Что такое душа? Существует ли она вообще? Наш язык слишком прямолинеен, скуден и неточен, чтобы объемно и диалектично передать ускользающее, глубочайшее, тончайшее понятие «душа». Однако теплится надежда на интуицию, подсознание, даже на откровение, но одно дело — что-то почувствовать, другое — понять это «что-то». Бог многое дал человеку, но не снабдил его достаточным интеллектуальным и духовным аппаратом для беспристрастного и адекватного понимания Его Промысла, Его Царствия, поэтому мы и копошимся среди мелочей и частностей, погрязаем в будничной суете, пропуская главное. В существовании же души ни один африканец не сомневается и втайне уповает на бессмертие, связанное с вечностью души.

Народы Черной Африки — закоренелые спиритуалисты, с точки зрения которых душа — первооснова действительности. Их понятия о ней естественны, ибо складываются на конкретном житейском материале, пусть и метафизическом, на наблюдениях за собственным внутренним миром. Жизнь и все сущее для них одушевлены и, можно сказать даже, одухотворены, а телесное — продукт и проявление Бога, нечто случайное, преходящее.

За повесть «На Земле мимоходом» камерунский писатель Франсуа Эвембе получил Большую литературную премию Черной Африки. Часть ее замысла он объясняет так:

— Мы проходим по земле, как странники. Путь наш короток и мимолетен, поскольку тело наше бренно и тленно, а силам есть предел. Лишь душа вечна: она живет в ином измерении, по иным законам, часто не замечая, как быстро несется время, как тяжелеет, дряхлеет наша плоть. Жаль, что мы сами не успеваем этого вовремя почувствовать.

Так мыслят африканцы, примерно так смотрят они на мир и жизнь. Их дома, саванна, леса, реки, ручьи и, наконец, небо населены духами, привидениями, душами, божествами, джиннами, демонами, дьяволами… Они уверены, что духовные существа, души управляют явлениями материального мира, поступками людей, влияют на них по сию сторону и там, за гробом.

Людские дела и действия радуют или сердят духов, а их и, разумеется, богов надо ублажать и почитать. «Анимизм в его полном развитии включает верования в управляющие божества и подчиненных им духов, в душу и в будущую жизнь, верования, которые переходят на практике в действительное поклонение», — писал английский ученый Эдуард Тайлор.

Предки живут в вечном царстве, пусть неясно определенном и неведомо где расположенном, но одновременно с этим они также пребывают всегда рядом с живыми, имеют над ними власть, часто являются им. Через предков каждый человек, по понятиям африканцев, связан с далекой мифологической эпохой; благодаря неразрывным духовным узам с ними он осознает себя важным, необходимым звеном, частичкой истории.

Трудно найти более по-африкански мыслящего поэта, чем сенегалец Бираго Диоп. Однажды я попросил его объяснить мне, что такое душа. Уклонившись от прямого разговора, он дал прочесть мне свое стихотворение «Дыхание предков» и промолвил:

— Читай! Больше я ничего не добавлю.

После короткой паузы он добавил:

— Да-да, люди не умирают. Никто из них не исчезает с последним вздохом на нашей Земле. Они вечны, поскольку бессмертны их души, и наши узы с предками, с прошлым и будущим нерасторжимы и каждую секунду крепнут. Надо только жить честно, достойно, благородно, по их заветам.

Над всем этим безбрежным духовным миром царит единый и добрый Бог. Моси в Буркина-Фасо называют его Вендой, самым великим духом. Господином всех второстепенных божеств мира. Он обитает далеко от Земли. Он выше всяких мелочей и суеты, он ни во что не вмешивается, оставляя другим богам и злым духам делить сферу влияния на человечество. Впрочем, у других народов Бог ближе к людям, заботливее, чем у моси.

Заглянуть в мир африканских представлений о душе и жизни мне помогли поездки по Буркина-Фасо (тогда еще Верхней Вольте), Камеруну, Мали, Зимбабве, а также мои друзья, журналисты и ученые Жозеф Ки-Зербо, Франсуа Бассоле, Франсуа Эвембе, Жан-Батист Обама, Энжельбер Мвенг. Поездки с ними в глубинку, их порой прямые, откровенные, а чаще уклончивые ответы помогали вникать в иную, увлекательную, достойную глубокого почтения среду, культуру и психологию.

Первый постулат спиритуалистской философии гласит: у каждого человека есть своя душа, духовная, бессмертная, которую все черные африканцы признают беспрекословно. Моси именуют ее сига (силуэт), само — телебое, бисса — нихи, сенуфо — сие и блени.

Душа (тонкий, нематериальный человеческий образ, нечто вроде пара, воздуха или тени) есть причина, корень жизни и мысли в существе, которое она одушевляет. Как фантом, призрак, она отделена от тела, но и вместе с тем сплавлена с ним. Душа эфирна, она переживает тело, может вселяться в тела других людей, животных (и даже в вещи), овладевать ими, влиять на них. Наверное, отчасти прав был Сенека Луций Анней Младший, высказавший не очень-то африканскую мысль: «Душа — это бог, нашедший приют в теле человека». Впрочем, и плоть, с точки зрения африканцев, тоже активно влияет на внутреннюю суть личности.

