Наблюдая за суетой, внезапно охватившей лагерь, Оверстрит почувствовал прикосновение теплой маленькой ладони к своей руке. Рядом с ним стояла Линда. Она ничего не сказала, даже не подняла на него глаз, но он чувствовал исходящие от нее понимание и поддержку.

К ним подошел капитан Пэйс.

— В какой-то степени, лейтенант, я почти сожалею, что так получилось. Вы мой враг. Но я считаю, что вы заслуживаете лучшего.

Оверстрит благодарно кивнул.

— Все сделано, сэр, — подбегая, доложил Уиллер.

— Тогда возьмите лошадей и мулов и перегоните их вон в тот овраг. Заберите с собой всех раненых. И мисс Шафтер.

Девушка схватила Оверстрита за руку, глаза ее расширились от внезапной догадки.

— Майлз, — закричала она, — что ты собираешься сделать?

— Я подожду, пока вы все будете в безопасности, — ответил он, старательно избегая ее взгляда. — Затем я подожгу порох. После этого я тоже приду в овраг… если смогу.

Девушка продолжала крепко держать его за руку.

— Ты не сможешь сделать это, Майлз… Майлз!

Оверстрит повернулся к Пэйсу.

— Ради Бога, капитан, заберите ее с собой!

Он прислонился к фургону, закрыв глаза и прислушиваясь к крикам солдат, уводящих животных, к стуку копыт, рыданию девушки.

Затем он остался один — последний человек, стоявший возле фургонов. Девять фургонов с оружием, с помощью которых можно было присоединить Нью-Мексико к Конфедерации. На Оверстрита внезапно нахлынули, сжимая горло, мечты, горькие и безнадежные, которым не суждено было сбыться. Отбросив их, он достал из кобуры кольт и направил его на черную полоску пороха, которая вела к бочонку, поставленному под один из самых нагруженных фургонов.

Он услышал леденящие кровь крики команчей, которые снова пошли в атаку. Видя внезапный отход отряда, они решили, что обоз достался им. Оверстрит закрыл глаза и нажал на курок. Пистолет подпрыгнул в его руке. У его ног вспыхнуло пламя. Желтый огненный шар метнулся по извилистой полоске черного пороха, отмечая темным дымом свой след. И тогда Оверстрит повернулся и бросился бежать так быстро, насколько могли нести его ноги. В его ушах смешались вопли индейцев, шипение горящего пороха, тревожные крики солдат, ожидавших его в овраге. Овраг был в сотне футов впереди него, в семидесяти пяти, в пятидесяти…

Жуткий взрыв, раздавшийся за спиной лейтенанта, сбил его с ног, словно рука великана. Он вскочил и побежал снова — только для того, чтобы быть сбитым опять. Помогая себе руками, он прополз на коленях последние несколько футов, оставшихся до оврага, и перевалился через край.

Оглянувшись назад, он увидел, что в центр взрыва попали несколько индейцев. Торговец Боуден лежал на земле в сотне ярдов от кольца фургонов — его лошадь упала, и толстяк пытался отползти в сторону.

Огонь перекидывался от одного фургона к другому, могучий рев взрывающегося пороха сотрясал землю, языки пламени взметались высоко в небо. Оторвавшееся колесо одного из фургонов взлетело вверх и, упав на землю, покатилось в сторону оврага. Повсюду клубился черный дым.

Наконец весь порох был взорван. Огромные облака черного дыма медленно уплывали прочь. От потрескивающего пламени, которое пожирало остатки фургонов, поднимались тонкие струйки бледно-серого дыма. Вскоре и он развеялся, оставив лишь тлеющий пепел, там и сям сгоревшие остатки осей или дышло, торчащее в небо, словно обломанный черный палец.

Оверстрит поморгал, пытаясь избавиться от рези в глазах и глотая последние остатки великой мечты. Линда Шафтер держала его за руку.

— Мне очень жаль, Майлз, — прошептала она.

