Понятие «драгоценность» — относительное. Только пристрастие к нетускнеющим золотым украшениям сделало этот металл дорогостоящим, несмотря на его полную бесполезность. Но дороже золота ценился в древности пурпур. Ведь для изготовления всего одного грамма этой краски требовалось переработать несколько тысяч моллюсков-пурпурниц. В древности ткани, окрашенные в пурпур, свидетельствовали о знатности и богатстве. Поэтому, несмотря на очень высокую цену, спрос на пурпур был велик.

Неудивительно, что секрет изготовления этой драгоценной краски строго охранялся. Владели им только несколько семей ремесленников города Тира. Вполне закономерно, что именно в этом финикийском городе, расположенном на западной окраине Анатолийского полуострова (Малой Азии) было развито искусство изготовления естественных красителей.

Мореплаватели-финикийцы, ставшие после упадка Крита хозяевами Средиземного моря, привозили из далеких земель различные диковинные растения, минералы, животных. Ремесленники-исследователи в своих мастерских проводили разнообразные опыты, стремясь получать новые материалы, прочные сплавы, целебные снадобья, красящие и отбеливающие препараты. Географические открытия сулили находки новых полезных вещей, а не только драгоценных металлов и камней.

К началу 1-го тысячелетия до н.э. практически все Средиземноморское побережье было уже освоено. Появились финикийские колонии в западной его части. Пришла пора осваивать земли, находящиеся в Атлантическом океане. Эти географические исследования держались в секрете. Чтобы избежать конкуренции, распространяли слухи о том, что за Геркулесовыми Столбами на корабли набрасываются морские чудовища, а тех, кому посчастливится уцелеть, подхватывают водовороты и увлекают туда, где находится конец света и океанские воды низвергаются в бездну…

Однако сами финикийские мореходы уходили все дальше в просторы Атлантики. Возможно, они знали о том, что там их ожидают новые земли, где уже побывали критяне. Но столь же вероятно, что именно финикийцы первыми достигли острова Мадейра (около VII в. до н.э.) и Канарских островов. Здесь они обнаружили красящий лишайник орсель, необходимый при изготовлении пурпура, а также «драконово дерево», красноватая смола которого тоже стала сырьем для получения ценного красителя.

На одном из Канарских островов поселились в VI в. до н.э. выходцы из недавно организованного Карфагена — финикийской колонии в Северной Африке. Сравнительно быстро карфагеняне стали господствовать во всем западном Средиземноморье. Только они знали маршруты к Мадейре и Канарским островам. Когда канарские переселенцы сами начали совершать плавания в окрестных акваториях и обрели самостоятельность, карфагеняне истребили их, чтобы не лишиться власти над этими островами.

Так написал один античный историк. Возможно, в его сообщении есть доля преувеличения, однако, безусловно, карфагеняне делали все возможное, чтобы быть полновластными хозяевами земель, омываемых Атлантическим океаном. После экспедиции Нехо II выяснилось, что Ливия (Африка) вовсе не опаленная зноем пустыня, как предполагалось прежде, а цветущая страна, и карфагеняне решили основать свои поселения на ее Атлантическом побережье.

С этой целью примерно в 525 году до н.э. была снаряжена в Карфагене крупная экспедиция. 60 судов по 50 гребцов в каждом. Общее число участников похода было около 30 тысяч, а во главе стоял военачальник Ганнон.

Судя по всему, местность за Геракловыми, Геркулесовыми (или, как называли карфагеняне, Мелькартовыми) Столбами была им достаточно хорошо известна на протяжении нескольких сотен километров они останавливались, устраивали очередное поселение и двигались дальше. Таким образом они прошли на юг вдоль Атлантического побережья Африки около тысячи километров. Последнее поселение находилось напротив Пурпурных (Канарских) островов.

Ганнон продолжил путь на юг, устанавливая дружеские отношения с местными жителями. Так они достигли реки Сенегал, которая кишела крокодилами и бегемотами. Высадиться на берег не удалось: помешали «лесные люди в звериных шкурах», бросавшие в пришельцев камнями. Так как эта часть экспедиции была разведочной, а не завоевательской, карфагеняне двинулись дальше, не вступая в конфликт.

В дальнейшем племена местных жителей избегали контактов с иноземцами, убегая от них со всех ног. Ганнон решил, что эти люди способны соревноваться в беге с лошадьми.

(Чем объяснить такое поведение аборигенов? Не тем ли, что в народе хранились предания о том, как некогда здесь появились белые пришельцы — египетско-финикийские мореплаватели экспедиции Нехо II. По-видимому, память они оставили по себе недобрую.)

Встретив покрытые лесом отроги гор (Сьерра-Леоне), члены экспедиции Ганнона вышли на берег и взяли образцы древесины. Вообще, судя по всему, они вели настоящие — на тот период — географические исследования, знакомясь с новыми землями. Еще через пару дней берег повернул на восток. Казалось, здесь — южная окраина материка.

