ГЛАВА 14
А в это же время в шестом номере происходили события не менее интересные, чем на заднем дворе. Валерий пришел туда решительно настроенным выпроводить мадам Бобрикову куда-нибудь подальше. Для начала он постучал в дверь и, не услышав разрешения войти, все равно сделал это. Номер был пуст, но он услышал, что в ванной комнате льется вода. Заглянув туда, молодой человек увидел, как Бобрикова умывает заплаканное лицо.
— Кхе, кхе, Софья Адамовна, можно вас на минуточку? — вежливо поинтересовался Валерий.
— Чего тебе? — недовольно спросила она.
— Софья Адамовна, голубушка, вы меня, ради бога, простите, что побеспокоил, — смущенно улыбнулся молодой человек. — Как тут у вас дела? Как Иван Иванович себя чувствует?
— Похоже, намного лучше, чем я, — проворчала та, бросив хмурый взгляд на супруга, который так и продолжал спать, сидя в ванне, с безмятежным выражением на лице.
— Софья Адамовна, тут такое дело... мне очень неудобно беспокоить вас, но...
— Да хватит уже мямлить, говори, чего надо, — немного грубовато, но достаточно сдержанно произнесла Бобрикова.
— Я очень извиняюсь, но вам придется немедленно освободить этот номер, — развел руками Валерий.
— С какой это стати я должна его освобождать? — возмущенно фыркнула Софья.
— Дело в том, что номер уже сдан и клиент только что подходил ко мне за ключами.
— Значит, дай ему ключи от другого. Ты разве не видишь, что Иван Иванович не в состоянии выйти отсюда? А без него я не двинусь с места.
— В этом я вам помогу! Вот, я взял ключи от десятого номера и сейчас перенесу Ивана Ивановича туда.
— Нечего его таскать, как куклу, — нахмурилась Бобрикова. — Лучше отдай эти ключи своему клиенту.
— Мне кажется, ему это может не понравиться, — возразил Валерий. — Номер, в котором мы сейчас с вами находимся, он, видите ли, повышенной комфортности.
— И что с того?
— Так десятый-то обыкновенный, и сумма проживания в нем значительно отличается. Претензии потом придется выслушивать Ивану Ивановичу, и мне кажется, когда он узнает, что вы...
— Ладно, я все поняла, — резко перебила его Софья Адамовна. — Бери мужа и неси в десятый номер. Только осторожнее поднимай, у него с позвоночником проблемы, запросто может радикулит прострелить, а мне тогда возись с ним, — раздраженно, но все же заботливо проворчала она.
— Сделаю все в лучшем виде, Софья Адамовна, — пообещал Валерий. — Буду обращаться с Иван Иванычем, как с вазой из богемского стекла.
Только он нагнулся, ухватился за начальника поудобнее и уже было начал его вытаскивать из ванны, как тот очнулся и с испугом стал вырываться из рук Валерия. Тот отпустил начальника, с интересом наблюдая за его дальнейшими действиями. Бобриков обалдевшими глазами осматривал обстановку и присутствующих. Его мутноватый взгляд остановился на дражайшей супруге.
— Убей бог мою душу, если это не моя жена, — пробормотал он, напряженно соображая. — Чур меня! Какой кошмар! — продолжал бормотать он, отмахиваясь «от мимолетного виденья» руками. Когда Иван Иваныч понял, что никто не собирается пропадать, он изо всех возможных сил попытался открыть глаза пошире. — Я в самом деле проснулся или еще сплю? Софочка, ты мне снишься? — удивленно спросил Бобриков, приподняв веки пальцами, как Вий.
— Ага, ты угадал, дорогой — я твой самый страшный кошмар, — ехидно прищурилась та.
— Ха-ха-ха, очень остроумно! — попытался казаться веселым Иван Иванович, но у него ничего не получилось. — Дорогая, откуда ты взялась? — почти простонал он, болезненно сморщившись.
— Оттуда, откуда и все берутся! — рявкнула та. — А ну, поднимайся, алкоголик несчастный, сейчас я с тобой разберусь по-семейному.
