Осень еще только охватывала предгорья польских Карпат пламенем золоченой листвы, она еще только осеняла окрестные леса паутинной тоской увядания и прощальными криками улетающих за горные перевалы птиц… И башни замка, венчавшего огромный лесистый холм, предстали перед уставшими путниками в золоченой оправе крон, над которой, подсвеченная голубым небосводом, сияла корона предзакатного солнца.

— Вам нравится этот замок, князь? — попридержал коня принц Ян-Казимир, указывая рукой на стены грубо, без выдумки сработанного из дикого камня архитектурного чудища.

— По мощи он вряд ли уступит многим другим укрепленным замкам, которые нам пришлось видеть на пути из Гданьска.

— Зато от других он отличается тем, что здесь мы, возможно, получим приют, не опасаясь при этом, что вино будет отравлено, а висящие на стенах в оружейных залах ружья станут стрелять в нас сами собой. К тому же местные рыцари, надеюсь, еще не научились вершить поединки из-за угла.

Гяур промолчал, но это не помешало ему по достоинству оценить юмор польского престолонаследника. После небольшой остановки в Варшаве, во время которой король сумел лишь несколько минут выкроить для того, чтобы, между приемами двух послов, принять еще одного иностранца, своего брата, они вновь несколько дней не спеша двигались по Польше как по захваченной врагом территории.

В замках и дворянских имениях их принимали по-разному. Одни холодно, поскольку были недовольны правлением Владислава, брата королевича; другие — враждебно, потому что были сторонниками восхождения на престол Кароля или Ракоци. Третьи попросту не собирались кормить такое полчище мужчин больше одного дня. Тем более что уже вовсю гуляли слухи о войне с Турцией и мощном восстании в Украине, и многие дворяне всерьез готовились к военным поставкам, а также к вступлению — кто в армию, кто в ополчение…

Но главное, что и в пути, и в Варшаве королевич находился под наблюдением каких-то людишек, и два неудавшихся покушения на него представлялись всего лишь «черными метками», вслед за которыми неминуемо должна была наступить расплата.

— Это за любовь к короне, — иронично прокомментировал Ян-Казимир выстрел, которым его удостоили во время охоты неподалеку от Варшавы. — Оказывается, я слишком близко подошел к ней. Значительно ближе, чем они рассчитывали. Как видите, князь Гяур, это весьма опасно.

В этот раз убить его пытались из ружья. Пуля угодила в луку седла, легко ранив при этом коня. Как опытный воин, кардинал воспринял покушение с философской уверенностью в том, что ни одна пуля, не предназначенная ему Господом, все равно в него не попадет.

В самой Варшаве в него тоже стреляли. Через окно. Но попали в статую рыцаря, возле которой, в полутемной комнатке, неподалеку с танцевальным залом, он целовался с одной из племянниц польного гетмана Калиновского.

— Мне еще только предстоит приближаться к короне, — ответил Гяур. — Но, очевидно, уже пора извлекать уроки.

— Не успокаивайте себя, любовь к трону излечению не поддается.

Хозяин замка «Вепрь», семидесятипятилетний князь Янчевский, приходился королевичу каким-то дальним родственником, у которого тот провел два года своего детства.

— И ты приехал? — встретил он королевича еще у ворот. Складки у рта бывшего полковника застыли, превратившись в суровые мазки аристократического высокомерия, а глаза не способны были погасить вспыхнувшей в душе князя горьковатой иронии.

— Извините, князь. Вас должны были предупредить.

— А меня действительно предупредили, что едет будущий король Речи Посполитой. Да только одного такого же бродячего короля я выпроводил из своей усадьбы всего четыре дня назад.

— Кого это, если не тайна?

— Твоего братца Кароля или же Карла-Фердинанда, как он любит теперь именовать себя.

Услышав это «выпроводил», королевич мельком взглянул на князя и стоявших чуть позади него Хозара и Улича. Как же ему не хотелось, чтобы в эти минуты они были свидетелями такой встречи.

— Значит, он тоже посещает аристократов, собирая голоса в будущем заседании сейма, — спокойно молвил королевич. — Хотя… ничего странного в этом нет.

— По мне, так лучше было бы свести вас здесь, у меня в замке, на рыцарской площади, чтобы окончательно решить, кому примерять корону и претендовать на этот злосчастный «вдовий трон», а кому получать божье отпущение грехов, — все с той же суровостью молвил Янчевский. И все еще непонятно было: впустит он гостей или прикажет закрыть перед ними ворота — настолько решительно был настроен старый сенатор, который, как со временем понял Гяур, будь он помоложе и посамолюбивее, тоже мог бы претендовать все на тот же «вдовий трон».

