Глава седьмая,
В КОТОРОЙ Я СТАЛКИВАЮСЬ С ПРОБЛЕМАМИ ВОЛОСАТЫХ ЛЯГУШЕК, ЧЕРЕПАХ И ДРУГИХ ЗВЕРЕЙ
Отлов диких животных – обычно, хотя и не всегда, – самая простая часть экспедиции. Заполучив необходимые экземпляры, нужно позаботиться, чтобы они были живы-здоровы, а это, как правило, нелегко. Животные по-разному реагируют на неволю, и порой даже представители одного и того же вида ведут себя совершенно по-разному.
Однажды я купил у охотника двух детенышей мандрила. Мандрилы – это крупные павианы с зеленоватой шерстью и красными ягодицами; их можно увидеть во многих зоопарках. Оба детеныша неплохо прижились у меня, и скоро я заметил, что по привычкам они сильно отличаются друг от друга. Например, когда им давали бананы, один тщательно очищал плод и съедал сердцевину, выбрасывая шкурку, а другой, столь же тщательно очистив банан, съедал как раз шкурку, а сердцевину выбрасывал.
Одной из важнейших статей обезьяньего рациона являлось молоко, которое я выдавал им каждый вечер. В большой жестянке из-под керосина я разводил горячей водой порошковое молоко, распускал в нем несколько таблеток, содержащих кальций, добавлял несколько ложек солода и рыбьего жира – и питье готово; по цвету оно напоминало слабый кофе. Большинство детенышей выпивали его залпом и буквально сходили с ума, видя, как в назначенное время я подхожу к ним с кружками. Они трясли прутья клеток, вопили, возбужденно топали ногами, пока я разливал им молоко. Однако взрослых обезьян трудно было приучить к этой странной бледно-бурой жидкости. Не знаю почему, но они явно относились к ней с подозрением.
Иногда, чтобы добиться желаемого, я разворачивал клетку, и вновь пойманная обезьяна видела, как другие с жадностью, вплоть до икоты, расправляются с содержимым своих кружек; тогда и новенькая задумывалась над тем, что, может быть, непонятный напиток все же заслуживает внимания. Попробовав его, она уже не могла оторваться. Но иногда попадалась такая упрямица, которая, хоть и наблюдала за соседями с интересом, сама наотрез отказывалась попробовать. Я решил, что в этом случае единственная возможность – плеснуть содержимое кружки обезьяне на руки. Всем известно, какие они чистюли, – обезьяна тут же примется слизывать липкую жидкость и, убедившись, как она вкусно пахнет и приятна на вкус, охотно все выпьет.
Большинство животных кормить довольно просто, если знаешь, что они едят на воле. Хищников, например мангустов и диких котов, можно кормить козлятиной, говядиной, сырыми яйцами, добавляя в рацион молоко. Но важно, чтобы животные получали достаточно грубой пищи. Когда они убивают свою добычу, они съедают ее вместе со шкурой и костями. Если в неволе они этого не имеют, то вскоре заболевают и гибнут. У меня имелась корзина, полная перьев и шерсти, и прежде чем давать мангустам козлятину или говядину, я непременно вываливал во всем этом куски мяса.
С той же проблемой я столкнулся и при кормлении хищных птиц. Совы, например, съедают мышь, а через некоторое время срыгивают кости и шкурку в форме овального мячика. Если вы держите сов в неволе, следите за тем, чтобы такие мячики появлялись регулярно, – это признак хорошего самочувствия. Однажды, когда у меня на попечении были совята, а я не мог добыть грубой пищи, пришлось заворачивать кусочки мяса в вату и совать в вечно разинутые клювы. К моему удивлению, затея удалась, и совята отрыгивали шарики из ваты в течение нескольких недель, так что стало казаться, будто вся клетка у них усыпана снежками.