— А что здесь, собственно, происходит? — растерянно спросил Иван Иванович, заметив наконец свои мокрые трусы. — Как я сюда попал?
— Поднимайся, говорю, вопросы потом будешь задавать, кобель шелудивый! — чуть ли не под потолок взвилась Софья Адамовна. — Сейчас ты у меня все узнаешь. И как попал сюда, и что здесь происходит! Все узнаешь, только дай срок.
— Софья, в чем дело? Что ты такое говоришь? Почему оскорбляешь меня, да еще при подчиненном? — снова спросил Бобриков, категорически отказываясь понимать супругу. — О господи, что с моей головой? Она невозможно болит, — снова сморщился он. — В висках стучат тысяча и один молоток... нет, скорей всего тысяча и одна кувалда. Очень больно!
— Да неужели? Я крайне этому удивлена, — с сарказмом усмехнулась его жена.
— В каком смысле?
— Да в самом прямом! — срывающимся голосом закричала Бобрикова. — У тебя ничего не может болеть, потому что вместо головы на твоей толстой шее сидит кочан капусты.
— Моя шея не толще, чем у тебя, между прочим, — обиженно тявкнул Иван Иванович. — Нечего меня оскорблять налево и направо, ты не у себя на кухне.
— Ап... уф... ну ты... — в бессильной ярости пыхтела Софья Адамовна, не находя ответных слов.
— И вообще молчи, женщина, и без тебя тошно, — храбро заявил Бобриков, не дав супруге опомниться. — Дома будешь скандалить, а сейчас... Валерий, помоги мне отсюда вылезти.
— Да-да, Иван Иванович, нет проблем, — с готовностью откликнулся тот и уже подошел к ванне, когда Бобриков вдруг посмотрел на него испуганными глазами. — Ой, я, кажется, вспомнил, что произошло, — прошептал он. — Ко мне подошла Риточка Назарова и позвала с собой в шестой номер, а там...
— Так-так-так, очень интересно, и что же было дальше? — вкрадчиво спросила Софья Адамовна, внимательно прислушиваясь к разговору. — А про другую девицу ты тоже вспомнил? — ехидно прищурилась она.
— Какую другую? Я не знаю никакую другую.
— А кто еще был в номере, ты помнишь?
— Ты имеешь в виду... Нет, не помню, — моментально открестился Иван Иванович. — Валерий, ты, наверное, знаешь, кто у нас проживает... проживал в шестом номере?
— Нет, я не знаю, но можно посмотреть в журнале, — ответил тот, покосившись в сторону Софьи Адамовны. — Ведь после того как сюда приехал советник мэра, пришлось одних выселять, других заселять. Я лично оформлял двух молодых девушек, но только не в этот номер, а в другой.
— Ну, а я что говорила? Не пансионат, а Содом и Гоморра, — всплеснула Бобрикова руками. — А ты, молодой человек, как я и предполагала, по совместительству продавец сладких грез, значит?
— Какой продавец? Каких грез? Что вы такое говорите, Софья Адамовна? Вы, между прочим, все неправильно поняли, девушки совсем не по этому профилю, они...
— Софочка, что-то я отказываюсь тебя понимать, — вклинился в разговор Иван Иванович. — О чем вы говорите с Валерием?
— Сейчас поймешь! А ну, пошел вон отсюда, я сейчас буду проводить воспитательную работу со своим супругом, — истерично заорала она на Валерия, сотрясая кулаками.
Молодой человек, еле-еле сдерживая рвущийся наружу хохот, стремительно выскочил из ванной комнаты, чтобы не смущать директора.
— А ну, вылезай быстро из этого корыта и одевайся, поговорим в другом месте, — приказала мужу Софья Адамовна. — Сейчас ты у меня все вспомнишь. Посмотри на себя, на кого ты похож. Это же надо было нализаться до такого состояния.
— Софочка, ты же знаешь, что я не употребляю, но сегодня... — начал оправдываться Иван Иванович, пытаясь приподняться. Ванна была скользкой, и у него ничего не получалось, поэтому бедному Бобрику пришлось перевернуться и встать на четвереньки. — Но сегодня непредвиденные обстоятельства совершенно выбили меня из колеи, — пыхтя, точно паровоз, продолжал говорить он. — Я абсолютно деморализован и, пойми меня правильно, я...