Он услышал, как кто-то просит воды. Это был знакомый голос, заставивший его резко обернуться. Сэмми Мак-Гаффин!

— Пожалуйста, — снова проговорил мальчик слабым голосом. — Я сух как порох. Кто-нибудь может дать мне стакан воды?

Внезапная радость за Сэмми заслонила глубокую печаль в душе Оверстрита.

— Очнулся! — взволнованно воскликнул он.

Линда кивнула.

— Да, Майлз. Он начал приходить в себя еще до того, как мы покинули фургоны. Боль, терзавшая его столько времени, утихла.

— Как вы этого добились? Что вы делали?

Темные глаза девушки устремились на него.

— Единственное, что мне оставалось. Я молилась за него, Майлз.

Его глаза повлажнели прежде, чем он успел сморгнуть.

— Я рад, что вы делали это, Линда. Я рад, что вы молились.

Оставшиеся в живых команчи снова собирались в группы неподалеку от тлеющих фургонов. Теперь их было гораздо меньше, чем утром. В свой бинокль Оверстрит наблюдал, как они жестикулируют и спорят между собой. Затем Боуден отделился от них и поскакал к оврагу. С ним отправились двое из троих индейцев, которые были с ним на переговорах у подножия горы.

За сто пятьдесят ярдов до оврага Боуден натянул поводья. Его лошадь явно хромала, и Боудену не удавалось сидеть в седле ровно.

— Оверстрит! — прокричал он. — Мне нужен только ты. Выходи, а остальные могут быть свободны.

Паника вспыхнула в глазах Линды. Капрал Уиллер подскочил к Оверстриту.

— Не делайте этого, сэр! — взмолился он. — Боуден лжет. Он прирежет вас, а потом — в любом случае — прикончит и нас.

Лейтенант сжал кулаки. Страх охватил его. Он попытался справиться с ним, но страх оставался, прячась в темных углах его души, леденя кровь и заставляя дрожать ноги.

— Это обещание, Боуден? — хрипло крикнул он. — Ты не причинишь вреда остальным людям?

— Я даю тебе слово, — прокричал Боуден в ответ. — Выходи, и я уведу индейцев.

Страх все еще владел им, и Оверстрит медлил. Затем, из далекого прошлого, он снова услышал голос отца, повторяющего слова, которые лейтенант слышал много лет назад и вспомнил только сейчас: «Нет смысла ожидать, что Бог даст тебе возможность жить вечно, сынок. Но если человек верит в Него, он сможет умереть с миром в душе».

Внезапно Майлз Оверстрит страстно захотел поверить снова, как верил много лет назад. Страх отступил. Дрожь прекратилась. Лейтенант повернулся лицом к своим солдатам, сглотнул комок в горле и заговорил с ними ровным голосом:

— Я хочу, чтобы вы знали одну вещь. Все это время я ненавидел вас, во всяком случае, большинство из вас. Я считал вас негодяями, отбросами бригады Сибли. Сотни раз я желал, чтобы вы все умерли. Но теперь я даже рад, что все так случилось. Негодяев и трусов больше нет. Остались только храбрые люди. И что бы ни случилось со мной, я хочу, чтобы вы знали: я горжусь, что мне довелось командовать вами! Это большая честь для меня — служить с такими солдатами.

Затем Оверстрит повернулся к Линде и взял ее руку. Он поцеловал ее мокрую от слез щеку, дрожащие губы, а затем мягко отстранил девушку от себя.

— Молись за меня, Линда, — сказал он тихо. — Молись за меня.

Он бросил свой карабин на землю и отстегнул кобуру кольта. Потом выбрался из оврага и направился к Боудену, твердо ступая и распрямив плечи.

Голос отца продолжал звучать у него в голове: «Да, пусть я иду по долине смерти, но я не боюсь дьявола… не боюсь дьявола».

