Бал у герцогини д'Анжу кардинал Мазарини использовал для того, чтобы в непринужденной обстановке встретиться с нужными ему людьми — министрами, промышленниками, владельцами крупных поместий в окрестностях Парижа.

Он не так уж часто посещал подобные аристократические собрания, но по его приказу виконт де Жермен составлял не только список балов и заседаний салонов, которые предполагались в Париже в течение текущего месяца, но и через доверенных лиц тщательно знакомился со списками приглашенных. Так что Мазарини знал, куда он шел и на кого следует тратить время. Пользуясь возможностью, он не раз умышленно подставлял себя под «случайный разговор» с тем человеком, которого уже давно собирался пригласить к себе в рабочий кабинет. Но там была бы иная атмосфера, а, следовательно, складывался бы совершенно другой разговор.

Появление графини де Ляфер на балу у герцогини не планировалось. Что, однако, не помешало владелице солидного замка в Шварценгрюндене «снизойти» в разгар бала, без мужа или сопровождающего, в роскошном белом платье, которому позавидовала бы любая королева мира.

— Из всех добропорядочных аристократов, осчастлививших своим присутствием нашу герцогиню, мне, признаться, нужны только вы, мсье кардинал, — предстала она перед Мазарини в то время, когда слуги начали уже по третьему кругу разносить бокалы с вином.

— Не знаю, будет ли прок от нашей беседы, — мило улыбнулся Мазарини, — но что весь парижский свет заметит, как первый министр блистал в обществе супруги помощника одного из своих министров, не сомневаюсь.

— А какое множество милейших версий породит это событие, — почти застенчиво улыбалась графиня, наклоняясь к Мазарини так, словно собиралась пить на брудершафт. — Однако у меня к вам дело, — ограничилась Диана де Ляфер всего лишь игривым чоканьем бокалов. — Срочное и весьма важное. Не только для нас с вами, но и для Франции.

— Вы — известная в Париже интриганка, — шутливо заметил кардинал, — поэтому я не верю ни одному вашему обещанию, вообще ни одному слову.

— Пожалеете, ваше высокопреосвященство.

— Вы кого угодно завлечете в свои сети и обманете, — грубо отшучивался кардинал, отходя тем не менее к стоящему за колоннадами небольшому столику на двоих. — Не говоря уже о бедном первом министре, известном своей епархиальной доверчивостью.

Однако графиня не обращала внимания на его мрачноватую браваду. Она уже почувствовала, что кардинал действительно заинтригован, а значит, из пленительных объятий ее романтического полубреда уже не вырвется.

— Но только предупреждаю, мессир кардинал, — таращила она свои колдовские глазищи, — с этой минуты мы почти что заговорщики. Каждого, кто предаст, ждет черная метка. Как истинному сицилийцу, вам, господин Мазарини, надеюсь, известен этот символ пиратской мести?

— Признаться, все тонкости пиратских налетов и атрибутику убийств из-за угла я начал познавать не на пиратской Сицилии, а здесь, в Париже, в великосветских салонах. Но пусть вас это не смущает. Можете считать, что свою «черную метку» я уже получил. Валяйте, графиня, втаскивайте меня в еще один заговор против самого ненавистного мне, вам и всей Франции… кардинала Мазарини!

— Вы бесподобны, мессир. Как жаль, что я умудрилась родиться не на Сицилии.

Рассказывая кардиналу о таинственной Афронормандии, графиня поражалась собственному воображению. Она сообщала Мазарини такие подробности будущего путешествия, так разрисовывала божественность этого земного рая, что дон Морано, будь он жив, со слезами на глазах вынужден был бы признать, что лично он никогда этой земли не видел, а все, что знает о ней, узнал только сейчас, со слов истинной очевидицы.

Тем не менее выдавить слезу умиления у Мазарини ей не удалось. Легче было расчувствовать сотню закоренелых пиратов, нежели этого покорного слугу короля и святого престола.

— Свой корабль «Гяур», как я понял, вы уже снарядили и предлагаете мне место шкипера, — подстрелил он графиню на взлете ее фантазии.

— Только в том случае, когда, воспользовавшись своей нынешней должностью, вы поможете нам снарядить еще один корабль, спасая нас тем самым от соблазна добыть его известным пиратским способом. Кстати, это второе судно тоже может появиться как владение некоей судоходной французской компании, что избавит ваших министров от дипломатической щепетильности при определении владельца Афронормандии и целей самой экспедиции.

Вместо того чтобы сразу же ответить, Мазарини демонстративно отвлекся, приветствуя великосветские поклоны нескольких знатных граждан Парижа и нового посла Персии, затем, угомонившись, принялся столь же демонстративно осматривать декольте графини де Ляфер, словно собирался тут же, не уходя с бального зала, раздеть ее.

— По-моему, все, чем я могла соблазнить вас сегодня, ваше высокопреосвященство, уже было пущено мною в ход, — сердито окрысилась на это блудоглазие старого ловеласа Диана. — В ближайшие годы рассчитывать вам больше не на что.

— Так, значит, речь идет о годах… — задумчиво склонил голову на собственное плечо Мазарини. — Тогда стоит вернуться к пленительной идее, связанной с покорением вашей Афронормандии.

«По крайней мере у него хватает мужества… и ума не связывать свои, пусть даже весьма сомнительные, услуги, с моими, не менее сомнительными…» — с признательностью отметила графиня. Не для того она мчалась сюда со Шварценгрюндена и тратилась на новое платье, чтобы все было сведено к банальному соблазнению невинной кокетки.

