Гяуру казалось, что беглянка все слышит и слова успокаивают ее. При этом он забыл, что куда более спокойной она почувствовала бы себя, увидев, что приближающийся к ней незнакомец спрятал в ножны меч.

Не доходя до нее нескольких шагов, Гяур оглянулся. Возле лагеря все еще продолжался бой. Однако на склонах позади него уже виднелось несколько всадников-русичей — верный знак того, что кайсаки разбегаются. Одни погибли, другие бегут, с остальными справятся без него. Это его как-то сразу умиротворило, князь не хотел, чтобы кто-либо из сражавшихся воспринял его погоню как намерение уйти подальше от кровавой схватки.

Когда он снова повернул голову к девушке, она уже нашла в себе силы подняться и удивленно смотрела ему в глаза. Так и не отводя взгляда, словно завораживая князя голубизной глаз, она ступила навстречу и нерешительно взялась за рукоятку ножа. Только теперь Гяур понял, что ее поразило. Да и сам был поражен не меньше этой амазонки.

— Вы… живы? — растерянно спросила Диана, выводя его из оцепенения.

— Надеюсь.

— А… этот торчащий нож? Вы серьезно ранены?

— Пока не ощущаю.?Гяур попытался снять ее руку с колодки, но, как только пальцы их соприкоснулись, графиня вдруг рванула нож, выдернув его из подкольчужной кожи. Выдернула — и сразу же отскочила назад, побаиваясь, как бы ее спаситель не рухнул прямо не нее.

— Странно. Я даже не заметил, когда он… Не бойтесь, этот нож пока еще оказался не моим. Спасли одежды.

Несколько мгновений графиня всматривалась в то место на теле воина, откуда она выдернула нож, потом — в само лезвие и вдруг довольно небрежно сунула трофей за пояс.

— Ладно, на роль спасительницы претендовать не стану. А жаль. Кинжал, кровь, раненый рыцарь на руках склонившейся красавицы. Разве не романтично? — улыбнулась она. — Но… не получилось. Тем не менее трофей — мой.

— Уже ваш.

— Нет, правда, хотя бы небольшая какая-нибудь ранка, — еще раз, теперь уже с нескрываемым огорчением, осмотрела графиня могучую фигуру Гяура. — Что ж вы так?

Повернулась и побрела по склону возвышенности.

На валуне, высящемся посреди этого зеленого островка, был высечен большой крест. Не важно, что там: могила или место чьего-то покаяния. Важно, что он есть, этот крест, хранитель души и духа.

Смертельно уставшая, благодарная судьбе и Богу за то, что спасли ее, Диана обессиленно опустилась на колени и, упершись руками о камень, словно о плаху, припала к нему челом.

— Все самое страшное уже позади, сударыня, — с трудом проговорил воин на странной смеси украинских, польских и еще каких-то малопонятных ей славянских слов. И все же смысл сказанного Диана уловила. — Как видите, смерть миновала нас обоих.

— Кажется, да.

— Позвольте представиться: князь Одар-Гяур. Полковник. Успел побывать на военной службе у нескольких монархов. Теперь приглашен на службу польским королем.

Он остановился на склоне долины, чуть ниже Дианы. Дрожащей ладонью графиня смела с лица волосы и с довольно безразличным видом посмотрела на князя.

— Это счастье, что я успел, что погнался за татарином. Тот парень, что сейчас вот схватился с ним в реке, узнал его… Оказывается, это был сам Бохадур-бей.

— Атаман шайки, — отрешенно и в то же время понимающе кивнула девушка. — Вам повезло больше, чем ему: помчались за татарином, а спасли меня. Вот ведь как бывает, — она и не заметила, что заговорила по-французски. И потому не удивилась, что рыцарь-спаситель отлично понял все сказанное ею.

— Я преследовал грабителя до тех пор, пока не убедился, что он не просто убегает с поля боя, а при этом еще и пытается захватить пленницу.

— Теперь это уже не имеет значения, князь. Если я верно поняла, вы уже встречались с этим Бохадур-беем. У вас давняя кровная вражда, — проговорила она, снова обращая взор к камню. Гяур мешал ей воздать хвалу Богу, помолившись перед позеленевшим крестом во имя своего спасения. Однако она не решалась напомнить об этом князю.

