Книга: Загадки остались
Назад: Глава четвертая Под властью хронометров
Дальше: Глава шестая Секреты охотничьего промысла

Глава пятая
Метеорологическая служба

 

 

Муравьи — предсказатели

 

Умение предугадывать заранее погоду — одна из удивительнейших способностей животных. Она до сих пор как следует не изучена и не объяснена. По всей видимости, эта способность обусловлена различными реакциями организма на множество физических аномалий, предшествующих изменению погоды: влажность, атмосферное давление, электромагнитные излучения и многое другое, еще нам не известное. Эволюция и жестокий естественный отбор отработали это жизненно важное свойство…
Издалека я заметил четыре черных пятна на низеньком кустике серой полыни. Они были хорошо видны на светлом фоне совершенно выгоревших от зноя лёссовых холмов предгорья Заилийского Алатау. Холмы безжизненны, на них — ни одной зверушки, птички, насекомого. Лишь кое-где мелькают как всегда неугомонные муравьи-бегунки, разыскивающие пропитание в царстве летнего покоя. Черные пятна обещали быть интересными. Впрочем, взбираясь по крутому склону к ним, я заранее решил, что это черные тли, обсевшие растение, может быть, вместе с муравьями. Хотя откуда сейчас быть тлям? Растения так сильно выгорели летом, чрезмерно жарким, бедным осадками.
Но я увидал неожиданное. На веточках полыни сидели четыре кучки муравьев (Tapinoma erraticum). Они тесно прижались друг к другу и даже сцепились ногами. Между ними виднелись светлые личинки. На земле, от скопления к скоплению торопливо носились другие муравьи, кое-кто из запоздавших мчался из-под кустика полыни с личинкой, торопливо взбирался вверх и присоединялся к общей компании застывших в неподвижности собратьев.
Муравьи — завзятые непоседы. Они часто снимаются всей семьей и переселяются на новые места, чаще всего на небольшие расстояния, заканчивая процедуру смены мест через несколько часов. Иногда переселение может тянуться с перерывами несколько дней, и кочевники уходят далеко от прежнего места обитания. Пристрастием к частой смене жилищ они в какой-то мере похожи на знаменитых, обитающих в тропиках странствующих муравьев-ацетонов.
Чем вызвана такая странная особенность образа жизни муравьев, сказать трудно. Но как бы там ни было, эти маленькие черные муравьи периодически кочуют, за что и получили название блуждающих.
Все это я хорошо знал. Но зачем сейчас забираться на кустики? Я отменил намеченный заранее поход по выгоревшим холмам и уселся рядом на сухую пыльную землю. Впрочем, думалось, стоило ли возле них задерживаться: муравьи забрались на кустики, чтобы переждать жару и не перегреть своих нежных личинок и куколок. Но ради этого они могли спрятаться под кустиками полыни, в щелках и старых норках, да и сегодня не особенно жарко, земля еще не успела нагреться от солнечных лучей, по небу плывут с запада высокие и легкие перистые облака, а над дальними горами повисли серые тучи.
Просидел возле муравьев почти час, пока терпение не истощилось, и побрел к биваку. Муравьи не желали покидать свои скопления.
Вскоре солнце закрылось перистыми облаками, а серая громада туч передвинулась с гор поближе к холмам. Стало прохладнее. Я проведал муравьев. Они не сдвинулись с места. Нет, не из-за жары они собрались сюда на полянку, а из-за чего-то другого!
Загадка не давала мне покоя. Решил их проведать еще вечером. Но на бивак налетели порывы ветра, тучи пыли закрутились над холмами, солнце погасло, упали первые капли дождя, потом разразился проливной дождь, и потекли по голым холмам ручьи грязной желтой воды. Собираясь в ложбинках в общий поток, вода низвергалась в овраги.
Вот и нашлась разгадка странного поведения муравьев. Но ее еще надо было проверить. Пришлось тащиться по скользкой глине к месту находки.
Я застал муравьев на старом месте почти в том же положении. Но оцепенение малышек будто прошло. Муравьи стали сползать вниз потом спустились на землю, объединились в одну процессию и отправились в путь. Их временной остановке пришел конец. Не зря они собрались на растениях. На земле потоки воды разметали бы и погубили все их семейство. За четыре часа, а возможно и более, муравьи предугадали ливень, и инстинкт, унаследованный от предков и отработанный миллионами лет эволюции, подсказал, что следует предпринять.
С уважением я смотрел на маленьких тружеников, на все их великое переселение, на то, как они быстро и старательно несли свое потомство, как от кустика к кустику в обоих направлениях бежали муравьи-распорядители.
Доброго пути, муравьи!

