Русские идут

Русские в Эквадоре. Я уже упоминал русских проституток, которых видел на улице в первый же месяц после приезда. Но, конечно, проникновение московитов по планете отнюдь не ограничивается проститутками.

В Кито русских хотя и не много, но условно их можно разделить на три категории: резиденты, «долговременные» дельцы и «краткосрочные» — опять же дельцы или туристы. Тех, кто получил длительные или постоянные визы, по словам одного работника нашего посольства, примерно семьсот человек. Негусто, но уже напоминает маленькую колонию. Однако настоящей этнической колонии что-то не получилось. Я слышал о двух попытках всерусского объединения.

Первая попытка — открытие ресторана «Пушкин». Какое-то время в «Пушкине» собиралась русскоязычная публика, но, по словам рассказчика, ничего, кроме обдираловки, там, собственно, не было. Да, щи-пельмени, разумеется, присутствовали. И «Русская» с «Московской» тоже. Но не сложился ток-клуб, не та атмосфера. И как следствие, «Пушкин» разорился и вскоре был переоборудован под местную кафешку.

Вторую попытку создать ассоциацию китийских русских предпринял некий любитель советского кино. Дело в том, что советские фильмы, как известно, пишутся на видео в стандарте СЕКАМ дикей. А Южная Америка, как и Северная, — исключительно территория американского ПАЛ (кроме Бразилии, конечно; там всегда что-нибудь не как у соседей). И вот один из наших обзавелся транскодером и переписывал присылаемые ему из Москвы фильмы в большом количестве. Появился стабильный спрос, народ стал собираться в офисе транскодировщика. Вполне возможно, что на этой почве мог зародиться и русский клуб, так уже бывало. Искусство объединяет людей, это неоспоримый факт. Но транскодировщик, как водится, обнаглел и постепенно задрал цену на свои кассеты аж до тридцати долларов. Дело не в деньгах, но просто кому охота лишний раз ходить к грабителю? Ходить перестали, зародыш русского клуба благополучно отдал концы, а сам транскодировщик, естественно, разорился — согласно пословице, по которой жадность фраера губит.

И теперь китийские русские если и объединены, то в маленькие, полусемейные группки. А многие живут в одиночку и вообще не желают входить в контакты с соотечественниками.

«Долговременные» русские — это те, кто не потерял советского гражданства, не имеет статуса постоянного жителя Эквадора и чья виза более чем годовая, но менее чем пятилетняя. Таких тут немало. Они в свою очередь разделяются на три группы: цветочники, бананщики и креветочники. Вероятно, есть и другие микрогруппы, но уж слишком они микро, не видно их и не слышно.

Цветочники либо имеют собственные или кооперативные теплицы, либо просто перекупают гвоздики и летают на заваленных коробками самолетах. Многие работают парами и тройками, и тогда один или двое летают, а двое других почти постоянно живут в Эквадоре.

Время от времени в Кито организуется цветочная выставка-ярмарка. Вот там вы можете увидеть практически всех русских цветочников. Как правило, это люди основательные, зажиточные. Но есть и мелкий бизнес. Насколько я знаю, десятка коробок с гвоздикой достаточно, чтобы с головой окупить все затраты на эквадорскую поездку и поиметь тепленькую прибыль. Местных цветоводов по долинам — видимо-невидимо. Если поехать в район Флореста, подняться на гребень холма и с ошеломительной высоты поглядеть на огромную синеватую долину, то и без бинокля можно увидеть множество блестящих квадратиков — тепличных хозяйств. Практически все они — цветочные. Ну а с биноклем вы обнаружите, что кроме ферм есть внизу еще и домашние теплички, производящие в общей сложности тоже немало сотен тонн гвоздик, тюльпанов, калл и прочей изящной растительности.

