Обыкновенная цикада откладывает яйца на маленькие сухие веточки. Я нахожу ее яички в веточках шелковицы, персика, вишни, ивы, японской бирючины и других деревьев. Но это редкие случаи. Она предпочитает тоненькие стебли, начиная от толщины соломинки и кончая толщиной карандаша, с тонким деревянистым слоем и обильной мякотью внутри. Вид растения безразличен, и если бы я вздумал перечислять все растения, на которые эта цикада откладывает свои яйца, то мне пришлось бы дать перечень всех полудеревянистых растений моей местности.

Веточка с яйцами никогда не лежит на земле, она всегда более или менее вертикальна. Как общее правило, цикада откладывает яйца на мертвое, совершенно высохшее растение. Она делает ряд надрезов на веточке или стебельке. Это словно царапины, нанесенные булавкой, но по-особенному: булавку воткнули наискосок, сверху вниз, разорвали при этом деревянистые волокна, и они торчат теперь наружу. Кто увидит эти разрезы впервые, может принять их за какие-нибудь паразитные грибки.

Число надрезов на стебле различно. Их бывает мало, если потревоженная самка прервала кладку и отправилась заканчивать ее в другом месте. Их бывает тридцать–сорок, если все яйца были отложены в одну ветку. Каждый из надрезов — вход в косой прорез, обычно уже лежащий в мягкой части стебля или ветки. Он ничем не прикрыт, кроме деревянистых волокон. В прорезе находится несколько яиц, в среднем — до десятка. Всего цикада делает тридцать–сорок прорезов, то есть откладывает триста–четыреста яиц.

Начиная с 15 июля я нахожу сколько угодно цикад, усевшихся на златоцветник и откладывающих яйца. Они так погружены в свою работу, что я рассматриваю их совсем близко, даже в лупу. Яйцеклад длиной около сантиметра весь косо уходит в стебель. Он столь совершенен, что сверление не требует, по-видимому, больших усилий. Я вижу лишь, что цикада немного вздрагивает, выпрямляет и сокращает конец брюшка, и это — все. Два напилка действуют поочередно, и сверло мягко, почти незаметно погружается в древесину. От начала погружения яйцеклада до заполнения прореза яйцами проходит около десяти минут. Затем цикада осторожно вытягивает яйцеклад из стебля. Проделанная в древесине дырочка смыкается сама собой: деревянистые волокна сближаются.

Теперь цикада переползает немного выше и начинает делать прорез для новой порции яиц. По мере того как проходят часы, цикада передвигается по стеблю не только вверх, но и в сторону. Она держится во время откладывания яиц так, что солнце все время светит ей прямо в спину. По мере того как изменяется направление солнечных лучей, передвигается и цикада.

Яйцо цикады обыкновенной белое и блестящее, около двух с половиной миллиметров длиной, с полмиллиметра шириной. В сентябре его цвет изменяется: оно желтеет. В первых числах октября на яичке можно разглядеть впереди две темные точки — это просвечивают глаза уже сформировавшейся личинки. Около того же времени я нахожу признаки уже совершившегося вылупления личинок. Эти признаки: обрывки оболочки, оставленные у входа в прорез с яйцами. Я вижу их на златоцветнике, и у себя на огороде, и на соседних холмах.

Однако, несмотря на частые осмотры, мне не удается застать личинок во время их вылупления из яйца. Не менее плачевны были мои попытки добиться этого дома. Два лета я набирал сотни веточек и стебельков с яичками цикады, но выхода личинок так и не увидел. Реомюр в свое время испытал такое же разочарование. Он рассказывает, как неудачны были его попытки вывести цикад из яиц, присланных ему друзьями. Он даже носил их в стеклянной трубочке под мышкой, чтобы яйцам было теплее. Не помог и этот прием.

Когда после холодной ночи наступало солнечное утро, я находил следы вылуплений, но всегда запаздывал: личинок уже не было. Самое большее, что мне удавалось увидеть, — это какую-нибудь личинку, бьющуюся на паутинной нити на стебле. Я считал ее тогда просто запутавшейся в паутине.

Наконец 27 октября, отчаявшись в успехе, я набрал на своем огороде пучок сухих стеблей златоцветника и принес их в кабинет. Утро было холодное, в первый раз за эту осень затопили камин. Я положил стебли на стул перед камином и принялся расщеплять и рассматривать их. И что же? В тот момент, когда я направляю лупу на расколотый стебель, перед моими глазами совершается то, что я отчаялся когда-либо увидеть. Молодые личинки дюжинами выползают наружу. Яйца были до того зрелы, что яркое пламя камина подействовало на них, как солнечный луч. Это был редкостный сюрприз.