 

Странное бездействие

 

Свирепый и прохладный восточный ветер дул беспрестанно весь день, и вершина Поющего бархана курилась длинными космами песка. Ветер замел все следы, нагромоздил валы песка возле кустов белого саксаула, песчаной акации и дзужгуна, а когда к вечеру прекратился, сразу потеплело, и солнечные лучи согрели остывший песок.
На Поющем бархане, на почти голых песках, да и во многих других местах песчаных пустынь Средней Азии живет замечательный муравей — бледный бегунок (Cataglyphis pallidus). Необыкновенно быстрый, поразительно энергичный, он носится с невероятной быстротой по песку в поисках добычи. Светлый, с едва заметными черными точечками глаз, он совершенно не различим на песке. В солнечную погоду его выдает только тень, по ней и можно обнаружить этого жителя пустыни. В пасмурную погоду его разглядеть почти невозможно.
Песчаный бегунок находит дорогу к своему жилищу, не пользуясь пахучими следами, и сам их никогда не оставляет. На подвижном песке, текущем при дуновении ветра, пахучие следы бесполезны. И все же бегунок обладает удивительными способностями ориентироваться среди однообразия сыпучих барханов.
Жилище песчаного бегунка не сложно, ходы идут на глубину до полутора метров, до слоя плотного и слегка влажного песка. Под землей муравьи отлично угадывают, когда кончился ветер и можно выбираться наверх, приниматься за раскопку своих хором. Вот и сейчас, едва космы песка улеглись, как на вершине Поющего бархана, появилось сразу четыре команды бегунков. Усиленно работая, они уже наскребли по порядочному холмику вокруг ходов, и, судя по ним, заносы их жилища были немалые.
Невольно засмотришься на работу неутомимых тружеников. Каждый из них, широко расставив вторую и третью пару ног и слегла приподнявшись, быстро-быстро отбрасывает песок передними ногами, подобно тому, как собаки роют землю. У каждого сзади летят струйки песка. Зрелище команды муравьев, бросающих струйки песка, необыкновенно.
Но вот муравьи выстроились цепочкой и стали перебрасывать песок друг другу. Живой конвейер казался еще более интересным. Он, видимо, предназначался для освобождения хода от глубокого завала, так как песок летел из темного отверстия, ведущего в подземные лабиринты.
Иногда конвейер распадался, и вместо одной длинной цепочки оказывалось две или три коротких, но быстро восстанавливался в одну длинную. Когда один из участников этой «живой машины» исчезал, отправляясь по другим делам, его место мгновенно занимал другой. Но что поразительно! Выбывший из конвейера не отдыхал. С неменьшей энергией он принимался за другие дела. Очевидно, смена деятельности утомляла меньше. Это создание казалось источником неиссякаемой и кипучей энергии.
Обычно песчаные бегунки живут изолированными муравейниками, каждый из которых состоит из одной-двух сотен рабочих и единственной самочки. Но тут, недалеко друг от друга, расположилась целая колония из четырех дружественных семей, свидетельствуя о мире, царящем в этом обществе. Один из бегунков тащил к себе от соседей небольшой пакетик яичек. Такой добровольный обмен или заимствование укрепляет дружественные отношения и препятствует враждебности.
В то время как возле каждого муравейника трудилась аварийная команда, ликвидировавшая последствия песчаной бури, другие члены общества успели обежать песчаные холмы, и кое-кто уже возвращался с добычей: маленькой мушкой, нежной незрелой кобылкой, крохотной гусеничкой, невесть где добытой среди царства голого песка. Глядя на эти тельца, до предела переполненные энергией, я думал о том, что, очевидно, бегункам свойственны только два состояния: или безмятежный отдых в подземном царстве, или кипучая деятельность наверху в мире света и тепла.
На следующий день утром, когда солнце поднялось из-за скалистых гор и обогрело пустыню, над редкими цветами пустыни зажужжали пчелы и мимо нас прошуршали крыльями дальние путешественницы — стрекозы, я поспешил проведать компанию песчаных бегунков. Думалось, что там сейчас кипит работа. Но к удивлению входы в муравейнички были пусты. Лишь несколько светлых головок с черными точечками глаз выглядывало из темноты подземелья, да высунувшиеся наружу шустрые усики размахивали во все стороны.
Странное поведение бегунков меня озадачило. Что бы оно могло означать? Уселся на походный стульчик и стал приводить в порядок записи, поглядывая на холмики, окружающие входы в жилища муравьев.
Прошло около часа. Солнце еще больше пригрело пески. По ним, сигнализируя пестрыми хвостиками, стали носиться забавные песчаные ящерицы-круглоголовки. Быстро прополз обычно медлительный степной удавчик. Большая муха со звоном стала крутиться возле кустика саксаула. Бегунки, такие любители жары, не показывались.
Вдруг по склону дальнего бархана промчалось что-то серое и кругленькое, похожее на зверушку. Я не сразу догадался, что это сухой кустик перекати-поля. Затем мимо меня быстро прокатились, будто живые, пушистые шарики семян дзужгуна. Шевельнулись ветки песчаной акации, засвистел ветер в безлистных ветвях саксаула, вершина Поющего бархана закрутилась желтыми космами несущегося песка, всюду песок стронулся с места и побежал струйками.
Началась песчаная буря. За несколько минут исчезли крошечные холмики муравейничков песчаного бегунка и ничего от них не осталось. Так вот почему неугомонные бегунки не вышли сегодня на охоту! Они заранее знали о приближении бури. Их, крошек, могло легко разметать ветром. Но как они угадали предстоящее изменение погоды? Какие органы чувств с такой точностью подсказали, что надо сидеть в жилище и никуда не отлучаться?
Когда-нибудь ученые узнают про таинственный живой приборчик, спрятанный в крошечном тельце бегунка, и смогут построить что-либо подобное для своих целей.

