— Это он, — швырнул Отто Кобург к ногам Даниила Оливеберга одетого в лохмотья человека со связанными назад руками и до неузнаваемости избитым лицом. Если бы факелы, стоящие по обе стороны от каменного трона, на котором восседал шведский посланник, горели чуть ярче, он увидел бы, что седеющие волосы разбойника слиплись не от пота, а от крови.

— Вы в этом уверены?

— Его зовут Арвид. Именно он принес сюда весть о том, что его шайка напала на французский обоз, в охране которого были мушкетеры графа д’Артаньяна. И признался, что они намеревались захватить священника, который присоединился к обозу уже где-то у границ Германии.

— Вот так, ни с того ни с сего, пришел в замок и во всем признался? Странно, — произнес Оливеберг, который для всех присутствующих по-прежнему оставался лейтенантом Гарденом. — Почему ты искал спасения в замке Вайнцгардт? — обратился к пленнику.

— Я был ранен в стычке и искал спасения повсюду, где только можно было его найти, — мрачно объяснил Арвид. — Признаться же меня заставили под пытками.

— Что касается пыток, — в этом ты откровенен. Не ясно, как во всем остальном.

— Сейчас я откровенен во всем, — пробубнил Арвид. — Что мне скрывать?

Сидевший справа от Гардена капитан Стомвель решительно поднялся, подошел ко все еще стоявшему на коленях разбойнику и, схватив его за волосы, резко приподнял голову.

— Так уж и нечего? — прорычал он. — Взгляните, лейтенант, ведь это же кучер вашей кареты. Тот самый, который сбежал вместе с разбойниками. Это я вам говорю, капитан Стомвель.

— Что?! — приподнялся от удивления Гарден. — Так это ты, мерзавец? Оказывается, капитан Стомвель прав?

— Прав, — едва слышно выдавил Арвид из своего пересохшего, уже ощущавшего смертельную хватку висельничной петли, горла.

— Значит, тебя умышленно подсунули нам вместо внезапно заболевшего кучера? И ты заранее знал, где именно нападут твои сообщники, — спокойно проговорил лейтенант Гарден, вновь обратившийся к своим двум святыням — невозмутимости и терпению.

Стомвель носком сапога повернул голову Арвида так, чтобы он мог видеть наводившего на него ужас Отто Кобурга. И расчет оказался верным.

— Похоже, что все было именно так, как вы говорите, господин лейтенант, — поежился Арвид, отодвигаясь подальше от начальника охраны замка.

— Но ведь ты утверждал, что кучер, который сбежал с разбойниками, — не ты, а кто-то другой, — вырвал его Кобург из рук капитана Стомвеля. — У вас к нему есть еще вопросы?

— Похоже, что это тоже правда: я действительно не признался, что являюсь тем самым кучером, — обреченно согласился Арвид. — Почему каждому, кто схватит меня за шиворот, я должен говорить правду?

Двор с тремя каменными креслами находился в южной части замка и был как бы отгорожен от него полуразрушенной крепостной стеной. Его называли «крепостным». Из построек на нем была лишь старая солдатская казарма для охраны, с провисшей черепичной крышей, и в смутное время он превращался в укрепленный военный лагерь, а в мирное время сюда изредка приглашались представители сельских общин, чтобы выслушать волю Вайнцгардтов или стать свидетелями их справедливого суда.

Однако суды и сходки происходили еще в те времена, когда кто-то один из рода Вайнцгардтов носил титул маркграфа. Теперь же в тронном каменном кресле восседал лейтенант Гарден. И суд его был еще менее праведным, чем земные суды Всевышнего.

— Так вы хотите спросить этого злодея еще о чем-то? — нетерпеливо переминался с ноги на ногу Кобург.

— Не вы же подверглись нападению там, у кареты шведского посланника, доблестный рыцарь Кобург, — попробовал остепенить его Гарден.

— И не желаю подвергаться. Слишком много их развелось в округе, этих разбойников. Я намерен истреблять их с невиданной жестокостью.

