25

После этого я на полгода уехал в Афганистан, где писал для проекта ЮНЕСКО учебники по экологии и охране природы. Это была совершенно особая страница в жизни, запомнившаяся такими же, как в Туркмении, пейзажами и жарой; белобрысыми мальчишескими лицами наших солдат с обгоревшими на солнце носами; еще не до конца осознаваемой тогда безумной абсурдностью происходящего, но уже все более ясным пониманием того, что победить или подчинить этот народ невозможно; песнями Розенбаума; неудобной, но успокаивающей тяжестью пистолета под мышкой и необходимостью внимательно смотреть по сторонам далеко не на птиц, о которых я, отправляясь в эту поездку, думал не в первую очередь.

Хватало и прочих наблюдений. Я впервые оказался за границей, и хотя внешний антураж окружающих гор благодаря моему туркменскому опыту не поражал чем-то абсолютно незнакомым, специфика загранки и особой военной обстановки сказывалась во всем. Например, в том, что даже в Афганистане я увидел и узнал о внешнем мире многое, чего не знал и не видел дома. Или в том, что к автоматам наших солдат всегда были пристегнуты спаренные магазины, смотанные пластырем или изолентой. Я такого раньше никогда не видел ни по телевизору, нигде; не было тогда еще ни Чечни, ни прочих плодов ельцинской демократии… И это был Афганистан ― третий из главных регионов легендарного Хорасана…

Парадоксальным образом связь с фасциатусом в Кабуле не только не прервалась, но даже стала крепче. С руководителем проекта, моим коллегой по кафедре, Владимиром Володиным (немаловажно В ведущим специалистом в стране по хищным птицам), мы лишь за высокими стенами нашего посольства и под его усиленной охраной позволяли себе роскошь посидеть часок с биноклями в зарастающем парке, наблюдая птиц.