Воскресенье
Телефон зазвонил, когда я намылила голову. Выбрал время, зараза!
Эти злокозненные современные аппараты с их механическим разумом в конце концов погубят человечество оптом и порознь! Лично я едва не захлебнулась!
У нашего домашнего телефона голос такой мощи, что шаляпинский бас по сравнению с ним показался бы слабым жужжанием. Громкость звонка постоянно накручивает бабуля, у которой возрастные проблемы со слухом. А все остальные члены нашей семьи безропотно подвергают свои барабанные перепонки внезапным акустическим ударам из уважения к матриарху. Ну, и еще из страха, что обиженная бабуля раскричится так, что слабым жужжанием покажется выступление большого сводного хора дважды Краснознаменного Академического ансамбля песни и пляски Российской Армии.
У нашей бабули характерец – будь здоров! То есть, наоборот, последнее здоровье потеряешь, если свяжешься.
Что характерно, спящий Зяма на истошные вопли телефона не прореагировал.
Вся мокрая, в мыле, пятная пол пенными клочьями и кутаясь в полотенце, я добежала до аппарата первой и единственной.
– Да!
– Казимир Борисович? – обрадовался заждавшийся ответа женский голос.
Я обиделась.
Положим, я слегка запыхалась, а перед этим еще глотнула водицы и закашлялась, так что голос мой сделался хриплым и прерывистым, как у взволнованного курильщика, но перепутать мое второе сопрано с баритоном Зямы?! Похоже, не только у нашей бабули большие проблемы со слухом.
– Это Индия, – хмуро сказала я.
– Ой! Я вроде звонила на городской? – встревожилась моя собеседница.
Точно, какая-то старушенция. Мало того, что глуховатая, так еще и скаредная. Боится, что разговор с далекой Индией ее разорит.
– Это не та Индия, в которой слоны и чай, – вздохнув, привычно объяснила я. – Не страна. Это та Индия, которая родная сестра Казимира. Индия Кузнецова.
– О! А вы любите своего брата?
Изначально некомфортный разговор приобретал неожиданный оборот, превращаясь в сеанс совсем уж неуютных философских исканий.
На тот вопрос, что был задан мне с шокирующей прямотой, я не могла однозначно ответить уже лет тридцать. С тех пор, как научилась говорить.
Люблю ли я Зяму? Хм…
Можно спросить, любит ли собака кошку, кошка мышку, а слонопотам поросят. Наши же с братцем взаимоотношения всегда были гораздо сложнее, чем в мире животных. Конечно, я его люблю – с одной стороны. А с другой – иной раз просто убила бы, например прямо сейчас!
– А в чем, собственно, дело? – я уклонилась от ответа и перешла в наступление.
– Дело в том, что Лизонька его назвала, – как-то очень многозначительно сказала моя собеседница.
Я не ведала, кто такая Лизонька, но прекрасно знала Зямину любвеобильность и резонно, как мне показалось, предположила:
– Что, у них родился мальчик?
– У кого? – прозвучало после паузы.
На том конце трубки тоже наметилась тенденция к глубокомысленной задумчивости.
– У этой Лизоньки и Зямы?
Тенденция укрепилась.
– Какой мальчик?
– «А был ли мальчик?» – подсказала я логичную реплику. – Если не было, то кого тогда назвала ваша Лизонька? И как она его назвала? Надеюсь, не в Зямину честь – Казимиром? Намучается пацан с таким-то именем.
– Слушайте, какой пацан?!
– Ну, Лизонькин! И Зямин, разумеется, если, конечно, он не чей-нибудь другой.
Тут я подумала: люблю я брата или нет, а защищать его от наветов и нападок все же буду!
И спросила с подозрением:
– Что там за Лизонька, не знаю, можно ли доверять ее словам?
– Так она же все записала! – голос в трубке вновь преисполнился воодушевления.
– Что – все? Дадите почитать?
Мне всегда была интересна личная жизнь старшего брата.
– А вот это уже деловой разговор, – одобрила мою любознательность собеседница. – Значит, так. Пять тысяч долларов наличными, и дневник ваш, а иначе его следователь читать будет. Вам это надо?
– Не знаю, – честно ответила я, упустив нить беседы.
Какой следователь? Какой дневник?
И главное – какие пять тысяч долларов?!
У меня таких денег не было. А жаль.
– Возможно, они есть у Зямы? – услужливо подсказал мой внутренний голос. – Раз уж эта дама вымогает именно такую сумму?
– Но за что? – спросила я вслух.
Я-то имела в виду – за что такие деньги? А собеседница поняла меня по-своему и гневно фыркнула:
– По-вашему, не за что? По-вашему, убийство – это так, пустячок?!
Тут я ненадолго онемела, а она решительно договорила:
– Завтра в двадцать ноль ноль у памятника Пушкину, приходите одна и с деньгами. И никому ни слова! – и положила трубку.
Я озадаченно почесала гудящей трубкой затылок, перекосив тюрбан из полотенца, немного поразмыслила, ничего не надумала и пошла будить спящего Зяму.
Он притащился домой под утро и на бровях, кои от этого изрядно разлохматились, как и Зямины буйные кудри, которым я в очередной раз позавидовала. Повезло братцу: у него такие красивые золотые локоны, а у меня на голове натуральная соломенная копна, вот где справедливость?!
– Зямка, проснись! – позвала я неласково.
– Хрррррр! – ответил на это братец и перекатился на другой бок, повернувшись ко мне задом, к венецианской штукатурке передом.
У меня был выбор – хлестнуть его по спине мокрым полотенцем или пустить в ход сокрушительное музейное оружие. Я выбрала второе и звонким детским голосом прочирикала братцу в ухо:
– Зямочка, я съем твою шоколадку?
