Глава 8
Наконец довольный Сева откинулся в кресле и сладко потянулся.
— Уфф... Хороший эфир получился, — одобрительно и лукаво покосился он на меня. — А ты молодчага. Хорошо держалась, даже просто отлично для первого эфира.
— Да уж. — Я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно ехиднее. — Кажется, я поняла, в чем заключается твой «особый метод».
— Ну а чего ты хотела? — с обескураживающей прямотой спросил он. — Слушателям нужно шоу. Громить политиков и поливать грязью звезд мы не можем — масштаб не тот и «крыши» соответствующей нет. Поэтому главная изюминка шоу — дура-напарница в прямом эфире. Учти, я и дальше буду тебя подкалывать. Пропустишь удар — сама виновата! — тут он снова одобрительно улыбнулся. — Но ты умничка, умеешь за себя постоять. Это хорошо, так даже интереснее.
— Ну хоть предупредить заранее можно было? — проворчала я. Льстит, подлец, но как приятно такое слышать после откровенного эфирного хамства!
— Вот еще! А если бы ты сбежала за две минуты до начала?
— А что — были такие, кто сбегал?
— До — нет, а вот после... У нас за последние два месяца шестеро девиц трудиться пробовали. Ни одна дольше недели не продержалась.
— А раньше?
— А раньше Ольга была. Боевая девушка, вроде тебя — с норовом.
— Тоже не выдержала?
— Нет, она с Петровичем поругалась. Он на принцип пошел, уволил. Кстати, тебе бы зайти к нему, послушать замечания.
— А что — будут замечания?
— Будет все.
Насчет «все» Сева преувеличил. Жужельский, как всегда, был немногословен и скуп на похвалу:
— Неплохо справилась. Документы принесла?
— Принесла... то есть... Ой, я их в машине оставила.
— Ладно, не нужен мне твой диплом. Зайди к Шевченко, заполни договор.
— Шевченко?
— Седьмая комната. Завтра приезжай к половине шестого. Свободна.
— И вам доброго здоровьица, — подчеркнуто любезно попрощалась я.
* * *
Седьмая комната никаких сюрпризов не приподнесла. Обычное офисное помещение, только без окон. Шкафы с папками, три стола с компьютерами. Два свободны, за третьим сидит Стас. Увидев меня на пороге, он обрадовался: заулыбался, обнажая ряд ровных белоснежных зубов — хоть сейчас на рекламу зубной пасты.
— Алисочка, а ты молодец. Я сразу понял, что Севке тебя не напугать.
— Прямо-таки с первого взгляда? — не удержалась я от легкого кокетства.
— Именно! Ты была такая самоуверенная. Овечкам это не свойственно.
Его вкрадчивый голос и многозначительный взгляд превращали совершенно обычные слова чуть ли не в признание в любви, и я велела себе притормозить. Стас, похоже, собаку съел на соблазнении женщин, а становиться добычей первого попавшегося пикапера не входило в мои планы.
— Я ищу некоего типа по фамилии Шевченко. Ты его не знаешь?
— Знаю, и довольно близко. Можно сказать, мы лучшие друзья. — Он снова продемонстрировал достижения своего стоматолога.
— Ага, ты и есть Шевченко! Тогда с тебя договор.
— Так не честно! Ты знала. — Он скорчил трагическую мину, и я, не удержавшись, прыснула.
— Так что насчет договора?
— А вот он. — Стас хлопнул рукой по распечатке на столе. — Жужельский уже подмахнул. Будешь ознакамливаться? Вообще интересного там ничего нет. Обычный трудовой договор, только за головотяпство вместо увольнения — пожизненный ящык с гвоздями.
— Согласна на ящык, но только за малиновые штаны.
— Штаны в перспективе... отдаленной. Да ты читай, читай.
Договор я пробежала глазами больше для порядка. Называлась бумага «договор подряда» и заключался он на месяц.Ничего ужасного в тексте не было, разве что немного настораживал тот факт, что уволить меня могли в любой момент и без всякого повода. Но это и так было ясно по стилю общения начальства, поэтому я быстро вписала все необходимые данные в бланк и подписала бумаги с чистой совестью.
— Ты сейчас никуда не убегаешь? — спросил Стас, подшивая договор в папку.
— Да вроде нет.
— Отлично! Тогда я тебе все покажу и расскажу.
* * *
— Всего у нас, то есть у «Свободы Звука», здесь три помещения, и все три ты видела. Офис, студия и кабинет Жужельского... — распинался он несколькими минутами позже, пока мы следовали в другой конец коридора.
— А в остальных комнатах кто?
— Другие станции, такие же мелкие сошки.
— Самокритично ты, — хмыкнула я.
— Ну ты же не думаешь, что попала на «Европу плюс». Мы еще самые крупные в этом клоповнике, у нас одиннадцать человек работают. Вместе с тобой — двенадцать.
— О! А давай ты меня с ними познакомишь, — с энтузиазмом предложила я, памятуя о своей тайной миссии.