Больше всего хлопот доставляют те животные, которые в дикой природе живут на очень ограниченной диете. Таковы, например, обитающие в Западной Африке панголины, или ящеры, – крупные существа с длинными пятнистыми носами и большими хвостами, при помощи которых они висят на деревьях. Эти диковинные животные покрыты крупными чешуйками, что делает их похожими на ожившие шишки. На воле они питаются исключительно древесными муравьями, и в Африке снабжать их излюбленным лакомством было нетрудно, но как же прокормят гурманов в Англии? Вот и приходится приучать животных к заменителям, доступным в тех зоопарках, для которых они предназначены.
Я предложил своему панголину смесь из сгущенного молока без сахара, мелко накрошенного сырого мяса и сырых яиц. Надо сказать, что панголины – исключительно глупые животные, и на то, чтобы научить их есть новую пищу, уходит несколько недель. В первые дни пребывания в неволе они обычно просто-напросто переворачивают миску, если не закрепить ее намертво.
Одним из моих наиболее трудных питомцев оказалось чрезвычайно редкое животное – выдровая землеройка. Это существо черного цвета, с длинным телом, белыми усами и диковинным голым хвостом, похожим на хвост головастика. Обитает она в лесных речках с быстрым течением в Западной Африке. Как и у панголинов, у нее очень строгая диета: она питается только крупными пресноводными крабами. Поэтому первые два-три дня, пока она не освоилась и не привыкла к клетке, пришлось кормить ее исключительно этим деликатесом.
Но потом встал вопрос о новой диете. На местном рынке я купил в огромном количестве сухие креветки, которые аборигены употребляют в пищу, покрошил их, добавил сырое яйцо и фарш. Потом взял крупного свежего краба, разъединил его панцирь надвое, выскреб содержимое, начинил приготовленной смесью, склеил обе половины и, дождавшись, пока моя дуреха всерьез проголодается, бросил ей этого "фальшивого зайца", точнее, фальшивого краба в клетку. Она набросилась на него, раскусила в два приема, как обычного краба, а затем принялась подозрительно обнюхивать: очевидно, вкус был не тот, к которому она привыкла. Наконец она решилась откусить кусочек. Надо полагать, "краб" показался ей соблазнительным, ибо она с жадностью съела все до конца. Так в течение нескольких недель я подавал ей к обеду как настоящих крабов, так и фальшивых, пока она окончательно не привыкла к новой пище. Потом я решился на еще более смелый опыт – положил в горшочек смесь, а сверху – краба. Раскусив его, землеройка обнаружила, что еда есть не только в нем, но и под ним. Пары дней оказалось достаточно, чтобы приучить ее кушать из горшочка.
Когда мне приносят животное, я обычно представляю, какая ему требуется пища, но тем не менее всегда спрашиваю поймавшего его охотника-аборигена, знает ли он, чем питался пленник, чтобы легче было составить ему рацион. Как правило, они понятия об этом не имеют, но иногда, не желая показать свое невежество, говорят, что пойманные ими животные едят, например, банга или пальмовые орехи. Если речь идет о крысах, мышах или белках, так оно и есть, но если о мелких птицах или змеях, то это полная чушь, а мне приходилось так часто это слышать, что я перестал верить всем охотникам, которые заводили разговор о пресловутых пальмовых орехах и тому подобном.
Однажды мне в руки попали четыре милые и вполне здоровые лесные черепахи, которые быстро освоились в неволе и вполне уютно чувствовали себя в небольшом загончике, который я для них соорудил. Как правило, черепах кормить проще, чем многих других животных: они едят почти любые листья и овощи, не брезгуют также фруктами и мелко нарубленным мясом. Но эти мои гостьи оказались исключением. Они воротили нос от самых спелых фруктов и нежных листьев, которые я добывал для них с таким трудом. Я не мог понять, чем это вызвано, и стал беспокоиться за их состояние. Но вот однажды в лагерь пришел местный охотник. Показывая ему коллекцию и объясняя, каких животных я желал бы заполучить, я обратил его внимание на этих черепах и сказал, что они вот уже две или три недели отказываются от любой пищи. Охотник принялся меня уверять, что эти черепахи не едят ни фруктов, ни листьев – им нужен определенный вид мелких грибов, растущих на мертвых стволах деревьев. Я, конечно, ему не поверил, но виду не подал.