Что касается бананщиков, то это бизнес крупных и тяжелых компаний и корпораций. Тащить через Атлантический океан полтонны бананов не будет ни один сумасшедший. Сотню тонн — другое дело. А лучше тысячу. Эквадор производит ежегодно такое количество бананов, что их кожурой можно было бы застелить почти всю его территорию. Бананэро — уважаемая профессия, всячески поддерживаемая любым эквадорским правительством, вне зависимости от политической ориентации. И конечно же любой иностранец, приехавший по банановому делу, опекается и уважается ничуть не меньше.

Если говорить о ценах, то я не очень ошибусь, если скажу, что при оптовой (многотоннажной) закупке бананов каждый их килограмм обойдется покупателю как минимум в десять раз дешевле, чем москвичу, который купит этот килограмм ровно через три недели у метро «Новослободская». Иначе говоря, дорогой читатель, если у вас как-то случайно завалялись тысяч двести долларов, то почему бы вам не проветриться с ними в Эквадор и не подрастить их до миллиона?

Впрочем, это шутка. Хотя Эквадор действительно ломится от бананов и на первый взгляд не знает, как от них избавиться, на самом же деле каждый банан заранее «приписан» к тому или иному оптовику. Конкурировать с корпорациями — себе дороже.

А теперь два слова о креветочниках. Креветка, известно, продукт не дешевый. И потому, в конечном итоге, прибыльный. Если, конечно, дело поставлено верно. Наши люди ставят это дело неплохо. В основном креветочники обитают на севере страны, на тихоокеанском побережье. Креветку там выращивают как огурцы, только не в теплицах, а в бетонных бассейнах, заполненных морской водой. Труд в бассейнах грязен и тяжел, креветка капризна, а технология ее выращивания имеет множество неудобных фаз, связанных с физическими работами. Эти работы выполняют, как правило, батраки. Причем среди батраков вы без труда найдете и наших. Многие из них просто подрабатывают, чтобы открыть такое же дело, то есть арендовать бассейн, запустить своих креветок и уж тогда разжиться. Но не у всех это получается. Батрачество нередко заканчивается эмиграцией в другие страны типа Уругвая, в поисках менее тяжкой работы и несколько больших денег.

Кроме того, на креветочных брегах процветают грабежи и бандитизм. Местные банды без разбору нападают на бассейны и вытаскивают креветок. Вероятно, это звучит смешно: бандит, вместо того чтобы требовать кошелек или шарить по дому в поисках тайного сейфа, засучивает рукава и длинным сачком выгребает розовых трепещущих креветок в грязные ведра. Но с точки зрения фермеров, ничего смешного в этом нет. За креветок могут и зарезать, а уж начистить физиономию — обязательно.

Правда, банд не так уж и много, и часто фермеры отбиваются от них собственными силами (полиция никогда не вмешивается в эти дела и негласно стоит на стороне грабителей по вполне понятным причинам). И как ни странно, но многим креветочникам удается сколотить неплохие состояния.

«Краткосрочные» русские дельцы в Эквадоре — это либо цветочники, либо даже бананщики, но не имеющие тесных связей с местными, действующие по принципу пришел — увидел — закупил. А туристы — они и в Африке туристы. Хотя отличить нашего от какого-нибудь голландца можно без труда в течение десяти секунд. Наш обязательно выглядит устало, изношенно (даже если он подшофе и полон веселья), и у нашего туриста всегда скучающе-умные глаза. Но в целом русский турист, в отличие от часто встречаемых в литературе штампов, тактичен, вежлив, тих и вообще джентльмен. Те же, например, американцы держат себя куда более шумно и развязно.

…В один прекрасный день в моем локаде появились два парня лет шестнадцати — семнадцати. Один рыжеватый, с веснушками, длинноносый, другой темный, худосочный, с маленькими острыми глазами. Оба высокие и не по-туристски одетые.

— Сколько имеете игрушки вы здесь какие? — Если перевести дословно, то веснушчатый спросил примерно так.

Я начал было рассказывать, рекламировать мои программы, как вдруг тот, что потемнее, говорит своему товарищу по-русски (если перевести с его языка на приемлемый):

— Да фиг у него это есть, блин!