 

Муравьиная гидрометеослужба

 

По кромке низкого песчаного берега реки Или бегают желтые и белые трясогузки. Семеня тонкими ножками, они высматривают зоркими черными глазками добычу. Сюда же прилетают осы и мухи, мелкие жучки ползают по песку. Иногда волны выбрасывают на берег тонущее насекомое. Всеми ими лакомятся трясогузки. Сюда же беспрерывно и, как всегда, деловито наведываются береговые муравьи (Formica subpilosa), возвращаясь с какой-либо добычей.
Два прошедших жарких дня растопили снега и льды высоко в горах, откуда берет начало река, и теперь в ней стал подниматься уровень воды. Она постепенно стала наступать на берег, залила часть косы, постепенно скрыла и коряги, лежавшие на берегу, добралась и до того места, где земля покрылась глубокими трещинами, стала из них выгонять множество черных с металлическим отливом жуков-жужелиц. Целые легионы их, спасаясь, побежали к высокому берегу, к зарослям лоха и каратуранги. За ними мчались синие жужелицы, задрав кверху брюшко, спешили жуки-стафилины (Staphylinidae).
А вода продолжала прибывать. Мусор несло по фарватеру почти точно по знакам бакенщиков. Иногда медленно, будто нехотя перевертываясь с боку на бок, проплывали стволы деревьев. С шумом обваливались подмываемые берега. Кое-где вода побежала по старым протокам, давно высохшим и заросшим травами и кустарниками. Еще двадцать-тридцать сантиметров и будут затоплены низкие берега.
Береговой муравей хорошо знаком с капризами реки. Быть может, вода и не зальет низкие берега и завтра пойдет на убыль, но уже началась эвакуация в старые зимовочные помещения на песчаных буграх. Там надежней!
Как же муравьи почувствовали заранее угрозу затопления? Ведь не могли же они следить за колебанием уровня воды в реке или руководствоваться паникой спасающихся от наводнения насекомых? Мало вероятно и то, что в глубоких подземных ходах появилась вода, предупредив о предстоящем наводнении, уж слишком быстро поднимался уровень воды в реке. Как бы там ни было, муравьиная гидрометеослужба сработала отлично.
На следующий день, когда вода пошла на убыль, переселение муравьев прекратилось. Угроза затопления миновала. Летние жилища вновь стали безопасными.

