XXVIII
Хенн-Морт
В 1930 году в поисках пещер, пригодных для исследований, я бродил по массиву Арба, который всегда охотно посещал, и отыскал одну произведшую на меня особенно сильное впечатление и впоследствии сыгравшую очень важную роль в моей жизни.
Моим спутником был человек по имени Лубе, которому довелось в 1909 году быть проводником Мартеля в этом же массиве Арба. На высоте 1300 метров в пихтовом лесу в сильно пересеченной и дикой местности он показал мне отверстие внушительной пропасти со зловещим названием Хенн-Морт (Мертвая Женщина).
Я сделал отметку об этой пропасти в своем блокноте, но не видел возможности ее исследовать, как, впрочем, и многие другие находящиеся в этом районе, считая, что все они слишком труднодоступны и глубоки для одиночки.
Через десять лет, то есть в 1940 году, ко мне пришел юноша, один из тех многочисленных молодых людей, которые писали мне, желали встретиться со мной, проконсультироваться или спросить совета. Этот семнадцатилетний высокий, худой и очень близорукий подросток имеет право на особое место в моей книге, так как из простого любопытствующего, выспрашивающего у меня сведения о соседних пещерах он стал моим другом, учеником, а вскоре и спутником, полным рвения и отваги.
Жизнь Марселя Лубана, увы, слишком короткая, но яркая, переплелась с моей благодаря совместному участию в труднейших экспедициях, получивших широкую известность.
Лубан жил в Мазер-дю-Салат, совсем близко от Сен-Мартори и недалеко от Сен-Годенса. После нанесенного мне визита он ушел, унося с собой все, за чем пришел: перечень нескольких гротов этого района и ряд советов и указаний, как их отыскать и проникнуть в них. Через восемь дней он вновь пришел, чтобы восторженно сообщить мне, что посетил уже все указанные мной пещеры и теперь жаждет сведений о других.
Мне понравились его динамизм и целеустремленность, жадность к знаниям и страсть к исследованиям. Мне показалось, что этот мальчик — прирожденный спелеолог, и я пригласил его присоединиться ко мне назавтра. Я как раз должен был вести под землю отряд скаутов-спелеологов, шефом которых являлся. Эти скауты из Монтобана каждый год навещали меня, разбивали лагерь в моем имении, и я водил их в пещеры или указывал, где можно таковые найти.
Скауты охотно приняли в свою компанию Марселя Лубана, который сам был скаутом Франции, и мы пошли атаковать пропасть в районе Сен-Бернар-де-Комминж. Скауты уже посещали и исследовали различные пещеры, но по веревочной лестнице в вертикальный колодец, на дне которого находился большой пересеченный зал, они спускались впервые.
После каждого похода у костра по просьбе ребят я подводил итоги дня, делал выводы: что же мы достигли благодаря данному исследованию, давал каждому скауту оценку и советы.
Заметив пылкость Лубана, его страстное желание все узнать, все заметить, я похвалил его и посоветовал прочесть книги по спелеологии, особенно принадлежащие перу Мартеля. Но я не скрыл от него, что высокий рост (один метр восемьдесят три сантиметра) невыгоден для него под землей, и посоветовал ему укрепить руки, очень длинные и малоразвитые (в то время ему было всего семнадцать лет). Он проявил большую волю и упорство и с того дня начал упражняться на кольцах и трапеции.
Лубану было трудно подниматься, так как руки у него были слабые, но спуск по веревочной лестнице в пропасть Спюгетт вместе со скаутами-юнионистами ему чрезвычайно понравился, и он попросил меня указать еще пропасти. Тогда я направил его к массиву Арба, сказав, что там их сколько угодно, предупредив, однако, что пытаться спускаться в них одному и без соответствующего оборудования чрезвычайно опасно и иной раз просто невозможно.
Через несколько дней он пришел с девушкой-ровесницей, которую звали Жозетт Сегуфин, и сообщил, что они оба уже успели спуститься в пропасть Хенн-Морт. Он смастерил веревочную лестницу и вместе с Жозетт, спортивной и очень способной девушкой, но такой же неопытной, как и он сам, решил атаковать самую страшную и самую трудную пропасть массива.
