассказала нам об изумительных кораллах Муреа и объяснила, как добраться до дома её американских друзей, у которых на плантации кокосов мы бы могли поставить свою палатку.
На разбитой и повидавшей виды барже мы поплыли к Муреа. Вместе со своими велосипедами мы разместились посреди брёвен, ящиков и мешков с продуктами, и один из симпатичных таитянцев всю дорогу делился с нами своим пивом. После двухчасовой качки наша баржа вползла в потрясающе красивую бухту Кука.
Донна и Билл жили поблизости от одного из концов бухты, и, как нас и заверила женщина из Таравао, они с удовольствием разрешили остановиться у них на неделю. Спустя час после нашего прибытия на плантацию палатка была установлена в тени мангового дерева рядом с душевой, а Донна снабдила нас трубками, масками, ластами и послала к деревянному пирсу, где были самые невероятные заросли кораллов, которые мы когда-либо видели. Огромные холмы из кораллов самых невероятных оттенков вырастали из белого песчаного дна. Среди них метались стаи сверкающих всеми красками рыб.
Весь остаток этого дня и каждый из остальных семи мы провели, плавая среди кораллов, гоняясь за рыбами, почти ежеминутно опуская голову в воду, чтобы видеть проплывающие внизу горы и зелёные заросли долин. Неудивительно, что Донна и Билл, возвращаясь в Австралию из Лос-Анджелеса, где пробыли несколько лет, и оказавшись на Таити, приняли решение остаться здесь насовсем. У них и в мыслях не было расставаться со своим кусочком рая на Муреа.
Показав нам все лучшие для плаванья с маской места в окрестностях Муреа, Донна также дала нам совет, как сократить расходы на питание.
— В десяти милях отсюда, вверх по дороге, есть «Мед-клуб»,— заметила она, когда в свой первый день мы наконец наплавались и лежали на пирсе, наблюдая, как садится солнце.— И ежедневно с полудня до часу дня там для посетителей клуба работает громадный буфет, где подают всё что угодно. Знаете, думаю, если вы вдвоём туда сходите, то, наверное, заправитесь так, что хватит на весь день. Но нужна одна хитрость. Территория обнесена высокой стеной, а у единственного входа стоит охранник. Так что нужно придумать, как туда пробраться.
У меня, правда, есть одно соображение, и я вам предлагаю вот что сделать. Возьмите всё своё снаряжение для плавания и отправляйтесь на велосипедах к отелю «Ле Типаньес», он находится рядом с клубом. О'кей, велосипеды оставите там, а потом доплывёте до двух островков, которые недалеко от клуба. А оттуда, от островков, поплывёте к клубному пляжу, и никому не придёт в голову, что вы не из них, так как многие из членов клуба плавают к этим островкам.
Отлично, когда окажетесь там — послоняйтесь по пляжу до двенадцати, а потом вместе с толпой пойдёте в буфет. В любом случае, во время ленча там все заходят в ресторан в купальных костюмах, и никто не проверяет, кто член клуба, а кто нет.
Только учтите. Когда окажетесь там, нужно помнить одну вещь: всё будет в порядке, если вам не вздумается выпить в одном из баров. Потому что они расплачиваются за свою выпивку такими фишками, которые, я думаю, они где-то приобретают — но где, понятия не имею. Во всяком случае, если вы закажете выпивку, а фишек не окажется, они сообразят, что вы посторонние, и выставят вас оттуда. Просто держитесь подальше от баров, и всё будет нормально. Всё усвоили?
— Конечно, не беспокойся,— засмеялся Ларри.— Мы попытаемся.
Следующим утром мы с Ларри поехали к «Ле Типаньес», а потом вплавь отправились к клубу. Ларри, который в своё время входил в студенческую команду по плаванию, был отличным пловцом в отличие от меня, которая плавала ниже среднего. Со мной всё было в порядке до тех пор, пока, проплыв часть расстояния между островками и клубом, мы не оказались в глубоком с сильной волной проливе, который отделял островное мелководье от пляжа. Оказавшись в проливе, который, как мне казалось, был шириной в триста футов, я почувствовала, как меня потащило течением в открытое море.
Я боролась с ним первые пятьдесят футов, но водой мне захлёстывало дыхательную трубку. Каждый раз, открывая рот, чтобы набрать воздуху, я наглатывалась воды, попадавшей вдобавок и в нос. Сначала я отплёвывалась и продолжала плыть, но прошло немного времени, и от борьбы с течением сбилось дыхание и я начала задыхаться. В общем, я обновилась, отчаянно пытаясь восстановить дыхание. Но чем больше я пыталась это проделать, тем сильнее задыхалась. В глубине души я с горечью осознала немыслимую иронию ситуации — после всего перенесённого за последние два года, вот сейчас здесь, всего за шесть дней до конца нашего путешествия, я и утону!
Руками я лупила по воде, стараясь удержать голову над водой, но ощущала обречённость. Дышалось с таким трудом, что воздух почти не попадал в лёгкие. Неожиданно я почувствовала, как маску и трубку сорвало с головы. Ларри обхватил меня за плечи и приподнял мне голову над водой. Наверное, прошла целая вечность, прежде чем я наконец перестала задыхаться.
— Я заберу твою маску с трубкой. Постарайся доплыть до лодок,— прокричал он, отпуская меня.