— Обратите внимание, как иногда лицо человека расходится с его душой. Подчас оно напоминает неряшливо или наспех натянутую, дряблую маску, не совпадающую с его взглядом, комплекцией. Человек выглядит надменным, солидным, но будто без собственной души, в чуждой ему, чем-то отделяющей его от мира и от самого себя маске, которую он, подобно Фантомасу, может легко «сменить» на другую. Такое бывает, когда между душой и телом намечается разлад, когда тело устало, износилось, — объяснял мне камерунский историк, аббат Энжельбер Мвенг.

В книге «Психология народов» немецкий философ В. Вундт высказал мысль, что древнейшим убеждением было существование «телесной души». «Эта душа представляется нераздельно слитой с отдельными органами человеческого тела, особенно с теми, жизненные функции которых проявляются достаточно ярко, — разъяснял его гипотезу профессор П. Ф. Преображенский. — Такими вместилищами телесной души В. Вундт считал сердце, глаза, почки, кровь, наконец, половые органы человека».

Кстати, наблюдая за людьми, их поведением, временами очень зримо чувствуешь, в каком органе обосновалась у них душа (и это не только и не столько в Африке).

— Душа не разрушается вместе с телом, не следует за ним в могилу, — рассказывал мне малийский ученый и великий мудрец Мамби Сидибе. — Она носит в себе зерно вечности, у которой тысячи ликов. У человека много душ!

В. Вундт говорил, что у африканцев есть «душа-дыхание» и «душа-тень». Понятия о душе-дыхании у африканцев очень различаются. Например, народ бобо в Буркина-Фасо усматривал связь между дыханием (сабин) и водой, мужским семенем, кровью, то есть всем, что наравне с дыханием причисляется к носителям жизненного начала. Смерть ассоциировалась у них с состоянием сухости. После кончины сабин оставляла тело и сопровождала его душу в загробных странствиях.

«Дыхание равнозначно жизни», — говорят луба в Заире. Могучее дыхание некоторых выдающихся людей даже, утверждают они, превращается в духов природы. Но они признают, что это случается редко.

В Африке ничему не следует удивляться — лучше постараться понять то, что поначалу выглядит странным. Как-то один случайный спутник ошарашил меня вежливой просьбой «не наступать ему на тень» (тень, дух, душа — тунзи на языке зулусов).

А зулусы полагают, что после смерти тень (или дух, душа) человека покидает его тело и делается домашним духом. Суто (Лесото) верят в серити — душу (или тень). По их поверьям, когда человек ходит по берегу реки, крокодил может проглотить его тень и затянуть его таким образом в воду.

В краю солнечного сияния некоторые народы уверены, что тень почти не разлучается с человеком. По их понятиям, человек состоит из тени, тела и сердца. Только во сне тень на время покидает тело, а в момент смерти прощается с ним навечно, переселяясь в другую рождающуюся плоть.

Многие африканцы, правда, удовлетворяются простым объяснением: тень существует, чтобы указывать час и исчислять время. Однако большинство из них рядом с телом ставит мистическую тень, за которой признает метафизическое существование. Сенуфо (Мали) нарекают ее нашими («силуэт души»). Народы моси, само, бамбара отождествляют тень с душой. Доказательством тому, по их мнению, служит то, что «когда душа умирает, тень исчезает». Разве не уносим все мы с собой в «царство теней» свою «тень»?

Бельгийский ученый Т. Теве полагал, что такой двойник человека, как «тень тела», определяет форму тела в различных фазах его развития вплоть до исчезновения. По этой причине «полной тенью» мог обладать только взрослый человек. Душа-тень обычно состоит из нескольких самостоятельных теней.

— Человек соединяет в себе по меньшей мере три тени, — поведал мне в заирской деревушке (ныне Демократическая Республика Конго) кое-какие тайны народа луба старый вождь Бакаато. — Первая из них — солнечная. Она при определенных обстоятельствах даже способна временно укрывать все жизненные начала человека, который как бы прячется в ней, а его тело в тот момент делается неуязвимым. Вторая — это как бы внутренняя модель человека. От нее зависит его внешний облик, индивидуальность. Неразлучная с телом, эта тень погибает со смертью человека.

Луба, правда, утверждают, что какое-то время, до распада костей, она блуждает вокруг могилы. Чтобы ускорить исчезновение тени «дурного» человека, которая может быть признана опасной, его кости выкапывают и сжигают.

— Третья тень, которую мы называем «тенью жизни», — неисчезающий стержень личности, — продолжал Бакаато. — Она подвижна, независима от нашего тела, свободно покидает его. Именно она — предмет вожделения и охоты колдунов, замысливших причинить вред ее хозяину. После смерти человека его тень какое-то время, находится у могилы, а затем удаляется в царство мертвых.

Фоны (Бенин) испокон веков признавали две тени: внешнюю (йе) и внутреннюю (венсангун). Йе усопшего может спускаться на землю и проникать повсюду, и если покойный совершал в прошлом дурные дела, то она по ночам слоняется по дорогам. В то же время венсангун остается в могиле, но и одновременно отчитывается о деяниях умершего перед верховным божеством Маву. Если Маву сочтет усопшего злым человеком, то все его души могут полностью исчезнуть.

Шона в Зимбабве говорят, что у человека есть две тени: черная, отражение его тела, и белая — мунху, средоточие его личности, которая после смерти обращается в мудзиму (дух). Белая тень исчезает, как только человек умирает, но она может и на какое-то время задержаться дома, если покойный чем-то недоволен. В такой ситуации никто не должен входить в комнату или прикасаться к телу, пока в нем пребывает тень. Бзаба верят в возможность воочию увидеть две тени у человека: одну — от плоти, другую — тень души, правда, это может произойти в определенные моменты жизни.