— Сейчас нет никого, — пожал плечами Стас. — Ведущие появляются перед программой, бухгалтер вообще на свободном графике. Меня, Севу и Жужельского ты знаешь. Завтра меня не будет, со вторым редактором эфира познакомишься.
— Понятно, — разочарованно пробурчала я.
— Могу с соседями познакомить, — торжественно произнес Стас, театральным жестом распахивая деревянную дверь в конце коридора. — Нет, наврал — не могу, — печально закончил он.
За дверью было небольшое, облицованное белым кафелем помещение, чем-то неуловимо напоминавшее коммунальные кухни 80-х годов. Большой квадратный стол в центре, несколько стульев, два холодильника «Минск» в углу, металлическая мойка. Несколько выбивался из интерьера низенький диванчик попугаистой расцветки, а электрический чайник и микроволновка напоминали, что дело происходит в двадцать первом веке, но все равно аромат другой эпохи незримо витал в воздухе.
— Вот здесь у нас ресторанный дворик, территория для встреч «без галстуков», — натужно пошутил Стас. — Не «Хилтон», но чисто — убирают регулярно. Обычно тут всегда кто-нибудь тусуется, можно узнать свежие сплетни.
— А что? Очень достойно. Такое интересное интерьерное решение... ретро, — поддержала я предложенный тон.
— Могу я соблазнить тебя... — он сделал многозначительную паузу, — чашечкой кофе?!
— Думаю... — я скопировала его паузу и с придыханием закончила: — Кофе — это очень соблазнительно.
Стас выразительно поднял бровь. Я мысленно зааплодировала — он, наверное, дома часами перед зеркалом тренировался, чтобы добиться максимального эффекта. Ну хорош, черт, хорош! Удержаться от того, чтобы не поощрить его такой же многозначительной улыбкой, было просто выше моих сил.
И тут же пришлось мысленно себя выругать. Манера общения этого записного Дон Жуана прилипчива хуже клея «Момент», а у меня нет времени играть в такие игры. Может, в другой раз.
Да и не должны вестись порядочные девочки на животную сексуальность. Но я уже забыла, когда последний раз флиртовала, а внимание красавца мужчины ой как льстило.
Стас колдовал над джезвой, лениво рассуждая о преимуществе африканского кофе над южноамериканским, я рассеянно поддакивала, мысленно прикидывая, как бы незаметно выведать у него имена и явки вчерашних террористов. Не описывать же внешность — это может вызвать ненужные вопросы. Но в тот момент, когда я уже мысленно построила стратегию разговора и открыла рот, чтобы задать вопрос, наше уединение было нарушено самым грубым образом.
Деревянная дверь распахнулась, и в комнату, торжественно покачиваясь на девятисантиметровых каблуках, вплыла Гламурная Дива. Длинная, поджарая, как русская борзая, блондинистая девица с бюстом четвертого размера, вся в розовом, стразиках, коже, мехах, накладных ногтях небывалой длины, она изливала на мир баррели высокомерия. Оглядев окружающий коммунальный уют, Дива скривила умопомрачительную гримасу и гневно повернулась к своему спутнику:
— Это здесь, что ли? — вопросила она. — В этом...
Дальше Дива продолжать не смогла, очевидно, из-за маленького словарного запаса. Но выражение лица сказало за нее все. Наверное, так бы выглядела английская королева, которой предложили посетить деревенский туалет.
— Это временно... э-э-э... всего на полчаса... Э-э-э... Мы ждали вас... э-э-э... несколько позже... — Прямо за Дивой обнаружился коренастый усатый мужичок в потертом пиджаке. — Просим прощения э-э-э... за неудобства, — выпалив последнюю фразу, он быстренько ретировался, оставив нас разбираться со свалившимся подарочком.
Впрочем, не похоже было, чтобы Дива собиралась снизойти до нас. Дружеские посиделки на прокуренных кухнях не входили в число ее любимых занятий. Она страдальчески переминалась с ноги на ногу, не рискуя присесть на металлические стулья. Попугаистый диванчик тоже не вызывал доверия.В конце концов выбор был сделан в пользу диванчика, который совершенно не оценил оказанной ему чести.
Мы со Стасом переглянулись. Уголки его рта подрагивали, когда он приложил палец к губам. Я кивнула, придушив народившийся смешок. Очень хотелось досмотреть этот цирк до конца, а неуместное ржание могло спугнуть источник нашей бурной радости.
По-прежнему делая вид, что, кроме нее, в комнате никого нет, Дива набрала телефонный номер на своей розовенькой раскладушке.
— Алле! Мусииик, это ты! — затянула она капризным голосом. — Мусииик, ты не представляешь! Нет... Нет... На радио. Мусииик, ты не представляешь — это такой бомжатник. Нет, не студия. Сказали подождать. Да ты не представляешь даже, Мууусииик, тут даже тиви нетууу и воняет мочой! Ну Мууусииик, я не хочу ждать! Что? Полчаса. Ну Муууусииик!!! Ну ладно. Да, милый. Чмоки!
— Мууусииик, здесь даже джакууузи нету! — прошептал мне на ухо Стас, и мы вместе захихикали.
