Блям-блям… Блям-блям… Это на кухне из неисправного крана капает вода.

В нашей маленькой квартире тихо и темно. Все спят. Уснул на перекладине в углу ворчун Флинт — большой серый попугай. Дремлет с открытыми глазами в своем стеклянном доме старая мудрая жаба Ага. Заснули в аквариуме большеголовые и глазастые рыбы. Не спим только мы с Полканом, да на кухне из крана капает вода: блям-блям… Блям-блям…

В соседней комнате тихо тикают часы. Скоро они пробьют полночь, и наступит Новый год.

Опять мы с Полканом вдвоем. Мама с папой только что ушли встречать Новый год, а я, как всегда, болею. Правда, уже почти выздоровел, но сейчас страшный мороз, поэтому на улицу мне выходить нельзя. А чтобы покинутому ребенку одному не было страшно, ко мне привели Полкана. Он мой самый большой друг и самый главный товарищ. Пес живет во дворе в большой будке, но домой приходит по утрам, чтобы поесть, или навещает меня, когда я болею. А я очень часто болею: то ангина, то корь, то свинка, то дифтерия, а потом опять бесчисленные ангины, но иногда для разнообразия возникает скарлатина.

Когда я заболеваю заразными болезнями, мои товарищи не могут к нам приходить, и, чтобы я не скучал, дедушка накупил мне всякого зверья. Жаба Ага забралась в трюм российского судна, когда оно грузилось в Панаме. Она спряталась между мешками с бананами и все время, пока судно было в пути, проспала в своем убежище. Безбилетную пассажирку обнаружили только в Ленинграде, когда на берег выгрузили весь груз. Матросы отдали жабу моему деду, он работает в порту, а он подарил ее мне.

Одноглазый пират Флинт приплыл к нам из Африки. На самом деле оба глаза у него целы. Просто злой корабельный кот цапнул его лапой за правую щеку. Рана быстро зажила, но теперь на этом месте растут только черные перья. Издали кажется, что у попугая вместо глаза черная повязка.

Рыб тоже привезли из жарких стран. Это акары, или акарушки, как ласково называет их моя мама. Когда дедушка принес их, они были совсем маленькими, но теперь выросли, и для них даже пришлось завести новый аквариум. Только подросли они как-то странно. Одна из них стала большой-большой, вторая — чуть поменьше, а третья так и осталась коротышкой. Можно подумать, что в аквариуме живет целая семья: две взрослые рыбины и их ребенок. Мы так и зовем их: Папа, Мама и Машенька.

Акары — странные рыбы. Они шарообразные и плоские, как блин, и кажется, что состоят из одной головы, такая она у них большая. А на голове — огромные круглые и очень добрые глаза. Когда я сажусь делать уроки, рыбки подплывают поближе к прозрачной стенке своего дома и через плечо заглядывают в мою тетрадку, боясь, что я наделаю ошибок.

Ну, а Полкан — это не просто друг. Он мне и нянька, и воспитатель, и помощник, и телохранитель. Наш Полкан — огромный сенбернар. Я называю его Полк, потому что он такой отважный и сильный, что вполне может заменить целый полк солдат. Пес не позволяет мне драться с мальчишками, не дает обижать девчонок. Он водит меня в школу и несет мой портфель, да еще успевает следить за тем, чтобы в неположенном месте я не смел сходить с тротуара.

Полк всего на год старше меня, но мама уверяет, что он в десять раз умнее. А кто из нас главнее, я и сам не пойму. Пока мы играем во дворе, он слушается меня беспрекословно. Пес лазает с нами по крышам дровяных сарайчиков, разрешает запрягать себя в санки, катает на спине малышей, бегает по моей просьбе домой за мячиком или другими игрушками, но всякие мальчишеские конфликты пресекает мгновенно и безоговорочно и не позволяет нам убегать со двора на улицу. Спорить с ним бесполезно, ведь мне с такой громадиной не справиться. Он сильнее моего папы и очень хорошо знает свои обязанности.

Вот и сегодня, уходя на встречу Нового года, мама свои распоряжения адресовала не столько мне, сколько Полкану. Мне она велела спать, а ему запретила затевать со мною какие-либо игры. Но спать мне не хотелось, вдобавок где-то в другой комнате спрятана новая книга, которую днем подарил мне дедушка. Я с удовольствием бы ее почитал и сейчас обдумывал, как мне договориться с моим строгим воспитателем. Полк, конечно, умница, но я сумею его перехитрить, только нужно немножко подождать. Папа еще может вернуться, чтобы проверить, что мы тут делаем, ведь они ушли недалеко. И свет в моей комнате, пожалуй, зажигать не стоит. Даже вернувшись позже, папа может с улицы посмотреть на наши окна.

