ВОРОНИЙ ПЕРЕПОЛОХ
Что-то случилось на берегу реки. Несколько ворон голосят во все горло, волнуются, пикируют на небольшой куст барбариса. Там, оказывается, сидят две сороки. Зачем вороны на них нападают?
Сороки не дают себя в обиду. Иногда взлетают, отвечают контратакой, пытаются клюнуть надоедливых преследователей.
Все птицы, относящиеся к семейству вороновых — вороны, сороки, галки, сойки, клушицы, кедровки, — отличаются незаурядными способностями, и в их поведении иногда можно обнаружить удивительные черты.
Иду к кусту барбариса, осматриваю его со всех сторон, а собака по моему приказанию прочесывает его снизу по земле, среди густого переплетения растений. Нет никого в барбарисе, пусто! Загадка остается нераскрытой.
Вороны начинают бесноваться, я же продолжаю осматриваться. Наконец все выясняется. На лохе сидит молодой вороненок, неуклюжий, глупый, едва держится на ветке, качается, балансирует, клонится во все стороны. Он, видимо, недавно вылетел из гнезда. Вороны кричат в исступлении. Но только две. Остальные разлетелись. Больше нигде не видно воронят. Здесь все на виду, негде им больше прятаться.
Встреча с птицами порождает сразу несколько вопросов.
Зачем вороны нападают на сорок? От возбуждения или так, на всякий случай, попугать известных проказниц и воровок? Мол, знай, что у нас семейное торжество, наш несмышленыш сегодня вышел в свет, мы начеку.
Почему у заботливых родителей только один вороненок? Неужели сказался голодный год, засушливая весна, сухая, бесплодная пустыня?
Единственное чадо, оказывается, вызывает усиленную опеку родителей не только у человека…
Вороны очень любопытны и всегда обследуют незнакомые предметы. Рано утром холод пробрался в палатку, и на одеяло легла роса. Сказывалась осень. Свежий прохладный воздух располагал ко сну. А птицы уже пробудились. С реки донеслись крики галок. Они закончили свой, как всегда совместный, ночлег на голой косе посредине реки. Над самой палаткой раздался шум: пролетела стая скворцов. Они тоже проснулись. В тугаях стали перекликаться фазаны. Закаркали вороны. Тоненьким голоском запела тугайная синичка. Громкую перекличку затеяли сороки, обсуждая какое-то событие.
Заря все больше и больше разгорается, и в палатке стало совсем светло. Симфония природы продолжалась. Но вот послышались странные и мерные поскрипывания. Я не выдержал, выскочил из палатки. Невысоко над землей величаво проплыли три пеликана. Тяжелые птицы, размахивая крыльями, скрипели маховыми перьями. Потом за палаткой раздался легкий шорох: кто-то неторопливо пробирался через заросли сухой травы и кустарников. Шорох неожиданно прервался громким хлопаньем крыльев и негодующим криком перепугавшегося фазана.
Но вот с берега реки, почти рядом, донесся необычный звук. Он то затихал, то становился громче: что-то резко и звонко позвякивало о камни.
Пришлось снова выбраться из палатки.
Напротив, на небольшой косе, покрытой мелкой галькой, сидели три вороны. Одна из них катала по камням пустую зеленую бутылку, деловито и ловко поддевая ее клювом. Другая не без интереса наблюдала за развлечением своей подруги, потом не выдержала, подскочила к бутылке, потрогала ее клювом, заглянула в горлышко. Третья ворона не обращала внимания на развлечение соседок. Была она, наверное, опытной и строгой.
С интересом я смотрел на эту необычную картинку. К сожалению, ворона, которую я считал опытной и старой, заметила меня, покосилась в мою сторону черным глазом и, что-то крикнув, поднялась в воздух.
Бутылку птицы оставили, коса опустела.
Летом в Алма-Ате нет ворон. Но на зиму они прилетают вместе с грачами и неплохо устраиваются. В баках для мусора всегда находится пища, да и кусочки хлеба лежат в специальных цинковых ведрах, которые забирают на свинофермы. Зимы в нашем городе не бывают морозными, еды вдоволь, воронам и грачам — отличное житье.
Вороны доверчивы. Ныне мальчишки не стали обижать птиц стрельбой из рогаток. Возможно, там, на родной стороне, к воронам тоже хорошо относятся, или живут они в глухих местах, где нет человека. Во всяком случае, зимние гости нас не боятся, подпускают к себе совсем близко. Правда, когда на них не обращаешь внимание. Взгляд человека замечает любая птица, даже самая маленькая, и, тревожась, улетает.
