КОНДЖО

«3 марта…. Вышел на гребень скалы и в трех шагах за ним увидел пять пустынных куропаток ― во много раз ближе критической дистанции бегства этих птиц. Они замерли, окаменев, уповая на то, что я их не замечу («Часто, застигнутая врасплох, она прямо ложится на землю и благодаря сходству оперения с окружающей почвой великолепно может исчезать из виду» ― Зарудный про этот вид).

Я тоже замер, чтобы проверить их конджо. А получилось, что проверил свое (точнее, его недостаточность): мы смотрели друг на друга без единого движения очень долго; потом ― необычно долго; потом ― удивительно долго; потом уже ― невозможно долго.

Сначала я стоял, замерев, с интересом глядя на них так, чтобы даже глаза у меня по возможности не двигались, и наслаждаясь тем, что я понимаю ситуацию, а они нет. И был уверен, что благодаря моей сознательной профессиональной неподвижности куропатки сейчас расслабятся, качнут своими куриными шеями, завертят головами и потихоньку пойдут от меня и от греха подальше. Ни фига. Я не двигался ― они тоже оставались совершенно неподвижны.

Потом я ощутил, что мне трудно сохранять равновесие в неустойчивой позе. Птицы не двигались.

Потом у меня вдруг зачесалась вся спина сразу.

Потом все тело окаменело и я перестал ощущать руки–ноги. Каменные куропатки сидели как каменные.

Потом я сам себе показался совсем уже полным дураком.

Прошло секунд сорок.

Исчерпав до остатка все свои резервы терпения, я не выдержал, сдался: сделал шаг ― птицы мгновенно сорвались со скалы и со своим обычным заунывно–веселым свирканьем улетели вниз по склону.

Точно так же, как мышца дикого животного в десять раз превосходит по силе аналогичную мышцу человека, терпение животного замешано на совсем иной субстанции, чем терпение большинства людей (мое-то уж точно). Хотя порой и бывает иначе, когда непобедимый человеческий гений своим искусственным, интеллектуальным терпением преодолевает первородное, инстинктивное терпение животных. Но в этот раз не вышло. Видать, и с конджо, и с интеллектом у нас еще много работы впереди».