Прошла еще неделя, а черепахи по-прежнему крохи в рот не брали. В отчаянии я нанял двух мальчиков, выдал им корзины и наказал принести этих самых грибов. Когда они вернулись, я высыпал грибы в загон к черепахам и стал наблюдать.
Никогда прежде мне не приходилось видеть, чтобы черепахи с такой жадностью набрасывались на еду. Они кинулись к ней изо всех своих черепашьих сил, и через несколько минут от грибов не осталось и следа, только сок тек по черепашьим подбородкам. Но еще более странным оказалось то, что, поев грибов, они стали есть и другую пищу, а по прошествии нескольких недель вовсе от них отказались, предпочитая спелые плоды манго.
Чем больше увеличивалась моя коллекция, тем труднее становилось снабжать ее всяческими разносолами. Мясо, фрукты, яйца и цыплят я доставал на местном рынке, но этого было явно недостаточно.
Например, все птицы, большинство обезьян, галаго и лесные крысы обожают саранчу и кузнечиков, и, чтобы поддерживать этих животных в добром здравии, необходимо постоянно снабжать их этими деликатесами. Но такими вещами, как саранча и кузнечики, не торгуют даже на базарах Западной Африки. Выход один – спешная организация команды отважных ловцов, куда вошли десять самых быстроногих и остроглазых мальчишек.
Я выдал каждому сачок для ловли бабочек и жестянку из-под папирос, и дважды в день моя команда выходила на промысел. Оплата была, разумеется, не повременная, а сдельная и составляла один пенни за пять кузнечиков, так что самые быстрые и ловкие зарабатывали по пятнадцать, а то и по двадцать пенсов в день.
На местном наречии кузнечики назывались "пампало", соответственно и команда получила название "ловцы пампало". Если кто-то из животных заболевал или какому-то пленнику нужно было скрасить первые дни пребывания в неволе, я тут же скликал "ловцов пампало", и они отправлялись на охоту.
Поскольку многие птицы были такие маленькие, что не могли справиться с крупными и колючими кузнечиками, приходилось обеспечивать их мелкими термитами, или белыми муравьями. Для этого существовала еще одна команда мальчишек. В Западной Африке несколько видов белых муравьев, но наиболее полезными, с моей точки зрения, оказались так называемые "грибные" термиты. На прохладных лесных полянках среди могучих деревьев они сооружают из серой грязи свои необычные жилища, достигающие высоты в два фута, напоминающие гигантские поганки. Внутри термитники похожи на медовые соты, с узкими проходами и крохотными кельями, где живут рабочие-термиты и новорожденные. Команда "охотников за термитами" выходила на промысел рано поутру, а возвращалась в лагерь под вечер. Каждый мальчишка нес на своей курчавой головке по три-четыре диковинные "поганки".
Я складывал добычу в темном прохладном месте, а когда наставало время кормить птиц, расстилал на земле огромный холст и аккуратно разрезал термитники огромным мясницким ножом. Затем я встряхивал их, и оттуда сыпались термиты – большие и маленькие. Я тут же распихивал их по горшочкам и спешно расставлял по птичьим клеткам, пока они не расползлись. Птицы тоже понимали, что действовать нужно проворно, и едва я захлопывал дверцу, как они тут же садились на край горшочка и поедали драгоценное лакомство.
Кроме кормежки, существует еще проблема правильного размещения животных в клетках. Каждому виду требуется клетка определенного типа, умело спроектированная и тщательно изготовленная. В тропиках в ней должно быть прохладно, а на корабле на пути в Англию – тепло. В качестве дополнительной защиты я сделал для каждой клетки холщовую занавеску, которую можно опускать всякий раз, когда подует холодный ветер или пойдет дождь.
