Пленных оказалось четверо. Один из них был ранен в плечо стрелой, которая могла быть выпущена единственным среди защитников замка лучником — горбуном Лотом. Другой оказался с рассеченной рукой. Еще двое побросали свои мечи, как только увидели, что их повелитель барон фон Вайнцгардт убит. Теперь они все четверо стояли у края обрыва, над рекой, и ждали суда.

— Тебя как зовут? — приблизилась Лили к рослому рыжебородому детине, облаченному в изогнутый медный панцирь.

— Рейнгард, досточтимая графиня. Рейнгард Ольке. Я не был воином, я всего лишь старший конюший барона фон Вайнцгардта.

— Ты видел, как барон напал на гостившего у меня французского посланника?

Ольке замялся.

— Значит, ты не видел этого? — мягко улыбнулась баронесса.

— По правде говоря, я этого не видел, — передернул плечами старший конюший.

Его товарищ, стоявший справа от Ольке, подтолкнул конюшего локтем, но тот непонимающе уставился на него, потом вновь медленно перевел взгляд на баронессу.

— Я всего лишь был конюшим, — с тупым упрямством повторил он. — А как барон нападал на посланника — этого я не видел. Барон приказал мне вооружиться и ехать к вашему замку, который принадлежит не вам, а ему. Так он сказал, — несколько запоздало добавил Ольке, удостоившись очередного удара локтем в бок.

Баронесса взглянула на Кобурга и резким движением подбородка приказала: «Взять его!»

Два оруженосца-саксонца подбежали к Ольке, мигом уложили его на землю и, подхватив за руки, за ноги, сбросили с крутого обрыва в реку.

— Ты тоже не видел, как барон напал на посланника? — спокойно, вежливо поинтересовалась Лили у молодого еще, безусого парня, подталкивавшего до этого Ольке.

— Что вы, госпожа баронесса, я все видел. Он напал. Барон. Хотя ему кричали, что среди всадников — французский посланник. Я это слышал.

— А вы? — обратилась к остальным.

— Готовы подтвердить то же самое.

— Хоть на земном, хоть на небесном суде, — отмели всякое сомнение раненые, через плечи посматривая на крутой откос, с которого только что сбросили старшего конюшего.

— Главное — вовремя прозреть. И так же вовремя засвидетельствовать то, что не засвидетельствовать невозможно, — назидательно согласилась баронесса. — Тебя как зовут? — вновь обратилась к товарищу конюшего.

— Дитрих.

— Ты, похоже, несколько умнее и грамотнее, чем остальные конюхи безвременно ушедшего от нас барона.

— Я немного учился в Дрездене, но вынужден был вернуться сюда и наняться к господину Вайнцгардту, поскольку…

— Меня это не интересует. Сейчас ты вернешься на хутор, возьмешь повозки и оставшихся слуг, чтобы увезти отсюда и похоронить убитых. После этого станешь управляющим хутора, который с сегодняшнего дня принадлежит мне. Или, может, сомневаешься в этом?

— Что велено Господом, то не может подлежать сомнению смертных.

— Оказывается, даже конюхов в Дрездене кое-чему способны научить, не правда ли, граф д’Артаньян? — сухо улыбнулась она мушкетеру.

Прежде чем ответить, лейтенант, на всякий случай, инстинктивно, с опаской, взглянул на выступающий краешек обрыва. Ему до сих пор чудился отчаянный вопль летящего вниз старшего конюшего.

— Я-то считал, что основным премудростям нашей жизни обучают лишь в будуарах маркизы Дельпомас, — все же остался он верен себе.

— Так нечестно, граф, — почти обиженно взглянула на него Лили. Но своих верных саксонцев на помощь не позвала.

— Нам пора двигаться, — приблизился к ним капитан Стомвель, который до сих пор вместе с сержантом осматривал двоих своих раненых, решая, как быть с ними дальше.

— А раненые? — спросила баронесса.

— Одного из них, с вашего позволения, придется оставить в замке. Хотя бы на неделю. На обратном пути мы вернемся за ним и заберем с собой.

— Оставляйте. На хуторе есть знакомый знахарь, он займется им. Имеются еще какие-то просьбы, доблестный капитан?

— Нет, и быть не может.

— Тогда выслушайте мою просьбу: обоз останется у стен замка до утра. Все ваши люди будут накормлены.

— Но мы теряем время.

Лили подозвала Кобурга и что-то негромко приказала ему. Тот вскочил на коня и помчался вниз по склону, к мосту.

— Обоз уйдет из-под Вайнцгардта завтра на рассвете, — твердо заявила баронесса. — Через лес, что по ту сторону реки, его проведут мои воины. Этот путь небезопасен.

— Что это значит, граф д’Артаньян? — удивленно спросил капитан. — И мы, и посланник короля очень торопимся.

— Но нас просят, капитан. И, не будь вы капитаном Стомвелем, если откажете прекрасной даме в столь незначительной услуге.

— Даже если при этом мы должны отказывать в услуге Его Величеству?

— Он к этому еще привыкнет.

— К тому же мы не знаем, что скажет на это лейтенант Гарден. А ведь он явно торопится.

— Господин Гарден не менее воспитанный аристократ, чем вы.

Они оба взглянули на баронессу.

— Прошу в замок, господа, — решительно указала она острием своего короткого легкого меча в направлении ворот. — И не заставляйте трижды обращаться к вам с просьбой.

— Ну, тогда… не будь я капитаном Стомвелем, — удивленно и в то же время крайне возмущенно повертел головой командир конвоя.

— Видите ли, — объяснила баронесса уже по пути к подъемному мосту. — Только что Отто Кобург поскакал в ближайший городок, что в трех милях отсюда. Вернуться он должен с местным судьей и полицейским, которые смогут засвидетельствовать злодейское нападение на замок и обоз людей моего, до предела обнаглевшего кузена. Само собой разумеется, что ваше присутствие лишь еще больше укрепит чиновников в доверии ко всему, что они услышат от меня.

— Если не желают, чтобы их постигла участь Ольке, — заметил д’Артаньян.

— Германцы всегда отличались суровостью нравов, — ответила Лили. — Вам придется привыкнуть к этому. Особенно вам, граф д’Артаньян.

— Что вы, баронесса?! Вы настолько нежны, что вполне могли бы сойти за чистокровную гасконку.

Лили загадочно улыбнулась мушкетеру. Было в ее улыбке что-то и от улыбки той очаровательной Лили фон Вайнцгардт, которая так понравилась ему в пансионе маркизы Дельпомас. Но все же теперь перед ним восседала на коне совсем иная баронесса — повзрослевшая, свыкшаяся с суровостью своих слов и взглядов.

— О да, чистокровную гасконку, — вдруг мечтательно произнесла Лили. Но это уже была откровенно великосветская игра. Умение так играть тоже, очевидно, появилось у Лили уже после того, как она вернулась в Германию.