Народы Конго тесно связывают тень и душу (мфуму куту). Подобно другим африканским народам они верят, что во время сна душа способна покидать тело. Если утром человек просыпался с трудом, то, как полагают конго, это значит, что мфуму куту забрела слишком далеко и еще не вернулась. Они считают недопустимым, чтобы кто-то наступал на тень. Это может обидеть мфуму куту и навлечь на человека болезни, предупреждают старики.

У всех банту, в частности сенуфо, в ходу общее поверье, что трупы не могут иметь тени, поскольку дух ушел. Для народа гензе тень «образа человека» представляет «немного его жизнь»: человеку можно очень навредить, отравив его тень. Йоруба очень боятся ранения их тени. Когда колдун решает сжить кого-то со света, он поначалу пытается «ранить тень» жертвы. Если бросить на нее порошок, приготовленный из жгучего, «крокодильего перца», то на теле человека, отбрасывающего тень, в том месте, куда попадет перец, вздуется язва, которая может привести к заражению крови и даже к смерти.

Тень — излучение души, частичка жизни, которая легко ускользает от человека. По понятиям бамбара, ее можно даже украсть. Охота на нее, ее похищение — покушение на жизненный потенциал племени, подлинное преступление против него. Дагара выражают это так: «Если тень колдуна накрывает тебя, ты умрешь!» — поскольку тень — «видимый образ» души, которую в то же время нельзя увидеть.

В деревнях Западной Африки всячески остерегаются «ловцов душ». «Поймать тень человека» — значит нанести ему вред. Колдун «зазывает», заманивает тень намеченной жертвы в дом, закупоривает ее в калебас (сосуд из сушеной тыквы лагенария) или в глиняный кувшин и закапывает его в муравейник. Молва уверяет, что человек, лишившийся тени, худеет, теряет аппетит и силы, мрачнеет и тупеет.

Вечером при упоминании слова «тень» африканец ежится.

Эти строки из своего стихотворения прочитал мне как-то Бираго Диоп, и я вздрогнул: мне вдруг почудилось, что в сгущающихся сумерках промелькнула чья-то знакомая, родная, усталая от разлуки душа.

Веруя во множество душ у одного человека, африканцы весьма часто упускают из виду душу в «психологическом отношении».

Африканская философия плоти столь же глубока и тонка, сколь и насыщена разными, порой противоположными тонами и оттенками. Прежде всего в ней выделяется видимая реальная плоть — тело, физический облик основного субъекта (суту), то есть то, что внешне ощутимо и зримо в интимной реальности. Тело ведет свою жизнь, очень независимую от жизни души, хотя в то же время они едины, слиты друг с другом. Такое представление указывает на различие между материальной формой тела, которая в глазах африканца мало что значит, и «жизненной силой» исключительно телесного происхождения, мощной энергией, реально проявляющейся в таких жизнедеятельных факторах, как циркулирующая кровь, дыхание, движущаяся тень.

Африканцы не сомневаются, что душа, как бы она ни была связана с телом, очень независима и более свободна, чем представляют европейцы. По ночам она блуждает, прогуливается по саванне, иногда значительно удаляясь от «места жительства». Во время прогулок она обдумывает, решает, что делать днем. Когда человек опочил, нужно остерегаться переноса его на другое место, так как загулявшая душа по возвращении рискует не найти свое «обиталище», и тогда наступит смерть. Нельзя также допускать, чтобы человек проснулся до возвращения души, так как лишенное души тело погибнет.

Грезы и сновидения для всех африканцев — реальность. По словам дагара, нет ни одного из наших поступков, даже кажущегося случайным, опрометчивым, который не был бы предусмотрен нашим духом в течение ночей. И это толкование подсознательного и его влияния на реальное поведение человека весьма любопытно. Разгадка же снов — одна из прерогатив прорицателей, вещунов. Любой сон в Африке таит в себе определенное знамение; чаще всего он принимается за действительное. Странствия души во время сна иногда заканчиваются несчастливо, так как колдуны, замаскированные под зверей, растения и т. д., ловят бродягу и «съедают». В Африке многие смерти списываются на происки колдунов.

Одна из душ, по представлениям малинке (один из народов, населяющих Мали), располагается в желудке. Они полагают, что колдуны пожирают эту душу (тем самым «вынимают» из человека его внутреннее содержание, существо, его «жир»). И тогда тело замертво валится наземь, как истрепанная, заношенная оболочка, лишенная своей человеческой субстанции, смысла и как бы отброшенная в сторону.

— Есть место для опасений, что это неправильно истолкованное суеверие, — сокрушался специалист по Буркина-Фасо Марк Гислен. — Не только же в Африке жили народы, которые во время обрядов съедали части тела героя, павшего в бою, чтобы уберечь в племени его «жизненную силу». Некоторым племенам это стоило незаслуженного ярлыка людоедов.

Африканцы полагают, что во время серьезных болезней, когда тело пребывает в бесчувственном состоянии, на грани смерти, душа колеблется перед выбором: остаться в теле или уйти в мир предков. Она уходит в «Деревню Господа», и в зависимости от того, понравится ей там или нет, она остается там навсегда или вернется на землю, объясняют герзе.

