В своей фирме я был не только проектировщиком, чертежником, мастером-производителем и продавцом, но выполнял также всю секретарскую, бухгалтерскую и техническую работу — словом, один на все руки. Думаю, издание карт — это как раз мой бизнес: с тех пор, как я сделал свою первую карту для перелета через Тасманово море, мне все время так или иначе приходилось иметь с ними дело. Я приобрел немалый опыт и хорошо представлял, что именно должно быть на карте и — не менее важно — чего там быть не должно. На карте центральной части Лондона, которую выпускала моя фирма, я реализовал некоторые свои идеи. На ней были изображены запоминающиеся и известные здания, они сразу приковывали внимание, и от них уже легче было найти нужную улицу. Я старался сделать карту четкой и ясной, не перегружать ее необязательными деталями.

Постепенно мои карты становились больше и лучше, но борьба за финансовое выживание не прекращалась. Был период, когда мы занимали только одну комнату в своем доме на Сент-Джеймс-плейс, и она служила мне и кабинетом, и спальней, и гостиной. Шейла с нашим сыном Джайлзом жили в небольшом загородном коттедже в Уилтшире, и я приезжал к ним на выходные.

Этот коттедж (он назывался «Рыбацкий») достался мне так же случайно, как и картоиздательский бизнес. После войны я опять пытался переключиться с авиации на парус и подыскивал коттедж где-нибудь у моря. Но в это время один мой друг предложил нам этот «Рыбацкий» с участком реки Кеннет, в которой хорошо ловилась форель, и северной частью Савернеикского леса площадью 750 акров, где была неплохая охота. Я подумал, что в случае очередной войны смогу, по крайней мере, прокормить свою семью рыбой (летом) и дичью (зимой). Правда, вскоре моя семья стала исповедовать вегетарианство, а потом и я поддался этому. К тому времени я нажил себе камень в желчном пузыре — говорят, он вызывает самую сильную боль, какую только ощущает человек. Не могу с этим не согласиться. К счастью, человек выдерживает только часть мучений, а потом теряет сознание. Меня хотели прооперировать, но жена не позволила. Она нашла врача-натуропата, который сказал, что остановит образование камня, если я на год сяду на строгую вегетарианскую диету. Кроме того, я должен был отказаться от выпивки и курения. Курение, по словам этого врача, для организма даже хуже, чем выпивка. Это был суровый режим. Камень вышел, я остался жив. Через некоторое время я понял, что совсем избавился от курения. И с тех пор предпочитаю вегетарианскую пищу.

Мой новозеландский партнер Джеффри приехал в Англию, увидел, чем я занимаюсь, и предложил издавать мою красочную карту Лондона в карманном формате. В результате появилась карманная карта Лондона вместе с таким же путеводителем. Первые два года она почти совсем не пользовалась спросом, и я чуть было не бросил это дело. Но потом она стала продаваться, а в 1963 году мы отметили выпуск 500-тысячного экземпляра.

Я считал, что прочно обосновался на твердой земле, в удобном офисе и покончил со всеми невзгодами и опасностями воздушных и прочих приключений. И это вполне меня удовлетворяло. Но через семь лет после войны меня неудержимо потянуло к практической навигации. Мой бизнес развивался медленно, и я не мог рассчитывать на то, что он даст мне возможность приобрести двухмоторный реактивный самолет, другие варианты меня не интересовали. Поэтому я решил выбрать яхту или планер и остановился на парусе как занятии более компанейском. На яхте можно проводить выходные с семьей, на планере невозможно.

Моим первым парусным круизом было путешествие по Балтике — один приятель пригласил меня к себе напарником. Я охотно принял предложение, мне очень хотелось пройти по местам, описанным в книге Эрскина Чайлдера «Загадка песков». Я впервые прочел ее школьником и с тех пор перечитывал много раз. Путешествие получилось не слишком удачным, но именно благодаря ему я стал океанским гонщиком. С продуктами в Англии в ту пору было еще плохо, а сыр и масло считались деликатесами. Я уже говорил, что мучения с желчным камнем привели меня к вегетарианству — я его принял и привык к нему. Но на одном хлебе долго не проживешь. Мой шкипер взял с собой изрядный кусок сыра, но предупредил, что должны растянуть его на весь поход. А потому бдительно, как кот, следил за мной, когда я робко, как мышь, отщипывал мелкие кусочки. Однажды он разозлился на меня за то, что я счистил с сыра плесень (думаю, что эта его излишняя расчетливость — следствие долгой службы в торговом флоте). Когда мы добрались до Голландии, я купил там сыр и думал, что это его обрадует. Но вышло наоборот — он почему-то очень на меня обиделся.

До знаменитых загадочных песков мы так и не дошли. Подозреваю, что он и не собирался идти дальше Терсхеллинга, а Балтика была лишь приманкой для меня.

В конце этого плавания я понял, что буду жалко выглядеть под парусом, пока не перестану бояться шторма и вообще не прекращу все время волноваться из-за погоды. Если я намерен всерьез ходить под парусом, я обязан научиться этому как следует.

