Моя незапланированная поездка в Дубай не увенчалась ожидаемым успехом. Я лелеял надежду, что вмешательство Интерпола и перехват браконьерской кости из Танзании наделает шуму в средствах массовой информации, так что нам не придется преждевременно публиковать данные о наших исследованиях, чтобы привлечь интерес публики к проблеме; но дело не выгорело. Началось с того, что у танзанийской делегации еще в аэропорту конфисковали паспорта; во-вторых, с кем бы я ни пытался говорить по поводу судна «Хайрат Оман», которое, как предполагалось, было перехвачено Интерполом, я всюду натыкался на непонимающие лица.

Мы решили, что было бы неосторожным поселяться в одной гостинице с членами танзанийской делегации. Я предполагал помочь им, чем могу, в поиске украденной кости. Но власти и без того проявляли явно враждебное отношение к танзанийцам, а тут еще я с украденными накладными и фальшивыми карточками кинокомпаний… Соответственно, я поселился в отеле «Палм-Бич», где останавливался и в свою предыдущую поездку; вообще же я пребывал в таком состоянии, какого не пожелал бы никому из своих сподвижников при проведении расследований.

Я позвонил одному из членов танзанийской делегации, который у себя на родине возглавлял антибраконьерскую бригаду, — Полу Саракикья. На предыдущей неделе Коста меня ему представил. Мы тайком встретились, и я повез его в порт Хамрийя. После безуспешных попыток найти судно «Хайрат Оман» мы отправились в бар пропустить по маленькой. Проходя через киноторговый комплекс, мы неожиданно наткнулись на каток «Хиатт» — экстравагантное сооружение с круглогодичной минусовой температурой, даже когда на улице за девяносто градусов по Фаренгейту. К нему примыкали роскошные ювелирные магазины и магазины модной одежды. Я обратил внимание, что Пол отстал и пожирал глазами эту кричащую демонстрацию самодовольства и роскоши. В Дар-эс-Саламе не было ничего отдаленно похожего на подобное великолепие. И, похоже, никогда не будет.

— Нефтедоллары? — иронично спросил он. — Или костедоллары?

За две недели нашего пребывания в Эмиратах мы с Полом стали добрыми друзьями. Но скоро стало ясно, что попытки вернуть кость кончатся ничем. Работал над этим в основном я и в ходе расследования посетил каждый порт в регионе, в том числе Порт-Зайед в Абу-Даби, но не обнаружил ни судна «Хайрат Оман», ни хоть кого-нибудь, кто его видел. Это была пустая трата времени. Похоже, власти ОАЭ умышленно ставили танзанийцам все, какие есть, преграды. Полиция признала, что судно с костью было задержано, но сообщила, что экипаж отпущен на свободу; они настаивали, что на борту было всего каких-нибудь три тонны кости, хотя танзанийцы отлично знали, что в порту Танга ее было погружено семьдесят; они отказывались сообщить, где держат захваченное судно; они требовали перевода танзанийских документов на арабский и т. д., и т. п. Все было безнадежным. Собрались идти по горячим следам, а следы остывали с каждым днем. Я отдавал себе отчет в том, что время, оставшееся до мая, когда должно быть внесено предложение по Приложению I, уходит. А я тут занимаюсь неизвестно чем.

…Хор-Факкан, что в двух часах езды по пустыне от Дубая, оставался моей последней надеждой. Это одно из немногих оставшихся мест, куда мог причалить «Хайрат Оман» и где я еще не побывал. Дорога, ведущая в порт, то взбирается на холмы, то вьется вдоль побережья; по ней проходит и граница с Оманом. Здесь море соединяется прямо с Индийским океаном, а само побережье славится своими бухточками, столь удобными для контрабандистов.

Сразу за чертой шикарного современного города Хор-Факкана находится удобная для маленьких суденышек бухточка, к которой примыкают таможенный причал и контейнерный порт. Я подрулил к бухточке, но «Хайрат Омана» там не было. Тогда я направился в контейнерный порт, где работал знакомый мне чиновник-европеец. Я встречался с ним в одну из своих предыдущих поездок, представившись ему как фотожурналист.

— Привет! Как дела? — весело приветствовал я своего знакомого. — Я проездом в Эмиратах, дай, думаю, навещу друга.

Он ошеломленно поглядел на меня. В Хор-Факкан редко кто заглядывает.

Похоже, не было особого смысла играть в прятки.

— Я расследую дело о слоновой кости, — сказал я. — Ты что-нибудь слышал о судне, задержанном береговой охраной где-то неподалеку отсюда?

