ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Дело, конечно, было в том, что наступила весна, а Шебалу начала взрослеть. Она все еще играла мотком с колокольчиком, и Сили все еще — хотя бы по временам — вел себя так, словно был ее дедушкой. Однако она настолько выросла, что уже не могла забираться под кресла, откуда он не давал ей выбраться, делая вид, будто она мышь и удрала туда от него. И раза два они словно бы играли в мальчиков и девочек — вернейший признак ее взросления.

«Словно бы» — наиболее точное определение ситуации. Как Соломон и Шеба до них, они неизменно занимались этим в присутствии зрителей. Как, например, произошло, когда заглянувшие к нам соседи спросили про Шебалу и я сказала, что покличу ее.

— Ду-ду-ду-ду-у! — позвала я, чувствуя себя крайне глупо. Но выпевать рулады с «Шебалу» мне не по силам, а «Тиби-тиби» слишком уж похоже на «Сили», так что она превращалась в Дуду, когда ее требовалось позвать — вариация «лу», и она всегда отзывалась немедленно, как ретривер на свисток. И теперь вылетела из-за угла — голубой с белым мех, мельтешащие длинные ноги. Как обычно, с ней появился Сили.

— Они замечательные друзья, — сказала я.

И они тут же это подтвердили. Сили внезапно прыгнул сзади на спину Шебалу. Она, взвизгнув, но явно с восторгом припала на живот. Он, удерживая ее за загривок с властностью пещерного кота, испускал сквозь ее шерсть торжествующие вопли. И вот так, напоказ всему миру, они двинулась к нам по дорожке.

— Вы хотите получить от них котят? — спросили наши соседи и крайне удивились, когда я сказала, что это невозможно.

Но все-таки они пришли, когда их позвали, и пришли вместе. А потом настало утро, когда я вышла позвать их к завтраку и не увидела Шебалу.

— Ду-ду-ду-ду-у! — позвала я маняще, но отозвался только Сили. Он выскочил из-за угла, точно полицейская ищейка, тревожно поглядывая по сторонам. Он ее потерял. Она скрылась, едва он отвернулся, сказал он. Мы ее нашли?

Час спустя, когда у нас ноги подгибались от поисков, она внезапно выскочила из сосняка и помчалась вниз по склону, рассказывая нам, до чего же там было интересно. Да, конечно. Колоннады стволов, ковер из сосновых игл под ногами и такая тишина вокруг. И лисицы, сказали мы ей. Ночью мы слышали их брачную перекличку. Но она же была горожанкой. Так что могло ей быть известно про лисиц?

У меня полегчало на душе, когда я увидела, как она упражняется в лазанье по деревьям. Белкой взлетала по одному стволу в сосняке за коттеджем, потом вниз и вверх по соседнему, а за ней Сили в полном восторге. Правда, он срывался, не вскарабкавшись и на пять футов, но ясно было, что ее никто не изловит. Хотя Чарльз, которому она заменила Шебу, наотрез отказывался поверить в это.

Теперь, когда она открыла для себя лес, Шебалу с утра исчезала там, а Чарльз, едва хватившись ее, начинал волноваться.

— Позови ее, — говорил он. — Она же приходит только на твой голос.

И я послушно дудудукала, чувствуя себя абсолютной дурой.

Во-первых, тут же являлся Сили. То ли он тоже искал Шебалу и хотел быть на месте, когда она явится, то ли думал, что зову я его, поскольку он постоянно прибегал вместе с ней, когда я звала, так что теперь «ду-ду-ду-у» превратилось в сигнал и для него, причем отзывался он на этот крик гораздо охотнее, чем на «Сили».

Но главным было впечатление, которое зов этот производил на прохожих. Ведь «ду-ду-ду-у», хотя я сообразила это далеко не сразу, звучало как подражание охотничьему рожку. И пока я стояла на дороге и кричала, сначала вприпрыжку являлся крупный силпойнт и шумно меня приветствовал; однако (к удивлению зрителей) я не замолкала, и вниз по склону галопом сбегала мохнатая ослица и тоже приветствовала меня через ограду… и в конце концов, если они не уставали ждать, из сосняка стремительно выскакивал длинноногий котенок, невероятно скашивая глаза.

