Гепарды-подкидыши

Меня заранее записали на операцию — и самую серьезную: мне должны были пересадить сухожилия из ноги в поврежденную руку. Операция должна была состояться, как только я приеду. Но, осмотрев мою руку, хирург предписал мне не только предварительную физиотерапию на несколько недель перед операцией, но и настаивал на продолжении лечения в послеоперационный период. А это значило, что я не увижу своих гепардов целых пять месяцев. Стоит ли говорить, как это меня огорчило.

За все эти тягостные месяцы, проведенные в Лондоне, у меня становилось легче на душе только тогда, когда приходили письма от Бена; он писал, что все идет хорошо.

Он сообщал, что Пиппа перестала приходить в лагерь сразу же после моего отъезда и переселилась выше по реке, на равнину Гамбо. Он отыскал там молодых двенадцатого мая, однако они не обратили на его крики никакого внимания. Но все-таки немного погодя Сомба к нему подошла и очень дружелюбно приняла предложенное ей молоко. А Биг-Бой и Тайни ушли дальше на несколько сотен ярдов — туда, где была Пиппа.

Вслед за Сомбой наши мужчины тоже подошли к этому месту, и оказалось, что там лежит недавно убитая самка газели Гранта. Тут Сомбу словно подменили: она немедленно стала отгонять Бена. Пиппа только что начала есть, и она с Биг-Боем занялись передней частью, а остальные стали грызть мясо сзади, возле хвоста. За полтора часа с тушей молодой газели было покончено — остались лишь кости ног и часть головы.

Через несколько дней, разыскивая гепардов, Бен услышал, что Пиппа зовет молодых, и увидел, как они к ней примчались. Когда он подошел поближе, Пиппа оставила детей, приблизилась к нему и очень придирчиво его осмотрела. В этот раз на нем была новая рубашка. Когда Пиппа убедилась, что это все-таки он, она подозвала молодых. Такие же случаи происходили, когда Пиппа воспитывала свой второй помет, и у Эльсы с детьми я наблюдала то же самое. Есть достоверные сведения о том, что два служителя были убиты львами и тиграми только потому, что вошли в клетку в незнакомой одежде. Меня всегда удивляло то, что кошачьи не принимают во внимание более постоянные признаки, например запах, внешний вид или характерные движения близких к ним людей. Но, может быть, они так подозрительно относятся к незнакомой одежде просто потому, что сами-то никогда не меняют шкуру, не то что мы с нашими переодеваниями.

В следующие несколько недель Пиппа расширяла свою территорию. Бен обратил внимание на то, что теперь она заявила права на другие участки, избегая тех, которые назначила во владение своим детям из предыдущего помета. Это было последовательное поведение: ведь она никогда не приводила теперешних детей в те места, где любили играть прежние (за исключением Охотничьей акации).

Теперь Пиппа держалась возле Ройоверу, там, где четыре ее притока текли по равнине среди холмов, позади новой конторы заповедника. Она сумела воспользоваться новой взлетной полосой не хуже, чем старой, возле Скалы Леопарда, когда еще воспитывала прежний помет. Бен писал, что наше семейство частенько бывает там по утрам — гепарды вовсю гоняются за страусами, газелями Гранта и цесарками. Однажды, когда Пиппа наметила себе в добычу бородавочника, Тайни сделал вид, что подкрадывается к нему, при этом он издавал какие-то совершенно новые звуки — как человек, напевающий сквозь зубы.

Дикие животные всегда собираются на аэродромах в любом заповеднике — или для охоты, или для игр, — но мне не хотелось, чтобы Пиппа с семейством слишком привыкала к людям, обслуживающим взлетную полосу, и я тут же написала Бену, чтобы он как-нибудь попытался отвлечь гепардов подальше.

Через несколько дней он нашел их в пяти милях от аэродрома, у Канавы Ганса, и сразу заметил, что они только что расправились с добычей: у всех животы были битком набиты, а у Биг-Боя на мордочке виднелись следы крови. Бен налил молодым молока, а Сомба, напившись, подошла к нему, стала лизать его колени, а потом, усевшись рядом, дала ему лапу! Через несколько минут Сомба и Пиппа стали уходить, а Биг-Бой и Тайни пошли за ними на некотором расстоянии. Теперь гепарды большей частью двигались именно в таком порядке.