Я удивился, но тут же ответил:

— Почему же нет, у меня много чего есть, блин!

Теперь удивились они, но не больше, чем на секунду.

Мы разговорились. Оказалось, что парни приехали с родителями, оба из Питера, принципиальные эмигранты, хотя пока что обходятся трехмесячными (туристическими) визами. Но Эквадор им нравится, и возвращаться они не намерены.

— Мой отец ищет какое-нибудь маленькое кафе, хочет купить готовый бизнес, — рассказывал веснушчатый, которого звали Женя. — А мать затормозилась в России, у нее проблемки с документами. Но скоро приедет.

— И моя мать еще сидит в Петербурге, нашу вторую квартиру никак не продаст, — сказал темноволосый, которого звали Николай.

— А вы давно в Кито? — спросил Женя.

Я рассказал о моем житье-бытье. Не все, конечно, но достаточно.

— О, тогда мы к вам как к консультанту будем заходить. Мы тут еще ничего не знаем.

Из рассказа парней я понял, что их родители — сектанты, секта называется вроде бы «протестантская», но не берусь утверждать, в детали я не вдавался. В секте якобы человек двадцать русских, так что парни и их родители приехали не совсем на пустое место, им немного помогли с дешевым жильем и тому подобным. Но секта бедна, и на серьезную материальную поддержку рассчитывать не приходится. Правда, Женя тут же устроился бесплатно (за счет секты) в частную школу, где посещает только два урока в день — испанский язык и испанскую же литературу. А Николай — свободный студент, шатается без дела, пока друг корпит за партой.

Я показал свой бизнес, и они сказали, что им и в голову бы не пришло, что на шэавэа можно жить.

— В Москве или Питере за шэавэрную игру не дадут и копейки.

Это так, не спорю. Но Кито — далеко не Москва, Эквадор — не Россия. Компьютеры здесь только начинают свое победное шествие. Здесь, как и в большинстве стран мира, никогда не было периода самодельных персоналок, домотканых мониторов, сляпанных из телевизора «Электрон», неведомы здесь и домашний взлом программ, и совмещение несовместимых цифровых компонентов.

Компьютер в Москве сумел пройти все этапы эволюции и потому был привычен и ясен для многих тысяч людей. В Кито компьютеры привезли из Штатов, и сразу из таких фирм, как BM и «Compaq», и сразу по цене маленького автомобиля. Поэтому основные компьютерщики в Кито — это, например, работники компаний, купивших готовенькие машины. Такие компьютерщики абсолютно неграмотны (в компьютерном смысле) и не имеют представления не только о программировании, но и о том, что же там шумит внутри корпуса. Есть и профессионалы, получившие соответствующую подготовку опять-таки в Штатах. Но таких людей очень немного.

Иными словами, в отличие от России, здесь почти полностью отсутствует классическое любительство, здесь нет и не может быть бедных, но увлеченных компьютером энтузиастов. Отсюда проистекает огромная разница в подходах к программам и самим компьютерам. Так или иначе, но парни были правы — жить в Москве на шэавэрных программках и игрушках было бы совершенно немыслимо.

Мой ассортимент игр вызывал у них улыбку.

— Что, неужели «Дум-1» все еще кто-то покупает? И даже не полную версию?

— Не только покупают, но и нарадоваться не могут. Здесь почти никто и не слышал про «Дум». И про «Дьюка Нукема», и про «Дюну-2». Здесь любят «Марио», потому что в него легко играть. Ну, еще «Лотос».

— Какой «Лотос»?

— А вот, смотрите.

Я запустил старую примитивную автомобильную игру. Парни, как увидели, едва не свалились со стульев.

— В это они играют?! Не может быть!

— Еще как может. Ко мне приходят и хвалятся, что у них тоже есть куча игр. Я спрашиваю каких. Да вот, отвечают, «Мины», «Солитер» и еще что-то.

— Из комплекта «Windows»!

— Да, представь себе, эти штуки из комплекта «Windows» здесь тоже считаются играми.