Лугбара исстари особо выделяют в жизнедеятельности и судьбе человека роль тела (руа), включающего много элементов и органов. Нехватка одного из них (например, руки, ноги или даже пальца) считалась чуть ли не разрушительной для дееспособности индивидуума в будничной жизни, а также имела некие мистические последствия. Изувеченный или от рождения страдающий физическими недостатками человек мог стать колдуном, поскольку завидовал другим. Люди с опаской относились к односельчанам с уродливым лицом, косыми глазами и т. п., воспринимая эти черты как признаки склонности к колдовству. Таких не выбирали вождями, и, напротив, поселян с развитыми органами (особенно половыми) признавали первыми кандидатами в сельские или племенные короли. Горбунов, например, кое-где по обычаю даже сжигали, считая их проклятыми.

Каждая часть тела, по африканским понятиям, имеет свое духовное свойство. Конго говорят, что мфуму куту — одно из духовных начал человека (подобие души), определяющее деятельность зрения, слуха и других органов чувств, — обитает в ухе. Когда мфуму куту решает прогуляться днем на воле, человек теряет сознание, а если оно не вернется, то человек глохнет и слепнет. Йоруба утверждают, что ори — заступник, представляющий души предков, — живет в темени или затылке. Лоб, напротив, воплощает личную удачливость, будущую судьбу. Таленси (север Ганы) усматривают в брюшной полости вместилище мысли, воображения и таких достоинств, как доброта и любезность. Впрочем, там же, бок о бок с ними, уживается коварство. В сердце душевная стойкость и храбрость, великодушие и спокойствие соседствуют со страхом и трусостью, гневом и горем. Бобо (Буркина-Фасо) располагают в желчном пузыре какири — особое начало, воплощающее разум, понимание и память.

Суто отвели душе место в сердце. Про почившего они говорят: «Его сердце ушло», а про выздоравливающего: «Его сердце вернулось». У моси сига (душа) живет в носу, другая душа (тулле) — в голове. Тулле они называют кима, то есть привидением, которое является после смерти человека. У моси сложился культ кимы. Эти души имеют свои хижины, как их аналоги в краю дагаров.

У куланго (Кот-д’Ивуар) дух живет в голове, дыхание — в носу и горле, дух-личность — в крови. Вот почему, принося в жертву капли крови богам и предкам, они предлагают таким образом частичку собственной души. Так же можно объяснить принесение кровной клятвы при братании. Такой обычай позволяет осознать высокий смысл, мистическое величие жертв, особенно человеческих, в религиозной жизни африканцев. Это не «садистская практика кровожадных дикарей». Это то же самое, что и готовность Авраама принести своего сына Исаака в жертву по повелению Бога. Пролитая кровь — центральная тема всех религий, в том числе и христианства. Хотя надо сказать, что слово «жертвоприношение» употребляется в Библии в ином смысле, чем у черных язычников.

— Многочисленные духовные начала не противостоят душам: они столь же материальны, как и тело, а тело наделено свойствами, присущими только душам, — услышал я от Мамби Сидибе. — По-африкански тело — не простая оболочка, одежда для души или нескольких душ. В нем заключена определенная одушевленная сила, которой, кстати, потом наделяется земля, в которой захоронят человека. После смерти тело не теряет действенности. Многие в Африке полагают, что не случайно часть духовной силы, присущей любому, человеку, сохраняется в остриженных волосах, в костяк, в отрезанной голове — вместилище личной удачливости погибшего.

Большинство африканцев выделяет наряду с душой-личностью второй и часто третий элементы, совершенно отличные от нее и не следующие за душой в ее посмертной судьбе. Например, рядом с душой сига называют сигре и тулле. Сигре — двойник, который иногда живет в крокодиле, льве, змее, соме.

— Вы стреляете в крокодила, оглушаете ударом змею, а умирает конкретный человек, поскольку вы убили его сигре, — качает головой в Уагадугу африканский историк профессор Жозеф Ки-Зербо.

Тулле — это призрак, которого освобождает смерть. Он не следует за душой в «деревню смерти», а живет в могиле, откуда изредка является живущим, пугая их. Он виновен во многом дурном, злом, причиненном людям. Кое-кому даже дано воочию видеть тулле, другие становятся жертвами его жестокости. Для этого достаточно одного его взгляда, прикосновения или дыхания.

По уверениям моси, некоторые дети уже при рождении могут быть заселены, одержимы кинкиргой, злым духом, ворчливым, норовистым, обидчивым, строптивым или садистским, который угрожает убить ребенка. В таком случае духа стараются обмануть, продав малыша. Тогда кинкирга сходит со следа — и дитя спасено. Ребенок оказывается на положении «ямби», раба своего покупателя. Порой и близнецы, по их представлениям, не что иное, как воплощение очень злого кинкирги, так как могут убить мать, привлечь к ней молнию, болезни… В некоторых районах их «для профилактики» убивают. Колдун указывает того, кто должен казнить их. Утопление, яд, термиты — наиболее широко применяемые средства казни.

Но новорожденный может также иметь и хорошего кинкиргу — своего рода ангела-хранителя, присланного из «Дома Господня», хотя, разумеется, за ним по пятам — не надо обольщаться! — следует и злой кинкирга. Если человек уступает и предается своим порочным инстинктам и похотям, старики сокрушенно молвят: «Беда! Его провоцирует дурной кинкирга!»