Учиться, по моему мнению, надо было у яхтсменов Королевского океанского гоночного клуба, потому что они устраивают гонки в любую погоду. Я поместил объявление, предложив себя штурманом для участия в какой-нибудь океанской гонке, но никто, похоже, не проявлял интереса к авиаштурману, ничего не знавшему о море. Мне ничего не оставалось, как купить яхту и учиться самому. Шейле я об этом ничего не сказал — был уверен, что она, учитывая наше весьма сложное финансовое положение, моих планов не одобрит. Но я решил во что бы то ни стало приобрести яхту и начал искать подходящую. В результате я купил небольшую яхточку с кошмарным названием «Флоренс Эдит». Она предназначалась для дневных прогулок и была оборудована двумя удобными сиденьями по обеим сторонам малюсенькой рубки. Сидя на них, владелец судна и его жена могли удить рыбу. Стоила эта яхта 1150 фунтов. Я купил ее в сентябре 1953 года и тут же стал ходить на ней. Мне хотелось до зимы поближе узнать свою яхту и решить, как наилучшим образом приспособить ее для океанских гонок.

Теперь мне предстояло объявить новость Шейле, и я готовился к страшному скандалу. Вообразите мое изумление, когда она воскликнула:

— О, я всегда хотела ходить под парусом! Какая отличная идея!

У меня не было времени на точные штурманские расчеты и вычисления, а потому я пропахал все мели восточного побережья. Когда Шейла появилась на берегу в Брайтлинге, чтобы впервые ступить на борт нашего судна, никто не мог ей сказать, что такое «Флоренс Эдит» и где она находится. В конце концов один старый рыбак сообразил, что Шейла ищет.

— А, вы, наверное, имеете в виду такую желтую лодку. Она лежит на отмели Бакси. Хорошо еще, что сейчас погода тихая, а то, если б море разгулялось, она бы потонула. А знаете, ведь идет сильный туман, и, если эта лодка еще не снялась, вы не скоро ее тут увидите.

Подруга, у которой остановилась моя жена, подбивала ее бросить все это и подать на развод, но Шейла решила повременить и оставила мне записку, если я все-таки объявлюсь. Туман действительно налетел, но у меня возникло какое-то удивительное навигационное чутье, и я добрался до Брайтлинга с помощью ручного лота. На следующее утро Шейла совершила первую яхтенную прогулку, и ей понравилось. Она с энтузиазмом включилась в перестройку внутренних отсеков яхты. Мы перестроили каюту и сделали ее шестиместной. Это стоило нам не меньше, чем сама лодка.

Следующей весной я участвовал в 200-мильной гонке по Северному морю из Нарвича в Роттердам. Прежде я участвовал всего в одной гонке, сравнимой с этой; остальные члены нашего экипажа не имели и такого опыта. Шейла так верила в мои навигационные способности, что не сомневалась в нашей победе. Я позвонил ей из Роттердама и сообщил, что мы пришли почти последними. Она была страшно разочарована.

Мы переименовали нашу яхту в «Джипси Мот II». Я сменил ей вооружение: из шлюпа она превратилась в тендер. Она несла грот, стаксель и кливер общей площадью 540 квадратных футов. Водоизмещение ее равнялось 8 тоннам (согласно темзенским правилам обмера), длина по ватерлинии — 24 фута (минимальная длина яхт, которым разрешалось принимать участие в гонках клуба). Я все время размышлял над тем, как улучшить ее скоростные качества, и выдавал одну блестящую идею за другой. Например, ценой огромных трудоемких и денежных затрат я улучшил обтекаемость ее железного киля, прикрепив к нему болтами деревянный фальшкиль. Никакого отрицательного влияния на ее ходовые качества это не оказало.

Следующая гонка, в которой я участвовал, проходила от Кауса до Коруньи. На беду, арматура топ-мачты, сделанная специально для моей яхты, оказалась слабой, и верхушка мачты сломалась. Это случилось ночью, в дурную погоду, когда мы находились к западу от острова Чаннел. От раздавшегося звука я похолодел, будто услышал трубный глас, а когда выскочил из каюты наверх и стал светить фонариком, то и в кокпите, и за бортом видел только переплетение вант, фалов и прочих снастей. Тут кто-то из команды уронил в воду свой фонарь, и мы смотрели, как он погружается все глубже и глубже, и свет его становился все слабее и слабее, будто какой-то призрак уходил от нас в иной мир. Владелец утонувшего фонарика решил, очевидно, что и нас ожидает та же участь, и хотел подать сигнал о помощи проходившему неподалеку пароходу. Но я воспрепятствовал этому — может, несколько более грубо, чем требовалось, а потом велел всем, кроме вахтенного, идти спать. Я сам показал пример, а когда проснулся и вышел на палубу, то увидел, что и вахтенный крепко спит в кокпите. Утром мы разобрали хаос, поставили малый стаксель и пошли на Гернси. На подходе к этому острову мы попали в сильное течение, и впечатление было такое, что нас несет на скалы. В нашем экипаже был один весьма ревностный католик, и я заметил, что губы его шевелятся в молитве. Нас действительно понесло на скалы, но мы сумели их обойти и затем благополучно прошли, остальную часть дистанции.

