Бросившегося им навстречу пса татарин свалил двумя стрелами, и вход во двор лесника оказался свободным. Дверь была незапертой, горелка еще коптила, а весь стол был заставлен чашами для вина и всевозможными объедками.

— Вот здесь они и пировали, перед тем как двинуться нам навстречу, — язвительно проговорила графиня, подбоченясь. Сейчас она вела себя, как командующий армией, ворвавшейся в цитадель врага. — Где этот наш сатанистоненавистник? Приволоките-ка его сюда.

Стоять на ногах пленник уже не мог. Почти половину расстояния, отделяющего место схватки от дома лесника, графиня протащила его за конем, и теперь на него страшно было смотреть. Когда кучер и татарин втащили пленника в дом, Диана увидела у своих ног жуткое месиво из грязи, крови и лохмотьев.

— Будешь отвечать сразу или же предпочитаешь пройти через пытки? — устало спросила его графиня, опустившись на стул и отпивая из чаши, которую поднес ей поручик, уже успевший выяснить, что в бочке все еще остается немало вина.

— Сразу, — едва слышно пробормотал тот, кто еще несколько минут назад громыхал своим голосом так, что слышно было за версту. — Н-не надо никаких пыток.

— Я ведь только спросила, — мягко заметила графиня-воительница. — Ты хозяин этой разбойничьей хижины?

— Хозяина, очевидно, убили. Вы убили, там, на дороге.

— Жаль, без хозяина как-то неуютно. Получается, что без приглашения. А пребывал он в этой берлоге один?

— Один.

— Но если лесник погиб, последовав вслед за монахами, тогда кто же вы? Представьтесь же наконец.

В ответ пленник промычал нечто нечленораздельное. Диана повторила свой вопрос чуть строже, но и после этого ответа не последовало.

— Вы же сами согласились отвечать без пыток, — удивилась графиня. — Кстати, кто-то сбежал с места схватки. Странно, что не вернулся сюда. Неужели страх погнал его к монастырю?

Подчиняясь ее повелительному взгляду, татарин приподнял голову пленника за волосы и поднес к его подбородку зажженный от горелки факел. Пленник зарычал от боли. Татарин повторил свой эксперимент еще и еще раз.

— Нет! Нет, я скажу! — теперь крик разбойника снова напомнил графине рычание раненого тура. — Я все скажу, пощадите!

«Пощадите» — это уже лишнее, — презрительно отвернулась графиня. Однако вслух спокойно, мягко произнесла:

— Я терпеливо слушаю. Вы что, успели забыть мой вопрос?

— Перед вами — капитан Ганжульский. Ян Ганжульский. Капитан артиллерии коронного войска. Мой отец — маршалок родового поместья Адама Киселя, если изволите знать такого…

— Не изволим. Ваша родословная, капитан Ганжульский, нас уже не интересует, — прервала Диана представление ночного знакомца. — Так что, вы были посланы, чтобы перехватить нас в пути? Кем? Я спрашиваю, кем вы были посланы?

— Паном Дембовским. Полковником Дембовским. Вы, должно быть, знаете его.

— Не лучше, чем вас.

— Я его тоже не знаю.

— Неужели для полковника так важно было разведать, почему я и мои спутницы, — кивнула она в сторону соседней комнаты, где Ольгица и Власта сидели настолько тихо, что трудно было поверить, что они действительно находятся в доме, — едем в Краков? Какой у него в этом интерес?

— Понятия не имею.

— Значит, он послал вас к настоятелю Горного монастыря, дал деньги для найма целой банды, а также для платы леснику, только ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство? Я в это не верю. А вы, поручик?

— Я даже плохо представляю себе, кто такой этот полковник Дембовский. Существует ли он на самом деле. Хотя фамилия этого человека мне вроде бы знакома. Словом, кто такой Дембовский, мы выясним уже в Кракове.

— Тем более что нас интересует не столько сам полковник, сколько тот человек или, может быть, целый выводок шляхты, который стоит за ним и который на самом деле оплатил столь странное любопытство полковника.

— Но этого я не знаю! — закричал Ганжульский. — Я не знаю, кто стоит за Дембовским, — взмолился он. — На распятии буду кричать, что не знаю, кто повелел Дембовскому послать меня в этот распроклятый монастырь, а потом на эту лесную дорогу! Я всего лишь капитан артиллерии.

— Как много раскаявшихся в течение одной ночи, — отпила Диана из чаши. Вино было красное, старое, медово-сладкое. Вряд ли такое вино могло настояться здесь, в Польше, в подвале лесника. Откуда в этой северной глуши взяться винограду? Другое дело, что бочонок привезен монахами. А попало оно в монастырские подвалы скорее всего из Венгрии или Семиградья. — Если так пойдет и дальше, мне придется поверить, что мы пережили ночь покаяния перед Страшным судом. И тоже начать раскаиваться.

— Страшный суд — это мы пану капитану обещаем, — заверил ее Кара-Батыр. Улыбка, скользнувшая по его лицу, была заимствована у бахчисарайского палача. — Будем еще спрашивать?

— Он больше ничего не знает, — покачала головой графиня, — а коль ничего не знает, стоит ли тащить его с собой до самого Кракова? — взглянула она на поручика. — Все, что может заинтересовать королеву в истории этого ночного монашеского заговора, она узнает от полковника Дембовского. Не так ли, поручик?

— Святая правда.

— В таком случае капитан от артиллерии меня больше не интересует.

Кара-Батыр и поручик уставились на графиню, ожидая ее приговора. По их пониманию, она обязана была сказать еще что-либо, разъяснить свое намерение. Но поскольку с разъяснениями Диана не спешила, мужчины терпеливо ждали. Причем непонятно чего.

— Так вы и в самом деле ждете, чтобы я приказала найти достойное этого капитана-артиллериста орудие и выстрелить его бренными телесами в сторону Варшавы? — вежливо поинтересовалась де Ляфер, уяснив, что дальше молчать бессмысленно. — Унесите его. И чтобы к утру никто и вспомнить не мог ни о капитане, ни об этом лесном пристанище монахов-разбойников.

Когда через час Ольбрыхская и Власта сели в карету, первые проблески рассвета уже сливались с пламенем пожара. А крик брошенного в горящую сторожку капитана отчаянно и скорбно оплакивала усевшаяся на ближайшей сосне плакальщица-сова.

— Вы немыслимо жестоки, графиня, — глухо молвила Ольгица, услышав, что Диана де Ляфер приблизилась к дверце экипажа.

— Вам не стоит судить об этом, госпожа Ольбрыхская, — спокойно, не повышая голоса, отрубила Диана. — Что вас удручает, мадам? Не вы ли при каждом возможном случае твердите, что судьбы начертаны на небесах, грехи ниспосланы дьяволом, а участь каждого из нас, червей земных, предрешена? Тогда что вы хотели изменить в участи казненного злодея? Наши воины предали его очистительному Божьему огню. Лучшего он не заслуживал ни перед Богом, ни перед людьми. Разве я не права?

Ольгица вздохнула, но промолчала.

— Кстати, где находится этот их Горный монастырь?

— Он не деревянный, сжечь его будет значительно сложнее, — ответила Ольгица, избегая прямого ответа.

— Вот видите, поручик Кржижевский, — улыбнулась графиня. — Оказывается, сжечь Горный монастырь будет непросто, но ведь попробовать все-таки стоит. В нем тоже что-то способно гореть.