У сенуфо нет ни малейшего сомнения в том, что всякий человек имеет двух малеке — ангелов, сидящих один на правом, а другой на левом плече, чтобы управлять им, а также судить его.

Бобо говорят о душе-двойнике — мелеке, которая связана с человеком и выглядит по его образу и подобию. Обычно она сидит на плече хозяина, а во время сна или тяжелой болезни покидает его. В странствиях двойник встречается с духами предков, сновидений. В случае болезни мелеке пускается в опасное путешествие в загробный мир добиваться исцеления хозяина. Если духи предков задержат ее, то человек умрет.

После смерти мелеке долго остается у тела, присутствует на всех обрядах, иногда помогает установить, кто виновен в смерти. После погребальных церемоний душа-двойник отправляется в деревни, откуда начинается «путь мертвых» в потусторонний мир. Мелеке невидима, но бывают ясновидящие, способные узреть ее во время ее странствий.

Как и моси, рядом с сие — духом-личностью, дагара различают призрак (фантом) Ниаквин. Он есть у бисса, герзе, сенуфо и бамбара. Они переводят часто это слово как «дух» или «дух-разум» и в качестве жилища отводят ему голову. Этот фантом не путают, однако, с душой. Он существует сам по себе, более или менее самостоятельно от духа-личности.

Для герзе призрак, дух имеет похожие свойства, что и душа. Именно он руководит ею после смерти, ведет ее в новый мир. Ашанти также говорят, что во сне душа блуждает под защитой духа, что ведет к приключениям, «боям с другими душами», кроме тех случаев, когда в полную яркость светит луна, так как именно тогда тень каждого видна и выполняет охранную, покровительственную функцию. «Схватка душ» — распространенное представление в Африке, но необычное для европейца.

Бваба верят в наличие двух или трех душ у одного человека. Каждый индивид обладает «бони» — душой, отделение которой от тела ведет к смерти, говорят они. Именно бони — объект и цель чар колдуна. Человек имеет еще и манану (душу-личность). После смерти, по словам бобо и моси, душа отбывает в «Деревню мертвых», а призрак остается с семьей и может являться ей.

У само (впрочем, как и у других народов) дух также очень трудно, почти невозможно отличать от души. Впрочем, у них, видимо, речь, скорее всего, идет о множественности душ. Душа после смерти, по их словам, уходит в место вечной счастливой жизни, а дух остается на земле, по крайней мере, на ограниченное время, возможно на два года, после чего его следы теряются из вида. Долго ли люди помнят тех, кто некогда был дорог им, но давно покинул земную юдоль?

Представления о душе и устройстве мира у самого многочисленного в Зимбабве народа шона расплывчаты и противоречивы. «Хамено!» («Не знаю!») — чаще всего на мои вопросы отвечали они. В действительности же это означало: «Не скажу». Не объяснить либо промолчать — право любого из них, но боже упаси лгать, изворачиваться.

— Душа человека не может зримо выйти наружу, вылететь из тела, — поясняет скульптор Николас Мукомберанва. — Талант дается музыканту, лекарю, художнику, а злые чары — ведьме, колдуну не потому, что заслужили это сами, а потому, что о том позаботились духи умерших предков.

Здоровье человека и его поведение тоже зависят от духов умерших родственников, которые управляют жизнью потомков. Сама же душа живущего в представлении африканца выглядит жалким эмбрионом, созревающим по мере возмужания, пока не будет вытолкнута из тела смертью.

Зрелость души или духа, считают зимбабвийцы, зависит, в частности, от наличия детей. В ряде районов Зимбабве рождение первого ребенка дает супругам право в молитвах обращаться прямо к духам предков семьи.

— Итог духовному становлению (степени совершенства) каждого из нас подводит смерть, — отмечает Николас. — Похоронного обряда в полном объеме заслуживает лишь тот, кто оставил детей. У нас говорят: человек может продолжить жизнь только через своего сына. Положение, статус и фамилию умершего наследует сын, его дух впоследствии входит в детей сына.

Детей африканцы любят, берегут, поскольку считается, что они облегчают борьбу со смертью. «Наше возрождение обеспечивают дети. Смерть не была бы лекарством, если бы не они», — в унисон с шона и ндебеле заявляют бамбара. Душа бездетного холостяка обречена в лучшем случае на исчезновение. По поверьям, червь, содержащий его дух, выходит из могилы и бесцельно бродит вокруг в поисках «крова».

Шона полагают, что духи умерших продолжают активно действовать в общине, их винят в неудачах, но их же благодарят за все хорошее.

Профессор М. В. Мэрфи отмечает веру африканца в то, что его мвейя (дух, ветер) постоянно находится под покровительством духа предка. К примеру, можно услышать сочувствие такого рода: «Да, конечно, это не ты виноват во вчерашней пьяной драке, а находившийся в дурном расположении дух твоего предка».

Шона уклончиво, туманно говорят о присутствии духов в предметах, явлениях. На все вопросы отвечают односложно, будто сговорившись: «Дух может быть везде, но нам не дано видеть его».

Душу нередко наделяют материальным символом. Верят, что, когда тело предают земле, дух выходит из головы в образе червя, который ассоциируется с «белой смертью» (привидением). Особенно это относится к духу вождя, утверждают шона. Червь появляется из могилы, затем вырастает в маленькое животное, которое можно увидеть рядом с захоронением примерно через шесть месяцев после погребения тела. Зверек мгновенно забирается в могилу, если его потревожат. Наиболее сильные духи, как говорят, принимают вид львят. Поскольку душа может отождествляться с животным и птицей, с ними надлежит обращаться уважительно. На них нельзя охотиться. Такое животное считается бессмертным.