В одной из бухт они остановились на отдых, облюбовав небольшой остров. Вокруг были безлюдные заросли. Однако путников, устроившихся на ночлег, разбудили странные вопли и песни под глухие удары барабанов. Казалось, их окружило какое-то невидимое воинство. Пришлось спешно вернуться на корабли. Кое-кто возроптал: пора, мол, возвращаться домой! Но Ганнон твердо решил продолжить экспедицию. По-видимому, он предполагал, что ему удастся обогнуть континент.

"Поспешно отплыв, — сообщил позже Ганнон, — мы прошли мимо знойной страны, полной благовоний. Из нее огромные огненные потоки изливались в море. Страна недоступна вследствие жары.

Поспешно мы отплыли оттуда в страхе. Носились мы четыре дня и ночью увидели землю, полную пламени. В середине был весьма высокий огонь, больше, чем другие, днем это оказалось величайшей горой, называемой Феон-Охема — Колесница богов.

Через три дня, проплыв потоки пламени, мы прибыли в залив, называемый Южным Рогом.

В глубине залива был остров, полный диких людей. Более многочисленны были женщины, с телами, покрытыми шерстью. Переводчики назвали их гориллами. Мужчин мы преследовали, но не могли поймать, они все убежали, цепляясь за скалы, защищаясь камнями. Трех женщин мы схватили, но они, кусаясь и царапаясь, не захотели следовать за ведшими их. Убив их, мы сняли с них шкуры и привезли в Карфаген. Дальше мы не плавали. У нас не хватило припасов".

Так заканчивается сообщение Ганнона. Текст его был высечен на каменной плите, которая хранилась в храме Мелькарта, верховного бога Карфагена. Следовательно, сообщение считалось не только важным, но и засекреченным: к нему допускались только самые посвященные.

По-видимому, некоторые сведения об экспедиции Ганнона смогли выведать греки, а затем и римляне. Но сама надпись была ими изучена лишь после разрушения Карфагена римлянами в 201 году до н.э. Тогда же появились первые сомнения в правдивости рассказа. И чем больше накапливалось географических сведений о Западной Африке, тем серьезней становились веские доводы скептиков: что это за огнедышащие горы и, тем более, волосатые дикие люди?

Только в середине XIX веке в Габоне был изучен доселе неизвестный науке вид человекообразных обезьян — гориллы. Эта часть сообщения Ганнона подтвердилась. Правда, многие ученые середины XIX века, в отличие от древних карфагенян и африканцев, категорически отрицали какие-либо родственные связи предков человека и гориллы. Однако последующие работы и, в частности, современный генетический анализ доказывают, что древние «неученые» люди были не очень далеки от истины.

Ну а как быть с огнедышащей горой? Сомнения на этот счет отпали лишь в 1909 году, когда произошло извержение считавшегося потухшим вулкана Камерун (высотой 4 км), который находится в 300 км восточнее дельты реки Нигер. Наиболее грандиозным было следующее извержение Камеруна, в 1922 году, вполне отвечавшее описанию Ганнона.

Теперь можно предположить: пройдя в глубь Гвинейского залива и увидев, что берег резко поворачивает на юг, руководитель экспедиции резонно решил завершить маршрут и возвращаться. Континент оказался значительно крупнее, чем он предполагал.

Следует еще раз подчеркнуть, что данная экспедиция была в значительной мере исследовательской. Это подтверждается не только протяженностью пройденного пути, но и первым описанием горилл, а также открытием действующего вулкана.

Очень странно, что мореплаватели из Португалии через два тысячелетия смогли пройти тот же путь после нескольких неудачных попыток только за 70 лет! В чем тут дело? Ведь, без сомнения, португальские мореходы имели более совершенные корабли и навигационное оборудование, они имели несравненно более верные представления о мире, чем древние карфагенцы.

Можно предположить, что к концу средневековья, в отличие от античной древности, климат в этом регионе изменился к худшему. Это неудивительно, если помнить о постоянном расширении пустыни Сахары в результате хозяйственной деятельности людей (об этом у нас еще будет идти речь). И все-таки вряд ли погода в прибрежной полосе изменилась столь радикально, что стала серьезной преградой для опытных капитанов. Скорее всего, причина тут преимущественно моральная. В средние века люди в подавляющем большинстве всерьез относились к легендам и сказаниям. Моряки — народ суеверный, потому что их судьба во многом зависела от стечения обстоятельств, несчастных случаев. Вот и припоминали они те истории, были и небылицы, которые передавались из поколения в поколение: о страшных морских чудовищах, о диких волосатых людях и огненных горах, о крае света, где воды океана низвергаются в бездну…