23
Целую неделю томились казачьи послы в Гданьске, ожидая, когда же можно будет подняться на борт судна, идущего к французским берегам. И вот наконец это свершилось. Капитаном посланной им богом старой, истрепанной штормами каравеллы оказался молодой тучный швед, пришедший в Гданьск за грузом льняной мануфактуры.
Несмотря на то, что агент графа де Брежи предварительно встретился с ним и неплохо оплатил путешествие казаков, капитан принял их холодно и довольно надменно. И каюты — одну для полковников, другую для их адъютантов — выделил вовсе не такие, какие хотелось бы видеть Хмельницкому. Но, даже отводя им эти грязные, пропахшие рыбой и гнилыми водорослями пристанища, всячески давал понять, что у него была возможность поместить в них куда более выгодных пассажиров — голландских и датских купцов.
— Вообще-то, я не уверен, что поведу свой корабль в порт Кале, — сказал капитан, не вынимая изо рта трубку с тонким изжеванным мундштуком.
— Почему вы не уверены в этом? — грубо поинтересовался Хмельницкий, столкнувшись с ним в тесном проходе.
— Торговые дела есть торговые дела. Тут, знаете ли, никогда не угадаешь, в чем тебя ждет выгода.
— Деньги вы получали только потому, что идете к берегам Франции. И только попробуйте изменить свое решение, — кончилось терпение полковника.
— Это угроза?
— Дружеский совет.
— Судя по всему, у капитана успели побывать и люди графа Потоцкого, заплатившие ему не меньше, чем посол де Брежи. Как бы он не превратил наше путешествие в исход через раскаленную пустыню, — мрачно подводил Хмельницкий итог первого этапа своего странствия, оставшись наедине с Сирко. — Впрочем, каждый, кто отважился на далекое путешествие, должен быть готовым к любым лишениям. Это мне тоже известно.
— Но до поры до времени мы будем делать вид, что ничего не произошло: все прекрасно, мы всем довольны.
— Надо только выяснить, перед кем мы должны делать этот самый «вид», кого послали по нашему следу.
— Это выяснится очень скоро. Не зря же мы взяли с собой вездесущего сотника Лаврина.