Шона видят в смерти пугающий вход в неизвестное, разрыв с миром живущих. Но при этом душам умерших помогают вернуться домой, дружить с живущими и опекать их.

— Жизнь не кончается со смертью, — как-то, будучи у меня в гостях, изрек афоризм Франсуа Эвембе. — Люди останутся вместе, если они — настоящие друзья или родственники.

Эхом вторит этой присущей африканцам оптимистической мысли поэт Бираго Диоп. «Смерть человека не ставит под вопрос судьбу всего человечества», — поясняет он.

Всякий раз, когда моси, бамбара, волоф или диола тоскуют об ушедшем близком человеке, они утешают себя словами: «Мы с мертвыми делим кров — мертвые не умирают!» Мысль о смерти как о полном конце, распаде, пустоте, забвении неприемлема для истинного африканца.

Для всех черных метафизиков душа после смерти освобождается от оков тела, становится подвижной, стремительной, она преодолевает препятствия и через некоторый промежуток времени обретает бесконечное счастье или вечное возмездие. Выбор зависит от поведения человека при жизни.

У герзе даже после кончины некоторые мстительные души пытаются свести счеты за когда-то нанесенные им обиды. Кроме того, они каждую субботу являются в свою семью за недельным пропитанием, так как в мире ином мало трудятся, а живые обязаны первое время кормить их, снабжать пищей.

Моси и само верят в то, что душа почившего человека торопится встретиться с умершими родителями, а живые должны так принести жертву, чтобы предки хорошо приняли ее. Правда, у клана моси ниакадо бытует поверье, что души грешников, тем более преступников, после смерти «поедаются», а некоторые уходят в небытие. От душ преступников не остается ничего, кроме джиннов, которые досаждают людям, стараются сделать их несчастными. В данной ситуации люди обращаются за помощью не к исчезнувшим душам предков, а именно к этим склонным к мести джиннам. «Джинны, простите нам наши прегрешения и преступления, примите наши дары» — такова молитва, которую творят ниакадо.

Бисса (Буркина-Фасо) полагают, что душа уходит к Богу, но потом изредка вырывается погулять на Землю. Нет приюта для душ проклятых, которые приходят ночью пожаловаться на свою долю. Иногда во мраке ночи люди замечают, что в саванне на верхушках деревьев светятся огоньки и безутешно стонут от горя. Это и есть души тех, кому праведная жизнь оказалась не по плечу.

По представлениям бамбара, после смерти душа еще три года пребывает в останках мужчины и четыре года — женщины. Затем она улетает в далекую страну, где царит вечный день, где добрые, хорошие отдыхают, а злые трудятся в поте лица, как на Земле.

В Западной Африке, в частности в Гане, «кла» (душа) после смерти становится «сиза» (духом) и может оставаться при теле, мучить живых, приносить им болезни, пока знахари, заклинатели или колдуны не отгонят ее к берегам реки Вольта, где она строит себе жилище и живет. Она бывает видима только знахарям.

Смерть — великая неразрешимая тайна. В высоком понимании для герзе смерть — «непоправимая, бесповоротная фатальность, которую определяет Бог». В смерти африканец никогда не видит результат естественного развития болезни. Он вечно ищет в ней нечто сверхъестественное, чьи-то происки. Смутное ощущение опасности постоянно угнетает его. Когда кто-то умирает, его близкие тотчас начинают ломать голову над причинами обрушившейся беды. О смерти знают, но никогда не ожидают ее, не мирятся с ней и стараются найти объяснение ей во внешних обстоятельствах.

Когда мне бывает грустно, я по-африкански, следуя совету сенегальского поэта Бираго Диопа, вслушиваюсь в природу, всматриваюсь в окружающую жизнь, стараюсь воскресить прошлое, оживить в сознании родные образы и для бодрости шепчу его стихи:

Когда я прихожу на Волково кладбище под Мытищами на могилы своей дочери и родителей, то порой у меня возникает неотразимое впечатление, что они физически рядом со мной. Они пытаются что-то сказать мне через шелест наклонившейся над могилой березы, через порывы ветра, через мерное и выразительное качание цветов и травинок, через плывущие по небу облака, через лучики солнца, прорывающиеся сквозь плотно занавешенное тучами небо. Я изо всех сил вслушиваюсь и всматриваюсь в природу, пытаюсь понять послания, которые передаются мне через ее посредство. Мои близкие живы — я в этом уверен и стараюсь отыскать их советы в журчании воды, в хаосе толпы, в темноте ночи, в свете луны…

Как рассказывали мне мои друзья в Камеруне, Мали и Сенегале, человек, который умирает, не уходит из жизни насовсем, а становится «живущим мертвым». Пока живы его родичи, он дух, не имеющий плоти, но сохраняющий физические черты, которые можно описать, передать на словах. Он сохраняет свое имя, индивидуальность, он живет вместе со всеми, и члены семьи узнают его, если он является им. Да, он не уходит от своих близких, а душой остается с ними. Он — часть семьи во многих отношениях, даже если все знают, что он покинул их и грешную землю, но он не лишил их своей теплоты и заботы. Его не приветствуют, хотя африканцы придают особое социальное значение приветствиям. Он как бы находится между Богом и людьми. Ему дают пищу. Его статус «живущего мертвого» держится, пока память о нем сохраняется у живых. Четыре-пять поколений живет его душа среди людей, но все время и все глубже погружается в прошлое, тускнеет, удаляется от мира сего. Когда умирает последний человек, знающий и помнящий о нем, душа его улетает навечно куда-то в мир иной, и он переходит в разряд мертвых, теряет свое личное имя среди людей. Он по-настоящему умирает. Такова судьба человеческой души. Она теряет свою человеческую сущность и становится полностью духом.