Они отправились в поход при отвратительной погоде, в туман и дождь, по мучительной и трудной дороге, идущей на подъем, неся свое тяжелое снаряжение на собственных спинах.
Марсель Лубан, обладавший методичным и точным умом, не мешавшим, впрочем, ему быть поэтом и мечтателем, пришел рассказать мне об этом спуске в пропасть и, уходя, дал напечатанные на машинке листы с записью своих впечатлений и подробным рассказом о походе.
Эти страницы я бережно храню и могу привести из них несколько выдержек, свидетельствующих о том, сколь необычно и опасно действовали молодые спелеологи. Сперва я принялся упрекать Лубана, но не слишком горячо, так как узнавал в нем собственные ошибки и восторги тех времен, когда я один спускался на простой веревке в различные дыры и особенно в пропасть Пудак-Гран по соседству с Хенн-Морт.
"…Мы наскоро позавтракали на краю пропасти, зачарованные этим зияющим отверстием, которое нам хотелось прозондировать глазами. Веревки и лестница вытащены из мешков и аккуратно спущены вниз. Девять часов утра (вышли из селения Арба в четыре часа утра). Мы готовы к спуску и лихорадочно приступаем к нему.
Первый этап спуска представляет собой как бы лестницу с гигантскими ступенями, по которой мы спускаемся с помощью веревок, таща на себе большой тюк с веревочной лестницей. Теперь нам надо преодолеть совершенно вертикальный обрыв. Двадцатипятиметровая лестница, находящаяся в нашем распоряжении, привязана веревкой и брошена в колодец.
Моя спутница держит веревку, и я начинаю спуск. Десять, пятнадцать метров, и вот конец лестницы. Она висит над пустотой. Я добираюсь до ее конца, подо мной открытая бездна. Вися на последней перекладине, я качаюсь из стороны в сторону.
Вдруг тревога! С грохотом летит камень, пролетает мимо и разбивается на осыпи, которую я угадываю метров на восемь ниже. Мне удается зацепиться за тонкий карниз стены, я оставляю лестницу и при помощи опасной акробатики заканчиваю спуск. Тут же начинает спуск Жозетт, причем без страхующей веревки, и присоединяется ко мне на вершине образуемого осыпью конуса. Отсюда мы начинаем беглый осмотр пропасти.
Осыпь круто идет вниз и заканчивается во втором зале меньшего размера. Наше внимание рассеивается, а потом останавливается на удивительно неровном сбросе. Мы скользим по нему, несколько раз карабкаемся вверх и оказываемся на узком карнизе, нависающем над новым обрывом. Из-за отсутствия снаряжения исследование прекращается.
В полной темноте мы внимательно прислушиваемся, затаив дыхание: на короткое мгновение до нас доносится тихое журчание — песня воды…"
В результате этой подземной авантюры они достигли глубины восьмидесяти метров и услышали доносившийся снизу шум текущей воды, что было очень интересно. Они пришли, чтобы поделиться со мной впечатлениями и пригласить меня сопутствовать им при втором спуске. Но на пороге стояла осень, началась плохая погода, снег не замедлил покрыть горы, и мы перенесли наше подземное путешествие на следующий год.
Этот 1941 год был для меня очень трудным: у меня совершенно не было времени, так как я полностью посвятил себя детям, и только в октябре, в самом конце горного сезона, я смог наконец выбраться и подняться с Лубаном к Хенн-Морт. Жозетт Сегуфин не смогла к нам присоединиться, и нам пришлось вновь спускаться в пропасть вдвоем.
В тумане гигантская двойная воронка выглядела по-настоящему устрашающей. Колоссальный провал с вертикальными стенами, у которых летом и зимой лежит много снега, и посреди этого снежного поля зияет вход в пропасть.
В этой очень живописной, но мрачной местности полстолетия назад разыгралась драма, давшая название безымянной до того пропасти. Местная женщина заблудилась в тумане (очень частое явление в этом горном массиве) и, блуждая в темном пихтовом лесу среди хаоса нагроможденных скал, расселин и осыпей, упала в пропасть. Об этом узнали, найдя на краю пропасти ее сабо и зацепившуюся за куст косынку. Никому даже в голову не пришло тогда спуститься в эту страшную яму, которую назвали Клот-де-ла-Хенн-Морт (пропасть Мертвой Женщины).