— Нет, не слышал.

— Да Бог с ним, — уступил я. — Это я между делом, а так мне просто хотелось ненадолго вырваться из Дубая. Это, знаешь ли, не самое любимое мое место на свете.

Этим я, похоже, сломал лед. Он вскипятил кофе, и за чашечкой мы разговорились о последних новостях Дубая, да заодно и о торговле слоновой костью. Он был поражен, когда узнал, что ОАЭ являются крупнейшим в мире перевалочным пунктом для добытой браконьерами слоновой кости. Это поражало и многих из тех, кто впервые слышал об этом.

— Пошли, — сказал он, поставив на стол недопитую чашку кофе. — Я познакомлю тебя с одним местным жителем, который, возможно, что-то знает.

В соседнем офисе пила чай небольшая группа арабов. Войдя, я сердечно приветствовал их.

— Так вы по поводу слоновой кости? — откликнулся один из них. — Да, что-то слышал, пару лет назад какую-то лодку задержали с костью. По-моему, из Сенегала. — Он в раздумье почесал подбородок. — Погодите, я сейчас узнаю.

Подойдя к стене, на которой висел телефон, он набрал номер и с минуту с кем-то быстро говорил по-арабски. Я и понятия не имел, что он говорит и кому он звонит, но, когда он отошел от аппарата, его лицо сияло.

— Из меня выйдет хороший репортер, — сказал он. — У меня для вас ценная информация.

— Спасибо. Вы очень любезны. А вдруг я и в самом деле подыщу вам работу? — пошутил я.

— «Хайрат Оман» заходил сюда две недели назад. Он не был задержан, а только подошел к таможенному причалу. Береговая охрана задержала его и передала в руки местной полиции только сутки спустя.

«Интересно, в какой момент на его борту осталось только три тонны кости?» — хмуро подумал я.

— Мой друг сказал, что два или три дня решали, что делать с ним. Но, в конце концов, кость кому-то передали. Кому, не знаю. Судно и команда были отпущены. Три дня назад оно ушло в Дубай.

Вернувшись в Дубай, я позвонил Полу и сообщил всё, что узнал. Мы обсудили возможность предания огласке истории со слоновой костью, выставив на позор Объединенные Арабские Эмираты, но вышестоящий коллега Пола счел, что это может дать обратный эффект, и я не стал настаивать. Право, какая газета или телекомпания заинтересуется историей с кораблем, контрабандой перевозящим кость из Танзании, когда корабль уплыл, кость исчезла, а сами танзанийцы ничего не знают?!

…До возвращения в Лондон у меня оставалось два дня, и я решил, почти без надежды на успех, навестить своего старого друга из Управления статистики. Когда я разговаривал с ним в последний раз, я был уверен, что его проинструктировали не иметь со мной дела, но я ошибся. Я так обрадовался, когда он наконец-то предоставил мне данные за последние три месяца 1988 года. Вернувшись с распечаткой к себе в номер, я принялся тщательно изучать ее. Но был разочарован. Меня интересовало подтверждение, что Гонконг и Сингапур по-прежнему ввозят кость из Дубая. Это побудило бы Соединенные Штаты к действию. Но Пун обхитрил нас всех. Единственной страной, получавшей кость после августа 1988 года, в распечатке значился Тайвань.

За день до отлета из Дубая я позвонил своему знакомому, который знал семью Пун. Он сообщил мне, что третий из братьев Пун заправлял одной из аджманских фабрик, а Джордж — другой. Совсем как это было в Джебел-Али.

— Какая фабрика в чьей собственности находится? — спросил я.

Эти мелкие факты позволяли дополнить картину и снижали риск, что мы будем схвачены за руку, добывая данные на местах.

— Насколько я знаю, все цеха расположены рядом, — ответил он. — Я там не был, но побывал мой коллега. Он сказал, что там три или четыре цеха. И всё это вместе называется Фабрикой ремесел.

Я навострил уши. Фабрики, что я видел в Аджмане, назывались Жемчужная мастерская и Коралловая мастерская.

— Секундочку. Это те, что возле аджманского муниципалитета?

Мой собеседник был явно удивлен.

— Нет, вроде нет. Это возле пакистанской школы.

Я записал координаты и на полном газу поехал в Аджман. Еще фабрики! Когда всё это кончится!

Как мне и сообщал мой знакомый, Аджманская национальная фабрика ремесел состояла из трех расположенных в ряд цехов, окна каждого из которых были тщательно завешены металлическими жалюзи. Я припарковал машину и вышел. Было так жарко, что асфальт плавился под ногами.