– Нет! – возмутился братец, аж подпрыгнув.
Я коварно улыбнулась. В детстве мы с Зямой постоянно конкурировали за сладкое. Кровопролитные бои за шоколадки постепенно превратились в позиционную войну, но не забылись, и обострение конфликта возможно в любой момент. Была бы шоколадка!
– Какую шоколадку? – Зяма приподнялся в постели и искательно огляделся.
– Никакую, мне просто нужно было тебя разбудить, – призналась я, осторожно опускаясь в дизайнерское кресло, похожее на набитый соломой мешок, пристроенный на противотанковый еж. – Скажи-ка, братик, у тебя есть пять тысяч долларов?
– Какая ты бессовестная, Дюха! – Зяма снова рухнул в подушки. – Будить меня из корыстных соображений! Я не дам тебе денег, мне самому мало. Попроси у мамули, она получила гонорар за сценарий.
– Сам проси у мамули! – возразила я, мысленно приняв к сведению ценную информацию: ага, мамуля при деньгах, а мне как раз нужно совсем немножко тысяч рэ на новые туфли! – Это тебе необходимы пять тысяч долларов, чтобы выкупить какой-то там дневник!
– Никакой дневник не стоит пяти тысяч долларов, – уверенно сказал братец.
– Даже дневник убийцы Джона Кеннеди? – прищурилась я.
– За пять тысяч баксов? – Зяма секунду подумал. – Нет, я не настолько любопытен. Хотя его можно продать какому-нибудь издательству.
Он снова сел, потянулся и энергично потер глаза.
– Так, Дюха, объясни мне, в чем дело. Тебе на самом деле предложили купить за пять тысяч долларов дневник убийцы Кеннеди?
– Не исключено, – я пожала плечами. – Она не сказала, кто кого убил. Просто потребовала дать ей пять тысяч баксов, потому что иначе этот дневник будет читать следователь. Бесплатно, я полагаю.
– Кто – она? – Зяма выхватил главное.
– Тоже не знаю. Она не представилась. Какая-то женщина, – я постаралась вспомнить точно. – Она позвонила на наш домашний номер и зловещим голосом сообщила, что Лизонька его назвала. Кого и как – не спрашивай, я и этого не знаю. Но за дневник этой Лизоньки с тебя пять тысяч баксов.
– Лизонька?! – Зяма побледнел и заелозил, подбирая ноги. – О боже мой!
– Ты выглядишь как маленький мальчик, увидевший привидение, – заметила я.
– Так и есть!
Я подняла бровь и огляделась.
Кроме нас двоих, в комнате никого не было, а я девушка с формами и даже в белом полотенце мало похожу на призрак.
– Лизонька – это моя клиентка, я оформлял интерьеры для ее семейного торжества, – объяснил Зяма. – Вчера у них с мужем был юбилей – десять лет супружества, и в разгар праздника Лизонька утонула в бассейне.
– О! – сказала я.
Потом мне пришло в голову уточнить:
– Сама утонула?
– Мне-то откуда знать?! – Зяма еще больше занервничал.
– О! – повторила я и подняла вторую бровь. – А у вас что-то было?
– Ничего, кроме чисто деловых отношений! – слишком горячо и торопливо заверил меня братец.
– Но планировалось? – не отставала я.
– Именно! – Зямка щелкнул пальцами. – Я что-то такое подозревал, а Лизонька, наверное, планировала! Она любила составлять списки дел. Не удивлюсь, если совращение меня стояло в планах ее вчерашнего дня отдельным номером.
– А планы записывались в дневник? – догадалась я и пару раз кивнула. – Ну да, теперь понятно… Если Лизонька назначила процесс, который ты изящно называешь твоим совращением, на то время, которое стало ее роковым часом, это реальная улика против тебя! Докажи теперь, что не ты ее утопил!
– Да там были сотни людей! – взвился Зяма. – Ее мог утопить кто угодно!
– Я полагаю, Кто Угодно не записан в Лизонькином дневнике, – невозмутимо парировала я. – А ты записан. М-да, Зямка… Боюсь, тебе придется раскошелиться на пять тысяч баксов. Или ты предпочитаешь сэкономить и довериться следствию с правосудием?
– Еще чего! Мне дорога моя жизнь на свободе! – Зяма энергично полез из-под одеяла, и я тактично отвернулась.
Он удалился, но вскоре напомнил о себе недовольным воплем:
– Эй, почему в ванне стоит вода?!
– Потому что в воде сидела я! Меня вытащила из ванны твоя телефонная шантажистка! – так же недовольно прокричала я в ответ.
Через секунду Зяма вновь возник в дверном проеме. Он уже не возмущался, наоборот, физиономия у него была такая умильная, что я насторожилась.
– Индиана Джонс, мне понадобится твоя помощь, – похлопав длинными шелковыми ресницами (еще один предмет моей лютой зависти), кротко попросил братец. – Ты же не бросишь меня на растерзание злой шантажистке?
– Не брошу, – со вздохом сказала я.
И с ухмылкой добавила, когда он отошел:
– Но это тебе обойдется недешево!
В конце концов, человек, который готов отдать пять тысяч долларов незнакомой шантажистке, вполне может дать немного русских денег родной сестре, не правда ли?
Кто-то скажет, что я цинична, но это вовсе не так. Я практична. Зяме нужна моя помощь, а мне нужны новые туфли.
От каждого по способностям, каждому по потребностям!
– Мы придем к победе, – успокоила я Зяму за завтраком. – Не обещаю, что к победе коммунизма, но уверена, что все будет хорошо.
– Аминь! – с чувством ответил братец и впился зубами в свой бутерброд.
Я охотно последовала его примеру.
Нам надо было подкрепиться, чтобы спланировать кампанию по спасению невинного Зямы из когтей шантажистки.