— Ну, годы, это, может быть, сказано слишком. Но если вы заявите, что помочь мне в этой экспедиции невозможно, считайте, что в ближайшие месяцы эта крепость, — невинно провела она руками по своей груди и талии, — останется для вас неприступной.

— Я только что вспомнил о другой… крепости, о Дюнкерке, — искусно, а главное, вовремя, сменил тему опытный дипломат. — Говорят, князь Гяур проявил там чудеса храбрости.

— Но это уже не слухи, господин первый министр, — возмутилась графиня. — Был бы он французом, его следовало бы объявить национальным героем.

— Мало того, этот гусар-драгун неожиданно проявил какие-то исключительные флотоводческие способности, перетопив чуть ли не эскадру испанских военных кораблей. А затем, оказавшись в плену, сумел не только убежать, но и прихватить свою плавучую тюрьму.

— Этот корабль дарован ему главнокомандующим вместе с чином генерала.

— Почему не адмирала? — неожиданно встрепенулся Мазарини. И графиня поняла, что вопрос возник не по прихоти игривого настроения кардинала. За ним что-то стоит.

— В самом деле, почему? — поддержала его в том же духе. — Если уж генерал прославился на все побережье, от коготков Нидерланд до кончика носа Испании?

— Он, конечно, может оставаться и генералом, возглавляющим экспедицию… Но лучше, если бы… Словом, первое, что следовало бы сделать князю Гяуру, так это вернуться во Францию, чтобы возглавить вашу экспедицию. Думаю, что когда об этом его станет просить первый министр, сердце генерала не содрогнется. Иное дело, когда от имени первого министра и королевы просить станете вы, графиня.

— Если уж таков мой жребий, — скромно опустила глаза де Ляфер.

— Вернувшись сюда, он, прежде всего, за свой счет переправит на родину, то есть к польским берегам, оставшихся наемников-казаков Сирко, содержать которых у нас уже нет возможности. Как, впрочем, и оплатить их путь назад. Казна задолжала им столько, что мне и принцу де Конде выгоднее объявить их врагами Франции и вступить в сражение с ними, чем в сражение с казной.

— И не стыдно вам, господин первый министр?! — прямо спросила графиня. Она чувствовала себя причастной к появлению здесь корпуса храбрецов-казаков, значит, вполне обоснованно считала себя причастной к тому казначейскому позору, с которым Франция представала, увы, не только перед степными рыцарями.

— Признаться, за всю мою службу никто не ставил вопрос столь по-детски наивно и столь убийственно, как это сделали вы, милая графиня.

— В этом ошибка французской общественности. Но вернемся к князю Гяуру, которому вы, слава Богу, ничего задолжать не успели. В противном случае он тотчас же поступил бы на службу к испанскому королю и пустил на дно весь французский флот, вместе с гарнизонами наших прибрежных крепостей.

— Первым жестом — вашим и князя Гяура — благородства станет отправка казаков к берегам Польши. За свой счет, на принадлежащем ему корабле. Что конечно же будет освещено в газетах и обсуждено в салонах.

— Их все еще много, этих казаков?

— Не так уж… Часть погибла. Часть, насколько я знаю, успела пасть под взглядами пылких французских девиц и вдов и намерена навсегда остаться во Франции, что лишь приветствуется нами. Какую-то часть мы, возможно, отправим попутными кораблями. Но офицеры и казаки, не покоренные француженками, остаются на вашем попечительстве.

— Какая «щедрость» с вашей стороны!

— Не язвите, графиня.

— Тогда обратимся к условиям приобщения Гяура к французской экспедиции в Африку.

— Вернувшись после переброски казаков в Польшу к причалам Кале, вице-адмирал Гяур узнает, что ему придаются еще два военных корабля, и с этим отрядом ему надлежит очищать побережье Франции от обломков испанского флота, истребляя в первую очередь «прибрежных корсаров», наловчившихся высаживать свои десанты в самых неудобных для нас местах. Если при этом вице-адмирал умудрится захватить два-три корабля испанцев… То кто станет возражать против того, чтобы они тоже были присоединены к его отряду?

— А после завершения всех баталий…

— Вот именно, графиня, кто сможет помешать князю после завершения всех баталий взять своего «Гяура» и те корабли, которые он захватит в абордажном бою, и отправиться к берегам Африки, чтобы проинспектировать наши заморские колонии, а заодно попугать местных пиратов?

— Думаю, что никто…

— Вот видите, графиня, вы все же сомневаетесь. А я могу заявить вам со всей решительностью: ни одно благородное дело, совершенное во имя Франции и короля, не остается незамеченным нашей благословенной родиной. Кажется, мы уже обо всем договорились, графиня?

— Хочется надеяться.

— Если у вас возникнут вопросы, можете появиться у меня завтра, к концу дня… и мы все обсудим.

Они встретились взглядами и отлично поняли друг друга.

— Только сделаем это не завтра, ваше высокопреосвященство. После сегодняшней нашей беседы мой предвечерний визит будет сразу же замечен и «не так» истолкован. А нам ведь нельзя портить отношения с Ее Величеством королевой Анной Австрийской, не правда ли? — мило улыбнулась Диана, давая понять, что кое-какие тайны французского двора не такие уж тайны даже для нее, шварценгрюнденской провинциалки.

— Вы, как всегда, непоколебимо мудры, — едва заметно побагровел Мазарини.