— Ну и болваны! — возмущается Николай.

— Вовсе нет. Просто у них никогда не было нормального программного рынка.

— А пиратского? Неужели у них не ходят пиратские софты? — удивляется Женя.

— Как не ходить? Ходят понемножку. Но в основном старое, морально давно прокисшее. Все равно они ко мне забегают.

— У вас же шэавэа, зачем им?

— Поиграть, конечно. Ты не представляешь, как они играют. До предела! Даже если игра скучная, даже если противно и тупо — не важно: пройдут все уровни и наберут максимум очков. Они же упрямые! А шэавэа? Ну и что, что шэавэа? Если играть все подряд, то и шэавэа тоже можно погонять, тем более что почти даром.

— Да, цены у них тут бешеные, — соглашается Николай. — Мы смотрели в, одном месте, все раза в три дороже, чем у нас.

— Не в три, — поправляет Женя. — Но очень дорого.

Появляются клиенты, Женя и Николай уступают им места у компьютера, отходят в сторону и внимательно наблюдают, как я работаю. Мы еще не наговорились, я не успел спросить даже, как там в России, что с политикой и вообще, цены, инфляция, настроения, но клиенты будто сговорились, валят валом, как пассажиры с прибывшего корабля. Женя и Николай простояли минут двадцать.

— Нам пора, — сказал наконец Женя. — Мы к вам завтра зайдем, если вы не против.

— Конечно, заходите! Лучше с утра. По вечерам у меня всегда вот так. — Я показал глазами на толпу.

Они ушли.

А назавтра явились уже втроем, с Жениным отцом, которого тоже звали Женя. Правда, Николай называл его дядя Жека. Этот Жека — высокий, русый, жилистый, лет сорока пяти, разговаривал громко, размахивая руками, но в то же время лицо было как-то ненормально спокойно, будто он знал что-то, что не известно никому. Он считал себя глубоко верующим человеком. Мне все равно, хотя я и не понимаю смысла в сектантстве.

— У нас там хороший молельный дом, — рассказывал он. — Светлый, высокий. Акустика тоже неплохая. Пастор выступает без микрофона.

— А на каком языке он проповедует?

— На английском, конечно. — Жека удивился: мол, разве бывают пасторы, говорящие на других языках? Хотя сам он по-английски говорил плохо, в рамках каких-то курсов, которые посещал от его же секты еще в Питере. — Приходи к нам, послушаешь. У нас собираются хорошие люди. — Он произнес это тихо, невыразительно.

В то время я был занят — делал рекламку на новую игру, но и без того я знал — не приду. Нечего мне делать у сектантов. Я как-то привык в одиночку, точнее, с семьей. Нас трое (простите, с Пушей уже четверо), и пять лет назад было трое, и десять лет назад, и я думаю, что и через двадцать лет, наверное, тоже будет трое. Не знаю почему, но мне так кажется.

Разговор с Жекой не клеился. Осталось тайной, что заставило этого человека, имевшего питерскую прописку, недурную работу, нормальную квартиру, уехать так далеко от России. По его же словам, никто особенно не преследовал его секту, потому что называют они себя «протестантами» и в бумагах причисляют свою организацию к одной из ветвей английской церкви, то есть как бы официалы, а вовсе не секта. Да и не показался мне Жека особенно религиозным.

В общем, мы, конечно, тепло и как добрые знакомые попрощались, но я поймал себя на том, что очень хочу, чтобы ни Жека, ни эти парни больше ко мне в локаль не заходили. Со временем так оно и получилось: появлялись они все реже, пока через несколько недель не заявили, что не устраивает их Эквадор по многим параметрам и что нужно, мол, перебираться в Аргентину.

— Незаконно? — спросил я.

— Сначала виза на две недели, — равнодушно ответил Жека. — А там, наверное, устроюсь таксистом. Деньги есть, по справке можно сделать рабочую визу на год или два. Устроимся как-нибудь.