— Лучше замолчи и ничего не говори, иначе я не знаю, что с тобой сделаю! — рявкнула жена. — Видела я эти твои обстоятельства. А еще директор пансионата!
— Так ты уже все видела? — опешил Бобриков, продолжая стоять на четвереньках.
— Представь себе, имела такое счастье, — подбоченилась супруга. — Как же ты допустил такое безобразие, да еще прямо, можно сказать, на рабочем месте? Как ты мог? Ты же руководитель!
— А что я мог сделать, Софочка? Я сообразил, чем это для меня может закончиться, когда все уже произошло и ничего нельзя было изменить.
— Как... как произошло? — икнула та, таращась на мужа растерянными глазами. — Ты хочешь сказать, что...
— Да-да, дорогая, — зашептал Иван Иванович, принимая наконец вертикальное положение и затравленно оглядываясь по сторонам. — Я хочу сказать, что был совершенно бессилен что-либо изменить. Ты можешь себе представить, каково мне было? О, боже, что я испытал в тот момент! — закатил он глаза. — Я думал, что у меня будет сердечный приступ.
— Могу себе представить, до чего тебе было тяжело, бедненький. И как же я тебе сочувствую! — коброй прошипела Софья Адамовна и со всего маху залепила супругу такую оплеуху, что тот моментально вернулся в прежнее положение. То есть приземлился на дно ванны, да так стремительно, что отбил свои нижние полушария. — Дорогая, что ты делаешь? — всхлипнул Иван Иванович. — Ты же знаешь, что у меня может обостриться радикулит. За что ты меня так?
— Задаром! — что было сил взревела его супруга. — Завтра же развод! Квартира моя, дача тоже на мое имя, так что можешь окончательно прописываться здесь, в этом вертепе разврата, а к порогу моего дома даже не думай приближаться, кобель шелудивый, — и, вылетев за дверь, она так ею хлопнула, что та едва не слетела с петель.
— Что это с Соней? Убей бог мою душу, если я что-нибудь понимаю, — прошептал Бобриков, с недоумением таращась на дверь. — Подумаешь, напился раз в жизни. И в том, что труп в номере, я не виноват, я же его не убивал. Да, я директор, но что я мог поделать?! И вообще, при чем здесь какой-то разврат? Может быть, я еще сплю? Кажется, мне не помешает легкий душ, — вздохнул он и начал откручивать кран с холодной водой.
— Иван Иванович, вы в порядке? — спросил Валерий, осторожно просунув голову в дверь. — Моя помощь не нужна?
— Нужна, очень нужна, — тяжело вздохнул тот и тут же вскочил, как укушенный, с легкостью юноши выпрыгнув из ванной. — О-о-о-о, — задохнулся он, зябко передергиваясь. — Надо же, какая вода холодная, прям ледяная.
— Вот ваш костюм, надевайте и сразу согреетесь, — сказал Валерий, трясясь от смеха. — Только вот мокрые трусы придется снять.
— Опять эти шаровары, — сморщился Бобриков, глядя на одежду, которую подавал ему администратор. — Чего-нибудь поприличней нет?
— Ничего не могу больше предложить, — пожал плечами тот. — Если только раздеть покойника...
— Что ты сказал? Какого покойника? — выпучил глаза Иван Иванович.
— А того, что в этом номере убили.
— Значит, ты тоже про него знаешь? — обреченно вздохнул Бобриков.
— Да уж знаю, — признался Валерий. — Девчонки рассказали.
— Девчонки? Какие еще девчонки? О покойнике знали только Назарова Рита и я!
— Ну, Иван Иванович, вам же известно, что они с Натальей близкие подруги, если знает одна, будет знать и другая, — усмехнулся Валерий. — Ну а уж вдвоем они всe мне рассказали, чтобы в моем лице обрести мужскую поддержку, ведь вы-то... кхе, кхе, были... не в состоянии.
— Вот балаболки, а, — с негодованием проворчал Бобриков. — Ничего нельзя доверить. Я всегда говорил, что с бабами каши не сваришь.