Теперь, воспользовавшись удачей, я могу описать, как это происходит. В отверстии прореза, между разорванными волокнами древесины, показывается маленькое тельце с двумя большими черными глазами. Именно так выглядит передняя часть яичка. Можно подумать, что яичко переместилось из глубины прореза к выходу. Яичко ходит, передвигается по узкому каналу? Невозможно! Что-то вводит меня в заблуждение. Я расщепляю стебель, и загадка разъясняется. Яички остались на своих местах, но они пусты. Странное существо вышло из яйца, оставив в прорезе только тонкую пленку — прозрачную оболочку яйца.

Это существо напоминает маленькую рыбку своей внешностью, формой головы, большими черными глазами. У него есть нечто вроде плавника на брюшке, и это еще больше увеличивает сходство с рыбкой. Плавник — передние ножки, помещенные в общем чехле и направленные назад. То приближаясь к телу, то отодвигаясь от него, этот рычаг-плавник служит личинке точкой опоры. Отталкиваясь при его помощи, личинка кое-как добирается до выхода из прореза. Остальные ноги неподвижны, и все вместе заключены в общую оболочку.

Как назвать это существо, зародыш цикады? Я не стану придумывать для него мудреное название: такие имена только засоряют науку. Пусть это будет просто первичная личинка. Такое же название я дал и первой личинке майки.

Форма тела первой личинки цикады очень удобна для выхода из узкого прореза наружу. В прорезе найдется место только для одного выходящего. Яички расположены в ряд и отчасти налегают друг на друга. Личинка должна пробраться наружу в этой тесноте. Длинные усики и ноги были бы большой помехой при таком протискивании сквозь узкую щелку. Но стоит личинке добраться до выхода, как тут же, на пороге, ее выходное платье разрывается. Она сбрасывает с себя тонкую кожицу, повисающую сзади нее словно паутинка. Конец брюшка остается связанным с ней и личинка, прежде чем спуститься на землю, висит на этой паутинке и греется на солнце.

Личинка крохотная, сначала белая, потом янтарно-желтая. У нее длинные усики и ноги, а на передних лапках крепкие коготки. Я не знаю более странного зрелища, чем такая крошка, повисшая на нити и готовящаяся войти в жизнь. Висят личинки разное время: некоторые всего полчаса, а некоторые и до завтрашнего дня.

Рано или поздно, а личинка падает на землю. Когда весь выводок выбрался наружу, то из отверстия прореза торчит пучок тонких и коротких, измятых нитей. Их унесет первый же ветерок.

От моих глаз ускользнули первые дни подземной жизни личинки. Я долго и безуспешно старался проследить это, поселяя молоденьких личинок в садках. Все они погибали, не пережив и первой зимы и не тронув окружавших их корешков. Впрочем, и жизнь взрослых личинок известна не лучше. Во время полевых работ они часто попадают под лопату землекопа. Но ведь это совсем не то, что застать личинку сосущей из корней соки, подсмотреть ее поведение именно в это время.

Лопата землекопа не познакомит нас с образом жизни личинки и с ее повадками. Сведения о продолжительности жизни личинки при помощи лопаты получить можно. Несколько крестьян, занятых в марте глубокой перекопкой земли, собрали для меня всех замеченных ими личинок, больших и маленьких: несколько сотен. Различия в их размерах были такими резкими, что я смог разделить личинок на три группы: маленькие, средние и нимфы. Каждая группа — различные возрасты. Прибавим сюда личинок последнего вылупления, появившихся осенью, полгода назад: этих крошек мои помощники не заметили. Получаются четыре группы. Четыре года — вот вероятная продолжительность жизни личинки нашей цикады.

Выяснить продолжительность жизни взрослой цикады легче. Я слышу первые песни цикад около времени летнего солнцестояния. Через месяц их пение достигает полной силы. Запоздавшие поют еще и в октябре. Осенние певцы, конечно, моложе летних: выход нимф из земли происходит не одновременно. Взяв среднее, получим тридцать–тридцать пять дней.

Несколько лет, проведенных в почве, во мраке и в тесноте, и всего один месяц жизни на солнце. Не станем же сердиться на цикаду за ее громкое и надоедливое пение. Ведь четыре года она носила жалкий кожаный кафтан, четыре года рыла землю крючьями своих ног. И вот вчерашний грязный землекоп одет в изящное платье, украшен крыльями, купается в солнечных лучах. Их так немного — дней этой радостной жизни. И никогда цимбалы цикады не будут достаточно звучны, чтобы прославить голубое небо и яркие солнечные лучи.

Пой громче, цикада!