Африканцы, в частности герзе, считают, что есть четыре основные причины смерти. Первая — наказание богов за дурные поступки, кара духов предков за невыполнение положенных жертвоприношений, неуважение фетишей и законов саванны, за провинности семьи, рода или клана. Вторая — смерть вызывают колдуны, «пожирающие» души. Третью африканцы формулируют так: «Мы нужны предкам, которые зовут нас к себе». И наконец, четвертая — человек погибает от отравления, то есть в результате чьей-то мести. Отравителей ищут, карают нещадно. Только естественной кончины в Черной Африке, как правило, не признают.

Эти причины не исключают того, что смерть может поразить человека за пренебрежение каким-то советом или приметой. Например, если ты кладешь свою метлу на землю и муха пролезает сквозь нее, то ты умрешь, или если, провожая умершего в последний путь, кто-то обернется три раза, то увидит свою смерть и сам умрет. Приметы и обычаи необходимо соблюдать и самому не надо напрашиваться на дурные знамения.

Лишь для стариков смерть — вроде бы нормальная участь. Они умирают счастливыми. Их погребение сопровождается весельем: они попользовались жизнью всласть, их старость — благословение. Старые с легким сердцем могут оставить наследникам имущество и жен. Африканцы верят, что предки устроят им хороший прием за соблюдение законов рода, племени и приумножение семьи. Сам факт того, что человек дожил до преклонных лет, означает, что его жизнь прошла без особых грехов.

Смерть юных, напротив, навевает беспокойство, удручает. В краю герзе (да и у других африканских народов) ее расценивают как очевидную кару за тайные преступления. Умершие подростки не попадают в мир духов, а носятся по небу в виде облаков. Поэтому, считают герзе, необходимо как можно скорее обрести статус взрослого. Бамбара говорят: «Дети должны быстрее пройти посвящение во взрослые, подвергнуться обрезанию, чтобы дух-ребенок Ванза покинул человека, уступив место для Ни, души взрослого».

Моси хоронят умерших грудных младенцев в отдалении, чтобы они не мешали родителям обрести потомство, а стариков и вождей — рядом, нередко даже во дворе, чтобы те оберегали семью, помогали советами. Они становятся опекающими предками, которых ревностно почитают живущие.

Семейные духи могут перестать покровительствовать, если чем-то недовольны или чем-то обижены. Например, если их предают забвению.

Самоубийство считается проклятием Бога. В краю тусенов и многих других районах самоубийц не хоронят, а порой их тела оставляют в саванне на съедение зверям.

— Они оскверняют землю. Их души не отправляются тотчас в «Деревню мертвых», а блуждают до того момента, когда самоубийца должен был умереть естественной смертью, — считают ашанти.

Повесившихся моси хоронят под деревом и запрещают оплакивать их. Само, пораженного молнией, волокут по земле до могилы, хлеща плетьми. Соплеменники полагают, что так Бог покарал вора, и, значит, не должно быть ни веселых праздников, ни траура.

В случае насильственной смерти дух умершего, убеждены га, бродит в течение сорока дней, и люди слышат его стоны по ночам. Если он нападает на кого-нибудь, то советуют бросить белую одежду к его ногам, и, пока он будет с яростью топтать ее, надо бежать прочь.

Ничего африканец так не боится, как блуждающих «душ умерших». Тусены спешат заткнуть нос, рот и уши только что испустившему дух собрату, чтобы его душа не смогла вылететь и отравить воздух своим присутствием.

Уникпил Конбомба в тоголезской деревне Такпамбе на мой вопрос, живут ли мертвые вечно и где пребывают, с грустью проронил:

— Усопшие живут в памяти потомков. Они исчезают, когда о них забывают.

Однако такой ответ представляется не очень типичным для черных. Впрочем, один из постулатов африканской философии гласит: «Мертвые живут в памяти живых, и это обеспечивает вечность всему роду-племени».

Жизнь продолжается в потустороннем мире. Однако следует отметить, что ни один народ Африки не обожествляет своих умерших, хотя тот, кто на Земле был вождем, имеет шансы остаться и там в том же качестве, а всем, кто был добрым, справедливым, кто принят в другом мире предками клана, поклоняются и просят их защитить живущих.

Гере в Кот-д’Ивуаре верят, что умершие либо получают вознаграждение, либо подвергаются каре. Если усопший жил нравственно, никого не обижал, то он идет в «Деревню Бога», где обитает счастливо и откуда однажды может вернуться на Землю, перевоплотиться в одного из потомков. Если же он был злым, то его душа сгорит и исчезнет.

Потусторонний мир у каждого народа имеет свое название. В первом, транзитном, обиталище ютятся фантомы (призраки) и души, которым еще предстоит суд. Это место, подобие чистилища, определяется очень неясно и в разных вариациях. Сначала душа попадает именно туда, в туманно определяемый приют для душ, ожидающих окончательной участи. Останавливаясь в нем, они превращаются в затворников, не блуждают и не бродят среди людей.