— Я часто прислушивался к вашим советам, князь. Возможно, прислушаюсь и к этому. «Вдовий трон», — повторил Ян-Казимир. И неожиданно расхохотался: — Надо же: как верно подмечено! Все дело в том, чтобы вдова оказалась такой, что с ней не стыдно… предстать перед миром.

— Польша выродилась, господа. Но выродилась не при короле Владиславе. Это случилось еще в те времена, когда начало вырождаться ее рыцарство, — проворчал князь Янчевский, отъезжая чуть в сторону и жестом приглашая королевича и его воинственную свиту в замок. — Весь мир вырождается с той поры, когда стало вырождаться его рыцарство.

Жизнь в замке поначалу показалась Гяуру аскетически суровой и заунывной, как вечерняя песнь волынки. В «Вепре» было всего пять женщин — семидесятилетняя княгиня и четыре ее служанки, которым уже было под пятьдесят. Из гостей Янчевский тоже оставил в стенах «Вепря» лишь королевича с одним слугой и Гяура, избравшего своим оруженосцем Улича. Остальные расположились в небольшой деревеньке, искавшей защиты у северного подножия возвышенности, словно сирота — под стеной дома бездушного соседа.

Но вскоре выяснилось, что среди знакомых Янчевского оказались две местные аристократки — одна довольно молодая вдова-полька, другая попросту запоздавшая с замужеством литовка, — которые охотно согласились коротать с королевичем и князем Гяуром вечера во время немноголюдных застолий и в светских беседах у камина. Что же касается дней, то для королевича они оказались насыщены всевозможными встречами, приемами и новостями.

Уже через три дня после появления Яна-Казимира в «Вепре» туда же прибыл гонец, известивший о том, что указом короля претенденту на престол даровано местечко и две деревушки в Белзском воеводстве, а за Гяуром закрепляется чин генерал-майора, в который он произведен во Франции, и подтверждается его княжеское достоинство.

— Вижу, вас уже начали осыпать почестями и щедротами, — провозгласил князь Янчевский, собрав по этому поводу гостей за вечерним столом. — Это, конечно же, не к добру, попомните мое слово. Но, каким бы ядом ни были окроплены королевские щедроты, истинный рыцарь обязан пить за них из рыцарских кубков до дна.

«Рыцарские кубки» были отлиты из красноватого богемского стекла, и любая жидкость приобретала в них зловеще-багровые оттенки. Однако гости считали себя истинными рыцарями, а потому пили до дна.

Седая, но все еще по-прежнему буйная грива Янчевского. Шрам, рассекающий левую бровь. Высокомерный взгляд. Стройная фигура кавалерийского гвардейца… Все это создавало ему ореол некоего демонизма. Князь знал об этом и старался вести себя так, чтобы образ рыцарствующего демона с годами не развеивался.

— Как видите, мне посчастливилось поздравить вас с присвоением чина генерала во второй раз, — принц Ян-Казимир произнес это со всей возможной серьезностью. — Если случится так, что короновать полякам придется меня, назначу вас командующим всеми войсками Речи Посполитой в Белой, Черной Руси и в Украине.

— Если так пойдет и дальше, вскоре я буду генералом всех армий мира, — пошутил Гяур, чтобы избежать радости по поводу слишком преждевременного назначения.

— Не знаю, как скоро вы получите приказ принять командование всеми войсками вне пределов собственно Польши, — заметил Янчевский, — но что вслед за подтверждением вашего генеральского чина вы получите предписание вернуться в свой полк и вступить в борьбу с повстанцами Хмельницкого, в этом можете не сомневаться. Причем произойдет это довольно скоро.

Гяур и Ян-Казимир переглянулись. Принц промолчал, считая, что не ему решать, как вести себя князю Гяуру, если пророчество хозяина «Вепря» сбудется. В конце концов, приказ короля есть приказ короля.

— Но у меня нет желания сражаться с украинцами, — проворчал генерал, понимая, однако, что возражать ему придется не князю Янчевскому, а Владиславу IV. — Считаете, что это восстание в самом деле способно перерасти в настоящую войну?

— Это в Белой Руси или в Малопольше восстание можно подавить через две-три недели. Иногда в первом же сражении. Но если войну начнут казаки, да к тому же сумеют подкупить крымских и буджацких татар… Польша еще узнает, что такое настоящая гражданская война.