Сегодня, повторив все акробатические приемы, которые в прошлом году проделали Марсель и Жозетт, мы с моим спутником спустились на подземную осыпь, сильно заваленную снегом, падавшим сюда через вертикальный колодец. Снег скапливается здесь зимой, слеживается и образует белую гору, неожиданно появляющуюся из темноты. Под этим снежным покровом лежит труп несчастной женщины, вероятно хорошо сохранившийся.
Вскоре мы доходим до того места, где закончились прошлогодние исследования, и с помощью веревок и лестниц спускаемся еще глубже. На глубине ста десяти метров нам преграждает путь очень узкая лазейка, которую мы преодолеваем ценой больших усилий, и несколько ниже вновь оказываемся на балконе. Дальше мы не можем идти: у нас не хватает снаряжения. Зондаж показывает сорок метров глубины по вертикали, то есть сто семьдесят метров от поверхности. По дороге мы нашли ручей, журчание которого Лубан и его спутница слышали в 1940 году. Кроме того, мы услышали шум более значительного потока, доносившийся к нам со дна последнего колодца.
Понимая, что вдвоем исследовать пропасть невозможно и опасно, мы набрали отряд добровольцев. Шла война, и наши добровольцы были, попросту говоря, мальчики-энтузиасты.
Недостаточность питания и другие лишения военных лет делали каждый поход под землю мучительным. К этому надо еще добавить низкие температуры в пропасти и ужасающие каскады, да и оборудование и снаряжение у нас было никуда не годным.
Члены нашего отряда вкладывали в исследование всю душу и заслуживают того, чтобы назвать их имена: Кастеран, Каренини, Компан, Дельвинь, Морель, Пеллегрин, Риюссет, Серей. Все это были товарищи моего сына Рауля, который сам тоже участвовал во всех спусках. Единственным взрослым и опытным членом отряда был Дельтейль, ставший после первого крещения в реке Лабуиш моим неразлучным спутником.
Несмотря на очень неблагоприятные, а порой опасные обстоятельства, мы проникали все дальше, все глубже в эту громадную пропасть.
При седьмой попытке, 18 июля 1943 года, некоторые из членов отряда остались на постах на различных уровнях, чтобы обеспечивать подъем ударной группы в многочисленных колодцах, а мы вместе с Лубаном, Дельтейлем, Морелем и Кастераном достигли глубины двухсот сорока пяти метров. Там оказался зал. Два водопада здесь образовали озеро, которое в свою очередь изливалось пенящимся водопадом в пропасть, расположенную еще ниже. Мне удалось совершить незабываемый спуск в этот вертикальный стометровый колодец, цепляясь за электроновую лестницу в кромешной тьме, так как лампа моя погасла.
Оглушенный водопадом и насквозь промокший, я спустился на дно колодца, и мне тут удалось зажечь лампу и установить, что пропасть продолжалась еще одним вертикальным колодцем, в который также низвергался водопад.
Свистком я скомандовал подъем. Четверо моих товарищей по ударной группе вытащили меня, я вернулся совершенно измученный, вода стекала с меня ручьями, я был без сил, но смог убедиться, что пропасть идет дальше и что нам никогда не покорить ее нашими слабыми силами. Я достиг глубины трехсот сорока пяти метров по вертикали, но это был предел моих возможностей, к тому же мы перешли все границы осторожности.
Несмотря на это, через месяц мы снова вернулись в Хенн-Морт. На этот раз было решено спустить Лубана и меня, вооруженных веревочными лестницами, до того места, где я остановился в прошлый раз, и попытаться атаковать следующий колодец.
На этот раз нас было одиннадцать человек (никогда еще наш отряд не был столь многочислен, и мы были полны оптимизма). В веселом настроении мы проделывали почти механически теперь уже хорошо известные маневры. Наши часовые с песнями располагались на различных балконах-постах и приготовлялись ждать нас часиков двадцать. Все шло как по писаному до глубины 220 метров.
Я шел впереди с Дельтейлем и Лубаном, и мы как раз прикрепляли лестницу для спуска в зал озера, когда произошел случай, который Лубан описал в своем дневнике так:
"Вдруг послышался глухой шум… И сразу громкий крик, который прозвучал особенно страшно во мраке, и вслед за тем троекратный призыв: "Помогите!"