Гарден с грустью взглянул на Кобурга и капитана Стомвеля. Он понял, что разговора с Арвидом в их присутствии не получится.

— Оставьте нас вдвоем, — потребовал. — Нам есть о чем потолковать.

Офицеры молча подчинились.

Несколько минут Гарден всматривался в лицо Арвида, освещая его пламенем факела. Пламя все приближалось и приближалось к глазам того, кто еще недавно подло предал его, Даниила Грека. Да, теперь Грек не сомневался, что перед ним именно тот рыжеволосый широкоплечий детина с отрубленным правым ухом, которого ему подсунули в последний момент, перед отправкой обоза, вместо некстати захворавшего кучера.

— Я признаю только один вид казни, — доверительно сообщил он Арвиду, — за ноги — и к вершинам двух деревьев. И никакая сила не заставит меня помиловать вас петлей висельника. Но прежде, с помощью огня, избавлю вас от этих зарослей, — приблизил он факел настолько, что послышался запах тлеющих волос. — Поэтому со мной вы будете откровенны, как со своим исповедником. Только чуть-чуть поискреннее.

— Похоже, что это так, — дрожащим голосом согласился Арвид. — Видно, Господь обрек меня на пытки.

— Вы конечно же не кучер. На хлеб зарабатывали себе иным ремеслом. Каким? Только правду. Зная, что одна часть ее уйдет в могилу вместе с вами, другая — со мной.

— Я был солдатом. Служил во Франции, в Бельгии, Италии. Я был хорошим солдатом, честно воевал за того, кто мне честно платил.

— Но потом оказалось, что для солдатской жизни вы уже не пригодны. Дома и семьи у вас нет. Нищенствовать не хотелось. Что произошло дальше?

— Решил податься в монастырь.

— Не заставляйте меня плакать от умиления.

— И в…

се же я намерен был постричься в монахи.

— Монастырь, конечно, иезуитский.

— Какой же еще?! Вначале меня испытывали на подсобных работах за стенами монастыря, а потом решили, что мне опять можно неплохо платить.

— И вы стали наемным убийцей. Видите, как все просто. Даже если бы вы не сознались в этом, мне и так было ясно, что вы подкуплены. Где находится ваш монастырь?

— В миле южнее Амьена.

— Так это обитель Святого Стефания?!

— Точно, она, — удивленно вскинул брови Арвид. — Вы знаете о ее существовании? Знакомы с ее настоятелем?

— Пока нет. Кто ваш хозяин? Кто посылал, кто платил? Ну, быстро, быстро, у меня нет времени.

— Он не называл себя.

— У крепостной стены замка пасется несколько трофейных коней, доставшихся нам во время схватки с людьми барона Вайнцтардта. Один из них может стать вашим. Я уже сообщил вам, каким образом собираюсь казнить. Но не сказал главного — что в большинстве случаев предпочитаю помилование. И даже награждаю. Хотя щедростью никогда не страдал.

— И вы поклянетесь, что один из этих коней?…

— На огне. За отсутствием Библии. Жизнь и конь — за обычную откровенность, которая вряд ли стоит бутылки дешевого вина.

— Не знаю, как других, но меня нанимал отец Антоний, который теперь вновь назначен настоятелем монастыря в Дюнкерке.

— Значит, все же Антоний? — нервно передернул подбородком Гарден. — Вы ничего не напутали?

— Что тут можно напутать? Отец Антоний — он и есть отец Антоний.

— В таком случае, все связывается в один узел, — облегченно вздохнул Даниил Грек, довольный тем, что загадка покушения, которая мучила его, наконец-то стала обретать логическое очертание вполне реального иезуитского заговора. А ведь казалось, что этой тайны ему уже никогда не разгадать.