После вынесения приговора или же похорон душа направляется к постоянному прибежищу, которое человек заслужил своим земным поведением, — к «Деревне Бога» или же «Проклятому месту». Лоби скромно называют благословенный край «Хорошим местом», герзе и тома — «Деревней Бога», моси, гурманче, бваба, гурунси, хауса и другие — «Раем», видимо, под влиянием арабского языка.

У дагара в «Деревне Бога» нет домов, в остальном там та же жизнь: вдоволь пищи, напитков и женщин. Но убийцам, ворам, всяким подонкам, тем, кто жил нечестно, не уважал старших, губил людей, места там нет. Отвергнутые души очень несчастны. Они не знают, куда им податься, неприкаянно слоняются в очень неясном, туманном мире. Путь в рай у само далек и долог — к нему ведет дорога, «устланная перьями».

После кончины, когда душа отделилась от тела, она продолжает жить, поэтому ей приносят пожертвования для вступления в «Деревню духов» и деньги для путешествия, так как ей предстоит пересечь очистительную реку и увидеть наконец своих родителей. На такую встречу возлагают надежду лесные жители Гвинеи.

— В недрах Земли запряталась огромная деревня Ялата, — объяснял мне старейшина Бакари Туре. — Люди в ней живут семьями с давних времен и поныне. Они счастливы, немного трудятся, вымаливают у Бога всяческие блага для потомков.

Среди других обитателей потустороннего мира есть «малака» (нечто вроде ангелов) и «хагному» (призраки смерти) — фантомы. Но поскольку последние не смогли поселиться в Ялате, они часто преследуют живущих, чтобы те делали им желаемые жертвоприношения.

Более четкая терминология та, которая связана с адом. Моси называют его «окаянным местом», «огненным домом», гурманче — «дырой», «пропастью», бваба — «проклятым местом», тома, бисса и гурунси — «огнем» и «другим домом», само — «домом мертвых», лоби и дагара — «страной призраков», сенуфо — «иным миром». В рай стремятся все, а попасть в «огненный дом» охотников нет. Но поскольку плохие люди встречаются и в Африке, то они попадают в «окаянное место» и часто навещают Землю, чтобы продолжать там дурную жизнь. Это злые духи, их страшатся и делают все, чтобы отогнать их.

Согласно представлениям моси, Великий Дух Венде творит суд над душой сразу после смерти человека. Плохие люди обращаются в злых духов, преследующих живых людей. Хороших предки встречают с ликованием и представляют всем другим добрым духам запредельного мира. Их одаряют очень красивым телом. Они живут счастливо в обстановке безграничной радости на священном холме, к которому никто живой приблизиться не смеет. Их живые родственники приносят Великому Духу жертвы, изливают любовь и уважение за то, что он соблаговолил приютить ушедших дорогих людей. Бисса, правда, верят, что старики, очень любившие свою семью, некоторое время задерживаются на Земле после смерти, прежде чем отбыть на небеса избранных.

— Души живут далеко от мира сего, — говорил мне Жозеф Ки-Зербо. — Так думают бваба, моси и другие народы. Там есть счастливые и несчастливые в зависимости от их поведения в прошлом. Компания для общения у каждого своя: у хороших — хорошие, у грешников — грешники. Домов в раю нет, ночи там не бывает. В чистилище попадают через три-четыре дня после смерти.

— Жизнь не прерывается после смерти, — твердят герзе и тома. Душа, как у бваба, так и у бамбара, если пожелает, может вновь родиться на свет там, где ей захочется. Злым духам это дает шанс повторного, более успешного опыта.

Почти все народы Черной Африки верят в перевоплощение душ умерших. Молодой человек должен перевоплотиться и вновь родиться в собственной семье. Это поверье они подтверждают физическим сходством между умершим и родившимся (перевоплотившимся).

Невидимый усопший выполняет функции посредника между Богом и миром в целом, между Богом и своей семьей в частности. С момента вынужденного вступления в таинственный мир он становится ребенком вне зависимости от возраста, в котором покинул Землю. Он может появиться в обличье новорожденного. Согласно верованиям шона, жизнь завязывается, как змея или червячок, в матке матери. Душа дедушки мальчика по отцовской линии (или дедушки его дедушки по отцу, если родной дедушка еще жив), как полагают, вселяется в ребенка, пока он формируется в утробе матери или, по мнению некоторых, когда он издает первый крик. Девочка также получает душу дедушки или родственницы по отцу, возможно, сестры дедушки. Она связана тесными узами с душой своей бабушки по материнской линии, от которой к ней, как утверждают, переходят свойства продолжения потомства. Но бабушка не имеет ничего общего с личной душой девочки.

Существует неописуемое множество различных представлений о душе и смерти у народов Африки. Их необузданная фантазия и наивность подчас ошеломляют. Но было бы опрометчиво смеяться над ними. Не стоит упрекать африканцев в примитивности, скудости знаний о реальном мире. В их глазах мы сами выглядим примитивными, неспособными дать достаточно убедительного объяснения многим тайнам. Со своим принципиальным однообразием, заложенным в основе нашей психологии и нашего мировоззрения, мы кажемся им первобытными при их сравнении с множественностью «принципов жизни», которые включаются в африканские понятия о личности человека.