Глава третья
ПУТЕШЕСТВИЕ ЭЛЬСЫ К ИНДИЙСКОМУ ОКЕАНУ
Эльсе исполнился год. У нее сменились зубы, причем я выдернула ей один молочный клык, и она терпеливо перенесла операцию, даже не дернула головой. Кости она обгладывала не резцами, а коренными зубами, помогая себе шершавым, покрытым жесткими сосочками языком. У нее была обильная, насыщенная солями слюна.
А Пати старела, и я заботилась о том, чтобы ей было как можно спокойнее.
Подошло время нашего отпуска. Мы решили отдохнуть на берегу моря, недалеко от границы Сомали, по соседству с рыбацкой деревушкой. Идеальное место для Эльсы. Наш лагерь будет далеко от людей, на самом берегу, а захочется тени — сразу за песчаным пляжем начинается кустарник.
С нами поехали двое наших друзей — молодой служащий Дон и гостящий у нас австрийский писатель Герберт.
Дороги были скверные, переезд занял три дня. Я ехала с Эльсой на грузовике и с привалов снималась первая. За мной следовали оба лендровера. Пати была на попечении Джорджа. На сухих песчаных равнинах, по которым пролегал наш путь, было очень жарко.
В одном месте дорога затерялась в паутине верблюжьих следов, и, когда стало темно, я сбилась с пути. А тут еще кончился бензин. Мне оставалось только ждать и надеяться, что Джордж обнаружит мой след. Прошло несколько часов, прежде чем я приметила вдали его фары. Он сказал, что они разбили лагерь в нескольких километрах и надо поспешить туда: Пати заболела, у нее тепловой удар. Он дал ей немного коньяку, но сомневался, что она выживет.
Эти километры показались мне нескончаемыми. Когда мы добрались до лагеря, Пати была без сознания. Потом она очнулась, даже узнала меня, попыталась скрипнуть зубами, выражая свою любовь ко мне. Это были ее «последние слова». Сердце Пати еле билось. Вот она вздрогнула, вытянулась… Это конец.
Пати умерла.
Я держала ее на руках. Маленькое тельце долго не остывало.
Я вспоминала, сколько радости доставила она мне за семь с половиной лет. Вспоминала многочисленные сафари, в которых Пати была моей верной спутницей. Вместе мы добывали у озера Рудольф, где ей очень докучала жара, и на берегу океана. Мы подолгу катались на утлой дхоу, ездили в долину Сугута и к горе Кении. Ее вересковые склоны пришлись Пати очень по вкусу. Когда мы путешествовали по кручам горы Ньиро, Пати очень ловко цеплялась за спину мула. Я делала зарисовки племен Кении. И где только мы не разбивали лагерь! Порой у меня месяцами не было другого товарища.
А как кротко она относилась к всевозможным зверятам — белкам, мангустам, которые жили в нашем доме, как любила наших львят. Когда мы ели, Пати сидела возле моей тарелки и осторожно брала у меня из рук лакомые кусочки.
Я очень привязалась к Пати.
И вот я заворачиваю ее в кусок ткани, обматываю поверх сбрую с поводком и рою могилу рядом с лагерем. Ночь душная, лунный свет чуть побелил темные складки на просторной равнине. Мир, тишина…
Наутро мы отправились дальше. Хорошо, что скверная дорога не позволяла задумываться.
На место прибыли вечером. Нас встретили рыбаки. Они рассказали, что какой-то лев причиняет им много хлопот. Чуть не каждую ночь он уносит коз. Они надеялись, что Джордж расправится с разбойником.
Было поздно разбивать настоящий лагерь, и мы устроились спать под открытым небом. Нас было десять человек. Как единственная женщина, я поставила свою раскладушку чуть поодаль. Эльса была заперта в грузовике рядом со мной. Вскоре все, кроме меня, уснули. Вдруг я услышала странный звук, словно по земле что-то волокли. Зажгла фонарик… В нескольких метрах от моей кровати стоял лев, он держал в зубах шкуру антилопы, которую мы застрелили в тот вечер.
В первый миг я решила, что это Эльса, но она лежала на своем месте в машине. Я снова перевела взгляд на льва. Он зарычал, не сводя с меня глаз.
Я медленно двинулась к Джорджу. И сделала глупость, повернувшись к зверю спиной. Нас разделяли каких-нибудь несколько шагов. Я почувствовала, что он идет за мной, тогда я быстро обернулась и направила луч фонаря ему в морду. Прикинула расстояние — метров семь-восемь. Пятясь, я отступила к кроватям, на которых храпели мужчины. Проснулся только Джордж. Я сказала, что за мной крадется лев, он не поверил.
— Ерунда! Наверно, гиена или леопард.