Дива на наши смешки никак не отреагировала. После разговора с «Мусиком» она обиженно надула силиконовые губки и несколько минут сидела неподвижно, потом снова раскрыла телефон и запустила какую-то игрушку.
— Кто это такая? — шепотом спросила я у Стаса.
— Понятия не имею. Какое-то Гламурное Кисо к Поливанову... — Поймав мой недоуменный взгляд, он пояснил так же шепотом: — Ну, директор РСЗ, который ее сюда проводил. Соседи наши.
— А почему название такое странное — РСЗ?
— Это сокращение от «Ритмы Северо-Запада». Районное муниципальное радио.
Наше задушевное общение в очередной раз было прервано, на этот раз осторожным стуком в дверь. Дива на стук не реагировала, а Стас только удивленно приподнял брови и пробормотал: «Странно. Кто бы это?» Стук повторился, и я решила вмешаться:
— Войдите.
В приоткрывшуюся дверь протиснулась худенькая смуглая девушка с копной черных кудряшек на голове.
— Настюха, привет, — подал реплику Стас. — Ты чего стучишься, как неродная?
Девушка бросила на нас умоляющий взгляд и повернулась к Диве:
— Простите, пожалуйста, за недоразумение. Мы вас ожидали только к девяти часам. Студия освободится через двадцать пять минут. Может быть, вы хотите чая или кофе?
Это замечательное извинение пропало практически втуне, поскольку увлеченная игрой на мобильном телефоне Дива не соизволила обратить на девушку внимания.
— Вторая часть Марлезонского балета, — прокомментировал Стас на ухо.
Настя постояла еще несколько минут, созерцая играющую Диву, а потом предприняла вторую попытку:
— Простите, вам что-нибудь надо? Приготовить чай? Или минеральной воды?
Молчание было ей ответом. Я бы на месте девушки после второй попытки просто развернулась и ушла, но Настя, кажется, решила, что заигравшаяся Дива ее просто не слышит.
— Извините! — почти прокричала она. Собеседница оторвалась от «раскладушки» и недовольно посмотрела на нее:— Ну чего ты орешь? Ты что — считаешь, что ты можешь на меня орать?! Да ты ваще знаешь, кто Я?! Ты знаешь, СКОЛЬКО мое время стоит?! — она постепенно накручивала себя, повышая голос. — Я!
Тут! На вашей сраной кухне! Еще бы в туалете подождать попросили!!! МНЕ НУЖНО, ЧТОБЫ ВЫ УЖЕ НАЧАЛИ СВОЮ СРАНУЮ ПЕРЕДАЧУ!!! Так и передай лысому хрену!!! Ты поняла?!
Побелевшая Настя в ответ смогла только кивнуть, и Дива слегка смилостивилась:
— Тогда иди! Скажи ему. Я жду пять минут, потом уезжаю. У меня съемки на одиннадцать!
— Хорошо. Извините, — пискнула девушка и, одарив нас со Стасом отчаянным взглядом, исчезла за дверью.
— Ого! Какой темперамент. Страстная женщина, — прокомментировал Стас.
Я только хмыкнула. Девица не понравилась мне с первого взгляда, а после этой сцены возникло сильнейшее желание если не придушить ее, то хотя бы морально опустить в присутствии большой группы зрителей.
Дива между тем раздраженно отложила мобильник и достала пудреницу, а мой взгляд невольно зацепился за совершенно неуместный на блестящей крокодиловой сумочке аксессуар. В том месте, где девчонки обычно носят разноцветные брелочки со стразиками, болталась страшненькая, видавшая виды плюшевая игрушка — мышонок Микки. Когда-то он был, наверное, даже хорошеньким: его пушистая черная шерстка блестела, на голове задорно топорщилась красная шапочка в цвет подштанников. Но эти времена давно прошли, годы не пощадили диснеевского героя: кепочка и подштанники выцвели, шерсть свалялась, к тому же бедняга окривел на один глаз.Более неподходящий для Дивы предмет сложно было вообразить при всем желании.
Я пихнула Стаса и взглядом показала ему на Микки. Теперь мы пялились на сумочку Дивы уже вдвоем.
Тем временем Дива обновила слой штукатурки на лице и встала, всем своим видом выражая праведный гнев.
— Ну все! Пять минут прошло. Что они ваще о себе думают! — сообщила она в пространство. Хотя ни на меня, ни на Стаса она ни разу не посмотрела, я заподозрила, что это было сказано для нас.
— Все, — с угрозой повторила она. — Я ушла. Мне на съемки!
— Скатертью дорожка, — прокомментировал Стас захлопнувшуюся дверь.
Мы снова переглянулись и расхохотались уже в полный голос.
— Ну, Мууусииик, ты хоть знаааешь, сколько мое время стоит? — простонала я, утирая слезы.
— Больше полсотни баксов за час не дам, — решительно ответил Стас. — Это же сплошной силикон, как резиновая кукла.
В самый разгар веселья в комнату вернулась Настя.
— Ой, а где...
— Упорхнула ваша Царевна Лебедь, — хмыкнул Стас. — На съем отправилась.
— Куда? — Глаза у Насти стали совсем круглые.