— Привет! Там кипит славная работа.

Я с удивлением обернулся и увидел позади себя араба.

— Так, говорите, славная работа? — сказал я, прислушавшись к шуму дрелей, доносящемуся из-за жалюзи.

— Да, — кивнул он.

— И что они там делают?

Он моментально огляделся вокруг и ушел, что-то бормоча себе под нос.

Я сделал несколько снимков здания фабрики и сел назад в машину. Было бы глупостью рваться внутрь. Я и так знал, что там происходит, и у меня уже были снимки, сделанные на другой аджманской фабрике.

На душе у меня было безрадостно. Я думал, что, может быть, возрастающая во всем мире кампания против торговли костью возымеет здесь какой-то эффект. И что же? Новые фабрики растут как грибы. Каждый день множество слонов обрекалось на заклание ради удовлетворения их запросов. Даже если мы добьемся запрета, не будет ли это слишком поздно?

Я поехал назад мимо другой аджманской фабрики. В последние две недели я регулярно следил за ней, часами наблюдая из машины всех входящих и выходящих. На главной улице Аджмана были специально созданные неровности, чтобы усмирять лихачей; проезжая первый такой бугор, я заметил, как рядом со мной снизил скорость белый «БМВ». За рулем сидел китаец, а с ним рядом на переднем пассажирском сиденье — элегантная китаянка. У меня заколотилось сердце. Я знал, что у Джорджа Пуна как раз белый «БМВ». Я пропустил эту машину вперед и вижу: как только она поравнялась с аджманской фабрикой, свернула к краю дороги, и водитель вышел.

Я припарковал свою машину на том самом месте, которое обычно занимал, когда мы приезжали сюда с Сьюзи, и включил кондиционер. Джордж Пун (я был уверен, что это он) наблюдал за тем, как над воротами цеха, который пустовал, когда я тут был в последний раз, навешивали табличку: «ЖЕМЧУЖНАЯ МАСТЕРСКАЯ».

Похоже, он еще и расширял свой бизнес.

Перед отлетом из Дубая в Лондон я пригласил Пола Саракикья пообедать. Он был почти все время прикован к гостинице, в которой жили члены его делегации, и перед отлетом я хотел в последний раз встретиться с ним. Мы отправились в ресторан «Интер-Континенталь», который при всей своей роскоши славился умеренными ценами. Обедать в ресторанах и кафе весьма популярно в Дубае, время за хорошей едой пролетает быстро. В этот ресторан съезжается публика со всего побережья залива.

Полу все это было в новинку. Разглядывая шикарные интерьеры, он качал головой, не веря своим глазам.

— Невероятно! И все это благодаря нефти! — засмеялся он.

Похоже, во взглядах Пола, что самая счастливая жизнь — на лоне дикой природы, вдали от всех соблазнов цивилизации, появилась трещина.

— Ты рад, что едешь домой?

— Жду не дождусь, — улыбнулся он, — но мы еще не едем. Начальство еще хочет остаться. Они настроены на то, чтобы добиться хоть какого-то сотрудничества с дубайскими властями.

Я с пессимизмом оценивал их шансы, но промолчал.

— Я огорчен тем, как они нас приняли, — признался Пол. — Власти мало чем помогли нам. Такое впечатление, что они не хотят прекращения торговли слоновой костью.

— Что ж, если предложение Танзании будет принято КИТЕС, у них не будет другого выхода. Они больше не смогут продавать браконьерскую кость. По крайней мере, странам — членам КИТЕС.

— Во-первых, Дейв, КИТЕС еще должна принять это предложение. Надо постараться довести до сведения общественности, что происходит здесь и в Гонконге. Если удастся решительно настроить общественное мнение, КИТЕС придется с ним считаться.

…Это был хороший дружеский обед. Мы не просто сдружились с Полом, но каждый из нас оценил вклад другого в дело спасения слонов.

Выйдя из-за стола, Пол положил мне руку на плечо.

— Приезжай в октябре ко мне на свадьбу, Дейв.

— Спасибо, Пол, — сказал я. — Я бы с удовольствием. Но вряд ли смогу. В любом случае, я в этом месяце буду в Швейцарии на конференции КИТЕС — воевать за принятие запрета на торговлю костью.

Пол сдержанно взглянул на меня.

— Точно. Как же я забыл об этом! — Он поразмышлял еще мгновение. — Что ж, перенесу свадьбу на ноябрь.

— Я глубоко польщен, — сказал я, тронутый такой заботой. — В этом случае я приеду обязательно.