 

Бабочки-паникерши

 

Близ села Подгорное горы Киргизского хребта показались нам особенно красивыми. Увидали мы их издалека, и все сразу захотели побывать там, хотя бы вблизи. Громадные, сизо-голубые, гранитные, почти отвесные скалы, увенчанные белыми полосками ледников, казались загадочными и какими-то нереальными. А внизу расстилались зеленые предгорья и округлые лёссовые холмы, покрытые степными травами. Над горами — густо-синее небо и на нем едва различимая стая черных птиц взвивается штопором все выше и выше.
Дорога к горам оказалась плохой. Мелкая светлая пыль неотступно ползла вслед за машиной. Иногда путь преграждали гранитные валуны. Кое-где на холмах проглядывали отвесные глинистые обрывы, изрешеченные многочисленными норами птиц, зверей и диких пчел. Здесь интересно, есть что посмотреть.
Солнце припекает ласково, не так уж и жарко, как в полыхающей зноем пустыне. Дует чистый прохладный ветерок. Гранитные скалы все ближе и красивее. Вот из-за них показалось яркое белое кучевое облако и украсило синее небо.
Из нор и глубоких щелей, испуганные нашим появлением, целыми стайками вылетают бабочки-сатиры и, покрутившись, снова прячутся в укрытия. Как-то необычно видеть этих бабочек крупными стайками. Будто птицы. Я внимательно разглядываю их. У бабочек нет передних ног, они бесследно исчезли, на их месте торчат едва заметные, ни к чему не годные придатки. Четырех ног оказалось достаточным.
Бабочки озадачили. Странные! Им бы сейчас резвиться на цветах, лакомиться нектаром, а они чего-то испугались и забрались в пыльные темницы. Что бы это могло значить?
— Не предсказывают ли бабочки дождь? — спрашиваю я своих спутников. — Если размокнет дорога, как мы спустимся на машине вниз? Придется пережидать ненастье.
Мне возражают:
— Эти бабочки паникерши. Какой может быть дождь, когда стоит такая хорошая погода.
Но белых облаков все больше и больше. Потом выползает огромная туча, за нею тянется мрачная серая громада, синего неба над горами уже нет, вдали сверкнула молния, донеслись раскаты грома: над царством голого гранита и льда началась гроза.
В горах погода изменчива. Найдут тучи, прольются дождем и снова сияет солнце на синем небе. Так может быть за день несколько раз. Вот и сейчас вдали на западе показался синий просвет. Но все же лучше быть благоразумным и спуститься с гор.
Пока наша машина, раскачиваясь на ухабах, ползет вниз, темная мгла совсем закрыла гранитные горы с ледниками.
Вот мы и спустились. Пора приниматься за бивак, готовить ужин, на земле расстилать тент, над ним растягивать пологи. Вечереет. Громким хором запевают сверчки.
Ночью нас будят сильные порывы ветра. Молнии освещают холмы. Неожиданно обрушивается ливень. Наспех свернув постели, мы прячемся в машину и, скрючившись, ожидаем рассвета. Сколько хлопот принесла нам непогода! А что стоило нам с вечера поставить палатку. И тогда мы вспоминаем бабочек. Никакие они не паникерши, а очень предусмотрительные.
Утром радостно встречаем солнце, сушим вещи. Издалека наш бивак представляет собой скопление пестрых пятен: на земле разложены спальные мешки, одеяла, пологи, одежда. С наслаждением греемся на солнце, снова вспоминаем предсказательниц непогоды. Все же замечательные бабочки! За десять часов они почуяли приближение дождя и побеспокоились о хорошем укрытии.
По небу плывут чудесные пушистые облака, дует прохладный ветерок. Неожиданно на кустике боярышника я вижу компанию больших голубых стрекоз. Они прицепились к ветвям и спят. Почему они, всегда такие неутомимые, сейчас не на охоте?