— Это надо же! — услышала я как-то раз. — В жизни такого не видывал.

Хорошо еще, что рядом не оказалось Эрна Биггса, он бы им еще много чего порассказал бы.

Но когда Шебалу прибегала на зов, я понимала, что оно того стоило. А тем временем произошло чрезвычайно интересное событие: Сили стал котом-следопытом.

Еще во времена Соломона и Шебы я порой задавалась вопросом, когда Соломон пропадал в очередной раз: сумела бы Шеба отыскать его для нас, если бы захотела. Было ли ей известно, когда он просто занялся чем-то позади оранжереи, а когда отправился в очередной долгий поход? Но если она и знала, то делать ничего не делала. Мы всегда находили его сами.

Однако Сили… Как-то раз, когда я звала Шебалу, он кубарем скатился с пастбища Аннабели, потерся о мои ноги, тревожно поглядывая на лесную тропу, свернул во двор, взобрался на крышу угольного сарая, подошел к самому краю… и указал! В этом не могло быть никаких сомнений — голова вытянута вперед, глаза сощурены, и он оглядывал склон, будто ретривер. Всматривался, прислушивался…

— Как бы не так! — сказала я. — Ему не расслышать шорохи котенка где-то в лесу.

Но он расслышал. Установив верное направление, слез с крыши и безмолвно побежал вверх по склону.

Скрылся в лесу, и нате вам! Через несколько секунд вышел оттуда в обществе своей подружки.

Повторялось это столько раз, что никак не могло быть просто совпадением. И вскоре я начала специально брать его с собой, чтобы отыскать ее. Спускала его на землю возле опушки. Он смотрел, слушал и рысцой устремлялся в лес. Как-то мне показалось, что он допустил промашку — он нырнул в кусты слева от меня, а она через несколько секунд появилась мне навстречу на тропе. Однако тут же показался Сили, следовавший за ней как овчарка. Через кусты он пробрался ей в тыл и выгнал на тропу. Но почему, собственно, кошки не могут быть хорошими следопытами? Или, если на то пошло, и ослицы? Аннабель часто сообщала нам, что кто-то из них прогуливается по ее пастбищу. Опустив голову, протянув уши в их сторону, она следила за ними из-под челки, благодушно оттопыривая нижнюю губу. То есть мы надеялись, что благодушно. Как-то вечером, когда я пошла отвести Аннабель в конюшню, кошки околачивались поблизости. Шел дождь, и, не зная, чем бы заняться, они увязались за нами и твердым шагом вступили в конюшню, где Аннабель уже принялась за кукурузу в своей кормушке. Она подняла морду, посмотрела на них и фыркнула. Не обращая на нее ни малейшего внимания, они поискали взглядом мышей и, быстро обозрев стены, заключили, что мыши конечно же прячутся в ее сене.

А сено лежало у ее задних ног, как предпочитала Аннабель. Чтобы, покончив с первым блюдом, повернуться и продолжать ужинать без паузы.

Они нюхали, кружили, эдакие два инспектора Мегрэ, в поисках улик… явно, чтобы допечь Аннабель — возможно, в радиусе мили не нашлось бы ни единой мыши. И допекли. Аннабель, не глядя, брыкнула сено. Сили, мрр-мррыкнув в знак протеста, вскарабкался на стену от греха подальше. Но где же Шебалу, ужаснулась я. Она бесследно исчезла.

И в самый последний момент, когда Аннабель уже шагнула туда, я заметила, что сено шевелится. Шебалу закопалась в него. Стала невидимкой, как она полагала, и возгордилась. Когда я извлекала ее на свет, Аннабель снова фыркнула. Жаль, жаль, сказала она, еще больше оттопырив нижнюю губу. Кое-каких молодых безобразниц следовало бы проучить. Она уже совсем собралась съесть ее…

И снова — покалечила бы она ее, или они все трое играли? На следующее утро опять лил дождь, и кошки опять отправились повидаться с Аннабель. Чарльз видел, как они протискивались под дверь ее конюшни. И еще Чарльз услышал, что Аннабель фыркает и топает, а потому кинулся их спасать, но тут они появились из-под двери. По утрам она не в духе, верно? — сказали они, беззаботно удаляясь.