Не менее важен и размер клеток. Иногда крошечному зверю для нормального путешествия требуется очень большая клетка, а сравнительно крупного довезешь в добром здравии только в маленькой. Например, галаго нужно много места, чтобы они могли бегать и прыгать, – ведь на воле они находятся в постоянном движении, а вот красивых антилоп, называемых водяными козликами, можно перевозить только в длинных узких ящиках, стенки которых должны быть обиты войлоком. Виной тому – чрезвычайная нервозность этих животных. Когда клетки везут в тряском грузовике или грузят на корабль, а затем выгружают с корабля на берег, они очень пугаются. Если площадь клетки позволяет, они в испуге начнут бегать по ней кругами, пока не потеряют равновесие, – так недолго и поломать стройные, хрупкие ножки! В длинной же узкой клетке животные защищены мягкими стенками, и за их ножки можно не опасаться. Кроме того, они не обдерут кожу о дерево.
Как это ни покажется странным, но еще одним созданием, которому для перевозки требовалась обитая войлоком клетка, оказалась фантастическая лягушка, так называемая "волосатая". У этих амфибий задняя часть тела – шоколадного цвета, а толстые бедра покрыты густой порослью, похожей на шерсть. На самом деле это длинные волоски кожи. У всех лягушек кожа в той или иной степени служит органом дыхания, помогая легким, – она поглощает из воды кислород. Вот почему необходимо содержать лягушек в сырости, иначе, если кожа высохнет, они могут задохнуться. Волосатые лягушки живут в быстрых горных потоках и большую часть времени проводят под водой. Следовательно, они в значительно меньшей мере, чем другие, используют для дыхания легкие, и волоски служат для того, чтобы увеличить поверхность кожи.
Над тем, как сохранить "волосатиков" при перевозке, пришлось изрядно поломать голову. Большинство других лягушек до погрузки на корабль можно держать в неглубоком ящике, а уже на борту пересадить каждую в муслиновый мешок и привязать мешки к большому ящику. Сидят себе смирнехонько до самой Англии, много пищи в пути не требуют; смачиваешь их водой два-три раза в день, они и довольны. Волосатые же лягушки, кроме странного украшения задней части тела, имеют еще одну особенность. У них на мясистых задних лапах имеются длинные узкие когти, похожие на кошачьи, которые они, как и кошки, могут выпускать и убирать. Если посадить волосатую лягушку в обычный мешок, она будет стараться выскочить: выпустит когти, вцепится ими в ткань да так и повиснет причудливым комом. Поэтому я решил, что перевозить этих лягушек нужно в ящике.
Тогда возникла другая проблема. Ящик должен быть очень мелким, иначе лягушки, испугавшись, начнут прыгать и разобьют головы о проволочный верх. В конце концов я посадил всех волосатых лягушек в неглубокий ящик с дырками, примирившись с тем, что, когда я поливал их, вода вытекала наружу. И что же? Лягушки, лишенные возможности прыгать, завели новую привычку: когда пугались, забивались в угол и старались "закопаться" в дерево. Уже на третий день у них была содрана вся кожа с носа и верхних губ. А это крайне опасно, потому что у лягушек на таких участках быстро образуются язвы. Лечение любой раны затрудняется тем, что лягушку нужно постоянно поливать водой. Таким образом, мне приходилось одновременно конструировать новую клетку и думать о том, как вылечить носы лягушкам, не причинив им при этом неудобства.
Я соорудил большой неглубокий ящик и обшил его изнутри простыночной тканью, под которую напихал ваты. Получилось что-то вроде стеганого одеяла. Теперь, если лягушки начинали прыгать или разыгрывалась качка, они были в полной безопасности. При этом отпала необходимость увлажнять их трижды в день: вата хорошо держала влагу и после одного раза в ящике ее было достаточно, но не слишком влажно. В пути язвы на носах у лягушек отлично затянулись, и они добрались до Англии целы и невредимы.