Буквально перед выходом из Амьена к нему примчался гонец от Урбача, который возглавлял сейчас что-то вроде секретной службы и разведки при казачьем корпусе Сирко. Тот сообщал, что полковника навестил посланник иезуитского ордена некий отец Антоний, который пытался заручиться поддержкой Сирко в том случае, если Владислав IV уйдет в мир иной и нужно будет выдвигать на польский престол Яна-Казимира, его младшего брата, соперничающего с другим своим братом — Карлом-Фердинандом Вазой, а также с семиградским князем Стефаном Ракоци.

Кроме того, иезуиты рассчитывали на Сирко как на возможного гетмана Украины, который вполне в состоянии оттеснить от «казачьего престола» рвущегося к нему Богдана Хмельницкого. То есть сеялась обычная рутинная вражда между двумя известными казачьими предводителями.

— То, что отец Антоний иезуит, — нам с вами уже известно, — обратился Даниил Грек к Арвиду. — Неясно другое — почему он решил напасть на шведского посланника?

— Откуда мне знать? — пожал плечами Арвид. — Не я нанимал отца Антония, он меня.

— Вы правы. Но мне показалось, что вы довольно смышленый человек, и не из тех, кто привык слепо выполнять поручения, не пытаясь понять, что к чему, лишь бы платили. Я ошибся?

Арвид смущенно промолчал.

— Тем более что моя плата выше всего, что вы получали до сих пор — жизнь, свобода и конь на выбор. Вместе с трофейным оружием. Вновь поклясться на огне?

Не дожидаясь ответа, Даниил Грек отнял факел от лица Арвида и сунул руку прямо в огонь. Арвид с изумлением смотрел на то, как пламя охватывает пальцы и ладонь лейтенанта Гардена, на лице которого продолжает играть снисходительная улыбка фокусника. Огонь попросту не брал его руку.

— Оказывается, я вез в карете вовсе не шведского посланника? — наконец осенило Арвида. — Убит был кто-то другой, подставной? На самом деле вы не лейтенант Гарден, а тот самый священник, которого кардинал Мазарини послал с письмом в Варшаву.

Теперь уже Гарден рассмеялся и вынул руку из пламени. Никакой гримасы боли на лице его не появилось.

— Вот видишь, как, глядя на огонь, можно сказать все, чего до сих пор говорить тебе не хотелось. Теперь я знаю: отцу Антонию было известно, что на самом деле шведский посланник является посланником кардинала Мазарини. Похвально. У его покровителей неплохой осведомитель. И все же, кто стоит за отцом Антонием? Хотя бы из тех людей, которые крайне заинтересованы в польских делах.

Арвид опустил голову и молчал.

— У меня времени еще меньше, чем у вас, — твердо напомнил ему лейтенант Гарден.

— За ним стоит кардинал иезуитов принц Ян-Казимир Ваза, которого иезуиты готовят для восхождения на польский трон. Вся польская «паутина» находится теперь в руках кардинала Яна. Можете обложить меня факелами и сжечь, все равно больше я ничего не скажу. Поскольку ничего не знаю.

— Я верю вам. Только что вы сказали именно ту правду, которой я добивался и которая, в общем-то, известна мне. Встаньте с колен, еще настоитесь. — Гарден подошел к пленнику и несколькими ударами ножа освободил его руки. — Рыцарь Кобург!

— Я здесь, господин лейтенант.

— Предоставьте этому человеку все, что мной обещано, — коня, трофейное оружие и свободу. Он заслужил этого. Вернее заслужит, если поклянется, что никогда больше не появится в ваших краях.

— Не появлюсь, — взволнованно прохрипел Арвид. — Будь я проклят.

— Жаль, что пути наши расходятся, Арвид-солдат. Я бы взял вас к себе на службу. Плата у меня небогатая, но ведь вы сможете получать ее не только от меня, но и от иезуитов.

— От вас и от иезуитов! — помял занемевшие пальцы Арвид. — Как это?

— Человек вы смышленый, подумайте.

— Ты слышал, что сказал лейтенант?! — неожиданно гаркнул пленник на Отто Кобурга. — Коня и оружие!