Через несколько минут за ними уже гнался Неро, но и это, по-видимому, их не особенно взволновало. Они помчались вниз по склону от деревни, а мы и не заметили, что они отправились туда. Сили перемахнул через столб калитки. Шебалу, прижав уши и, видимо, наслаждаясь, промчалась мимо в лес и тут же очутилась на дереве… До того молниеносно, что мы только рты успели открыть, а посрамленный Неро убежал домой.

Шебалу была такой быстрой, что, решили мы, ей нравится, когда за ней гоняются, и она сама на это напрашивается. Дня через два она удирала от рыжего кота, причем явно он ей ни малейшего страха не внушал. Я полола клумбу, внезапно послышался топоток, и она выбежала на лужайку довольно умеренной рысью, откинув голову, весело подпрыгивая. А за ней — огненно-рыжий кот (таких огненных мне еще видеть не доводилось), и вот в нем ничего умеренного не было. Прямо-таки волк в погоне за Красной Шапочкой… Но тут он заметил меня и переменил направление. Рванул в сторону, как реактивный самолет, перенесся через стену и исчез вверх по дороге.

Шебалу очень расстроилась. Они же хотели поиграть, сказала она. А куда девался кот-охранник Сили, которого мы в последний раз видели с ней в огороде? Когда я направилась в кухню, он вышел из-за коттеджа и тихонько вошел со мной внутрь. Благоразумие явно было лучшей стороной доблести. Ужинать пора? — осведомился он.

После этого рыжий кот, естественно, совсем нас извел. Прогуливался по дороге, мурлыкал любовные романсы в плодовом саду, следил за коттеджем с холма. А Шебалу сидела на подоконнике и высматривала его. Почему, вопрошала она, ей нельзя выйти поиграть? А потому что он, хотя и не наградил бы ее котятами, мог так ее помять, что без абсцесса дело не обошлось бы — так один раз случилось с Шебой. И потому что мы не хотели, чтобы Сили ввязался в драку, как часто бывало с Соломоном. Так что на время мы поместили их под строгий надзор, причем все крайне осложнялось началом перестройки нашего коттеджа.

Планы были одобрены. Чарльз, к величайшему моему облегчению, отказался от мысли сделать все собственными руками. (Перед моим умственным взором маячила ванная комната на втором этаже, год за годом остающаяся без крыши. И тут нам улыбнулась удача: мы умудрились заполучить Генри, который как раз искал работу.

Генри, официально каменщик-субподрядчик, умел буквально все. Штукатурить, плотничать, клеить обои и… даже готовить, как мы узнали позднее. В армии он был поваром в чине сержанта и после войны подумывал стать кондитером, но жиры тогда выдавались по карточкам, и он решил, что надежнее будет вернуться к прежнему ремеслу.

Как бы то ни было, мы его заполучили — он как раз завершил работу у одного подрядчика и был свободен… Только, сказал он, заказывать материалы он не любит, и еще ему понадобится подручный.

Лучше и придумать было трудно! Мы были готовы заказывать материалы. Чарльз жаждал натянуть норвежский свитер и помогать, как только потребуется. Генри намеревался приступить к работе немедленно и приступил еще до конца недели.

Работал он с такой быстротой, что просто не верилось. Раз! И уже коттедж в лесах. Два! И черепица по краю снята. Три! Уже идет укладка блоков. Он приходил в восьмом часу утра и до шести вечера даже перерывов почти не делал. А я по телефону заказываю материалы, Чарльз изображает помощника строителей, Генри же из-за своеобразных порядков нашего дома лишился сна.

В этом заключалась главная беда Генри. Он жутко из-за всего тревожился. Привезут ли брусья и доски вовремя… не намочит ли дождь блоки… Точно так же, как в далеком прошлом он испугался трудностей с жирами и занялся строительным делом. А больше всего тревог ему доставляла Аннабель. К ослам у него привычки нет, объяснил он.