— С Бохадур-беем нет, не встречался. Зато вдоволь насмотрелся на то, что оставалось от украинских сел после набега его шайки. Никакая орда, ни Крымская, ни Буджацкая, не может сравниться с ним по жестокости и алчности.

— Господи, да ведь мы же говорим с вами на французском! — удивленно уставилась на него графиня, только теперь поняв, почему они так легко понимают друг друга. — Вы-то когда успели изучить мой язык?

— Так, значит, вы — истинная француженка?

— Еще какая истинная! — устало и кротко заверила его графиня.

— В течение какого-то времени я учился во Франции. На юге, в Авиньоне, где жил вместе с дядей.

— Господи… вы жили во Франции! Почти француз, — графиня осела на траву и устало привалилась спиной к могильно холодному камню. Настолько холодному, словно солнечных лучей для него не существовало. — Кого только не сводит судьба за час до гибели! Полковник без полка; князь без княжества; бродячий рыцарь… владеющий французским почти как родным. Моим родным. Уже за одно это в вас стоило бы влюбиться, — добавила де Ляфер уже совсем тихо.

— Вы правы: пока еще — князь без княжества…

— И полковник без полка, — напомнила ему графиня то, что он забыл подтвердить. — А кругом орды варваров. Не огорчайтесь, мой доблестный князь, полк и княжество вы в конце концов добудете, точнее, завоюете мечом. Враги же, как и любимые женщины, будут появляться сами собой. Словом, все еще будет, мой бродячий рыцарь. Здесь места хватит. Считайте, что у этого каменного креста — центр вашего царства. Хотя надо бы помочь этому юноше, — кивнула она в сторону реки. — Совсем забыли о них.

— Это было бы не по-рыцарски, — ответил Гяур, даже не взглянув туда, откуда доносились ругань и звон клинков.

— Ах да, не по-рыцарски. Думаете, этот варвар догадывается о существовании законов рыцарской доблести?

— Зато догадываемся о них мы.

— Вон еще кто-то мчится. Будем надеяться, что уж он-то вмешается в схватку и спасет вашего спутника. Опускайтесь перед нашим крестом на колени и молитесь за то, чтобы Бог отвернул страдания от вашей многострадальной земли.

Вместо того чтобы сразу же принять приглашение француженки, Гяур с тревогой посмотрел в сторону лагеря. Там все еще продолжался бой, и он чувствовал себя неловко от того, что оказался вне его.

— Никакие страдания от моей земли Он уже не отвернет, — проговорил князь, все еще всматриваясь в сторону лагеря. — Потому что сам давно отвернулся от нее.

— Не богохульствуйте, мой юный безбожник, не богохульствуйте. Нам ли с вами судить о делах Господних? Эта земля — ваша родина?

— Можно сказать — да, прародина. Как и большинство моих воинов, я происхожу из придунайских славян. Из племени уличей, которое когда-то давно ушло в низовья Дуная, — он опустился у ног графини. — Некогда там существовал целый славянский край. Назывался Островом Русов. Так вот, я — князь племени уличей, которое когда-то составляло основу народа Острова Русов. Потомок великих киевских князей.

— Потомок великих князей?… То есть из королевского рода? Кого только не встретишь в этой Скифии, на задворках Европы!

— Даже парижанок, — едва заметно улыбнулся Гяур, прощая графине «задворки Европы». — Судя по вашему произношению.

— Представьте себе, мой неулыбчивый князь, даже парижанок. Перед вами графиня Диана де Ляфер, подданная его величества короля Франции. Правда, не всегда верно… подданная. Но это уже наши, парижские дела. Позволю вам называть себя просто: «моя дивная Диана». Так меня еще никто не называл. Попробуйте, вдруг получится произнести это с нежностью.

— Рад нашему знакомству, графиня де Ляфер, — сдержанно проговорил Гяур, твердо зная, что с нежностью у него все равно не получится. Как бы ни пытался. Но пытаться-то он, конечно же, будет. Это он тоже знал.