В конце концов они так и сделали, уехали в Аргентину. На автобусе. Оказывается, существует такой супер-маршрут Кито — Буэнос-Айрес. Вообразите, целых четверо суток, и день и ночь, карабкается маленький автобус по высокогорным серпантинам, ныряет в джунгли, а после снова взбирается на Анды, и так до умопомрачения. Четверо суток, сто часов! Когда я узнал об этом, то спросил:

— Разве не лучше долететь самолетом? Это же кошмар — так долго трястись на узком сиденье!

— Самолетом вчетверо дороже.

— Да вы съедите в дороге всю эту разницу в цене!

Жека пожал плечами:

— А куда нам спешить? Жена еще не прилетела, встретимся с ней в Аргентине. А пока ее нет, будем устраиваться. У нас много времени.

— И там тоже с помощью… э-э… церкви? — Я не сказал «секты», зачем обижать человека?

— Конечно! — Жека оживился. — Там наших много!

И они уехали. «Скатертью дорога», — подумал я. Сам не могу понять, почему они мне так не понравились. Неприятные люди, и все. Хотя ни внешне, ни словами никакого зла вроде бы никому не делают.

Но за те недели, что они провели в Кито перед отъездом, приключилась с ними одна забавная история. Не могу удержаться, чтобы не рассказать.

В секте они познакомились с неким господином По-вольцевым Геннадием Сергеевичем. Этот Повольцев, пенсионного возраста мужичок, — настоящий рабовладелец. В провинции Эсмеральдас, что в самом северном углу Эквадора, где живут преимущественно негры, потомки кофейных рабов, этот мужичок развил бурную деятельность, в результате которой стал полным владельцем дюжины креветочных ферм. Правда, уже давно Повольцев переселился в столицу, оставив «на месте» менеджеров, точнее, учетчика и нескольких надсмотрщиков, которые исполняли роль сторожей, охранников и бичевателей. Бичевать (не кнутом, так долларом) было кого. На фермы нанималось человек сорок — пятьдесят стороннего люда. Батраки, а проще говоря, рабы. И вот этот самый Повольцев предложил Жеке и его компании поработать у него.

— Сначала поработайте. Больших денег не обещаю, — говорил Повольцев обычные для вербовщика слова, — но позже без тысячи баксов в месяц оставаться не будешь.

Тысяча «зелени» — солидная зарплата для Эквадора (и не только для Эквадора, конечно). Тем более их трое — значит, уже три тысячи. Объединившись в бригаду, можно сделать и на все четыре. Короче говоря, размечтались. А заразившись бесплотными мечтами, снялись с места и поехали в этот Эсмеральдас.

Дальше произошло вот что. Сразу же по приезде выяснилось, что «сначала поработайте» означает расчистку и ремонт трех полуразрушенных бассейнов. Работа истинно каторжная, малярийная, сдохнуть на ней (в прямом смысле) в условиях огненных тропиков и гниющего ила ничего не стоит. А кроме того, слово «позже» никак не совмещалось с обещанием получать тысячу баксов. Рабам платили вдвое, а то и втрое меньше. И далеко не каждый месяц, а лишь в путину, в те несколько недель ада, когда над бассейнами, кипящими креветкой, нельзя и глаз сомкнуть, как над инсультным больным.

Короче говоря, все оказалось ложью и наглой дезинформацией. Но пока Жека и парни еще не подписали контракта, хозяин и его холуи-менеджеры относились к ним ласково, разместили, правда, не в отеле, а в бунгало-на одной из ферм. Со спартанским, но все же комфортом. Мол, осмотритесь, подумайте и так далее. И те думали.

Как на грех, по Эсмеральдас в те дни прокатывал мутными волнами месячник борьбы с преступностью (такие месячники — отнюдь не советское изобретение, и не эквадорское). И налетела на креветчиков орава проверяющих.

«Шухер!» — завопили креветчики, но было поздно. Проверяющие — негритянская полиция, мордовороты все как на подбор, рожи лоснятся, будто начищенные ботинки, — не долго думая, пересажали всех в тюрьму. Без суда и следствия, согласно устоявшимся в этой провинции традициям.