Аннабель, учуяв это, терроризировала его как могла. Ее пастбище уходит вверх по склону сразу за коттеджем. Она всегда заглядывала в окна кухни, когда у нее возникало такое желание. А теперь, выбрав место на склоне вровень с крышей прежней ванной всего в нескольких шагах от трудящегося Генри, Аннабель следила за ним из-под челки. Невозмутимо. Неподвижно. Часами.

Ну прямо десятник, сказал он. У него иной раз мурашки по коже бегают. А потом она хоть с места не сходила — он поклясться готов, разрази его Бог! — а лестницу приставную опрокинула! Аннабель сочла это замечательной шуткой. Насмешливо скаля зубы, а губы втянув так, что они смахивали на пару кастаньет, она явно хохотала над ним, пока он поднимал лестницу и снова ее устанавливал. А когда он вечером уходил и поле брани оставалось за ней, она подходила к лесам и сталкивала все, что-было приготовлено к утру.

Тогда он начал привязывать все к лесам. Но тут ночью полил дождь — единственный раз за все время, пока шло строительство. Мы бы его не услышали, но только стеклянная крыша оранжереи была теперь накрыта листами железа — чтобы ему не провалиться сквозь нее, если он сорвется, объяснил Генри, все предусмотрев.

Мы проснулись, потому что дождь барабанил по железу, точно в рассказе Сомерсета Моэма. А потом…

— Стропила! — закричал Чарльз, молниеносно слетая с кровати.

Стропила для крыши доставили утром, и теперь они лежали под дождем, ничем не укрытые, посреди лужайки. Чарльз, тоже не такой уж оптимист, сразу представил себе, как от сырости они неминуемо покоробятся. Делать нечего, мы поднялись. Включили фонари снаружи. И выскочили на лужайку в плащах поверх пижам, и принялись укрывать стропила брезентом и пленкой в два часа ночи, а ветер хлестал нас дождевыми струями по голым лодыжкам.

Генри, прибыв в семь, начал с того, что всю ночь глаз сомкнуть не мог, все беспокоился, что тут у нас натворит дождь. А, все в порядке, сказала я. Стропила и доски мы укрыли. Дождь так гремел по железным листам, что разбудил нас. Стропила? Да нет, сказал Генри, он не за них тревожился. От одного дождя им никакого вреда не будет. А вот окно для новой ванной! Он его установил на место и подпер. А ночью вспомнил, что подпорки-то он не привязал. Вот и лежал, воображая, как ослица их все выбьет, а ветер опрокинет окно на крышу, и оно ее пробьет.

Генри, вероятно, был телепатом. Аннабель подпорки не вышибла, и окно сквозь крышу не провалилось. Но на следующий же день Генри попросил Чарльза помочь ему уложить перемычку в ванной, а Чарльз вместо этого опрокинул стену, и она пробила крышу.

Тут мне следует объяснить, что старая покатая крыша на задней стороне коттеджа пока еще оставалась на своем месте — Генри снял только внешний ряд по трем ее сторонам, чтобы сначала закончить надстройку, а когда новая крыша будет установлена, только тогда убрать старую крышу.

Поэтому уровень окна новой ванной находился над старой крышей, как обнаружил Чарльз, когда вскарабкался на леса, держа конец тяжелой бетонной перемычки, а леса, сказал он, прогнулись под ним, точно древко лука. Но худшее было впереди. Чтобы поднять перемычку над окном ванной, Генри уложил на прогибающемся настиле лесов два бетонных блока, а на них тоже прогибающуюся доску.

Генри с его богатым опытом вспорхнул на нее, точно балерина. Чарльз, для которого это было внове, взбирался, как неуклюжий слон. И зашатался. Мужественно удерживая свой конец перемычки, он для равновесия растопырил локти. И одним чуть-чуть коснулся стены. Откуда ему было знать, что она обрушится?

Выяснилось, что цемент еще не схватился. Генри не счел нужным его предупредить. Сколько лет он уже стены строит, сказал Генри, и никто еще ни разу такого не устраивал.

Но ведь Чарльз-то не строитель, сказала я, пытаясь пролить масло на бушующие воды. Генри, поглядывая на пустое место там, где была его стена, сказал, что этого я могла бы ему и не говорить.