Птицы, звери и родственники

Зима в тот год была суровой, и, даже когда подошло время весне, крокусам — так трогательно и неколебимо верившим во времена года — пришлось с трудом пробиваться сквозь корку снега. Серое и низкое небо готово было в любую минуту обрушить новый поток снега, а вокруг домов завывал резкий ветер. Одним словом, погода не была идеальной для сбора семьи, особенно такой, как наша.

Мне было жаль, что, когда впервые после войны они встретились в Англии, их встреча скорее напоминала бурю. Она не выявила лучшие их черты, а сделала всех более раздражительными, чем обычно, и более чувствительными к обидам. Менее всего они могли прислушиваться к чьей-либо точке зрения, кроме своей собственной.

Словно стая сердитых львов, они сидели вокруг огня, такого обширного и яркого, что он мог в любую минуту перекинуться на каминную доску. Моя сестра Марго поддерживала огонь простым способом, втаскивая один конец принесенного из сада деревца в огонь, тогда как остаток ствола оставался снаружи. Мама вязала, по ее слегка рассеянному взгляду и мерному движению губ можно было подумать, что она молится, но на самом деле ее занимало меню к завтрашнему ленчу. Брат Лесли зарылся в учебник по баллистике, а старший брат Лоренс, одетый в свитер, какие обычно носят рыбаки (довольно великоватый для него), стоял у окна и непрерывно чихал и сморкался в большой красный платок.

— Вот уж ужасная страна, — сказал он, поворачиваясь к нам так воинственно, словно все мы были повинны в непрерывной дурной погоде. — Стоит только вступить на берег у Дувра, и вас встретит прямо-таки заграда гриппозных микробов… понимаете ли вы, что это моя первая простуда в этом году? Просто потому, что у меня хватило разума подальше держаться от Острова Пуддингов. Все, кого я встретил до сих пор, были простужены. Такое впечатление, будто все население Британских островов целый год совершенно ничего не делает, а только топчется хороводом один за другим и с упоением чихает друг другу в лицо… своего рода инфекционная карусель. И как можно спастись от этого?

— Только потому что ты подхватил простуду, ты злишься так, будто всему миру пришел конец, — сказала Марго. — Не понимаю, почему мужчины всегда так волнуются из-за пустяков.

Ларри уничтожающе посмотрел на нее слезящимися глазами.

— Беда ваша в том, что вам нравится быть мучениками. Ни один человек без мазохистских наклонностей не остался бы в этом… этом вирусном раю. Вы все инертны, вы любите барахтаться в этом море инфекций. Простительно тем, кто никогда не видел ничего иного, но вы-то все вкусили солнце Греции, вам бы не мешало знать, что это такое.

— Да, милый, — сказала мама, желая его утешить, — но ведь ты приехал в самое плохое время. Ты же знаешь, здесь бывает очень славно. Весной, например.

Ларри метнул на нее злой взгляд.

— Мне бы не хотелось вытряхивать тебя из транса Рип-Ван-Винкля, — сказал он, — но ведь это и есть весна… а ты только посмотри на нее! Нужна команда здоровяков, чтобы спуститься вниз и отправить письмо.

— Полдюйма снега, — фыркнула Марго. — Ты явно преувеличиваешь.

— Я согласен с Ларри, — сказал Лесли, выглянув из-под своего учебника. — На улице чертовски холодно. Прямо ничего не хочется делать. Нельзя даже прилично пострелять.

— Совершенно верно, — сказал, торжествуя, Ларри, — тогда как в такой разумной стране, как Греция, можно завтракать во дворе, а потом спуститься к морю для утреннего купания. Здесь же зубы у меня ходят таким ходуном, что я с трудом вталкиваю в себя завтрак.

— Я бы очень хотел, чтобы ты не заводил волынку с Грецией, — сердито сказал Лесли. — Это напоминает мне об ужасной книге, которую написал Джерри. Понадобилось несколько лет, чтобы забыть все это.

— Несколько лет, — язвительно произнес Ларри, — а что он сделал со мной? Вы себе представить не можете, какой вред нанесла эта карикатура в духе Диккенса моему писательскому облику!

— Между прочим, он написал обо мне так, будто я ни о чем другом никогда не думал, кроме ружей и лодок.

— Но ты действительно ни о чем больше не думал, кроме ружей и лодок.

— Больше всех пострадала я, — заявила Марго. — Он только и говорил о моих прыщах.