Но кошек вороны не любят, увидев их, каркают. Как-то одна молодая и глупая кошка, заметив на тополе стайку воробьев, вздумала за ними поохотиться и забралась на дерево. Воробьи увидели кошку, пересели на самый конец ветки и громко засудачили. Тревогу воробьев услышали вороны, прилетели и, проявив птичью солидарность, подняли истошный крик. Кошка не выдержала и удрала.
Собак вороны не боятся и от моего фокстерьера, который любит шутя за ними погоняться, улетают не спеша, играючи и, сев на дерево или на крышу гаража, поглядывают вниз, покаркивают, вроде как бы добродушно и слегка насмешливо.
Еще в городе зимой ночуют большие стаи грачей и галок. На день они улетают на поля. Наши дворовые вороны к ним не присоединяются, живут самостоятельно.
Недавно я вывел во двор собаку. Она, как всегда, бегая возле деревьев, старательно обнюхивала их стволы. В это время от бака с мусором отлетела ворона с каким-то довольно крупным куском в клюве. Она уселась на дерево, положила свою добычу на ветку и, прижав ее лапой, стала неторопливо ковыряться в своей добыче. Собака не видела ворону и не обратила на нее внимания, но, пробегая мимо дерева, случайно возле него остановилась.
Тогда и произошло то, что меня так поразило. Ворона схватила в клюв свою добычу и… бросила кусок вниз. Ее движения были так ясны и характерны, что сомневаться не приходилось: ворона не уронила, а умышленно и расчетливо бросила вниз добычу. Фокстерьер слегка опешил от неожиданности, отскочил в сторону, но тотчас же ткнулся мордой в вороний подарок и схватил его зубами. Птица же уставилась вниз, как мне показалось, с любопытством поблескивая черными глазами.
Я не разрешаю собаке поднимать отбросы на улице, и она хорошо знает команду «брось». На этот раз мне следовало бы помолчать, посмотреть, что будет дальше. Но я, не подумав, закричал на своего пса. Ворона испугалась, перелетела на другое дерево и хрипло закаркала. Это была та, которая прилетала к нам каждый год.
Подарком вороны оказался кусок говяжьей кости с торчащими сухожилиями и кусочком мяса.
Тогда невольно вспомнилась известная басня Крылова про ворону, лисицу и кусочек сыра. Кто знает, быть может, не раз в народе видели, как сытая ворона бросает кусок еды голодной собаке. Наверное, такое происходило не так уж и редко. Только думали, что птица свою находку случайно роняет. Отсюда и родилось слово «проворонил», потому и дедушка Крылов басню сочинил. Дело же, скорее всего, в другом…
Вороны все видят, все замечают, ничто не ускользает от их внимания.
Как-то в парке я увидел, как собака закапывала в снег свою добычу. Видимо, она была неголодна, раз решила сделать запас. Но за собакой, оказывается, внимательно наблюдала ворона и, едва только та направилась куда-то по своим делам, тотчас же слетела на землю и уселась на то место, где была припрятана еда. Ворона торопилась, наверное, не одна она наблюдала за собакой. Но хозяйка-псина была опытной и, видимо, не раз имела дело с воронами, она заметила воровку, ринулась к ней, прогнала, вытащила из снега свою добычу, некоторое время, оглядываясь по сторонам, медлила, потом все же съела. Решила, что лучше себя заставить есть, чем отдать вороне. Куда денешься, когда они всюду сидят на деревьях.
В этом же парке жили две белочки, на кафедральном соборе гнездилось много голубей, на деревьях всегда сидели вороны и вездесущие воробьи. Иногда с дочерью я ходил в этот парк кормить голубей. Они привыкли к посетителям, и едва только кто-нибудь показывался с кульком на площади возле собора, как все голуби спешили на кормежку большой стаей. Вороны вообще пренебрегают хлебом и зерном, охотятся за чем-то более существенным. Лишь иногда к большой стае голубей, усиленно клюющей зерно, не спеша подлетит одна из ворон и важно пройдется в сторонке, как бы проверяя, чем потчуют птиц.