— Так и сказала: на съем пошла, не поминайте лихом!
— Стас, хватит лапшу вешать, — вмешалась я. — На съемки она поехала.
— Ну да. А я что говорю? — совершенно искренне удивился этот гад.
— Ох... — Настя всплеснула руками и с совершенно несчастным видом опустилась на диван. — Теперь Юрий Юрьевич меня убьет.
— Да не дрейфь — ничего он тебе не сделает. Где он еще найдет дуру за такую зарплату пахать? — «утешил» ее Стас. — Что это вообще за чудо в перьях?
— А вы не знаете? — искренне изумилась Настя. — Это же Анжела!
— Первый раз слышу, — призналась я. — А фамилия у этой Анжелы есть?
— Нет.
— Как, совсем?
— Есть, наверное, но я ее не знаю.
— А кто она такая?
— Певица. Неужели не слышали? Ее клип «Ты меня обнимал» сейчас везде: на MTV, на «Муз-ТВ», по радио... Вы что — совсем телевизор не смотрите?
Мы со Стасом смущенно переглянулись. Ну почему же совсем! Иногда смотрю кино или новости, бывает, и сериалы... Хотя радио в машине слушаю чаще.
— А чего это она такая важная сюда приехала? — задала я вопрос, который мучил меня с самого начала.
— Это Юрий Юрьевич устроил по знакомству, — опять сникла Настя. — Ой, попадет мне...
— Не переживай, — снова стал утешать девушку Стас. — Ты тут ни при чем, если что — есть два свидетеля. Мы с Алисой подтвердим. Кстати, познакомься: это Алиса, моя новая коллега. Алиса, это пудинг... то есть Настя.
— Тысяча сто восемнадцатый.
— Не понял?
— Ты тысяча сто восемнадцатый, кто при мне цитирует Кэрролла по такому поводу, — съехидничала я.
— Блин, какой я неоригинальный, — огорчился Стас.
— А что же вы ее сюда посадили, если она такая важная? — не унималась я.
— Она приехала на сорок минут раньше. А у нас интервью с префектом округа, прямой эфир. Нельзя же его выгнать...
— А почему в переговорку не проводили?
— Алиса, уймись! Где ты видела у нас переговорку? А у них вообще одна студия и закуток с компьютером. Эй, Наська, хватит хныкать. Позвонит Поливанов, извинится, она еще раз приедет. А не приедет, и не надо.
— Ладно... пойду я. Надо сказать Юрь Юрьичу, что записи не будет. — Настя поднялась и, все еще шмыгая носом, направилась к двери.
— Да я тоже, пожалуй, побегу, — подорвался Стас. — Алиса, ты как — домой?
— Если ты не против, я еще тут немного потусуюсь. Хотелось бы все-таки с коллегами познакомиться.
— О’кей, оставайся — поболтаем, — подмигнул он.
Я улыбнулась в ответ. Происшествие с Анжелой как-то нас сблизило, и в голову даже начали закрадываться мысли, что флирт на работе не такая уж и плохая идея.
* * *
Как показала практика, решение остаться было верным. С полчаса я развлекала Стаса бородатыми анекдотами, попутно отбиваясь от его ненавязчивых ухаживаний. Удалось выяснить, что на «Свободе Звука» Стас работает всего год, сколько получает —не скажет, но не так мало, как я думаю, хотя на роскошную жизнь все равно не хватает, по образованию он художник и даже иногда рисует, любит общаться с девушками, но пока еще не нашел той единственной, которая его поймет и полюбит полностью... О коллегах он расплывчато обмолвился, что они «славные ребята», и снова свернул на анекдоты. Я была уже почти в отчаянии и готовилась уехать ни с чем, когда в комнату, шумно переговариваясь, ввалились вчерашние террористы.
— А вот тебе и коллеги. Привет! — Стас обменялся с каждым из них мощным рукопожатием. — Алиса, это Дамир, а это Коля — они ведут ночной эфир. Мужики, это Алиса, она новенькая у Севы.
— Здравствуйте, — полузадушенно просипела я.
Ой как плохо! При виде этих лиц в памяти сразу всплыли и подслушанный вчера в студии разговор, и алый цветок пламени над бензоколонкой, и труп у батареи. Нет! Мне нельзя показывать, что я их боюсь, это может вызвать подозрения.
А ведь самые обычные лица — ничего звериного в них нет. Вчера в полумраке студии они показались почти монстрами, но при нормальном освещении производили вполне достойное впечатление. Кавказец Дамир оказался моложе, чем я подозревала, — лет тридцать или тридцать пять. У «Крыса» Коли было совершенно обыкновенное, можно даже сказать, типичное, незлое и незаметное лицо. Но все равно я вдруг очень обрадовалась своему предусмотрительному решению сменить стрижку и цвет волос. Наверное, кто-то наверху хочет, чтобы я осталась жива, и время от времени нашептывает здравые идеи.
Стас все-таки заметил мою вытянувшуюся фитономию и уже собирался прокомментировать, но тут, не иначе как по вмешательству того самого таинственного ангела-хранителя, его отвлек телефонный звонок.