Перепрыгивая с камня на камень, я и Кастере оказываемся около раненого товарища. Это Морель. Он лежит, скорчившись, в воде и сдавленно хрипит. Мы осторожно поднимаем его и прислоняем к стене. Он смотрит на нас. Никогда не забуду этого взгляда — в нем ужас, страдание, растерянность. Наконец к нему возвращается дар речи. Тело его не пострадало, голова была защищена каской. Сломана только левая рука. Морель поддерживает ее здоровой рукой, он совершенно подавлен происшедшим, покачивает головой и тихонько стонет.
Исследование прерывается. С этой минуты у нас одна цель, единственное, за что мы должны бороться, — вынести раненого из пещеры. Никакой паники. Каждый остается на своем месте и всем сердцем отдается трудному делу — подъему раненого.
Шок проходит, мужество возвращается к Морелю, и он изо всех сил помогает тем, кто вытягивает его. Первый колодец, тот, в который он упал, уже позади. Теперь мы у основания нового сорокапятиметрового колодца. Большинство из членов нашего отряда поднимается наверх, чтобы обеспечить подъем пострадавшего.
Через несколько минут рядом с нами троими, оставшимися внизу (Морель, Дельтейль и я), падает страхующая веревка. С большими предосторожностями раненого подвели под самую веревочную лестницу, на него надели прочный спасательный пояс. Мы привязываем его. Два свистка. Подъем начинается и резко прекращается: Морель срывается с двухметровой высоты. По счастью, мы были поблизости и смогли подхватить его на лету. Оборвавшаяся веревка заменяется другой. На этот раз Морель хочет попытаться вскарабкаться на лестницу, помогая себе здоровой рукой. Дельтейль привязывает его вторично. Все предусмотрено. Тактика подъема согласована с верхним отрядом при помощи системы сигнализации.
Я вцепился в лестницу, чтобы держать ее натянутой. Дельтейль связан с Морелем веревкой, чтобы тот не крутился над пустотой. Мы ставим Мореля лицом к лестнице. Дельтейль отступает и свистит, свистит изо всех сил. Страхующая веревка натягивается. Подъем начинается. Все выше и выше… Я держу лестницу изо всех сил, сгорбившись под ледяным душем. Сверху слышатся команды: "Вверх!", которые подает Кастере. Морель молчит. Где он может находиться сейчас? На какой высоте? Не знаю. У меня одна-единственная мысль — удержать лестницу, чтобы мой товарищ не раскачивался и не крутился над пустотой".
Лубан был всецело поглощен своей задачей и мыслями о Мореле и не подозревал, что над его головой висел дамоклов меч, не знал, какой опасности он подвергается…
От края колодца неожиданно оторвался и обрушился кусок скалы. Оглушенный Лубан падает без сознания с переломом ключицы и нескольких ребер.
Не будем останавливаться на кошмарных двадцати семи часах, последовавших за этим, которые понадобились нам, чтобы добраться до поверхности земли с нашими двумя ранеными. Они попали в больницу только утром на третий день после того, как мы, полные надежды, спустились в мрачную Хенн-Морт, которая нас жестоко покарала и вышла из поединка с нами победительницей.
Несчастье произошло на том этапе исследования, который мы уже проходили раньше, и в таком месте, которое не представляло особых трудностей. Хорошо еще, что этот двойной несчастный случай произошел здесь, так как, если бы все это случилось на глубине трехсот сорока пяти метров, на дне стометрового колодца, возможно, нам не удалось бы их спасти.
Во всяком случае, из-за сложившихся обстоятельств (немецкая оккупация Франции) наши попытки исследовать Хенн-Морт на этом закончились и повторные походы стали совершенно невозможными. Кроме того, наш отряд распался. Некоторые из нас перешли испанскую границу, чтобы присоединиться к алжирской армии, другие были депортированы в Германию. Что касается Лубана, то, залечив раны, он стал проводником партизан (маки), находившихся недалеко от Хенн-Морт, в том же массиве Арба, который он знал, как никто другой.