Солнце быстро сушит наши вещи. Становится жарко. На траве под кустом я замечаю спящего аскалафа (Ascalaphidae). Он не желает расставаться со своим убежищем, вял, неподвижен, спокойно позирует перед фотоаппаратом.
Кучевые облака все гуще и гуще. Закрыли солнце. Посерело небо. И опять засверкали молнии, загрохотал гром, и полил дождь. Ненастье продолжалось несколько часов, и мы, опасаясь застрять, спускаемся в низину. Там сухо, жарко, светит солнце.
Значит, и стрекозы, и аскалаф, и уж конечно бабочки-сатиры (Satyridae) и, наверное, многие другие насекомые заранее угадали непогоду. Не то что мы!..
После этого случая мне не раз приходилось наблюдать, как многие бабочки, предчувствуя приближение непогоды, заранее подыскивали для себя укромное укрытие от дождя.
Однажды в ясное теплое утро в горах Турайгыр Заилийского Алатау возле нашей машины настойчиво крутилась прелестная бабочка-перламутровка (Argynnis). Она летала вокруг ее, часто забиралась то на рулевые тяги, то на раму, то на другие места, и сидела там, сложив крылья, некоторое время. Потом выбиралась, порхала по цветам, но далеко от нашего бивака не отлучалась и через каждые несколько минут вновь проведывала свое укрытие.
Чем понравился ей наш газик, я сперва не мог догадаться. Но вскоре вершины гор заволокло тучами, их серые громады опустились, закрыли солнце. После полудня налетел ветер, зашумел лес, и дождь полил, как из ведра. Весь день и ночь мы не могли выбраться из палатки и только утром следующего дня начали сворачивать бивак. А когда заработал мотор, из-под машины выпорхнула наша знакомая красивая перламутровка.
Место, выбранное ею для непогоды, наступление которой она заранее почувствовала, оказалось неудачным. Ну, ничего, в лесу немало укромных уголков!..
Нередко бывает так, что проходит много лет, и случай напоминает о давно виденном и забытом. Вот и сейчас произошло такое.
К вечеру мы забрались в небольшое пологое ущелье, намереваясь здесь переночевать. Жаркий день кончился. По небу протянулась серая громада облаков. Какие-то необычные, округлые, расположившиеся тесными рядами, они ползли из-за далеких гор Кетмень, постепенно закрывая кое-где еще оставшиеся участки синего неба. Стали доноситься раскаты далекого грома. В другой стороне над Джунгарским Алатау повисли кучевые облака.
— Придется ставить палатки! — со вздохом и сожалением сказал Багдаулет. Ему очень не хотелось возиться с ними.
— Даже и думать нечего, чтобы спать в пологах! — подтвердила Зоя, третий участник нашей экспедиции.
Я поднимаюсь к небольшому родничку на склоне горы, поросшему со всех сторон широкой зеленой полосой растений, и приглядываюсь к цветущей софоре, солодке, адраспану и шандре. В ущелье временами залетает ветер, прошумит среди зелени у ручейка и затихнет. Похолодало.
На веточке солодки я вижу большую осу-сфекса (Sphex). Почти рядом с нею повисла бабочка-голубянка, сложив крылья, прицепилась к стеблю запоздалая боярышница. Иногда прозвенит крыльями пчела да пролетит труженик-шмель. Еще я вижу несколько повисших на цветках хорошо мне знакомых бабочек-сатиров и сразу вспоминаю поездку в Киргизский Алатау и проливной ночной дождь. Насекомые здесь приготовились ко сну.
— Не стали бы бабочки-сатиры спать на открытом месте, если бы ожидался дождь, — говорю я своим спутникам. — Нет смысла ставить палатки!
— А что, если ваши бабочки ошибаются? — возражает Зоя. Но обрадованный Багдаулет уже вбивает два кола для растяжки пологов, стелет на землю тент и бросает на него спальные мешки.
Когда стемнело, совсем затих ветер, а со склона гор раздались трели сверчков-трубачиков, темные облака уплыли в сторону, и на чистом небе загорелись яркие звезды. Ночь выдалась тихая и безмятежная. И на этот раз бабочки-сатиры не ошиблись!