— Я думаю, — сказала мама, — это было вполне точное изображение всех вас, но меня он выставил настоящей дурочкой.

— Я не возражаю, — заявил Ларри, — чтобы на меня писали памфлеты хорошей прозой, но быть высмеянным дурным английским языком просто невыносимо.

— Одно название чего стоит, — сказала Марго, — «Моя семья и другие звери». Мне надоело отвечать людям: «каким же из зверей изображена ты?»

— По-моему, заглавие довольно забавное, — сказала мама. — Только почему он не изобразил самые интересные события?

— В самом деле, — поддержал ее Лесли.

— Какие интересные события ты имеешь в виду? — с подозрением спросил Ларри.

— Например, твое плавание на яхте Макса вокруг острова. Это было чертовски забавно.

— Если бы эта история появилась в печати, я бы подал на него в суд.

— Не понимаю почему, — сказала Марго, — это было очень забавно.

— А что ты скажешь о спиритизме? — язвительно спросил Ларри. — Что, если бы он написал об этом, тебе бы это очень понравилось?

— Нет, нет! Он не посмел бы написать об этом! — со страхом сказала Марго.

— Ну вот, получай, — торжествовал Ларри. — А что вы скажете о судебном деле Лесли?

— Не понимаю, зачем меня впутывать в это дело, — воинственно заявил Лесли.

— Ведь это ты возмущался, что он не включил в книгу самые забавные случаи.

— По правде говоря, я уж забыла все эти истории, — сказала мама, посмеиваясь. — Но думаю, они были забавнее тех, что описал ты, Джерри.

— Рад это слышать, — сказал я задумчиво.

— Почему? — спросил Ларри, глядя на меня с подозрением.

— Потому что я решил написать еще одну книгу о Корфу и использовать все эти истории, — объяснил я с самым невинным видом.

Все сразу зашумели и заволновались.

— Я запрещаю это, — закричал Ларри, громко чихая, — категорически запрещаю!

— Ты не можешь писать о моем спиритизме, — вскрикнула Марго. — Мама, скажи ему, чтобы он не писал об этом.

— И о моем судебном деле, — закричал Лесли. — Я не потерплю этого.

— И если ты заикнешься о яхтах… — начал Ларри.

— Ларри, дорогой, говори потише, — попросила мама.

— Ну тогда запрети ему писать продолжение, — кричал Ларри.

— Не говори глупостей, дорогой, я не могу запретить ему, — сказала мама.

— Ты хочешь, чтобы все повторилось сначала? — спросил Ларри хриплым голосом. — Опять посыплются письма из банка: не будете ли вы так любезны снять ваш вклад, опять лавочники будут смотреть на вас с подозрением, опять у дверей появятся анонимные бандероли со смирительными рубашками, и все родственники отвернутся от вас. Ты считаешься главой семьи, так запрети ему писать об этом!

— Ты все преувеличиваешь, Ларри, дорогой, — сказала мама. — А кроме того, я никак не могу запретить ему, если он хочет написать об этом. Не думаю, что это причинит какой-нибудь вред. Все это отличные истории, и я не вижу, почему бы ему не написать продолжение.

Все семейство разом поднялось со своих мест, и все принялись громко растолковывать ей, почему нельзя писать продолжение. Я ждал, пока уляжется шум.

— Помимо этих историй есть еще немало других, — сказал я, припоминая.

— Каких же, милый? — с интересом спросила мама. Все семейство, с покрасневшими лицами, рассвирепевшее, рассерженное, уставилось на меня в выжидательном молчании.

— Ну, — сказал я в раздумье, — мне бы хотелось описать твой роман с капитаном Кричем, мама.

— Что? — возмутилась мама. — Ты, конечно, не напишешь ничего подобного… Вот еще, роман с этим противным стариком. Не позволю, чтобы ты писал об этом.

— Ну, а по-моему, это самая лучшая история из всех, — елейным голосом произнес Ларри, — трепетная страсть романтической истории, ласковое, старинное очарование героя… манера, с которой ты обращалась со старым приятелем…

— Да успокойся же, Ларри, — сердито сказала мама, — ты раздражаешь меня такими вот разговорами. Не думаю, Джерри, что ты затеял доброе дело, написав эту книгу.

— Я тоже не думаю, — сказал Ларри. — Если ты опубликуешь ее, мы все подадим на тебя в суд.

Перед лицом такой спаянной, единой семьи, рассвирепевшей в своей решимости помешать мне любой ценой, у меня оставался единственный выход. Я сел и написал эту книгу.