НА ЧЕРНЫЙ ДЕНЬ

«18 февраля. Здорово, Маркыч! Как оно?

…Пройдя в маршруте тот или иной участок до намеченной себе где-нибудь впереди цели, или останавливаешься перевести дух, или присаживаешься на минуту осмотреться, или устраиваешь привал. Сегодня, миновав километры пологих мягких холмов, выстилающих центральную часть долины Сумбара, подошел к первым скалам в предгорьях и уселся посмотреть, что и как.

Место особое: мягкие мергелевые породы холмов последней складкой упираются в скальные склоны Сюнт–Хасардагской гряды. Между ними здесь небольшая ровная лужайка с изумрудной травой, вплотную к которой подходят светлые скалы, ниспадающие пологими ровными пластами, словно пролитая на зеленую промокашку сгущенка, застывшая шероховатыми засахарившимися потеками. Здесь отчетливая граница двух совершенно разных местообитаний; меняется рельеф, почва, растительность, а вместе с ними и птичий мир.

Как пограничник на этом рубеже ― большой скалистый поползень ― маленькая, вопреки названию, заметная шумная птичка; его энергичный булькающий свист прокатывается эхом далеко по ущельям. Он явно тяготеет именно к скалам и каменистым осыпям. Привычно отмечая его в типичном месте, вдруг замечаю, что две птицы заняты весьма особым делом ― запасают провиант.

Два поползня из одной пары, самец и самка, хозяйничают на своей гнездовой территории, поспешно и деловито раз за разом, каждый по–своему, повторяя одни и те же действия, добывая и пряча жуков, у которых начинается весенний лет.

Весна, жуки полезли из земли, хлопотливо вступая из подземной личиночной в новую, взрослую, «жучиную» стадию своего существования, наполняя все вокруг своим жужжанием и прочей, столь заметной многоногой насекомостью. Оно и понятно: посидишь годик под землей, пусть даже дородно жиреющей, растущей личинкой, обрадуешься потом солнышку и цветочкам вокруг… Для вечно жадных на еду птиц (полет требует энергии!) эти жирные жуки ― желанная жужжащая жрачка, деликатес, на добычу которого не жалко потратить усилий.

Самец летит со скал к лужайке, садится там на верхушку полутораметрового держидерева и несколько секунд сидит, осматриваясь по сторонам. Потом слетает на землю и склевывает ползающего по траве или летающего низко над ней жука (очень похожего на нашего июньского ― надо ловить, определять).

Схватив жука, поползень убивает его тремя–четырьмя сильными ударами о землю и сразу отлетает с жертвой в клюве назад на скалы. Там он усаживается на одну из нескольких любимых присад ― большой приметный камень и несколько секунд расклевывает добычу, отчленяя жесткие ноги, надкрылья и головогрудь от мягкого и деликатесного жучиного брюшка. Закончив эту операцию, поползень слетает на несколько метров и прячет заначку в укромное место, причем во всех случаях (семь раз), засовывая ее в какую-нибудь щель между камнями.

Самка в это же самое время тоже запасает провизию, но совсем по–другому. Она всегда (проследил десять раз) слетает со скал на дальний от них край лужайки (вдвое дальше самца, охотящегося с колючего куста) и садится там на землю, привставая и вытягиваясь на ногах, оглядываясь по сторонам и высматривая добычу с земли.

Поймав ползающего или летающего поблизости жука, убив его о землю и обработав точно так же, как и самец, самка прячет добычу уже по–своему: всегда (семнадцать раз подряд!) засовывая его под кустик полыни и закладывая сверху мелкими камешками.

Один раз самец отловил жука, ободрал ему ноги и крылья, подлетел к самке, передал его ей из клюва в клюв (весенний презент в период ухаживания; в преддверии, так сказать, 8 марта), а она уже сама этот подарочек припрятала.

Красота. Сегодня избыток корма, но уже завтра (или даже через несколько часов, в горах это ― обычное дело) погода запросто может неожиданно измениться; все насекомые вообще попрячутся, ищи потом, чем поживиться. А так ― полно запасов по укромным углам. Не уползут, не улетят. И не умыкнет никто: территория охраняется, самец гоняет посторонних конкурентов со своего гнездового участка, так что не сунешься.

А то, что прячут каждый по–своему, это уже индивидуальность характеров, очевидная каждому, кто не сочтет за труд понаблюдать внимательно хотя бы десять минут за парой даже самых прозаических воробьев. Недооцениваем мы разнообразие бытия…

Выражаясь же биологическим языком, это достоверная индивидуальная специализация кормодобывания. А дальше надо заводить разговор про потенциальное снижение внутривидовой кормовой конкуренции и про индивидуальные кормовые ниши. Но это для орнитологов, которым делать нечего, а самим-то поползням лишь бы жуков побольше нахапать, пока возможность есть…

Интересно, едят они потом каждый из своих загашников или припрятанное супругом тоже? А то ведь семейная жизнь семейной жизнью, но свои-то перья ближе к телу…»