Однажды на Сомбу набросились муравьи; она, должно быть, решила, что их на нее напустил кусочек мяса, которое она ест, и, фыркая, стала бить его лапами; потом, однако, она разобралась, что к чему, и успокоилась.

В другой раз гепарды играли на взлетной полосе, и к ним совсем близко подошел бородавочник. Биг-Бой немедленно бросился за ним в погоню, но, пробежав ярдов двадцать, оба остановились. Бородавочник повернулся к Биг-Бою, а тот сразу же сел на землю и только смотрел вслед удалявшемуся рысцой бородавочнику. Точно такой же случай с бородавочником произошел и у предыдущих детей Пиппы, когда они были в таком же возрасте — около одиннадцати месяцев.

Через шесть недель семейство снова пришло в лагерь и осталось на два дня. На следующее утро Бен поехал в Кенмер за козой, а Локаль отправился искать гепардов в окрестностях. Внезапно на него налетела Сомба — она выскочила из густых зарослей. Потом Бен нашел все семейство в нескольких сотнях ярдов от этого места, возле добычи.

Большая часть туши была съедена — оставались только задние ноги и голова, но Бен сумел определить, что это был молодой самец водяного козла, рожки у него были совсем маленькие. Впоследствии Бен присоединил эти остатки к моей коллекции голов и нижних челюстей — я давно начала собирать эти «трофеи» наших гепардов. Но когда он приблизился к добыче на двадцать ярдов, Сомба на него бросилась. Как всегда, Бен дал молодым молока, и после этого Сомба угомонилась, но на всякий случай уселась прямо на голову добыче — целее будет. Потом мужчины пошли завтракать в лагерь. Возвращаясь, они заметили, что вместе с ними в ту же сторону летят сотни грифов и где-то недалеко снижаются к добыче. Они подошли поближе и увидели, что Сомба самоотверженно защищает от налетающих птиц обглоданные дочиста кости.

Но, увидев людей, она предоставила им охрану добычи и пошла к своему семейству — после сытного завтрака надо хорошенько поспать.

Этой ночью возле лагеря бродили две львицы, и, конечно, гепарды ушли подальше. На пятую ночь Бой и Сасва (еще один из львов Джорджа) прошли прямо через лагерь и перешли речку по мостику возле кухни.

Утром наши помощники нашли гепардов в восьми милях от лагеря, у Ройоверу, они успели добыть еще одного водяного козла, на этот раз самочку. Сомба, как всегда, бросилась защищать добычу и напала на незваных гостей, но потом все-таки позволила Бену подойти на десять футов и сфотографировать остатки добычи. Когда мужчины вернулись еще раз, чтобы собрать остатки туши, Сомба никого и близко не подпустила, хотя защищать-то, по правде говоря, было уже нечего. За полтора месяца с тех пор, как я покинула Меру, гепарды в четвертый раз сами добыли себе пищу.

До конца июня все шло отлично, и я была глубоко благодарна за это Бену; одно только было плохо — он стал слишком часто и без всякой необходимости возиться с гепардами. Я всегда старалась особенно не приучать гепардов к прикосновению человека — так им будет легче забыть о нас, когда они станут совсем самостоятельными. Меня удивило и то, что родители Бена, приезжавшие в заповедник, устроились в ста пятидесяти ярдах от моего лагеря, и мне пришлось попросить его выбрать для них другое место, подальше. Директор заповедника недавно попросил Бена заняться отстрелом птиц для коллекции. Хотя Бен старался не стрелять ближе чем в ста ярдах от нашего лагеря, но мне пришлось попросить его и о том, чтобы он увеличил эту зону покоя не менее чем в пять раз: ведь я так долго старалась завоевать доверие всех животных, обитавших вблизи лагеря, дать им понять, что при нас им нечего бояться. Как радостно и как удивительно интересно было наблюдать вблизи их естественное поведение! А они позволяли мне это с тех пор, как убедились, что мы не только не причиняем им вреда, но даже берем под защиту. Каждое утро, перед завтраком, я кормила птиц: сначала на просо слетались крохотные красноклювые огненные ткачики и «голубые ленточки» — им приходилось поторапливаться, пока не налетали черноголовые ткачи, вспыхивающие, как золотые блики, в этой радужной толпе. А их в свой черед прогоняли задиристые красноглазые горлицы, которые разгоняли всю птичью мелочь ударами клюва, но сами отступали перед единственным зеленым сорокопутом, который всегда оставался победителем. Эта красивая птица с зеленой спинкой и золотым брюшком явно не пользовалась популярностью среди своих сородичей. Пока у порога разыгрывалась маленькая война, внутрь хижины, где я обычно завтракала, набивалось штук пятнадцать блестящих скворцов — они ждали кусочка жира от бекона и сырных крошек — только успевай подавать! Один из этих действительно великолепно расцвеченных скворцов стал почти ручным — он бесстрашно вспрыгивал мне на ногу, если я осмеливалась не обращать внимания на громкие требования добавки. Частенько это приводило к тому, что мой завтрак доставался скворцам, а мне приходилось довольствоваться фруктами и яйцом.