Все-таки он встал с кровати, взял винтовку и почти сразу же увидел светящиеся глаза, а затем услышал ворчание. Джордж не сомневался, что это тот самый разбойник, о котором нам говорили. Он подвесил на дереве метрах в тридцати от машины кусок мяса и стал ждать.
Вскоре в том месте, где мы устроили кухню, загремела посуда.
Джордж тихонько обогнул машины, поднял винтовку и одновременно зажег фонарик. Лев сидел между кастрюлями, уписывая остатки нашего обеда. Джордж нажал спуск — осечка! Нажал снова — опять осечка! Забыл зарядить ружье. Лев не спеша удалился. Сконфуженный, Джордж сходил за патронами и вернулся в засаду.
Прошло довольно много времени, прежде чем он услышал, что кто-то тянет приманку. Джордж включил фары автомобиля, яркий свет озарил льва. Грянул выстрел. В самое сердце! Лев был молодой и безгривый. Подвид типичный для побережья.
Утром мы по следам определили, что произошло ночью. Сперва лев утащил шкуру антилопы и закусил ею метрах в двадцати от моей кровати. Насытившись, он обошел весь наш лагерь.
Эльса внимательно наблюдала за событиями, но не издавала ни звука.
Как только взошло солнце, мы повели ее на берег знакомиться с Индийским океаном. Был прилив. Поначалу львица оробела от рокота и плеска волн. Осторожно понюхала воду, куснула пену, окунула морду, чтобы напиться… И скорчила гримасу, набрав в пасть соленой воды. Мы начали купаться. Глядя на нас, Эльса тоже решилась войти в море. Она сразу пристрастилась к купанию. Ей всегда нравились лужи и ручьи, здесь же был настоящий рай. Она отлично плавала, окунала нас с головой, брызгала, колотя по воде хвостом, — словом, не давала нам покоя до тех пор, пока не удостоверилась, что мы наглотались соленой водички.
Эльса привыкла всюду следовать за нами, поэтому, когда остальные уходили ловить рыбу, я оставалась на берегу. Иначе львица поплыла бы за лодкой.
Здешние рифы славятся на всю Кению красивейшими коралловыми рыбками. С масками и подводными ружьями мы ныряли в чудесный мир кораллов. Одни кораллы напоминали пагоды, другие — мозг великана, третьи были словно огромные грибы, расписанные пурпурными цветочками или изумрудными зигзагами. Течение колыхало завесы ярких водорослей, среди которых укрывались стайки рыбешек. Плывя вдоль глубоких ложбин, мы попадали в темные гроты, заглядывали в сумрачные туннели, откуда навстречу нам выскакивали любопытные коралловые рыбки, явно озабоченные нашими габаритами. Ведь под водой все кажется чуть не вдвое больше.
Мы видели рыб в красную полоску, напоминавших дикобразов. Их плавники были совсем как веера, и они порхали над кораллами, будто бабочки. У золотых в голубую крапинку рыбок, похожих на коробочки, над глазами торчал рог. Попадались синие рыбки с желтой картой Африки на плоских боках, сновали цветные «шахматные доски» и «зебры». Некоторые рыбы были будто в масках, а их длинные плавники напоминали шлейфы. Иные во время опасности раздувались и превращались в ежей, у других позади спинного плавника как бы выдвигался дюймовый штык. На дне, сливаясь с песком, лежали рыбы, плоские, как камбала. А рядом, приоткрыв створки, торчали огромные моллюски — смертоносные живые капканы. Возле самого рифа неподвижно — если не считать янтарных глаз, которые пристально следили за всем, — стояла ядовитейшая рыба-дьявол, пряча свое грозное оружие под ярко-красной бахромой. Самой легкой добычей были омары в жестком шиповатом панцире. Наполовину укрывшись под камнем, они словно ждали, когда стрела пронзит их панцирь между глазами. Длинные усики настороженно колыхались в воде. Актинии, эти причудливые «цветы», безжалостно расправлялись с мелкими тварями, которые подходили слишком близко к их непрестанно движущимся щупальцам. К счастью, ядовитые скаты были проворнее нас. Они молниеносно исчезали, прежде чем мы успевали различить на песке их крапчатые спины.
Пока мы парили в мерцающем мире переменчивых красок и причудливых созданий, Эльса под чьим-нибудь присмотром отдыхала в манграх возле лагеря. Рыбаки, приметив зверя, подтягивали трусы повыше и обходили его морем. Они не подозревали, что Эльса ничуть не боится воды!
