В последующие несколько недель мы сделали ряд официальных запросов о политике КИТЕС и всякий раз получали те же благодушные ответы. Типичным был ответ Джоргена Томсена из ВВФ США: «Нужно время, чтобы отработать систему КИТЕС», — заявлял он.

Я с уважением относился к Джоргену как к образованному и последовательному борцу за охрану природы, но на сей раз я был уверен, что он заблуждается.

— Так, по-вашему, пусть погибнут еще десятки тысяч слонов, пока мы полтора года будем соображать, сработает план ВВФ или нет? — спросил я.

Джорген кивнул:

— Боюсь, что так. Понимаю, что это звучит безжалостно, но я уверен, что это лучший способ спасти слонов. Законы могут помочь, если строго соблюдаются. Мы видели это на примере других видов животных. Надо попробовать. ВВФ затратил много времени и усилий, чтобы ввести действие систему квот КИТЕС, и мы полагаемся на эту линию и здесь.

— Так вот почему вы не в курсе, что в попытке пресечь браконьерскую охоту за слоновой костью она потерпела полный провал, — с сарказмом сказал я. Сказанное мной выглядело так, будто я заподозрил, что ВВФ больше озабочен сохранением чести мундира, нежели будущим африканских слонов.

Дейв и я собрались в офисе ЕИА, чтобы обсудить результаты находок Чармиэн.

— Что вам надо, так это вывести на чистую воду нелегальную торговлю слоновой костью от начала и до конца. От момента добычи слона до момента продажи в магазине готовых изделий, — сказал я. — И наилучших результатов мы добьемся, если покажем людям, что всякий раз, когда они покупают изделия из кости, они подталкивают племя слонов к полному истреблению.

Но с чего начать? Я снял с полки атлас, в котором было загнуто немало уголков, и раскрыл на карте мира. Очевидно, нам надо было проследить путь, по которому шла браконьерски добытая кость. То есть побывать в Африке, в Дубае и на Дальнем Востоке, где, как предполагалось, находились самые крупные косторезные предприятия.

— Логично начать с Африки, — предположил Дейв. Но Дженни, выросшая в Уганде, отклонила данную точку зрения.

— Ну и что бы ты делал в Африке? Ты был бы там как рыба, вынутая из воды, не зная, куда ткнуться. Столько стран замешано в этом, с какой начнешь? И время зря потратишь, и влетит в копеечку. А как насчет Дальнего Востока?

— Думаю, начинать с какого-нибудь Гонконга или Сингапура будет так же трудно, как с Африки, — сказал я. — Благодаря Чармиэн нам известны многие имена торговцев, но мы не имеем представления, кто из них торгует законно, а кто нет. У нас нет ни времени, ни средств, чтобы каждый раз начинать все сначала.

Выходило, что наилучшей отправной точкой оказывался Дубай — страна, где сходились пути контрабандистов и купцов. Найти точку попадания там было куда легче. Мы располагали весьма специфической информацией о нелегальной торговле, которая велась через Дубай: названием корабля и названием компании. Мы знали, каким путем в страну попадает слоновая кость. Теперь нам предстояло выяснить, откуда она идет, к кому она попадает и что с ней происходит, пока она находится в Дубае. Если бы нам удалось все это раскрыть, у нас были бы в руках путеводные карты, по которым мы могли бы проследить пути назад в Африку и на Дальний Восток.

В частности, мы хотели выяснить, обрабатывается ли контрабандная кость где-нибудь на территории Эмиратов. Если бы нам удалось добыть неопровержимые доказательства существования на Среднем Востоке тайных косторезных фабрик, о которых пока только носились слухи, это укрепило бы доверие к нам. Эти фабрики ни разу не открывались стороннему глазу, хотя в «Нью сайентист» говорилось, что они будто бы расположены в Свободной зоне Джебель-Али. Но, тем не менее, их существование ничем не подтверждалось. Нам нужно было вычислить их и, если возможно, поснимать внутри них.

В продолжение нескольких последующих недель Кристина Стивенс и Институт защиты животных добыли деньги на оплату наших авиабилетов до Дубая. Я взял в «Гринпис» двухнедельный отпуск, а супруг Дженни Клайв Лонсдейл, работавший внештатным кинооператором, согласился нас сопровождать: он имел опыт участия во многих подобных кампаниях. Самой же Дженни, у которой вот-вот должен был родиться второй ребенок, пришлось остаться дома сторожить офис.

В апреле 1988 года мы отправились в первую экспедицию ЕИА по расследованию торговли слоновой костью на месте событий. Мы и представления не имели о том, что нам удастся открыть. Ни Дейву, ни мне прежде не доводилось бывать на Среднем Востоке, и выбрали мы, прямо скажем, не лучшее время для наслаждения его красотами. Война в Персидском заливе вспыхнула с новой силой. Каждая неделя приносила сообщения о бомбардировках, зверских убийствах и угонах самолетов; Дубай, находившийся на границе зоны боевых действий, был в тот момент одной из горячих точек планеты. Те немногие, кто был посвящен в наши планы, советовали нам быть осторожнее. И не только по причине войны в Персидском заливе. Нас предупреждали: торговля костью — колоссальный бизнес, и хотя в глазах нелегальных торговцев костью троица отважных борцов за защиту природы не более как мелкая рыбешка, насилие — закон их жизни, и гибель в перестрелках друг с другом, как самих контрабандистов, так и преследующих их полицейских — дело привычное.

Мы вылетали из аэропорта Гэтвик. Перед самой регистрацией Дейв сфотографировал Клайва и меня и попросил Клайва снять его самого. После этого он вынул пленку из фотоаппарата и с улыбкой протянул Дженни.

— Надеюсь, что до этого не дойдет, но все же пусть кое-что от нас останется, если что приключится в пути. Раструби во все газеты, что мы намеревались провернуть.

Джейн молча убрала пленку к себе в сумку, а затем на лице ее вспыхнула улыбка.

— Парни, лучше сами не теряйте рассудка да смотрите под ноги. О’кей?