 

Разногласие

 

В лесу у тихой протоки реки Чилик, рядом со старым лавролистным тополем видна норка диаметром почти в два сантиметра. На ее стенках у входа сидят черные муравьи-лазиусы (Lasius niger). Они поводят во все стороны усиками, ударяют брюшками о землю, постукивают друг друга головками. Что-то происходит у лазиусов, какое-то событие встревожило скрытый под землей муравейник?
Вот в глубине хода мелькнула большая черная голова, блеснули прозрачные крылья. Все стало понятным. Муравьи сегодня намерены распроститься со своими воспитанниками — крылатыми самками и самцами. Событие важное! Оно происходит у лазиусов в конце лета обязательно в погожий день. Крылатым муравьям предстоит брачный лёт, масса врагов подстерегает их в пути. Поэтому и вход в муравейник нарочно расширили: дверь, через которую провожают крылатых братьев и сестер, должна быть широко раскрыта, хотя бы ради того, чтобы обладатели нежных прозрачных крыльев не помяли их.
Видимо, сейчас начнется разлет, хотя снаружи ни одного крылатого муравья еще нет, да и охранники, стерегущие дверь, как бы в недоумении: «Выпускать ли пленников на свободу?» По небу же плывут облака.
Долго сидят муравьи у входа, будто советуются, а в глубокой темной норе все сверкают и сверкают прозрачные крылья.
Несколько неугомонных рабочих продолжают расширять вход, отламывая челюстями кусочки земли и относя их в сторону. Но вот появляются три деловитых муравья. Один хватает палочку, другой — камешек и волокут ко входу. Третий завладел сухим кусочком листика и сразу закрыл им двери подземного жилища. Еще несколько соринок — и входа как не бывало.
Те, кто расширял вход, мечутся в смятении. Разногласие для них неожиданно. Но что поделаешь, коли непогода, и молодым авиаторам полагается еще побыть дома.
По небу по-прежнему плывут облака, они все гуще, темнее и вскоре закрывают солнце. На тихий тугай налетает ветер, старый лавролистный тополь раскачивает ветвями и шумит листьями. Холодеет. Потом мелкий дождь вяло падает на землю, на нашу палатку, напевая тихую монотонную песню.
Угадали муравьи непогоду. Нет, не летать сегодня крылатым муравьям!

 

Маленькая чернотелка

 

Злой и холодный ветер пробирался под одежду, и я сетую на то, что на одном рукаве рубашки оторвалась пуговица. Местами над землей несутся широкие полосы пыли, светлой пеленой задернут горизонт, и бинокль мой бесполезен, ничего через него не разглядеть. Ранней весной погода изменчива, и напрасно мы поехали. Но что делать, уж очень надоела долгая зима, казалось, вот-вот грянет тепло и пробудит пустыню. Но сейчас вокруг мертво, серо и не видно ничего живого.
По земле мечутся от ветра мелкие соринки, и глаза мои, натренированные в поисках насекомых, невольно задерживают на них внимание. Вот крошечный темный комочек промчался по чистому песку, остановился у кустика, отпрянул и вновь побежал своей дорогой. Надо узнать, кто он такой? Ничего в нем особенного, соринка! И так все время.
Надоел ветер, я спрятался за высокий бархан, прилег у кустика саксаула, уперся ногами в песок, слегка его разворошил. Рядом показалось что-то темное. Но незачем смотреть, наверное, опять соринка. Но, оказывается, не соринка, а объявился жучок. Температура сейчас минус два градуса. Может быть, я случайно вытолкнул жучка из песка?
Жук-чернотелка, почти черный, покрыт многочисленным полосками. У него настороженные длинные усики, сам шустрый и миловидный. Рад ему, все же живое существо и к тому же не приходилось встречать такого раньше. Может быть, он неизвестен, это была бы ценная находка для специалистов-колеоптерологов.
Но засадить в морилку свою находку все же не решился. Очень жаль милого жучка. Пусть едет со мной в пробирке до города. Чернотелки неплохо живут в садке. Тем более погода никак не наладится, и придется ехать домой.
Дома я предоставил моему пленнику обширный садок, дал кусочек печенья, ломтик сушеного яблока, положил несколько травинок и ватку, смоченную водой. В комнате тепло, батареи центрального отопления работают отлично, чем не настоящая весна! Но моя чернотелка немного покрутилась и спряталась в укромный уголок, сжалась в комочек, опустила шустрые усики и замерла. Так и проспала целых две недели.
Иногда мне чудилось, что жучок погиб, и я пытался безуспешно его расшевелить. Весна же оказалась необычно затяжной, и выбраться из города никак не удавалось. Холод и ветер не унимались. К концу первой декады апреля выпал снег. Потом к утру следующего дня небо очистилось, ударил мороз, небо засияло синевой и появилось долгожданное солнце. Я сомневался: ехать ли в поле или подождать еще несколько дней. Случайно глянул в садок. Моя чернотелочка пробудилась, преобразилась, суетливо забегала по дну садка, пытаясь выбраться из неволи. Я понял ее беспокойство, сам засуетился и принялся собираться в дорогу.
Маленький жучок меня не обманул, долгие холода прошли, наступила теплая погода, и пустыня стала быстро пробуждаться.