В проливе была вереница стоявших на якоре лодок, и я двинулась к ближайшей из них. Без трубки дышать стало легко. Я плыла от лодки к лодке, каждый раз хватаясь за якорный канат и отдыхая, прежде чем отправиться к следующей. Когда мои ноги наконец коснулись песка, было замечательно почувствовать, что я осталась в живых.
Мы приплыли на пляж незадолго до двенадцати и, после того как я, рухнув на песок, провалялась полчаса, вместе с членами клубами направились в ресторан. Мы оказались за столом с канадским парнем, который признался, что он тоже здесь нелегально.
— Это просто,— сказал он.— Я часто хожу сюда. Нужно всего лишь пройти по пляжу. Это ужасно, что вы добирались столь опасным способом.
Покинув клуб, мы с Ларри прошли до конца принадлежавшего клубу пляжа. Канадец оказался прав: никакого ограждения, отделявшего клубный пляж от соседнего, не было. Беспрепятственно мы дошли прямиком до «Ле Типаньес». Это была наша единственная экскурсия в «Мед-клуб».
Всё оставшееся на Муреа время мы провели, занимаясь рыбной ловлей со шлюпки Билла, плавая с маской на мелководье, лазая по горам и объезжая на велосипеде островные пляжи. Иногда по вечерам мы поднимались в узкую долину позади плантации, чтобы навестить Джин, художницу из Англии. Она жила в крытой тростником хижине на гребне, откуда открывался потрясающий вид на бухту Кука, горы и Тихий океан. Когда мы приходили, Джин сразу готовила свою замечательную смесь джина с тоником, мы втроём усаживались на деревянный настил, свешивая ноги с обрыва, и смотрели, как садится солнце, небо приобретает малиновый оттенок и расползаются тени. В другие вечера мы устраивали себе пикники на пирсе или ходили в гости к Донне и Биллу. И каждую ночь, как только мы забирались в свою палатку, появлялась пара таитянских юношей с бутылками дешёвого импортного вина — которое обычно поступает на Таити в качестве низкосортного бочкового алжирского — и звала нас разделить с ними выпивку, прежде чем они направятся в бар в Пао-Пао.
Однажды один из них пришёл, запинаясь, глубокой ночью в совершенно пьяном виде и решил позвать Джин. Как нам рассказывала Джин, а это первое, что мы услышали от неё на следующее утро, молодой человек как раз собрался влезть в одно из её окон, когда она двинула его молотком. К вечеру среди молодого мужского населения Муреа распространилась молва, что рисующей леди с обрыва нужно предоставить широкое спальное место.
Восемнадцатого апреля, за день до отлёта, мы с Ларри с большим сожалением распрощались с Донной и Биллом, с Джин, таитянцами и Муреа и сели на обратную баржу на Папаэте. В конце дня мы доехали на велосипедах до пляжа, который в четырёх милях от аэропорта в Папаэте, и разбили там свой последний в путешествии лагерь. Рядом, среди хлебных деревьев, кокосовых пальм и цветущего винограда, бежал широкий ручей. Искупавшись в чистой воде, мы приготовили себе на пляже рыбу и смотрели, как заходящее солнце окрашивает океан и небо в ярко-оранжевый цвет. Вдали виднелись очертания Муреа, с высокими темнеющими утёсами.
Мы просидели в эту ночь на пляже допоздна, обсуждая возвращение домой. В чём-то оно нас тревожило. Конечно, впереди были встречи с родными, друзьями, возможность на какое-то время обосноваться, не перемещаясь с места на место ежедневно или еженедельно. Перспектива обосноваться в доме, который укроет нас от бурь, где будут нормальные постели, туалет с душем и полностью оборудованная кухня,— и всё это под одной крышей,— казалась чертовски замечательной.
Но нас мучили и тревожные предчувствия. За последние два года постоянная физическая нагрузка, приключения и жизнь на свежем воздухе стали нашим образом жизни. И в ней было то, что непременно исчезнет: сон под звуки ручьёв, птичьих голосов, танцующего в ветках ветра, запахи цветов, сосновой хвои или свежего воздуха, бурная радость, которую мы испытывали всякий раз, проходя, казалось, нескончаемые мили под ледяным дождём, изнемогая от зноя, среди полчищ кровососов и людских толп, чтобы наконец оказаться там, дома, о чём мы так часто мечтали. А потом, пожалуй, больше всего остального мучила мысль о том, что, оставив свой таитянский рай, мы прилетим в Лос-Анджелес и сразу столкнёмся со смогом, автострадами, асфальтом и цементом.
Среди смешанных неясных чувств, навалившихся под конец путешествия, было то единственное, в чём я была совершенно уверена,— будущность нашего союза. В ту ночь я испытывала к Ларри такую близость, как никогда прежде за всё девять с половиной лет, что я его знала. После двух полных лет, проведённых бок о бок, разделяя совместные труды и заботы, перенося вместе несчастья и радость побед, мы стали теперь больше чем частью друг друга, о чём я и мечтать не могла. Путешествие помогло нам узнать друг о друге почти всё, а вместе с пониманием пришли настоящая любовь и уважение.
Уже почти в полночь 18 апреля 1980 года Ларри и я залезли в свою палатку и уснули, размышляя обо всём, что случилось с нами за последние два года, и желая узнать, что почувствуем, когда окажемся дома. Двадцать часов спустя мы протащили свои потрёпанные велосипеды через таможню. Оттуда выкатились к встречающим и обнялись с моими родителями и компанией друзей. Наше путешествие закончилось.