Он вгляделся в каменные лица команчей, потом перевел взгляд на Боудена. Одежда торговца была разорвана, он весь был покрыт царапинами, оставшимися после того, как ударной волной его швырнуло на землю. Полосы засохшей крови исчертили обрюзгшее заросшее бородой лицо. Палец Боудена дрожал, лежа на спусковом крючке длинноствольного мушкета. Глаза его горели ненавистью.

Торговец пробормотал что-то нечленораздельное и начал поднимать оружие.

Тогда лейтенант остановился и встал навытяжку по стойке «смирно». Серый животный страх снова попытался выбраться из темных уголков его души, но Оверстрит заставил себя слушать голос своего отца. «Не боюсь дьявола… не боюсь дьявола…»

Боуден приложил мушкет к плечу и нажал курок. Ничего не произошло. Он снова и снова пытался выстрелить, изрыгая проклятья и отчаянно колотя по прикладу кулаком. Видимо, оружие было повреждено при взрыве. Торговец швырнул мушкет на землю, и лицо его исказилось яростью.

Индейцы наблюдали за этим в каменном молчании, пока Боуден не прекратил ругаться. Затем один из них вытащил из-за пояса длинный нож и вручил его торговцу. Оверстрит не мог слышать слов, которые краснокожий прошептал Боудену, но понял их смысл. Ружье против безоружного человека — недостойно для мужественного человека. Борьба один на один, чтобы острое лезвие вонзилось в сердце врага — вот как поступают истинные мужчины.

Но Боуден отшатнулся от ножа, и Оверстрит заметил страх, промелькнувший на его лице. Он заметил и то, что индейцы тоже увидели этот страх и отступили от торговца. Индейцам присуще врожденное уважение к мужеству и стойкое презрение к трусости.

Боуден понял свою ошибку. Дрожащими руками он выхватил копье у одного из команчей. Зажав его под мышкой и злобно пришпорив лошадь, торговец бросился к офицеру. Майлз Оверстрит стоял неподвижно, наблюдая, как оперенное копье стремительно движется прямо ему в сердце. Он опустился на одно колено и увидел торжество на свирепом лице Боудена.

Когда лошадь оказалась почти над ним, лейтенант бросился вперед и плашмя упал на землю. Боуден слишком поздно увидел его движение. Острие копья на полной скорости вошло в камни. Реакция торговца была слишком замедленной. Не успев отпустить копье, он свалился с лошади, словно на ходу налетел на низко растущую ветвь дерева.

Оверстрит вскочил на ноги и бросился к копью. Он обнаружил, что копье сломано. Тогда он схватил длинный обломок древка. Боуден в отчаянии потянулся к острию копья. В следующую секунду толстяк снова был на ногах, держа острие словно нож. Его губы растянулись, обнажив почерневшие зубы, и он казался диким зверем, намеревающимся во что бы то ни стало убить свою жертву Однако в покрасневших глазах Оверстрит видел страх. И тогда его собственный страх исчез, как исчезает смытый волной песок.

Боуден стремительно приближался, держа обломок копья перед собой. Оверстрит перехватил древко и протаранил им мягкий живот торговца. Услышав, как тот резко выдохнул, он прыгнул вперед, чтобы усилить свое преимущество. Схватив левую руку Боудена в попытке отклонить острие, целившееся ему в горло, лейтенант изо всех сил вжал древко в ребра торговца. Но толстый слой жира поглотил удар, словно подушка.

Взревев, как медведь, Боуден рванулся вперед. Оверстрит споткнулся и упал на спину. Боуден нырнул за ним и резко ткнул копьем вниз, однако Оверстриту удалось откатиться в сторону. Острие задело его правое плечо и проделало дыру в серой шинели. В следующую секунду лейтенант подобрал под себя колени и что было сил пнул Боудена. Он почувствовал, как каблуки его сапог впечатались в мягкую плоть. Дернувшись, Боуден грязно выругался.

Лейтенант снова перекатился в сторону, вскочил на ноги и бросился на торговца. Его пальцы сжали острие копья, дернули на себя — и Боуден, отшатнувшись, упал на спину. Оверстрит наступил коленом на его правую руку, раздавливая плоть об острые камни. Завопив от боли, Боуден отпустил копье. Оверстрит схватил копье обеими руками и, навалившись всем телом, вонзил его в грудь противника.