Белки тоже привыкли к своим опекунам. Но резвые зверьки не берут что попало, а предпочитают кедровые орехи, не так уж любят орехи грецкие, расколотые, еще меньше — орехи земляные. Любят они и конфеты, но только шоколадные. В общем, избалованные белочки. Их вкусы хорошо изучили посетители парка. Всем приятно, особенно детям, когда шустрое и пушистое создание соскакивает со ствола дерева и садится на руку.
Как-то белочек кормил орехами пожилой мужчина. Подошла девочка, протянула конфету. Белочка, расправившись с орехами, схватила лакомство, прыгнула на дерево, поднялась повыше, немного погрызла конфету и потом, поднявшись еще выше, спрятала угощение в развилку ветки.
В стороне, метрах в семидесяти, почему-то на земле почти неподвижно сидело с десяток ворон. Тотчас же одна из них поднялась, подлетела к дереву, села на него, боком-боком подскочила к развилке ветки, схватила конфету и умчалась с ней к своим. Добыча была дружно расклевана птицами.
Так произошло дважды.
Когда белочки основательно наелись и им надоело угощение, они разбежались в разные стороны. Разлетелись и вороны.
Не знаю, одна и та же или две разные вороны прилетали за конфетой, но ясно, что промысел хитрых птиц был давно и отлично отработан. Вот почему они и сидели на земле. Оттуда было легче наблюдать за происходящим…
Осенью с севера на юг Казахстана прилетают стаи галок, ворон, грачей и здесь зимуют. Днем они улетают в пустыню, что-то разыскивают на солнечных, свободных от снега склонах предгорий, а на ночь собираются большими стаями и поближе к горам на деревьях устраиваются на ночлег. Рано утром вороны, грачи и галки улетают на поля, оставляя под деревьями многочисленные пятна белого помета.
Птицы охотно ночуют на высоких тополях города, и проходить под такими деревьями вечером небезопасно, чтобы не попасть под обстрел того, что прошло через желудки птиц и природой предназначено для удобрения почвы.
Чем питаются эти птицы — никто толком не знает. Наверное, едят опавшие на землю зерна злаков, в том числе и пшеницы, выискивают трупы погибших насекомых, выщипывают коротенькую зеленую травку.
Ранней весной, увидев стаю грачей, деловито снующих по едва зазеленевшему холму пустыни, я замечаю одного, который особенно усиленно ковыряется в земле, и, не спуская с него глаз, иду к нему. Недовольные моим появлением грачи улетают, а на замеченном месте я вижу вырытую острым клювом ямку, раскапываю ее лопаточкой и ничего не нахожу, так как пожива уже вытащена из-под земли и съедена. Но потом мне удается заметить большую белую личинку земляного дровосека-доркада и жука-чернотелку.
Но как птицы через слой земли не менее десятка сантиметров могут находить свою добычу?
Обонянием? Но, как упорно утверждают орнитологи, оно у птиц очень слабо развито или даже отсутствует. Да и каким оно должно быть сильным, чтобы почуять личинку насекомого через толстый слой, к тому же чаще всего плотной земли.
Может быть, по слуху? Личинка, допустим, обгрызая корни растений, издает тихие звуки и к тому же сотрясает почву. Но активная деятельность личинок жуков ранней весной, когда почва еще холодна, вряд ли возможна.
Не излучают ли личинки насекомых, обитающие в почве, какие-либо биотоки? Птицы, особенно те, у которых не развито обоняние, могут обладать способностью улавливать ничтожные излучения.
Вопросов много. Но ответы на них найти непросто.
Как-то, спасаясь от жары, мы заехали в узкую полоску зарослей лоха, тянущихся вдоль сухого русла реки Курты, и, заглушив мотор, услышали многоголосые крики грачей и галок. Крики издавались, по меньшей мере, несколькими сотнями пернатых. Оказывается, недалеко располагалась их колония. Все деревья были обвешаны гнездами, и над ними вились стаи черных птиц.
Я схватил магнитофон и помчался в самую гущу колонии. Крики обеспокоенных обитателей стали истошными. Осторожные грачи и галки, зная нрав человека, держались вдали и лишь иногда наиболее смелые из них, пикируя, пролетали мимо, почти рядом.
В гнездах всюду виднелись почти взрослые птенцы. Повинуясь тревожным сигналам старших, они залегли в гнездах, и лишь кое-где высовывался наружу наиболее любопытный птенец, рассматривая невиданное ранее существо, нарушившее жизнь большого птичьего общества.