— Да они, может, и не сказали бы мне ничего, только у них не было другого выхода, — встал на защиту подруг Валерий. — Я увидел, что из-под кровати торчит чья-то рука, ну и... Вы уж не ругайте их.
— Что толку ругать, когда все уже сделано? Только вот супруге-то моей зачем рассказали?
— Ей никто ничего не рассказывал.
— А откуда же тогда Софья Адамовна про это знает?
— Что знает?
— Не что, а про кого. О трупе откуда моя супруга знает?
— С чего вы взяли, что она знает?
— Ну как же? Она мне сама только что сказала, что все видела.
— Да нет же, вы ее неправильно поняли, Иван Иванович, — засмеялся Валерий. — Она совсем о другом говорила.
— В каком смысле «о другом»?
— Я вам потом расскажу, а сейчас давайте-ка ,одевайтесь.
— Так, значит, она не знает про труп? Не знает, что здесь произошло?
— Нет конечно! Откуда ей знать?
— Фу, слава тебе господи, — облегченно выдохнул Бобриков, натягивая на себя шаровары. — Убей бог мою душу, ты себе даже не представляешь, до чего она нервная особа.
— Ну почему же не представляю? — усмехнулся Валерий. — Еще как представляю, имел «счастье» быть свидетелем.
— Моей супруге совершенно нельзя волноваться, — заботливо вздохнул Иван Иванович, напряженно хмуря лоб и прокручивая в голове какие-то свои мысли. — У нее сразу же поднимается давление, потом начинается мигрень, а после она становится такой сердитой и капризной, что... что хоть из дома беги. Валера, ты только смотри, не вздумай проболтаться.
— Не волнуйтесь, Иван Иванович, не проболтаюсь, я могила. Да и зачем мне это надо, рассказывать о таких делах вашей супруге? Мы с ней не настолько близко знакомы, чтобы...
— Да при чем здесь моя супруга? Я совсем другое имел в виду, надеюсь, ты меня понимаешь, — проворчал тот, уже забыв, что сам секунду назад сказал. — О таких вещах вообще никому нельзя рассказывать, и пообещай мне, что я могу на тебя положиться.
— Конечно, Иван Иваныч, на меня вполне можно положиться, я никому не скажу, только...
— Что «только»? — насторожился тот.
— Ну, вы же понимаете, что этого все равно не скрыть, нужно что-то делать.
— Я и сам знаю, что нужно, — вздохнул Бобриков. — Только нельзя сейчас вызывать полицию. Никак нельзя, понимаешь?
— Почему?
— Потому!
— И все же почему? Ведь это не вы его убили. Чего вам бояться-то, Иван Иваныч?
— Господи, неужели это трудно понять? Да потому что тогда наш пансионат сразу же можно будет закрывать к чертовой бабушке! — вскричал Бобриков. — Кто поедет отдыхать туда, где произошло убийство? Да еще, как нарочно, все это случилось в праздник, когда столько народу приехало, когда у нас гостит советник мэра с супругой. Ты представляешь, какой сенсационный материал получит желтая пресса? Я как только представлю себе заголовки, мне сразу же жить не хочется. Какой из меня директор, если в моем пансионате происходят столь чудовищные вещи? Нам такая антиреклама будет обеспечена, что даже думать страшно. А про свою репутацию я вообще молчу, мне ее даже хлоркой отмыть не удастся, как ни старайся.
— Да уж, перспектива действительно незавидная, — согласился Валерий. — Не хотелось бы, чтобы наш пансионат закрыли, лично мне моя работа нравится. Только как ни крути и как ни старайся, а шила в мешке все равно не утаишь.
— Я все понимаю, но... Как ты сказал?
— Шила в мешке все равно не утаишь.
— В мешке, говоришь? — задумчиво произнес Бобриков. — Убей бог мою душу, а ведь это не совсем плохая идея, между прочим.
— Вы о чем, Иван Иваныч?
— Слушай, ты мне не объяснишь, какая бешеная муха укусила мою супругу? — вместо ответа задал тот неожиданный вопрос. — Она вообще-то воспитанная женщина и раньше никогда со мной не дралась.