48
Нет, герцогиня была неправа, настраивая его против хозяйки пансионата. Очевидно, она делала это из ревности или зависти.
Оказалось, что маркиза Дельпомас — сама вежливость. Экипаж приняли слуги. Лейтенанту, Сержу и кучеру выделили по комнате в «доме для попечителей». Дав гостю немного передохнуть, маркиза любезно пригласила его вместе отужинать.
За столом д'Артаньян несколько раз пытался завести разговор о деньгах, поскольку так и не знал суммы, которую нужно было внести.
— Вы опять о деньгах, любезнейший граф?! — укоряла его Эжен, наклоняясь к нему через стол, и озорно прищуривалась, приправляя этим ослепительную улыбку. — Неужели вы допускаете, что, если бы не поспели со своими деньгами, наша красавица Лили, которую все мы просто обожаем, была бы в чем-то ущемлена? Как вы могли такое подумать, граф?
— Все значительно проще, — старался не поддаваться ее колдовским чарам д'Артаньян. Еще слишком свежими оставались в памяти пощечины герцогини д'Анжу. Особенно словесные. С него достаточно. — Я прибыл с фронта. У меня только один день, поскольку завтра к вечеру обязан быть в Париже. А мой друг, барон фон Вайнцгардт, оказался в госпитале, — правда, Лили не должна знать об этом, — и он очень волнуется.
— Разве я позволяла себе когда-либо напоминать барону о финансовых обстоятельствах? — напускала на него бесовские страсти Эжен. — Конечно, вынуждена признать: некоторые опекуны и покровители совершенно забыли о своем долге помогать пансионату, забывая при этом, что бедная маркиза Дельпомас не в состоянии содержать столь важное заведение на свои скромные средства. Но когда единственный попечитель на войне!.. Ах, не расстраивайте меня, граф.
Сумму маркиза, в конце концов, все же назвала. Но прежде спросила:
— Деньги, конечно, принадлежат не барону? Они ваши, но только потому, что вы заняли их у кого-то из своих парижских знакомых?
— Часть денег я, в самом деле, занял, остальные же — мое жалованье.
— Так я и подумала, — лучезарно осенила его взглядом Эжен, называя при этом смехотворно маленькую сумму. — Остальное пусть остается вам.
— Но этого слишком мало! — изумился лейтенант королевских мушкетеров.
— В данном случае, вполне достаточно. И не спорьте, сверх этой суммы я не приму от вас ни одного су .
— Но в таком случае это будет полный расчет? Ведь, вернувшись из госпиталя, мой друг…
— Вернувшись из госпиталя, ваш друг барон может спокойно заниматься своими делами. Как и вы тоже. Спокойной ночи, граф. Деньги завтра утром вручите моей помощнице леди Стеймен.
— Но я желал бы увидеться с Лили, — предупредил д'Артаньян.
— Не сейчас же, граф, не вечером. Как это будет выглядеть в глазах остальных пансионесс? Дождитесь утра, потерпите.
Распрощавшись с маркизой, д'Артаньян решил, что еще достаточно светло и можно осмотреть само имение и его окрестности.
— Что-то не нравятся мне слуги маркизы, — предупредил его Серж, призванный сопровождать хозяина. Он появился с двумя пистолетами за поясом и лично проверил пистолет графа. — Особенно турок, который встречал нас, и этот рыжий шотландец.
— Что за страхи, сержант? — он так и продолжал называть слугу по его армейскому чину, резонно считая, что это должно хоть как-то возвышать Сержа в его собственных глазах. Как и в глазах окружающих. — В конце концов, мы в девичьем пансионате.
— Том самом, тело одной из воспитанниц которого — из числа неугодных маркизе — выловили недавно в реке.
— Чье именно тело? — насторожился лейтенант.
— Амелии де Мюно, подруги нашей баронессы Лили, с которой они жили в одной комнате. Такая же опасность угрожает и самой баронессе.
— Откуда тебе это известно?
— Я обещал молчать.
— Так молчи, если обещал. Под раскаленным железом молчи. Но не со мной же!
— Мне рассказала все это воспитательница, она же и служанка маркизы, Илирия. Гречанка. Она утверждает, что самой баронессе тоже угрожает опасность. Гречанка не сомневается, что Амелия убита слугой-турком. По приказу маман Эжен.
— Так что это, пансионат благородных девиц или бандитское пристанище?