Теперь все эти птицы стали почти совершенно ручными, как и нитехвостые ласточки, которые уже в шестой раз выводили птенцов в моем «кабинете». Я очень любила своих пернатых друзей — каждое утро они будили меня сонным щебетанием, которое постепенно переходило в торжественный хор, приветствующий новый день, — и теперь я очень испугалась, что их доверие навсегда будет потеряно, мне оставалось только надеяться, что ничего непоправимого еще не произошло.

Меня всегда занимал вопрос, как Пиппе удается не сталкиваться со львами, которые охотятся в тех же угодьях, что и она. Теперь я узнала, что недавно у нас в лагере ночевал Угас, а взлетную полосу захватила львица. Должно быть, Пиппа следила за ней исподтишка — она сразу же вернулась на свою любимую площадку, когда львица ушла оттуда. Там Бен и нашел все семейство — животы у них чуть не лопались после недавней трапезы. С тех пор как Пиппа добыла мясо в последний раз, прошло меньше недели. Никаких остатков добычи мужчины не нашли, но решили, что это бородавочник, потому что на следующий день на взлетной полосе вместо четырех бородавочников осталось только три. Тогда они стали подгонять этих троих поближе к гепардам, пока до них не осталось всего тридцать метров. Внезапно бородавочники остановились — они не знали, куда деваться: с одной стороны были люди, с другой — гепарды. Видимо, они решили, что гепарды лучше, и, конечно, нарвались на Тайни и Сомбу — Сомба недолго гналась за ними, а Тайни не отставал и едва не словил свинку; Пиппа следила за этой игрой, а когда Тайни вернулся, она налетела на него и опрокинула.

Тайни рос очень быстро и уже почти сравнялся с Биг-Боем. Он прекрасно научился защищать свою долю в добыче и умел постоять за себя в любой потасовке, так что теперь уже Сомба нуждалась в защите от своих воинственных братцев. Однажды, когда все они играли возле лендровера, Сомба, обнаружив боковое зеркальце, несколько раз вспрыгивала на капот: она никак не могла сообразить, кто это там, в зеркале.

Пять дней Бен приносил гепардам еду на взлетную полосу, а потом они снова исчезли. Он пошел по следу до Ройоверу, но в этом месте река была очень глубокой и перепрыгнуть ее гепарды не могли. Они пошли сквозь густые заросли по равнине, спускавшейся на протяжении пяти миль к большому болоту возле лагеря Джорджа. На этой равнине примерно в миле от того места, где гепарды перебрались через Ройоверу, мужчины нашли остатки туши взрослой самки газели Гранта. Вокруг было много следов гепардов, но самих гепардов нигде не было.

Целую неделю люди возвращались на это место и часто видели следы гепардов, но ни разу не встречали их самих. В конце концов гепарды снова перешли Ройоверу и вернулись в прежние охотничьи угодья, и наши мужчины нашли их примерно в трех милях от конторы заповедника. Гепарды проголодались, но оказались в таком отличном состоянии, что можно было не сомневаться — за эту неделю Пиппа по крайней мере один раз удачно поохотилась.