— Алло... Да... Сейчас буду. — И уже обращаясь ко всем нам: — Я — на ковер. Постерегите тут офис.
Наедине с преступниками стало совсем неуютно. Я сидела с кислой рожей и уговаривала себя начать разговор. К счастью, террористы не обращали на меня внимания. Лениво повесили верхнюю одежду, перебросились парой фраз:
— Как насчет «Атриума»?
— Слишком большой.
— Да ладно, нормально. В среду.
— Потом обсудим.
О господи! Неужели они собираются взорвать мой любимый торговый центр?! А ведь там рядом Курский вокзал, огромное количество людей. Я прямо взмокла и не сразу поняла, что ко мне обращаются.
— Алиса, ты с нами?
— К-куда? — выдавила я.
— Курить. — Коля помахал пачкой. — Здесь нельзя.
— Нет, не курю... — Ага, даже если бы и курила, ни за что с вами никуда бы не пошла!
-Ну как хочешь.
И ушли. Оставили меня в комнате одну. Несколько секунд я обдумывала вариант прокрасться за ними и подслушать разговор в курилке. Но страшновато, а главное — я не знаю, где эта курилка находится. Потом я почти подпрыгнула на месте.
У меня ведь есть уникальная возможность пошарить по карманам!
Серый плащ Дамира (знакомый такой плащик, хотя это еще ни о чем не говорит, пол-Москвы в таких гуляет) сюрпризов не преподнес. Горсть мелочи, фантики от конфет, две мятые десятки — вот и весь улов. Зато кожаная куртка Николая скрывала настоящее сокровище. Совсем новенькая визитка — белый прямоугольник, на котором стилизованными под иероглифы буквами выведено: «Салон восточной магии «Белый лотос» — гадание, привороты, снятие порчи». И адрес.
СМС от Степана на мобильник убийцы про «Белый лотос» я помнила прекрасно. Вот, значит, что это за лотос такой. После некоторых колебаний я решила все-таки оставить визитку преступнику, предварительно переписав телефон и адрес.
Делать на радио было больше нечего, и я смылась по-английски, не прощаясь.
* * *
По дороге к метро меня посетила еще одна безумная идея. А что, если позвонить в этот «Белый лотос»? Представлюсь обычным клиентом, поймать на вранье меня могут только Дамир и Коля, а они сейчас на радио. Так сказать, разведка боем. Да, знаю — глупо, небезопасно, но в случае с радиостанцией сработало прекрасно. Главное, чтобы они еще не закрылись, времени уже десятый час.
Трубку взяли почти сразу. Приятный женский голос произнес с интонациями профессиональной секретарши:
— Салон магии «Белый лотос», добрый вечер.
— Добрый вечер. Скажите, а можно записаться на прием, или как это у вас называется? Сеанс?
— Какие услуги вас интересуют?
— Э-э-э... — Так, быстро думаем! Приворот мне без надобности, снятие порчи звучит как-то слишком угрожающе. Что остается?.. — Мне погадать. На будущее.
— Гадание на костях, на рунах, на Таро, по «Книге перемен»? Или составить гороскоп?
Ой, я даже не знаю, все такое вкусное. Давайте Таро!
— Секундочку... — Щелчки клавиатуры. — Могу записать вас на завтра, на шесть вечера.
— Нет, не подходит. У меня до восьми работа.
— Тогда на четверг, в любое время, кроме трех.
— А пораньше никак нельзя? — жалобно протянула я. — Мне очень-очень надо.
Опять щелканье клавиатуры.
— Есть время сегодня, на десять.
— О, отлично! Это мне подходит. Расскажите, как к вам проехать.
Еще одна удача (а может, и закономерность) — этот «Белый лотос» совсем недалеко от телецентра, около метро. Решительно звезды сегодня благоволили к авантюрам!
* * *
Я чуть было не прошла мимо. Полинявший, распечатанный на принтере листок под тусклой лампочкой на стене жилого дома почти не привлекал внимания.
Приглядевшись, на листке можно было разобрать надпись стилизованными под иероглифы буквами: «Салон восточной магии «Белый лотос». Часы работы: с 13.00 до 23.00 или до последнего клиента». Дорисованная от руки стрелочка указывала вниз, на крутые выщербленные ступеньки.
Света от лампочки еле-еле хватало, чтобы высветить эту импровизированную «вывеску», ступеньки уходили в темноту. Пахло сыростью и кошачьей мочой. Я поежилась. Именно в таких местах, по представлению моей мамы, обитали педофилы, сексуальные маньяки и прочие сомнительные личности. И еще лезло в голову что-то из кинематографа: темная опиумокурильня, китайские кули с трубками, развратные полуголые танцовщицы, смрадный чад порока...
Контраст между возникшей в моем разгулявшемся воображении картиной и реальностью был разителен. За тяжелой металлической дверью находилось небольшое, но удивительно уютное помещение. Каким-то чудом местным дизайнерам удалось совместить деловую официальность, флер таинственности и домашний уют. Комната в теплых желтых, красных и розовых тонах. Приглушенный свет, драпированные тканями стены, негромкая музыка перекликается с журчанием воды, сладкий запах сандала.