Блям-блям… Блям-блям… — капает на кухне вода. Из приоткрытой двери в соседнюю комнату проникает полоска света. Чтобы мне не было страшно, там оставили включенным торшер. А чего можно испугаться, когда рядом с тобой Полк?

Блям-блям… Блям-блям… — падают капли. Время тянется нестерпимо медленно, но нужно хорошенько усыпить бдительность пса. Он лежит на прикроватном коврике, положив огромную тяжелую голову на вытянутые лапы, и млеет от счастья: ему разрешили провести вечер вместе с его повелителем.

В комнатах очень тепло, и моего сторожа клонит ко сну. Наконец его глаза закрываются. Пора! Я соскальзываю с кровати и, прежде чем Полк успевает сообразить, что произошло, прижимаюсь к нему всем телом, а пальцы погружаю в его густую шерсть. Я начинаю почесывать ему уши, шею, загривок. Псу приятна ласка, но он взволнован и не может решить, имеет ли он право ее принять или должен вернуть в постель маленького шалуна. Кажется, про постель хозяйка ничего не говорила. Она лишь запретила сыну бегать по комнате. Но ведь он не бегает? Значит, все в порядке, и Полка вновь одолевает дремота.

Блям-блям, блям-блям… — доносится из кухни, и больше ни один звук не нарушает тишину нашего дома. Полк спит. Самое время перебраться в другую комнату. Я вскакиваю и стремглав бегу к двери. Пес ошеломлен таким коварством. Он неуклюже вскакивает, со страшным грохотом валит оказавшийся на его пути стул и в два прыжка настигает беглеца. Но поздно, я уже на коврике под торшером. Мои руки обхватывают шею друга, я прижимаюсь к нему и начинаю дрожать, притворяясь, что мне холодно. Полк потрясен: «Какой ужас, маленький повелитель замерз! Его немедленно нужно согреть». Он валит меня на коврик и ложится сверху, как одеялом, накрывая своей длинной и теплой шерстью.

От грохота просыпается Флинт. В распахнутую настежь дверь видно, как он спросонья недоуменно вертит головой, таращит глаза и начинает ругаться:

— Флинт дурак! Дурак Флинт! Дурак!

— Дурачок! Безусловно, дурачок! — подтверждаю я.

— Каррамба! — откликается попугай. — Свистать всех наверх!

Он поспешно, работая клювом как третьей ногой, слезает со своей перекладины и, мелко-мелко семеня лапками по полу, бежит к нам. Флинт столько лет живет среди людей в их тесных квартирах, что давно разучился летать. Он боится, что хозяин с Полком убегут, бросят его здесь одного, и Флинт, добравшись до нас, торопливо забирается псу на спину, находит на его шее широкий ошейник и, усевшись на нем, улыбается мне. У него отличное настроение, он радуется, что теперь все вместе.

— Ха-ха-ха! — хохочет на всю квартиру обрадованная птица и машет крыльями. — Ха-ха-ха! Доброе утро! Ням-ням! Кофе! Кофе! Ням-ням!

— Дурачок! Спать пора! — урезониваю я разбушевавшегося пирата, — Никаких ням-ням! Никакого кофе! Спи!

Флинт пытается протестовать и что-то втолковывает мне насчет ням-ням, но поспешно успокаивается, видимо решив, что, раз поесть не дают, можно еще немножко поспать.

Наконец все успокоились. Теперь можно оглядеться и попробовать отгадать, куда мама могла спрятать новую книжку. Да вот же она, совсем рядом, лежит тут же на диване, и до нее нетрудно дотянуться рукой. Мама так уверена в добросовестности Полкана, что даже не стала ее прятать. Это «Рассказы о животных» Э. Сетон-Томпсона. Я беру книгу, стараюсь поудобнее устроиться в объятиях Полка и начинаю читать. Первый рассказ — о лисенке Домино. Я читаю вслух, громко, ведь у меня много слушателей: рядом Полк и Флинт, а в другой комнате Ага и добрые акары — Папа, Мама и Машенька. Они тоже хотят знать, как живут лисички.

Первый рассказ большой. До конца мне его сегодня не прочесть, ведь я еще плоховато читаю. Я устал, и у меня слипаются глаза. Но какой забавный лисенок!