Молодым исполнился ровно год; судя по тому, как часто гепарды убивали добычу, они теперь помогали Пиппе на охоте. Я уехала из Меру три месяца назад, и уже тогда молодые время от времени отдыхали в стороне от Пиппы. Теперь это расстояние увеличилось до четверти мили, и зачастую семейство собиралось только возле еды. Поэтому мужчины не очень удивились, когда наутро Пиппа встретила их в одиночестве, но никак не могли понять, почему она не ведет их к молодым. Целых полчаса они лазили по всем кустарникам и непрерывно звали, а Пиппа тем временем лежала себе в тени и дремала, как будто ее все это вовсе не касается; наконец мужчины нашли молодых ярдах в четырехстах от Пиппы, и те тоже проявили к ней полнейшее безразличие; впрочем, довольно скоро они собрались все вместе, чтобы поесть.

Я смеялась, читая, как Тайни стянул у своего большого брата кусок мяса и оставил того с носом. Мне даже не верилось, что Тайни — уже не тот робкий тихоня, уже не прежний «заморыш»; теперь он готов был помериться силами с кем угодно, причем просто так, чтобы поразмяться и поразвлечься. Меня удивило то, что оба брата в последнее время начали поддаваться очарованию самочки и наперебой ухаживали за Сомбой. Ей, по всей видимости, очень нравилось, когда ее нежно облизывали и заигрывали с ней, но, как только эти приставания становились чересчур дерзкими, она удирала к Пиппе, которая спокойно следила за своими повзрослевшими детьми.

Пиппа все больше слагала с себя материнские заботы, но если молодым грозила хоть малейшая опасность, она никогда не оставляла их в беде.

Так что на следующее утро, обнаружив среди отпечатков лап семейства следы леопарда, да еще и след Угаса — они узнали его по искривленному пальцу, — наши мужчины поняли, что надо готовиться к долгим поискам.

Несколько дней гепарды то появлялись, то исчезали, и почти каждый раз их приходилось разыскивать по следам. Однажды след пролег через небольшой пояс растительности по широкой равнине и дальше, к реке Мурера. Совсем недавно эта красивейшая речка стала доступной для посетителей — туда провели дорогу от Скалы Леопарда. Примерно десять миль дорога шла вдоль заросшего пальмами берега, а потом пересекала сухую равнину с редким кустарником, где было видимо-невидимо антилоп геренук, носорогов, буйволов, жирафов, канн, зебр и газелей Гранта, а дикдиков было больше, чем во всем парке. Дальше дорога выходила к Ройоверу и через несколько миль приводила в Кенмер. Вместе с дорогой, соединившей Кенмер-Лодж со Скалой Леопарда — той, что проходила мимо моего лагеря, — получался круг длиной тридцать пять миль. Гепарды в последнее время все чаще и чаще бывали в этих местах — уж очень тут было много мелких антилоп, вроде дикдиков, дукеров или газелей Гранта.

Когда мужчины пошли по следу, они нисколько не удивились, увидев, что над дорогой кружат грифы. Пошли в ту сторону, чтобы посмотреть, что там такое, и вдруг в нескольких сотнях ярдов впереди них с земли поднялся черногривый лев; не подозревая, что следом за ним идут люди, он пошел в ту же сторону и подобрался к месту пиршества на пятьдесят ярдов. Бен увидел, что Пиппа с молодыми вскочила и бросилась в сторону. Тогда он закричал: лев, напуганный криком, взвился и задал стрекача. Пиппа тут же понеслась за ним следом — чтобы больше не лез.

Через несколько минут семейство уже снова уплетало остатки жеребенка зебры Греви. Жеребенку было никак не больше месяца, но все же интересно то, что гепарды рискнули охотиться на детеныша такого крупного животного и не побоялись сокрушительных ударов копыт его матери. От добычи почти ничего не осталось, и беречь на следующий день было нечего, поэтому мужчины просто пошли домой, предоставив гепардам спокойно поспать после сытного обеда.