Слева от входа находилась стойка ресепшена. За компьютером — молодая привлекательная девушка, наряженная в китайское платье. Чуть в глубине небольшой столик с пузатым глиняным чайником.
Справа — низкие пуфики и маленький, «домашний» фонтанчик. Никогда не была в подобных заведениях, но уютно. Совсем не напоминает вертеп.
— Здравствуйте, я на гадание.
Девушка склонилась в чем-то, напоминающем традиционный поклон:
— Подождите, пожалуйста. Госпожа Ванг скоро освободится. Могу я предложить вам чаю?
— Да, это было бы неплохо.
Устроившись на пуфике, я тайком наблюдала за тем, как девушка разливала чай. Двигалась она удивительно грациозно: легкие, парящие шаги, изящные жесты. Черты лица азиатские, но по-русски говорит без малейшего акцента, значит, скорее всего, казашка или бурятка — их сейчас любят нанимать владельцы всяких экзотических заведений для создания необходимого колорита.
Должна признаться, это работает. Девушка с раскосыми глазами, в алом, расшитом золотом платье, с высокой прической — совсем не то же самое, что девушка в сером офисном костюме. Со сменой имиджа проявляется что-то колдовское, мистическое, нездешнее. Сплошные загадочные тайны Мистического востока, помогающие доверчивым простакам легче расстаться с наличностью.
А что — хороший бизнес в кризис. Вон у них время гадалки на три дня вперед расписано, на стилистов-косметологов спрос меньше.
Еще нельзя не признать, что фэн-шуй там или не фэн-шуй, но обстановка действительно расслабляла. И чай вкусный. В такое место хочется прийти снова и снова просто чтобы посидеть, отдохнуть от проблем. Эстетическая терапия. Интересно: как они этого добиваются?
Мысли текли лениво, даже вяло. Я ощущала странное умиротворение. Груз двух последних безумных дней перестал давить. Я почти парила в переливах света и тени, переплетении красного и желтого, в легкой дымке, брызгах воды, а нежное звучание флейты сопровождало меня в этом путешествии...
Из сгустившейся красной дымки вышел Саша Лаптев, посмотрел на меня строго и насмешливо:
— Ты, как всегда, в своем репертуаре.
— Прости... — прошептала я.
— Простить тебя... — удивился он. — За что?
— Я не успела.
Внезапно захотелось плакать. Слезы подступили неудержимо, вокруг все расплылось. Я сердито смахнула их, но Саша уже таял в розовых сумерках. Как тихий шелест, донеслись его последние слова:
— Ты сможешь. У тебя есть все. Смотри внимательней.
Красный туман схлынул внезапно. Я была на той самой заправке и смотрела сквозь витрину. Саша внутри ссорился с человеком в сером плаще. Черная вязаная шапка на голове убийцы не позволяла разглядеть цвет волос или прическу.
Двое ссорились, размахивали руками. Лаптев толкнул его. В руке негодяя тускло блеснул ствол пистолета.Что-то в манере двигаться убийцы было знакомым до дрожи. Что-то почти кричало: ты знаешь этого человека.Несколько секунд немого кино за стеклом: короткая драка, вспышка — и Сашу отбросило выстрелом на стеллаж. Он медленно сполз на пол, прижимая руку к груди. Лицо его приняло удивленное, по-детски обиженное выражение. Убийца выпустил из рук пистолет и склонился, чтобы обыскать Сашу.Сейчас, сейчас он повернется, и я увижу его лицо...
Неровный цокот каблуков по асфальту ворвался в немой мир подобно пулеметной очереди. Я рефлекторно обернулась на звук. Мелькнуло до боли знакомое, каждый день встречаемое в зеркале лицо. Еще русые, длинные волосы, бежевая куртка.
Алиса номер два ошарашенно озиралась возле таблички «Слив топлива», потом мотнула головой и обошла заграждение...
Призрачная реальность вокруг пошла рябью, поплыла красными пятнами, похожими на лужи крови. Последним, что я запомнила, был нервный мужской голос, произнесший «Кровь — это узы. Но не только смерть связывает нас».
ГЛАВА 9
Легкое прикосновение чужой руки к плечу привело меня в чувство. Я сидела на пуфике возле фонтана. Из динамиков по-прежнему лилась тихая музыка, воздух пах сандалом, а на столике рядом стояла пустая чашка.
— Вы задремали. Плохой сон? — участливо осведомилась девушка, имя которой я так и не удосужилась выяснить.
— Не то чтобы плохой... — Я поднесла ладонь к щеке и обнаружила, что по лицу текут настоящие слезы. — Скорее, странный.
— Здесь часто снятся Послания, — согласилась азиатка.
Она сказала это с такой простотой и ясностью, как могла бы сказать: «Здесь недалеко от метро» или «Здесь часто отключают горячую воду». Так, будто речь шла о совершенно обыденных, простых вещах; с которыми время от времени приходится сталкиваться каждому человеку.
— И кто же такое посылает? Его бы самого куда-нибудь послать, — проворчала я.