Я в это время находился в Париже и провел в Саль-Плейель конференцию, посвященную Хенн-Морт. Это произошло в тот же вечер, что и бомбардировка квартала Шапель — самая жестокая бомбардировка Парижа за всю войну. В конце моего доклада я сказал (позволю себе полностью привести заключительную часть своего выступления):
"Вернемся ли мы в Хенн-Морт? Многие задавали этот вопрос, и многие были готовы поддерживать, критиковать или ругать нас в зависимости от нашего ответа и своей точки зрения и темперамента.
У нас по этому поводу никогда не возникало сомнений, или, вернее, ответ на этот вопрос дали Морель и Лубан через какой-нибудь час после случившегося с ними несчастья, сказав, что они снова пойдут на приступ! Они заявили это сами, без бахвальства, но со смутным ощущением, что их несправедливо обошли, остановили на пути к осуществлению задуманного.
И они вернутся, потому что человек отважен, и ни одна пядь нашей планеты не должна остаться неизвестной ему, где бы она ни была — на вершинах самых высоких гор, где человеку почти нечем дышать, но куда ему удалось взобраться; среди полярных льдов или в знойной пустыне, где почти невозможно выжить, но через которые он прошел; на дне океана или в глубине пропастей земли, никем еще не исследованных и из которых — кто знает — удастся ли выбраться живым.
И потому исследования будут возобновлены. Эта огромная пропасть откроет секреты своих страшных глубин только отряду спелеологов закаленных, тренированных и гораздо лучше снабженных и снаряженных, чем были мы, ибо в наше трудное время ничего невозможно достать — ни одного метра веревок, ни куска прорезиненной ткани, ни одной электрической батареи. Понадобится очень много веревок и лестниц, непромокаемого снаряжения, водонепроницаемых электрических ламп и, кроме того, полевой телефон.
При соблюдении всех этих предосторожностей, при соответствующем оборудовании, благодаря приобретенному нами опыту в результате спуска на четырехсотметровую глубину пропасть Хенн-Морт откроет свои секреты и будет побеждена".
После конференции у меня состоялась встреча с моими коллегами из Парижского спелеоклуба, президент которого химик Феликс Тромб сам был родом из Пиренеев и хорошо знал массив Арба. Было условлено, что после войны исследование Хенн-Морт возобновится, причем с лучшими средствами, необходимыми для того, чтобы достичь самого дна такой пропасти.
И вот спелеологи вновь появились у пропасти Хенн-Морт в 1546 году. Парижский спелеоклуб направил туда мощный отряд, усиленный пиренейским отрядом в составе трех человек — Лубана, Дельтейля и Касторе.
Число и квалификация парижских спелеологов, обилие и качество снаряжения позволяли надеяться на лучшее, но проведению операции помешала плохая погода. Проливные дожди усилили подземные водопады, и спуститься ниже отметки двухсот пятидесяти метров не удалось, так как большой стометровый колодец был полностью закрыт пенящимся водопадом.
Все же парижане смогли познакомиться с пропастью, оценить ее значение и трудности и соответствующим образом подготовиться к кампании следующего года.
Летом 1947 года можно было порадоваться образцовой организации, если не сказать — настоящей мобилизации, так как кроме лучших из лучших членов Парижского спелеоклуба Феликсу Тромбу удалось заинтересовать нашей экспедицией еще и армию.
Впервые военные поддержали спелеологов и приняли участие в подземных исследованиях.
Генерал Бержерон, командующий пятым военным округом (Тулуза), обеспечил всестороннее содействие всех частей, находящихся под его командованием, и лично координировал основные направления, по которым армия оказывала поддержку исследованию, продолжавшемуся с 20 августа по 4 сентября 1947 года.
Согласно плану, был образован отряд для помощи спелеологам при спуске в различные колодцы до отметки двухсот пятидесяти метров. В этот отряд были собраны добровольцы, прошедшие предварительную подготовку в пропастях Страны Басков.
Насколько участие армии было значительным, можно судить по следующим фактам. Около 80 % всей организации на поверхности армия взяла на себя (палатки, разбивка лагеря и т. д.). Кроме того, армия предоставила все средства транспорта (грузовики, джипы, горючее, двадцать пять мулов). На высоту 1300 метров было поднято около шести тонн груза. Армия же обеспечила радио- и телефонную связь между деревней Арба и лагерем на поверхности, расположенным в горах, между этим лагерем и входом в пропасть и от края пропасти вниз до отметки двухсот пятидесяти метров.