Но несмотря на такое пиршество — а за неделю это была уже третья добыча, — на следующее утро мужчины застали гепардов за охотой. Пиппа залезла на дерево и обнаружила стадо газелей Гранта. Чтобы получше их разглядеть, она вскарабкалась на другое дерево и долго смотрела оттуда на газелей. Потом она спрыгнула вниз, позвала молодых и все вместе — Сомба рядом с Пиппой, Тайни в пятидесяти ярдах позади, а еще дальше за ним Биг-Бой — стали ползком пробираться в траве, стараясь укрыться за каждой былинкой. Вот наконец они подкрались совсем близко. Но тут, как назло, Сомба не вовремя высунулась, и охоте пришел конец. Чтобы утешить голодное семейство, Бен отдал им принесенное мясо, а потом Пиппа ушла в тень под дерево. Молодые немного поиграли и подошли к ней, но она немедленно встала и легла в другом месте. Немного погодя Сомба и Тайни снова попытались к ней присоседиться — и снова не успели они сесть рядом, как Пиппа тут же ушла. Тем временем Биг-Бой, оставленный в одиночестве, стал звать остальных. Голос у него все еще ломался, и казалось, что он совсем охрип. Тайни со всех ног бросился к нему, а Сомба все же ухитрилась прилечь рядом с Пиппой.

Через два дня гепардам повезло больше — они затравили молодого водяного козла. Когда я узнала, что Пиппа с детьми стала так часто убивать добычу, я почувствовала облегчение и гордость за них, но в какой ужас привело меня известие, что в заповеднике объявилась банда браконьеров и они уже убили носорога, леопарда и трех гепардов! Мы давно потеряли след Уайти, Мбили и Тату, и меня преследовал мучительный страх — а вдруг кто-нибудь из них пал жертвой браконьеров?

Тут мог очень пригодиться мой метод определения детей Пиппы по пятнышкам у основания хвоста, и я попросила Бена достать, если это окажется возможным, шкуры убитых гепардов. Но вскоре я узнала, что перед самым арестом браконьеры изрезали шкуры.

А о Пиппе и ее теперешних детях приходили, как и прежде, только утешительные сообщения. Братья души не чаяли друг в друге, казалось, их водой не разольешь; Тайни был теперь на равных с Биг-Боем и почти все время лазил по деревьям — в этом он превзошел даже Сомбу: она забиралась на деревья не так уж часто, а Биг-Бой вообще недолюбливал это развлечение. Биг-Бой стал уже выше Пиппы в холке, Тайни немного до нее не дорос, а Сомба по-прежнему была меньше всех.

Семейство проходило в среднем по две мили в день и ни разу не оставалось ночевать на одном и том же месте. Несмотря на то что Пиппа почти все время отдыхала в стороне от молодых, она никогда не бросала их на целый день, насколько можно было судить по следам.

Двадцать четвертого августа мужчины нашли молодых гепардов возле дороги, на полпути между нашим лагерем и Пятой милей. Через несколько минут показалась Пиппа, а следом за ней шла самка конгони. Порой антилопа подходила к Пиппе на пять ярдов, тогда Пиппа ложилась на землю, а конгони останавливалась. Но стоило Пиппе встать и двинуться навстречу антилопе, как та сразу же отступала на несколько шагов. Это странное церемониальное шествие продолжалось до тех пор, пока вдруг в траве ярдах в тридцати от Пиппы не показался маленький теленок конгони. Пиппа мгновенно бросилась за ним и шагов через шестьдесят свалила его ударом лапы по спине. Потом она схватила его за горло и стала душить. На помощь своему малышу пришла мать, и на минуту Бену показалось, что Пиппа вот-вот выпустит теленка, но Сомбе удалось отогнать конгони. Она еще гналась за антилопой ярдов триста, а с теленком за это время было покончено. Вернувшись, мать поняла, что случилось непоправимое, и не стала вступать в бой, а когда Сомба прогнала ее второй раз, она больше не вернулась. Пиппа задушила теленка всего за две минуты, вместе с Тайни и Биг-Боем она начала пожирать еще трепещущую добычу.

Впервые за все время кому-то из нас довелось увидеть, как Пиппа убивает добычу, а молодые помогают ей добиться успеха. Бен потом измерил расстояние, на котором происходила охота. Оказалось, что Пиппа, догоняя теленка, сделала со своего места шестьдесят прыжков, теленок сделал тридцать. Эта добыча была шестой по счету за двадцать четыре дня. Прошло еще девять дней, и за это время гепарды четыре раза добывали пищу; это были два молодых водяных козла и антилопа геренук, о четвертой же добыче говорили только окровавленные морды гепардов да их набитые до отказа животы.