Жека и парни с ужасом в глазах повествовали мне об их заключении.

— Тюрьма — никакая не тюрьма, бетонный сарай, — рассказывал Жека. — Нас втолкнули в конуру, там по щиколотки вонючей воды, а в углу сидят два негра. На следующий день перевели в общую камеру — сесть негде! Одни негры! Человек тридцать!

— Били? — спрашиваю.

— Нет, не били, но есть не давали.

— Как не давали?

— Да просто не давали, и все. Им приносят кастрюли, они садятся вокруг них и жрут. А мы стоим и смотрим. И так два дня. Спали по очереди.

— Почему?

— Сторожили друг друга. Негры все время шепчутся о чем-то. От них можно ожидать чего угодно.

Я думаю, что в конце концов это «что угодно» обязательно бы произошло в эсмеральдийской тюрьме. Но к великому счастью Жеки, его сына и Николая, месячник кончился на четвертый день после их задержания. Им, конечно, потрепали нервы. Один официал, например, заявил, что все паспорта у них ненастоящие, и уже собирался отослать документы на экспертизу. Это означало бы, что Жеку и компанию вернули бы в камеру как ожидающих решения, а ожидать пришлось бы минимум недели три. Но, видимо, полицейские изрядно подустали за время месячника, так что незадачливых русских невольников просто вытолкнули за ворота, в шею. Разумеется, без сукра денег. Но зато живых и даже с документами.

— Вам крупно повезло, — говорю я.

— Господь проявил великую милость, — ответил богобоязненный Жека, но не перекрестился (кстати, нательного креста на нем тоже нет, сам сказал).

После отсидки с нефами убеждение, что нужно ехать в Аргентину, окрепло в моих знакомых до состояния бетона. Я так и не увидел отца Николая, но знал, что и он, хотя и не сидевший в Эсмеральдас, без колебаний согласился ехать. Никакого кафе или другого бизнеса он так и не купил, и вскоре четверо авантюристов отчалили от китийского автовокзала. Больше никакой информации от них я не получил. Предполагаю, что и Аргентина им тоже не понравилась. Я не очень удивлюсь, если когда-нибудь, гуляя по Невскому, встречу Жеку, Николая или Женю. По моим расчетам, они вернутся через несколько лет. Впрочем, Петербург может оказаться им уже не по зубам. Ну, да бог с ними. Продолжим об Эквадоре.

А в Эквадоре начались очередные национальные празднества. На этот раз их присоединили к выходным и получился микроотпуск в четыре дня плюс несколько часов. Четыре дня без бизнеса, без дохода, без дела. Одни затраты.

Неожиданно мне в голову пришла идея, и я поспешил поделиться ею с домашними.

— Послушайте! Мы же давно хотели посмотреть побережье, курорты. Давайте поедем на океан!

Честно говоря, Валентину пришлось долго уговаривать. Но «купил» я ее на ту мысль, что нам не помешало бы прозондировать какой-нибудь зажиточный курорт на предмет его компьютеризации. Кто знает, быть может, мы могли бы успешно торговать там компьютерным железом, программами, сервисом, обучением, всем чем угодно в компьютерной области. Быть может, там у нас вообще не будет конкурентов и весь рынок окажется в наших руках.

Валентина любит исключительно столичные города, это понятно, однако если речь идет о заработках, причем неплохих, то какое-то время можно перебиться и в провинции. Итак, решено, мы поедем и посмотрим. Наш выбор невелик — Манта и Бахия-де-Каракас. Выбираем Манту, потому что это ближе к Гаякилу, где как раз было бы удобно покупать компьютерные комплектующие. Завтра — в дорогу. Кошку оставляем хозяйке. Сборы? Какие могут быть сборы? Пара кофточек, пара рубашек, и все!

Собирались до трех ночи. Едва не передумали ехать вообще. Но наутро встали неожиданно бодренькие и помчались на автовокзал.