Армия предоставила в наше распоряжение кондиционированные индивидуальные рационы "К" для питания спелеологов во время пребывания под землей, комбинезоны, резиновые сапоги, каски, карбидные лампы и палатки.
"Подземный отряд", состоящий из двадцати двух человек, из которых пятеро были военными, должен был достичь зала, расположенного на глубине двухсот пятидесяти метров, и разбить там лагерь из трех больших палаток.
Этим сенсационным нововведением, о котором в то время многие спорили, включая и участников экспедиции, мы обязаны Феликсу Тромбу, и оно оказалось первой ласточкой, так как с тех пор во всех крупных спелеологических экспедициях под землей устраивают подобные лагеря.
Такие приготовления, такой невиданный размах привлекли к самому краю пропасти толпу журналистов, фотографов, кинохроникеров. Это тоже было новшеством. Впервые пресса заинтересовалась подземными исследованиями и посвящала им ежедневно целые репортажи под крупными заголовками.
Пиренейский отряд пополнился еще двумя выдающимися членами — к нам присоединились Бейлак из Тулузы и аббат Катала, с которым мне на следующий год пришлось пережить удивительные часы в гигантской пещере Од. Что касается нас троих — Дельтейля, Лубана и меня, — то можно сказать, что мы грезили наяву. Мы глазам своим не верили, когда глядели на преобразования, происходящие в пропасти и на подступах к ней: мулы, бредущие по лесу по дороге между деревней Арба и лагерем на поверхности, по тем самым местам, по которым нам приходилось с большим трудом, еле-еле двигаясь, переносить тяжести на собственных спинах; группа электриков, расположившаяся у входа в Хенн-Морт, чтобы освещать подступы к пропасти там, где мы во время наших прошлых ночных походов пробирались в полной темноте; уютные палатки, установленные на глубине двухсот пятидесяти метров в зале Озера, который мы раньше достигали только во враждебной атмосфере огромной злой пропасти. Все эти благие перемены казались нам волшебством.
Но неожиданности еще не окончились даже тогда, когда Тромб и Дреско вытащили из многочисленных мешков, доставленных в подземный лагерь, части лебедки и крана, установленного на краю стометрового каскада, и нас пригласили сесть в крохотную люльку подъемника с металлическим щитом, предназначенным для защиты от ярости водопада и падающих камней.
Нас поджидали еще один сюрприз и радостное переживание. В этом неправдоподобном подземном убежище, где царили оглушительный шум водопада и лихорадочное оживление спелеологов, мы увидели, что аббат Катала в полном облачении священника, которое он вынул из своего мешка, собирается отслужить мессу на выступе скалы. Вся эта подготовка и образцовая организация (начиная с военных грузовиков, которые доставили снаряжение от самой Тулузы, и до мешков со съестными припасами и материалами, которые поступили в подземный лагерь, скользя по подвесной канатной дороге), все эти великолепно согласованные и координированные действия завершились тем, что 31 августа в одиннадцать часов утра начался спуск в колодец штурмового отряда.
В штурмовой отряд входили три пиренейца и три парижанина, то есть трое пионеров Хенн-Морт и трое бывших здесь впервые. Дельтейль вместе со мной и с Лубаном должен был составить "самую штурмовую группу", но он был ранен при падении в колодец у отметки ста восьмидесяти метров, и его пришлось заменить тулузцем Бейлаком.
Тромб с полным основанием решил, что к самому страшному водопаду можно подступиться лишь с помощью лебедки и защитного приспособления его изобретения, известного под названием "китайская шляпа". Он не хотел взять на себя ответственность, спуская людей просто по стометровой лестнице под потоками воды и обломками скалы, которые в любую минуту могли посыпаться в гигантский вертикальный колодец в результате произведенных маневров. Он был совершенно прав, так как отряд, промокший насквозь и проделавший такой труднейший путь, вероятно, не нашел бы в себе сил для дальнейшего исследования.
К несчастью, лебедка, погнутая от сильных ударов при спуске в несколько колодцев, работала плохо и послужила причиной нескольких неприятных случаев и бесчисленных задержек при спуске и подъеме штурмового отряда. Тем не менее я достиг дна большого колодца почти сухим. Это было то самое место, куда я добрался в 1943 году совершенно промокшим и оглушенным водопадом.