Но несмотря на все эти чудесные новости, я чувствовала себя в Англии все хуже и хуже. Я готова была вынести что угодно, но только не лондонскую суету, да еще в летние месяцы. Я ведь привыкла к безграничному простору, к жизни на свежем воздухе… К счастью, потом я поехала в гости к своим близким друзьям в Серрей. Они приняли меня с чудесным гостеприимством, и сад у них оказался великолепный, так что самое тяжкое время они помогли мне перенести спокойно. Мне приходилось каждый день целый час добираться набитым пригородным поездом до Лондона, а там в еще более душном метро до Кенсингтона — где я принимала физиотерапевтические процедуры. Последнюю часть пути до больницы я шла пешком через Гайд-парк, нередко напевая свою маленькую песенку — я всегда так манила за собой гепардов: «Пиппа-Пиппа-Пиппаланка и смешные малыши, идем, идем, идем, идем, идем…» — и мне казалось, что под звуки этой песенки гибкие, стройные животные бегут за мной по пятам. Часто, цепляясь за что попало в набитом до отказа автобусе, я уносилась в мечтах туда, где были мои гепарды, и мне казалось, что я снова чувствую, как их тела дрожат от довольного мурлыканья.

Мне было очень интересно узнать, как удалось добиться размножения гепардов в Уипснейдском зоопарке, в Бедфордшире, и я поехала туда в первый же свободный день. Животные там содержатся без клеток. Директор зоопарка любезно познакомил меня с записями истории гепарда Хуаниты — она принесла уже два помета. Из этих записей я узнала, что в первом помете, появившемся в 1967 году, два малыша вскоре погибли от рахита, а оставшийся в живых до сих пор тяжело болен.

Второй помет появился на свет в июле 1968 года, теперь им как раз исполнился год, и все они были в прекрасном состоянии. Я видела этих гепардов — они сбились в кучку посередине довольно тесного загончика, где росло развесистое дерево, только сучки у него были слишком хлипкие и не могли выдержать вес гепарда. В дальнем углу был деревянный навес и маленький вольер, в котором лежал больной гепард из предыдущего помета. И кроме этой загородки, здесь нельзя было найти ни единого местечка, где удалось бы затаиться или полазить вволю. В этот загон их перевели из более просторного вольера для того, чтобы посетители могли в любое время увидеть гепардов. Я хорошо знала, как много значила для детей Пиппы возможность играть, спокойно отдыхать, укрывшись от чужих глаз, и поэтому задала себе вопрос: будут ли эти маленькие гепарды впоследствии способны к нормальному размножению?

Но тройке гепардов в зоопарке Риджент-парк, в самом центре Лондона, пришлось гораздо хуже. Каждый из них сидел в крохотном вольере с деревянной конурой в углу, а земля была засыпана гравием, — конечно, так легче поддерживать чистоту, но ведь для гепарда это совершенно неестественная обстановка. Они могли разве что потереться носами через проволочную сетку или им оставалось разглядывать леопардов, львов и тигров, рассаженных по клеткам напротив, — их разделяла только узкая дорожка, с которой посетителям были видны сразу несколько видов кошачьих. Я заметила, что гепарды с полным равнодушием смотрят на львов и леопардов, и еще раз подумала, какие страдания приходится претерпевать диким животным, чтобы хоть как-то приспособиться к этой неестественной жизни, которая заставила их потерять страх даже перед своими природными врагами.

Вечерело, моросил холодный дождь, и одного из гепардов била такая дрожь, что мне стало ясно — дело тут не только в холодной и ненастной погоде. Когда новая туча разразилась ливнем, несчастный гепард продолжал сидеть неподвижно с самым жалким видом, вместо того чтобы спрятаться в конуру по примеру своих родичей. Я позвала служителя и спросила, не болен ли этот гепард, но он ответил, что ничего ему не сделается — просто он не желает заходить в конуру, потому что, видите ли, ему не по нутру запах прежнего обитателя. Я взглянула на небо — дождь, конечно, будет лить до утра — и предложила заменить конуру, но мне объяснили, что ничего нельзя сделать до завтра, пока не придет заведующий. Но я настаивала, чтобы устроили хотя бы временный навес — пусть больное животное по крайней мере укроется от проливного дождя, — и не ушла, пока навес не сделали.