— Флинт, — спрашиваю я, — как ты думаешь, что случится с этим проказником Домино? Как он будет жить, уйдя из родного дома?

Попугай просыпается, вытаскивает голову из-под крыла и молча оглядывается по сторонам. Видимо, забыл, как оказался на полу.

— Спать пора! — заявляет он наконец и зевает, широко разевая клюв.

Хорошо бы подружиться с таким умным лисенком, думаю я. Можно было бы сделать ему «нору» в большой картонной коробке. Я научил бы его стоять на задних лапках и ловить этих противных мышей. Я умею обучать любых зверюшек, и они меня слушаются. Когда я говорю Аге: «Изыди» — и кладу на стеклянную стенку ее дома ладошку с широко растопыренными пальцами, она торопливо улепетывает в норку под камень, в свой «кабинет задумчивости». А рыбы! Как они красиво вальсируют в аквариуме, когда я велю им танцевать.

Завтра у нас будет много гостей. Придут дедушка, бабушка, мои дяди и тети, и Флинт каждому вручит поздравления с Новым годом с пожеланиями успехов и счастья. Каждому свое! Он не перепутает. Целый месяц я учил его доставать из коробочки нужные записочки: дедушке, бабушке и всем, всем остальным, ведь я настоящий дрессировщик, а когда вырасту, буду со своими зверями выступать в цирке и на Новый год обязательно организую для детей хоровод зверей вокруг елки.

Может быть, попробовать сейчас? Елку папа украсил еще днем.

— Финти-библи, библи-тибли, клинти-клать, всем плясать!

И сейчас же все в комнате задвигалось, завертелось, затанцевало. Закружилось в вальсе большое чучело медведя, стоявшее в углу с подносом в лапах. Обеденный стол пошел плясать вприсядку, а стулья устроили вокруг него веселый хоровод. Даже семь мраморных слоников, которые были на буфете, и те стали играть в чехарду.

Шум разбудил моего сторожа. Полкан проснулся. Он тоже развеселился, улыбнулся мне и скомандовал:

— Держись крепче!

Я обнимаю его за шею, и мы летим под потолок и кружимся там в быстром вальсе. Вдруг — бам! Полк налетел на большие стенные часы, и они со звоном упали на пол. Из них выскочил маятник и начал прыгать по комнате, как зайчонок, а меня стремительно понесло куда-то вверх…

Я проснулся и открыл глаза. Часы на месте и маятник тоже. Стол где стоял, там и стоит! И стулья, и медведь! А папа поднял меня с пола и, улыбаясь, понес на кровать. Сквозь сон я улыбаюсь ему в ответ. Мне хорошо в его сильных руках. Никто на меня не сердится и завтра не будет ругать. И Полкану тоже не попадет. Мне хорошо, и я снова засыпаю.

С тех пор прошло много лет, но где бы я ни был, чем бы ни занимался, вокруг меня всегда было много зверья. Это и маленький зоопарк в моем доме, и огромный Ленинградский зоопарк, где в замечательном КЮЗе — кружке юных зоологов — прошли мои самые лучшие детские годы и куда я регулярно наведываюсь до сих пор. А потом виварий в Институте эволюционной физиологии и биохимии имени И. М. Сеченова, где частенько содержались такие существа, каких не встретишь ни в одном самом лучшем зоопарке; регулярное появление самых необычных животных в стенах моей лаборатории; работа в дельфинариумах и аквариумах Севастопольского института южных морей, Азово-Черноморском институте рыболовства и океанографии, в Дальних Зеленцах Мурманского морского биологического института, на Карадагской и Беломорской биостанциях; на орнитологической биостанции на Куршской косе, в различных заповедниках, участие в экспедициях, исследуя нетронутые уголки природы, или просто во время странствий с ружьем и собакой по необъятным просторам нашей родины. Даже во время жестоких сражений Отечественной войны соседство четвероногих и пернатых обитателей скрашивало мою жизнь, помогало выполнять свой воинский долг, а иногда и выжить.

Несметное количество зверья прошло через мои руки. Некоторые из них стали моими друзьями. Такая дружба незабываема. Подружиться можно с любым существом, но самыми закадычными и самоотверженными бывают чаще всего собаки, лошади, попугаи и, пожалуй, дельфины. Эта книга расскажет о тех животных, с которыми мне удалось подружиться или только познакомиться, и о тех, встретиться с которыми еще не довелось.