Она только вежливо улыбнулась и покачала головой:
— Госпожа Ванг освободилась и готова принять вас. Я провожу.
Узенький коридорчик, двери справа и слева. Только сейчас я обратила внимание на то, какой здесь низкий потолок — чуть больше двух метров.
Маленькая, аскетичная комната освещена только двумя блестящими масляными светильниками, пламя пляшет на полированном металле. Бамбуковые циновки на полу, ширмы вдоль стен. В углу то ли статуя, то ли восковая фигура, изображающая пожилого азиата, принявшего позу лотоса. Глаза азиата прикрыты, на губах умиротворенная улыбка. Какое-то неканоническое изображение Будды?
Между светильниками женщина средних лет в чем-то китайском национальном. Раскосые глаза, тонкие черты лица, темные волосы распущены по плечам. Тоже казашка?
— Здравствуйте. Мне нужно погадать. На Таро.
— Здравствуй. Садись. Как ты хочешь, чтобы я тебя называла? — В ее голосе слышался сильный акцент, происхождение которого я определить не смогла.
— Анна. — Терпеть не могу, когда мне «тыкают» незнакомцы, но поправлять ее было как-то неловко.
— Хорошо, Анна. Я — Ванг Лиджуан. У тебя есть вопрос?
— Да, — вырвалось против моей воли. Я все еще думала о странном сне, пригрезившемся мне после чашки чая. — То есть нет... То есть да, есть. Но я не хочу его задавать. По крайней мере, вслух.
Если она и удивилась, то никак не выказала этого удивления:
— Без вопроса ответ будет неясным.
— Но будет?
— Да. — Она извлекла из деревянной коробочки колоду и начала тасовать.
В тот момент я остро пожалела о своей несдержанности. Надо было спросить что-нибудь мелкое и незначительное, например, что получится, если закрутить интрижку с синеглазым коллегой по имени Стас.
Вообще-то я всегда была сугубой материалисткой, к всевозможным «гадалкам» и «потомственным ведьмам» относилась с иронией. Но полученное с того света «послание»здорово пошатнуло мою веру в Разум, Логику и Здравый Смысл. А если уж действительно есть что-то незримое, но доступное избранным, то с моей стороны было полным маразмом задавать вопрос: «Кто убил Александра Лаптева?» — работнику очень подозрительной конторы под названием «Белый лотос». И пусть вопрос не прозвучал, но кто ее знает, что может углядеть в своих раскрашенных картинках эта женщина в китайском костюме?
Гадалка предложила мне «снять» и начала выкладывать карты рубашкой вверх.
Всего девять карт — по три в каждом ряду.
— Эти три, — гадалка провела рукой по нижнему ряду, — прошлое. Они расскажут, как созрел твой вопрос. Эти, — она любовно погладила карты среднего ряда, — настоящее. Двери, перед которыми ты стоишь. А это — будущее. Оно никогда не бывает определено до конца и зависит от тебя.
Закончив пояснительную часть, она перевернула первые три карты.
Я склонилась над раскладом, стараясь разглядеть изображение на картонных прямоугольниках.
Необычные Таро — с иероглифами, тиграми и узкоглазыми людьми в развевающихся одеждах. Стилистическое единообразие во всем — уважаю. Страшно даже подумать, на что похожи местные руны.
Прошлое — ухмыляющийся китаец над горсткой золотых монет, неуловимо похожий на Лаптева. Рядом перевернутая карта с лучником, нацелившимся прямо в сердце богатею. На третьей карте что-то вроде суда в загробном мире и славная надпись — «DEATH».
Да уж. Мило, а главное — наглядно. Похвальное увлечение гадальными практиками меня практически не коснулось, и все, что я помнила о Таро, сводилось к емкому словечку «архетип», знакомому по факультативному курсу психологии в университете. Однако вроде и ничего сложного. Вон Лаптев нарисован, вон убийца, а в итоге — смерть.
Гадалка перевернула следующие три карты.
Весьма симпатичное существо неопределенного пола в обносках. Котомка за плечом, пагода на заднем плане, внизу обидное «THE FOOL». Парень с двумя мечами пытается отбить сразу три и, естественно, не успевает. Черноволосая девушка в петле и надпись: «THE HANGED MAN».
Охо-хонюшки... Если предположить, что «ТНЕ FOOL» — это я, то будущее у меня не радостное. Хотя это вроде как настоящее. Тем хуже.
Узнать прогноз на будущее я не успела. Гадалка вдpyr охнула, вскочила, смела рукой карты и, кланяясь и извиняясь, оставила меня в комнате одну, причем умудрилась проделать все это секунд за двадцать. Я даже открыть рот и спросить, что случилось, не успела.
Ситуация, блин! Что она такого углядела в картах? Черт, и почему я никогда не интересовалась эзотерикой?! Пару минут я подождала — вдруг ей просто в туалет приспичило. Гадалка не возвращалась.
Сидеть и ждать неизвестно чего было глупо. Ладно, раз объяснений давать никто не собирается, пойду поищу секретаршу, может, удастся закатить скандал по поводу некачественного обслуживания.