Потом он поднялся на ноги и отвернулся, чувствуя, что желудок словно завязали в тугой узел. Два индейца смерили долгим взглядом корчившегося на земле торговца, жалобно скулившего в ожидании смерти, которая окутывала его тяжелой серой пеленой. Они посмотрели на Оверстрита, затем повернули лошадей и двинулись на восток. Лейтенант стоял, глядя им вслед, пока весь отряд не скрылся за горами. У него возникла твердая уверенность, что индейцы не вернутся. Тогда он обернулся и пошел назад к оврагу, и заходящее солнце бросало на его лицо красный отблеск.

Вскоре после заката капрал Уиллер рысью вернулся с вершины горы, где он стоял в дозоре.

— К нам приближаются всадники, сэр, примерно в полутора-двух милях к северу. Мне не удалось разглядеть, кто это.

С колотящимся сердцем Оверстрит поднялся вслед за Уиллером на вершину и достал бинокль.

— Это могут быть индейцы, — сказал он. Затем вгляделся еще раз и покачал головой: — Нет, это не индейцы. Они скачут, выстроившись в колонну по двое. Взгляни.

Уиллер секунду изучал всадников в бинокль.

— Это янки, сэр, — сказал он уверенно. — Это не может быть ошибкой. Посыльный старика Шафтера, должно быть, нашел для него солдат.

Оверстрит кивнул.

— Тогда нам нужно двигаться, капрал. Приготовь людей.

В течение пяти минут все люди были в седлах и готовы отправляться в путь. Все, кроме Сэмми Мак-Гаффина.

— Мне жаль, Сэмми, — сказал лейтенант, склоняясь над мальчиком, — но нам придется оставить тебя. Но врачи-янки вылечат тебя очень быстро.

Сэмми кивнул.

— Все в порядке, сэр. Я больше не боюсь. Оказывается, на свете есть вещи гораздо хуже, чем тюрьма. Я уверен, янки отпустят меня в скором времени.

Оверстрит сжал руку мальчика.

— Конечно, сынок, конечно.

Он выпрямился и обнаружил, что перед ним, протягивая руку, стоит капитан Пэйс.

— Для меня было большой честью сопровождать вас, лейтенант, — сказал офицер армии Севера. — Наши мундиры разного цвета и, возможно, наши идеи во многом не совпадают, но если бы с обеих сторон было больше таких людей, как вы, я уверен, это противостояние не продлилось бы долго. Желаю удачи, сэр!

— На коней! — скомандовал Оверстрит своим людям. Затем он в последний раз повернулся к Линде Шафтер. В последний раз он взглянул в ее темные глаза, в ее любящее лицо и заключил девушку в объятья.

— Линда, — тихо сказал он, — нет нужды говорить, что нас ждет… Я не знаю, сколько продлится эта война и куда она нас забросит. Но одно я знаю наверняка: войны не длятся вечно. Когда эта война закончится, я вернусь сюда и найду тебя. Ты будешь ждать?

Ответ девушки читался в ее глазах. Она наклонила к себе лицо Оверстрита и поцеловала его. Лейтенант почувствовал, что ее щеки мокры от слез. С горящими глазами он отстранился от девушки и вскочил в седло.

Капитан Пэйс выстроил своих людей в шеренгу.

— На-а-а… караул! — скомандовал он.

Солдаты в голубых мундирах вскинули оружие, салютуя семи отважным солдатам в серых шинелях. Глядя на них, Оверстрит с трудом проглотил комок в горле.

Впереди у них было множество других боев в таких местах, о которых они никогда не слышали и никогда не услышат снова. Но, как сказал лейтенант, войны не длятся вечно. Оверстрит поднял руку в ответном салюте. Затем он повернул лошадь и повел своих шестерых людей на юг — в Техас, штат «Одинокой Звезды».