С края колонии одно из гнезд заняли две пустельги. Как велика сила подражания! Обычно молчаливые птенцы этой хищной птицы сейчас тоже голосили во всю глотку, только по-своему, визгливо и забавно, очевидно, считая себя принадлежащими к семейству черных птиц.
Вдруг у моих ног из зарослей лебеды раздался громкий негодующий возглас. Я увидел грачонка. Он повернулся ко мне, широко раскрыл свой клюв, то ли властно требуя от меня пищи, то ли приказывая мне немедленно удалиться из птичьего царства. Его крик был особенный и по тону, и по музыкальности. Это был одновременно вопль отчаяния, страха и негодования. Стрелка индикатора магнитофона от крика младенца металась из стороны в сторону.
Нет, я не мог долго выносить истеричные крики галок и грачей, да еще и вопли этого внезапно появившегося малыша! Птицы победили меня. Пришлось нам спешно выбирать бивак подальше от столь беспокойного места.
Мы едем по высокогорному урочищу Ассы к востоку, туда лежит наш путь. Видны горы и узкое ущелье Камсы с текущей по нему рекой Ассы. Перед колесами машины какие-то кобылки скачут во всех направлениях. Останавливаю машину, спрыгиваю с нее и сразу попадаю в настоящее их месиво. Они — везде. Одни сидят без движения, другие медленно ползают, третьи быстро скачут. Шагнешь — и из-под ног во все стороны прыгают кобылки.
Приглядываюсь и легко узнаю сибирскую кобылку. Ее не спутать ни с какой другой: только у этих самцов такие забавные передние ноги — они сильно вздуты. Насекомое будто надело боксерские перчатки и собирается на ринг. Странным органом наделила природа это существо, зачем оно ему? Самочки лишены этого украшения, они крупнее, расторопнее.
Сибирская кобылка хорошо известна энтомологам. Она живет на севере Европы, в Сибири, в северных районах Китая и Монголии и вот испокон веков прижилась на высокогорье Тянь-Шаня, нашла здесь сибирскую обстановку. Эта кобылка периодически размножается в массе и тогда вредит пастбищам и посевам.
Обычно, как только какое-либо насекомое размножается в огромном количестве, у него появляются враги. Постепенно, а иногда и быстро они уничтожают захватчика земель, все становится на свои места, и в природе вновь восстанавливается равновесие сил. Но здесь я не вижу ни ос-парализаторов, ни мух-тахин — паразитов. Нет и ежей, рьяных охотников за саранчовыми, нет и степных гадюк, питающихся кобылками. Слишком холодное здесь лето, сурова и длительна зима.
По чистому зеленому полю бродит большая стая галок и грачей. Ковыряются в земле, кого-то разыскивают. Наверное, истребляют кобылок, прилетели сюда на обильное пиршество. Я спешу к ним. Но там, где сидели птицы, нет кобылок. Черная рать занята тем, что переворачивает помет животных, вытаскивает из-под него навозников, жужелиц; они, оказывается, к кобылкам равнодушны. Может быть, сибирская кобылка несъедобна или объелись ею птицы, надоела она им?
Продолжая наш путь, скоро убеждаюсь, что сибирская кобылка распространена только небольшими очагами. Даже, казалось бы, в совершенно одинаковой природной обстановке.
Едва остановились на бивак и устроились, как вдруг над палаткой раздался громкий шипящий свист. С неба одна за другой, лихо пикируя, падают на землю целой стаей вороны. Расселись, огляделись и принялись важно расхаживать, выискивая жуков да саранчуков. Насчитал я их около сотни, никогда мне не приходилось видеть эту редкую птицу, избегающую большого общества себе подобных.
С холмов доносится шум мотора: там пашет землю трактор. Отсюда он не виден, лишь из-за горизонта кое-где мелькает его кабина. За трактором неотступно летит стая галок и грачей. Птицы очень оживлены, одна за другой падают на землю, потом взмывают кверху. У них — пир горой. Из-под плуга на пластах земли они вытаскивают белых, толстых личинок, поедающих корни растений, злейших врагов сельского хозяйства.
Весь день прилежно стрекочет мотор, и весь день на пахоте крутятся птицы, отъедаются.
Сколько урожая спасают эти птицы! Они оберегают землю получше разных химических веществ — инсектицидов. Между тем борьба с так называемыми почвенными вредителями трудна. Насекомое, обитающее в земле, уничтожить не так просто.