— Илирия уверена, что весь пансионат оказался во власти заговорщиков, с которыми справиться потруднее, чем с разбойниками. За ними — могущественные кланы Парижа и других городов Франции. — Прервав свой рассказ, Серж метнулся к двери и резко открыл ее. Перед ним предстал улыбающийся турок. В руке он держал поднос с двумя бутылками вина.
— Презент маркизы? — спросил д'Артаньян первое, что пришло ему в голову.
Турок вошел в комнату, выставил бутылки и бокалы на стол и посмотрел на графа.
— Приглашаю, — указал граф на стул. — Выпей с нами.
Все еще улыбаясь, Гафиз притронулся рукой к уху: ничего, мол, не слышу. И промычал нечто нечленораздельное.
— Тогда убирайся к черту! — провоцировал его д'Артаньян. — Вместе со своей хозяйкой и баронессой!
Турок продолжал подобострастно улыбаться, как могут улыбаться только слуги, вышколенные на Востоке.
Когда шаги его отстучали по коридору, Серж взял обе бутылки, осмотрел их и, открыв форточку, вылил содержимое за окно, предварительно смочив вином оба бокала.
Созерцая эту процедуру, мушкетер страждуще облизал губы:
— По-моему, с вином ты слишком… увлекся, — с укоризной молвил он. — Даже если предположить, что «Лесная обитель» действительно стала пристанищем заговорщиков.
— И девиц своих пансионат готовит для участия в заговорах: кого — в качестве любовницы, кого — жены или подруги высокопоставленной дамы, — решительно добавил Серж.
Из окна комнаты видны были окна пансионата. Какое-то время д'Артаньян внимательно изучал их.
— Второй этаж, первое окно справа, — словно вычитал его мысли Серж, оказавшись у него за спиной.
— Она знает о моем появлении?
— Уже должна знать. Гречанка обещала сообщить.
— Откуда такое рвение у гречанки? Ожидает вознаграждения?
— За вознаграждение она бы так не старалась. Жаждет мести. Маркиза ее саму использует в качестве «вознаграждения» за услуги, которые оказывает маман Эжен ее слуга-турок. Так вот, после исчезновения Амелии маркиза отдала ее на растерзание этому немому турку на целых три ночи. Как никогда жестко приказав при этом быть поласковее. Кстати, Гафиз действительно немой, но слух у него прекрасный.
— Нам нельзя выдавать гречанку. Маркиза не должна знать, что Илирия наша союзница.
— Молитвенно, граф, молитвенно…
В тот же вечер они осмотрели все имение. Никто не препятствовал им. Только когда попытались войти в здание пансионата, на пороге возник все тот же турок Гафиз. Улыбаясь, он решительно, почти яростно, замахал руками, мол, не велено. На поясе у него висел длинный кинжал с богато инкрустированной рукоятью.
— Вы не смеете ступать сюда, — появилась в глубине прихожей уже знакомая им леди Стеймен. — Мы никогда не впускаем гостей в пансионат.
Ни одной пансионессы они так и не увидели. Д'Артаньян даже начал подозревать, что маркиза просто-напросто приказала позакрывать их в комнатах, а самим девушкам — под страхом изгнания не подавать голоса.
Прогуливаясь вокруг пансионата, мушкетер и его слуга на всякий случай старались примечать все, что могло им понадобиться: ворота, калитка, ведущая к реке; дерево у забора, со ствола которого легко спуститься на территорию пансионата.
— Ты забыл спросить свою гречанку о главном: кто стоит за маркизой там, в Париже.
— С этого я и начал разговор с ней. Только не хотел расстраивать вас.
— То есть?
— Очень высоких патронов она не знает. Но патронессу, которая время от времени наведывается сюда, назвала.
Д'Артаньян вопросительно взглянул на Сержа. Тот держал паузу.
— Да-да, вы отлично знаете ее, — наконец соизволил он пощадить терпение графа. — Речь идет о герцогине д'Анжу.
Д'Артаньян присвистнул от удивления.
— И, что самое неприятное для нас: пока вы отсыпались после ночных развлечений, герцогиня успела послать сюда гонца с предупреждением, — говоря это, Серж даже не пытался скрыть, что осуждает столь непозволительное легкомыслие господина.
— Рассуждать и морализировать всегда легко, — виновато проворчал д'Артаньян, стараясь не глядеть на слугу. — Попробовал бы ты устоять перед герцогиней.