Я радовался от души, спуская электроновую лестницу в нижележащий колодец, в который в прошлый раз мне удалось только заглянуть и в который теперь я спустился. За мной последовал Лубан, тоже трепещущий от радости, приговаривая, что должен взять реванш у Хенн-Морт, которая так плохо обошлась с ним четыре года назад.
Остальные члены отряда остались ждать нас у гигантского каскада, еще двенадцать человек находились в резерве, готовые поддержать нас или сменить. Тем временем мы спускаемся все ниже и ниже, минуем ряд колодцев, расположенных друг над другом, и наконец достигаем места, где каскады образуют почти горизонтально текущий извилистый поток, в который мы вошли и погрузились. Лубан — до пояса, я — почти до подмышек! На нас были водонепроницаемые комбинезоны, но они порвались во время трудного спуска и различных маневров, которые нам пришлось проделать, поэтому мы сильно продрогли в воде с температурой четыре градуса.
За одним из поворотов речки Серпантинки, как мы ее назвали, нас постигло разочарование, можно сказать, шок: мы наткнулись на непреодолимое препятствие — полный сифон остановил нас. Мы достигли дна пропасти Хенн-Морт, исследование которой начали семь лет назад.
Лубан взял-таки реванш и покорил пропасть. Я же в августе 1947 года смог достойно отметить свое пятидесятилетие: ведь мы побывали на дне самой глубокой пропасти Франции, на глубине четырехсот сорока шести метров.
Я был счастлив, что нахожусь здесь сейчас со своим учеником, ставшим моим вторым "я". Не часто приходится вот так в одиннадцать часов вечера находиться на дне такой пропасти, стоя по пояс в воде и дрожа от холода. Мы скрепили нашу победу и эту удивительную минуту братскими объятиями.
Празднуя нашу личную победу, что можно было бы посчитать эгоизмом с нашей стороны, мы все же ни на минуту не забывали о самоотверженных участниках экспедиции и о выпавших на их долю трудностях. Но тот факт, что исследование закончили именно мы двое, начав его семь лет назад, невольно возвращал нас к воспоминаниям об этом начале, таком скромном и таком далеком от сегодняшней окончательной победы, и мы ликовали от души.
Все, что подобает сказать в заключение по этому поводу, мы скажем словами Феликса Тромба, начальника нашей экспедиции, написавшего книгу "Тайна Хенн-Морт":
"Когда экспедиция удалась, когда она увенчалась полнейшим успехом, что может быть приятнее для тех, кто потребовал от других больших и часто безвестных усилий, чем выразить им свою благодарность?
В течение трех лет Кастере вместе с отважной командой боролся за Хенн-Морт. Им пришлось временно отступить перед лицом совершенно непреодолимых трудностей. Потом сюда пришел Парижский спелеоклуб вместе с Кастере и участниками первых исследований, пожелавшими тоже присоединиться.
Неудача 1946 года показала всю трудность задуманного предприятия. Вся группа полностью отдала свои силы единой цели — добиться успеха. Размах экспедиции к этому времени при содействии армии принял такие размеры, что личным стремлениям отдельных людей пришлось отступить.
Надо было направлять, организовывать, следить за выполнением решений, выработанных совместно, и случилось так, что для этой миссии выбрали меня.
Армия обеспечила нам великолепно организованный транспорт, лагеря и многое другое. Множество людей, гражданских и военных, взяло на себя неблагодарные обязанности отряда поверхности, запасного отряда, и именно их роль оказалась решающей.
Что сказать в заключение о достигнутых результатах? Справедливо, думается, приписать все заслуги группе в целом, никого в особенности не выделяя.
Усилия армии, усилия спелеоклуба, усилия Норбера Кастере и всех членов его команды заслуживают того, чтобы их вспоминали совместно.
Каждый из них может гордиться участием в экспедиции, внесшей во все области спелеологии — спортивной и научной — решающий вклад. Каждый из них может испытывать моральное удовлетворение от того, что он внес также свой личный вклад, обеспечивая безопасность тех, кому удалось в конце концов без единого несчастного случая покорить такую пропасть, как Хенн-Морт".