 

Гости протоки

 

Все лето из-за таяния снегов высоко в горах на реке Или держалась большая вода, а когда в сентябре она схлынула, всюду обнажились песчаные косы среди мелких проток. Возле одной такой протоки мы и поставили палатку. Здесь было едва заметное течение, днем вода сильно прогревалась, а большая песчаная отмель была изрисована многочисленными следами уток, цапель, куличков и ондатр. У самого берега, высунув из воды пучеглазые мордочки, сидело множество зеленых лягушек.
После небольшого похолодания стояли последние жаркие дни, и красный столбик нашего термометра поднимался выше тридцати градусов. Днем среди деревьев над нашим биваком жужжали мухи, носились неугомонные стрекозы. В сумерках из темных укрытий выбирались темные совки, и тогда к комариному звону добавлялся шорох крыльев этих бабочек.
Ночью в протоке плескались ондатры, кто-то громко булькал в воде и чавкал грязью. Иногда слышался тонкий посвист крыльев утиной стаи, без конца шлепались в воду лягушки. Их было много, они шуршали в траве, скакали по тенту, прыгали на стенки палатки, очевидно собирая с них комаров, наиболее пронырливые из них забирались в палатку и протискивались под марлевый полог.
Рано утром в застывшем воздухе в зеркальную воду, розовую от разгорающейся зорьки, гляделись деревья, кустарнички и тростники, густой стеной обступившие ее берега. Сегодня же на рассвете я увидал на протоке необычное: с противоположной стороны ее молниеносными бросками из стороны в сторону стремительно мчался к нашему берегу жучок-вертячка. Вот он подплыл к берегу, почти к самым моим ногам и, резко свернув, понесся вдоль его кромки, где-то разбудил другого вертячонка, потом второго, третьего… Вскоре у берега уже мчалась целая стайка резвых жучков, их всех до единого, наверно, собрал тот, кто приплыл с противоположного берега.
Но вот стайка повернула, понеслась по течению в обратном направлении, и всюду к ней присоединялись такие же жучки. Они на ходу ловко миновали многочисленные палочки, комья земли, торчавшие из воды, лишь иногда налетали на лягушку, высунувшую из воды голову, как будто нарочно постукивали ее по телу. Но она, застывшая, как сфинкс с немигающими глазами, не обращала на резвящихся насекомых никакого внимания и не предпринимала попыток полакомиться ими. Очевидно, вертячки были несъедобны, если ими пренебрегали такие рьяные охотники за мелкой живностью.
Я шел за этой беспокойной компанией неимоверно подвижных жучков: было интересно, что же произойдет дальше. Неожиданно стайка примкнула к большому темному пятну и слилась с ним. Подойдя ближе, я увидел то, что меня глубоко поразило и о чем я никогда не слышал и не читал. Возле берега плотной кучкой, прижавшись друг к другу, плавало громадное количество вертячек. Они были совершенно неподвижны и только края этого скопления мелко вибрировали: жучки всеми силами старались пробраться в центр скопления, и те, кому это удавалось, моментально застывали в неподвижности. Вертячки, находившиеся с краев, рано или поздно добивались своего, проникали в гущу собратьев, и члены этого странного общества медленно обменивались местами. Желание оказаться в самой кучке у некоторых было так велико, что они даже взбирались на спины и поверху заползали в центр, добивались цели, с трудом растолкав в стороны собратьев.
Жучки располагались рядками, образуя различные переплетения, из-за чего надкрылья их, испещренные продольными полосками, по-разному отражали свет: одни из них казались светлыми, другие — темными. Поэтому все скопление представляло собой причудливую мозаику. Вообще же собравшиеся вертячки напоминали в миниатюре громадное скопище бревен, сплавляемых по воде. Еще немного оно походило на кучку семян подсолнечника, помещенную на воду.