Она охотно гуляла на берегу, ловя кокосовые орехи, принесенные волнами. Иногда мы привязывали орех на веревку и крутили его в воздухе над головой, а Эльса без устали прыгала за ним. Она быстро убедилась, что рыться в песке увлекательно и полезно: чем глубже зарываешься, тем песок прохладнее и влажнее и тем приятнее там кататься. Еще она любила волочить длинные космы водорослей и порой столько их наматывала на себя, что становилась похожей на морское чудовище. Но всего потешнее было возиться с крабами. На закате берег кишел этими маленькими розовыми созданиями. Они вылезали из норок и бочком спешили к воде. Волны непрестанно отбрасывали их, но крабики не сдавались и наконец, урвав клок сочной морской воды, бегом тащили добычу домой. Им и без того приходилось трудно, а тут еще Эльса носилась по берегу и тормошила то одного краба, то другого, невзирая на болезненные щипки. К чести крабов надо сказать, что из всех противников Эльсы, включая слонов, буйволов и носорогов, только они успешно ей противостояли. Станут боком на посту перед норкой, поднимут розовую клешню, и, как бы Эльса ни ловчила, крабы всегда успевали царапнуть ее чувствительный нос.
Прокормить Эльсу становилось все труднее. Смекнув, что выдался хороший случай подзаработать, местные жители запрашивали втридорога за своих коз. Для них настала пора роскошной жизни, но вскоре Эльса наказала спекулянтов. Они не очень-то внимательно присматривали за скотом, козы с утра до вечера бродили в кустарнике, оказываясь легкой добычей для львов и леопардов. Как-то вечером, когда козам уже давно полагалось спать, мы отправились на пляж. Вдруг Эльса метнулась в кусты. Блеяние… тишина. Видно, она учуяла козу, бросилась на нее и навалилась всей тяжестью. Но ей никогда не приходилось убивать, она просто не знала, как это делается, и, когда мы подошли, попросила помочь. Джордж выстрелом добил козу. Владелец не объявился, — должно быть, решил, что в гибели козы повинен дикий лев. И мы промолчали. А стоило признаться, и к нашему лагерю пригнали бы на соблазн Эльсе всех престарелых коз на многие километры вокруг, чтобы потом потребовать с нас возмещение. Голос своей совести мы заглушили. Ведь как-никак Джордж прикончил самого грозного истребителя коз. А бешеные деньги, которые с нас драли за покупаемых для Эльсы животинок?..
Под конец отпуска Джордж заболел малярией. Но он так увлекся подводной охотой, что, наглотавшись лекарств, продолжал вставать ни свет ни заря и нырять.
Как-то вечером, возвращаясь с Эльсой с прогулки, я услышала в лагере стоны и крики. Заперев львицу в машину, я побежала к палатке. Джордж сидел на стуле в беспамятстве и кричал. Он требовал револьвер, звал меня, проклинал Эльсу, грозил застрелиться. Несмотря на жар, он все же узнал меня, стиснул до боли мне руки и простонал, что теперь, когда я пришла, можно и умереть. Я сильно испугалась. Слуги жались поодаль, а наш гость стоял, не зная, что делать. Он приготовил палку на случай, если Джордж начнет буйствовать.
Они шепотом рассказали мне, что вдруг ни с того ни с сего Джордж принялся размахивать руками, звать меня, искать револьвер. К счастью, я быстро вернулась.
Теперь нужно было уложить Джорджа и успокоить. Мы потащили его на кровать. Он безвольно повис у нас на руках, холодный как лед. Хотя мне было страшно, я старалась говорить с ним ровно, спокойно. Рассказала, как мы гуляли с Эльсой, какую рыбу повар приготовил на обед, какую ракушку я нашла, шутила по поводу его странного поведения. А сама задавала себе вопрос: неужели умрет?
И, совсем как ребенок, Джордж успокоился. Только лицо его посерело, нос заострился, глаза закрылись… Он прошептал, что холод ползет у него вдоль ног к сердцу, а руки уже омертвели. Вот встретятся оба ледяных потока у сердца — и конец. Вдруг он с безумным испугом опять вцепился в меня, точно я олицетворяла жизнь. Я влила немного коньяку в пересохший рот Джорджа, погладила его по голове, заговорила о торте, который привезла из Исиоло. Хороший торт, мы съедим его вечером, как только Джордж поднимется на ноги.
Мне стало ясно, в чем дело. Джордж принял чересчур много мепакрина да к тому же пошел нырять, не дождавшись, когда это сильное лекарство подействует. Что-то в этом роде уже было с ним несколько лет назад, я сразу узнала симптомы. Под утро Джордж, совершенно измученный, уснул, но до тех пор он перенес еще несколько приступов, во время которых мозг его лихорадочно работал и он бормотал что-то невнятное. Утром я послала за врачом в Ламу. Но тот ничем не смог помочь, только прописал снотворное и заверил Джорджа, что он быстро поправится, если не будет нырять.
Когда Джорджу стало лучше, мы поспешили вернуться в Исиоло. Как всегда, отпуск пролетел слишком быстро. Зато мы привезли домой отличный загар, а шуба Эльсы от частого купания стала совсем шелковистой.