Как может гепард чувствовать себя нормально в таких условиях? Где уж тут говорить о спаривании и размножении! Я очень долго беседовала с директором, стараясь особенно подчеркнуть, что свобода передвижения и возможность уединиться для гепардов гораздо важнее, чем для остальных кошачьих. Я сказала ему, что территория Пиппы в заповеднике Меру занимает шестьдесят три квадратные мили и она бродит повсюду, как ей вздумается, вместе со своими детьми. Ни один зоопарк не сможет предоставить гепарду достаточно просторный вольер, а скрывать зверей от посетителей — это уж никак не вяжется с назначением зоопарка, так стоит ли терять время, средства и труды, пытаясь разводить гепардов в неволе (ведь в любом случае это будут только новые экспонаты или живые игрушки), если эти животные, которых так легко травмировать, прекрасно размножаются в естественных условиях? Пиппа доказала, что это вполне реально — к этому времени она уже принесла за четыре раза пятнадцать детенышей, и шестеро из них выжили. А Пиппе было всего пять лет, и если учесть, что средняя продолжительность жизни гепарда пятнадцать лет, можно предполагать, что число ее выживших детенышей будет в три раза больше — восемнадцать, и все они тоже будут размножаться, так что заросли будут населены новыми, рожденными на свободе гепардами. И еще я внушала ему, что медлить нельзя: в списке животных, которым угрожает вымирание, гепард стоит на втором месте и совершенно необходимо, не теряя времени, обеспечить разведение гепардов там, где они еще могут размножаться.

Я побывала и в Норфолкском парке дикой природы, где Питеру Уэйру удалось добиться размножения фазанов, европейской рыси и других животных. Он занимает пост председателя Комитета охраны природы и размножения диких животных Великобритании и Ирландии и с интересом относится к любому методу, который обеспечил бы спасение исчезающих видов. От него я узнала, что, хотя Общество и поставило своей целью разводить исчезающие виды животных в их естественных местообитаниях, пока удачный результат получен только с обыкновенным филином. Этих птиц реакклиматизировали в ФРГ и Швеции, где они уже перестали встречаться. Он считал, что все попытки размножать в естественных условиях хищных млекопитающих, в особенности крупных африканских кошачьих, пока относятся к разряду утопий. Тогда я напомнила ему, что Эльса и Пиппа уже доказали, что такой утопический идеал вполне может превратиться в действительность, и добавила, что если самых крупных кошек можно сохранить таким путем, то спасти остальных животных, находящихся на грани вымирания, будет не так уж трудно, конечно, если найти необходимые средства и людей, готовых посвятить себя этому делу.

Я все больше убеждалась в том, что этот новый метод разведения животных, которым угрожает истребление в естественных условиях, нужно широко распространить и как можно скорее ввести в практику. Тем более обидно мне было терять столько времени в Англии: ведь из моей жизни выпадали самые важные месяцы из тех, которые я могла провести рядом с Пиппой и ее детьми. Мне было особенно интересно узнать, уйдут ли оба самца от Пиппы раньше, чем Сомба, и будут ли они привлекать друг друга как партнеры для спаривания.

Мне предстояла чрезвычайно серьезная операция — тут требовалось виртуозное мастерство самого блестящего хирурга в этой области. А пока что я лежала в больнице, и однажды сиделка принесла мне каталог рекламу выставки моих рисунков, изображающих африканцев Кении в народных костюмах. Для меня это было приятным сюрпризом. Как только мне разрешили выходить, я побывала на выставке и весь месяц, пока она была открыта, по мере сил участвовала в работе, чтобы обеспечить ей успех.

Одновременно с выставкой увидела свет и моя книга о Пиппе «Пятнистый сфинкс», и я с радостью помогала организовать ее распространение, хотя мне почти ежедневно приходилось давать интервью, выступать по радио или по телевидению. Я работала также над книгой для детей «Гепард Пиппа и ее дети» и вела переговоры с разными кинокомпаниями — нужно было составить телевизионную программу из того огромного киноматериала, который скопился у меня за четыре года, проведенные рядом с гепардами. Единственное, что заставило меня заниматься всем этим, — необходимость поддержать Фонд Эльсы по охране диких животных: все мои заработки предназначались на это. Кроме того, я встречалась с моими поверенными в Лондоне и вела переписку с дирекцией Фонда Эльсы в США; дел было по горло — вполне достаточно, чтобы загрузить меня до самого октября, до тех пор, пока, по планам врача, мое лечение не будет закончено.