Среди однообразия тел многотысячного скопища выделялось восемь крупных и совершенно черных вертячек другого вида. Они вели себя точно так же, как и остальные, оказавшись с краю, мелко вибрируя и суетясь, пробирались в центр. Кто они были такие, почему оказались не в своей компании и что им здесь надо было среди чужаков?
Вертячки были очень чуткими. Незначительное неосторожное движение, и с легким характерным шумом, по-видимому, сигналом тревоги все густое пятно мгновенно рассыпалось, жучки отплывали от берега, и каждый участник сборища начинал свою обычную быструю пляску. Но вскоре рассыпанных в стороны насекомых будто железо магнитом стягивало вместе, и они, слегка прикоснувшись краем к бережку, опять замирали на месте.
С большими предосторожностями, едва-едва передвигаясь, я подобрался к жучкам и несколько раз их сфотографировал. Впрочем, постепенно вертячки будто ко мне привыкли, стали реже впадать в панику, и я, осмелев, начал их фотографировать почти в упор, а потом отловил несколько загадочных черных вертячек.
Весь день вертячки не давали мне покоя. Они заняли всю протоку (ее длина была около полукилометра), расположившись маленькими группками. Большое скопление было только одно.
Встреча с вертячками произошла на четвертый день нашей жизни возле протоки. За это время ее берега были исхожены во всех направлениях, и нигде не было ни одного жучка. Очевидно, они прилетели сюда сразу громадной компанией только прошедшей ночью. Водные насекомые часто совершают массовые перелеты. К этому их вынуждает высыхание мелких теплых водоемчиков.
Для чего же вертячки собрались таким громадным скопищем? Никаких признаков брачного поведения среди них не было. Ради того, чтобы согреться, — не имело смысла, так как и дни, и ночи были отменно теплыми. Впрочем, думалось: вот взойдет солнце, наступит жара, и кучки не выдержат, не смогут торчать плотными скоплениями и, разогревшись, невольно разбегутся по протоке. Но наступил жаркий день, вода в протоке потеплела, а вертячки не собирались расставаться. Наоборот, они как будто стали еще более неподвижными.
Может быть, для вертячек наступила пора бродяжничества и для поддержания инстинкта расселения полагалось объединяться в такие кучи, подобно тому, как образуют стаи перелетные птицы, прежде чем покинуть родные северные края?
Весь день вблизи нашего бивака у самого берега на одном и том же месте плавало странное общество водных насекомых. К вечеру с запада подул ветер, зашуршали деревья и на протоку полетели сухие листья лоха. На небе повисли облака. Далеко над рекой с подсушенных солнцем песчаных кос поднялись тучи пыли. Все заволокло мглою. Общество вертячек продолжало держаться вместе.
К ночи ветер утих, воздух застыл, облака растаяли, и сквозь ветви деревьев засверкали звезды. Как и прежде, в протоке плескались ондатры, кто-то громко булькал и чавкал грязью, без конца шлепались в воду лягушки. Ночью я навестил вертячек. Они оставались на месте.
Рано утром, когда, как и прежде, в зеркальной воде проточки отразилась розовая заря, выбрался из-под полога и поспешил к вертячкам. Они бесследно исчезли. Все до единой со всей проточки. Будто их здесь никогда и не было!
Маленькие жучки пробыли в этом тихом месте только сутки. Но по какому сигналу и как они собрались в путешествие, для чего плавали большим скоплением и куда потом направились?
На следующий день после исчезновения жучков неожиданно подул сильный ветер, нахлынули темные облака, внезапно похолодало. Температура воздуха с тридцати двух градусов упала до шести. Жаркие дни, когда вертячки прилетели на протоку, были в этом году последними. Непогода же продолжалась несколько дней, вершины далеких гор засверкали снегами. Такое ранее похолодание было необычным и, как сообщили синоптики, произошло впервые после 1916 года. Может быть, вертячки затеяли переселение перед непогодой?
Все это случилось с 11 по 13 сентября 1969 года.

 

Назад: Глава четвертая Под властью хронометров
Дальше: Глава шестая Секреты охотничьего промысла