Во второй свой парусный сезон я прошел на нашей лодке 2510 миль, считая три гонки. Наш гоночный результат был одним из худших в клубе. Но я учился. В следующий сезон я опять участвовал в гонке по Северному морю. В экипаже «Джипси Мот II» был некий отставной капитан 3-го ранга, служивший на флоте во время войны. Он говорил нам, что много раз ходил под парусом. Толку от него оказалось мало, и к концу гонки наш экипаж уже с трудом его выносил. Финишировали мы в темноте под спинакером. Пересекли линию финиша. Двое пошли убирать спинакер, я стоял на руле и попросил нашего морского волка смотать кормовой лаг. Услышав в ответ, что ему нужен помощник, я чуть было не задохнулся от бешенства.

На обратном пути из Роттердама в Солент я почувствовал себя нехорошо. Попросил нашего героя откачать воду из трюма, но он отказался. Я откачал сам, и вскоре мне стало совсем плохо. Позже, перед стартом моей первой Фастнетской гонки, я уже был просто больным человеком. Гонка продолжалась шесть дней, и в конце ее я не мог без посторонней помощи добраться от койки до кокпита и с трудом исполнял свои штурманские обязанности. Вернувшись после финиша, я отправился в больницу. Там мне сделали рентген и сказали, что у меня типичный случай хронического артрита. Состояние было в самом деле паршивое: я двумя руками, и то с трудом, открывал дверь, а однажды не удержал полную тарелку супа и опрокинул ее на себя. Мне назначили лечение, и я стал, регулярно ходить в больницу. Через некоторое время наш семейный натуропат сказал мне:

— Спроси в больнице пациентов, как долго они там лечатся, а потом сам решай, поможет ли тебе такая медицина.

Ответ был налицо, я подумал и затем прошел жесткий курс натуропатического лечения в Эдстоуне. Я приехал туда совсем больным. Помню, в начале лечения — был погожий осенний день — сел как-то на землю и не смог подняться. Пришлось ждать какого-нибудь прохожего. Лечение было длительным, но в результате мне стало гораздо лучше. К весне я уже чувствовал себя вполне здоровым и возобновил свои гоночные старты на «Джипси Мот II».

Первая гонка в сезоне проходила от Саутси до Харвича мимо маяка Хиндер в Северном море. Дистанция 220 миль. «Джипси Мот II» одержала безоговорочную победу. Надо сказать, правда, что до самого Дуврского пролива гонка из-за слабого ветра проходила очень медленно, и многие участники сошли с дистанции. В нашем экипаже тоже нашелся один решительно настроенный закончить выступление. Он заявил, что мы должны прекратить гонку и высадить его на берег. Я ответил на это:

— Вон берег, хочешь — плыви, но «Джипси Мот» продолжит гонку.

На самом деле, мы победили, наверное, потому, что у нас в команде был Марстон Тикелл, полковник саперных войск, один из лучших известных мне океанских гонщиков. То, как он управлял «Джипси Мот», было для меня настоящим откровением. Когда, закончив гонку, мы подошли к причалу в Харвиче, там уже стояла наша соперница — лодка «Энн Спид». И вся их команда тоже была на берегу — значит, они пришли давно. Мы очень расстроились, но наше горе длилось недолго. Оказывается, они прекратили гонку в Дувре и пришли в Харвич коротким путем.

В следующем году у нас опять было много гонок. Особенно интересно проходила гонка Каус — Дайнард. Шейла пошла с нами, а двое других были — Мартин Джонс и Майкл Джонс. Мартин часто участвовал со мной в гонках и очень хорошо работал — и как матрос, и как рулевой. Майкл, лейтенант ВМФ, стал потом капитаном 34-тонной яхты «Бладхаунд» герцога Эдинбургского. Дул свежий ветер, море волновалось, мне удалось отлично, почти впритирку к скалам, обойти угол Гернси — я не хотел менять галс и терять на это время. Майклу не нравилось, что мы идем так близко к острову — ему уже случалось налетать на эти скалы. Шейла завела с ним внизу какой-то пустяковый, но продолжительный разговор; как она сказала мне потом, ей показалось, что обстановка на борту слишком напряжена. Я наорал на них (явный признак того, что и сам шкипер был взволнован): «Мы должны быть в любую секунду готовы к повороту на другой галс!» В этот момент я увидел, как у нас на траверзе, в кабельтове (200 ярдов) от яхты, в воздух взлетел столб воды высотой 20 футов — это волна ударилась о подводную скалу. Я ничего не сказал Майклу — его бы хватил удар, а я просто рассмеялся про себя и продолжал держать прежний курс. Если эти скалы и дальше будут так же явно выдавать себя, мне нечего беспокоиться. Мы прошли на волосок от них — все тем же галсом. Шейла получила кубок из рук красавца командора Дайнардского яхт-клуба. Думаю, ничто не могло бы доставить ей большего удовольствия.

В конце своего четвертого гоночного сезона «Джипси Мот II» могла уже похвастаться участием в 16 гонках Королевского океанского гоночного клуба. И я многому научился. Однако гораздо больше мне еще предстояло узнать, и я это понимал.