Я уже повернулась к двери, когда услышала резкий смешок за спиной. Восковая статуя китайца в углу вдруг ожила, зашевелилась, открыла глаза.
Волосы на моей голове поднялись дыбом от ужаса. Потрепанные недавними потрясениями нервы не выдержали: я отскочила и завизжала что есть силы. Силы оказалось немного, визг вышел коротким и неубедительным, хохот китайца звучал гораздо солиднее.
Боже мой, как можно было так опростоволосится?! Принять живого человека за статую. Стыдоба-то какая! Хорошо еще, что гадалка этого не видела. Только бы никто на визг не прибежал...
Китаец между тем прохохотался и пристально посмотрел на меня. Его темный, таинственный взгляд гипнотизировал, вытягивал душу. Было почти невозможно отделаться от ощущения, что этот человек знает обо мне все, всю подноготную: детские обиды и страхи, маленькие неврозы, неутоленные страстишки, глупые мечты. В одну секунду меня как будто взвесили, обмерили, оценили и составили окончательное, не самое лестное мнение.
Я моргнула, и жуткое ощущение пропало. Старик как старик, всех отличий от наших пенсионеров — другой разрез глаз. Нет, это уже переходит все границы, нервы надо лечить.
— Извините, вы меня напугали.
Китаец кивнул и улыбнулся беззубым ртом:
— Твои ответы скрыты в тебе самой. Тебе никогда не будут здесь гадать. Уходи.
— Что? — Мне показалось, что я ослышалась.
— Уходи, — повторил старик и снова прикрыл глаза. На губах его опять заиграла буддийская улыбка, и стало совершенно ясно, что я не услышу от него больше ни слова.
В полном обалдении я добралась до комнаты с пуфиками. Секретарша посмотрела на меня с немым упреком:
— Вы должны были предупредить.
— Что? О чем вы говорите?! Вы хоть знаете, что ваша гадалка сбежала, так и не рассказав ничего?
— Госпожа Ванг все сделала правильно.
— ЧТО правильно?! Я требую объяснений!
— Извините, мы закрываемся. До свидания.
— Ничего себе! Вы считаете, что это нормально? Вы так со всеми клиентами обращаетесь?
Она покачала головой, на лице застыла вежливая и бесстрастная гримаса:
— Мы приносим вам свои извинения, но мы не можем помогать таким людям, как вы. Нет смысла приходить сюда снова.
— Каким — таким людям, как я? Что вы имеете в виду? — попыталась я в последний раз, но она только открыла передо мною дверь.
Так я оказалась на улице. Рыхлый ноздреватый снег, тусклый свет лампочки, разбитые ступени, слякоть — все это казалось таким реальным, достоверным, словно я переместилась из мира грез и фантазий в реальный, вещный мир. Я вдохнула холодный мартовский воздух. Миллион вопросов вертелось на языке, а задать их было некому, и главный из них — «Что это было?»
Гадалка что-то увидала в картах? Или догадалась, что гадание было только предлогом для моей разведки? Причастны ли все эти таинственные китайцы к смерти моего мужа? Что имела в виду маленькая секретарша, когда сказала про «таких людей, как вы»?
Мне показалось, что если я сейчас продолжу об этом думать, то просто сойду с ума, но не думать было выше моих сил. Вопросы осаждали меня всю дорогу до дома и не оставили в квартире. Наконец я достала початую бутылку кагора, хранившуюся в шкафу с Нового года, и решительно влила в себя два стакана вина.
Под воздействием магического напитка вопросы отступили, но неумолимо потянуло в сон. Когда я уже засыпала, в голове мелькнула какая-то очень важная мысль. Что-то, связанное с Лаптевым, что обязательно нужно проверить...
* * *
Проснулась я с ощущением, что забыла нечто очень важное. Минут пятнадцать ушло на потуги вспомнить это «нечто», используя все известные и неизвестные мнемонические техники. Довспоминавшись до головной боли, я оставила бессмысленные попытки.
Итак, времени почти девять и пора принимать решение, что делать с работой. Не той, которая на радио, а настоящей, на которой платят более-менее приличную зарплату.
Очевидно, что увлекательная погоня за бандитами плохо сочетается с типичным графиком офисного работника. С большим удовольствием я взяла бы сейчас отпуск, но у нас в компании так не делают. Надо согласовать время отпуска с кадровичкой (лучше за полгода до желаемого отдыха), написать заявление, завизировать его у начальника отдела, главбуха и гендира, договориться с коллегами о подмене на случай срочных заказов, в последний день купить тортик и бутылку и выслушать завистливые напутствия. По окончании отпуска надлежит явиться пред светлые начальственные очи и выслушать, какой урон фирме нанесло мое кратковременное отсутствие, снова проставиться коллегам, в подробностях поведать детали своего отдыха и проиллюстрировать их фотоматериалом. Времени на весь ритуал категорически нет.
Есть более простой путь — заболеть воспалением хитрости, но проблема в том, что за последние полгода я уже два раза прибегала к этому способу получить внеочередной выходной.
Я с тоской покосилась на телефон. Может, соврать, что у меня дома потоп? На уважительную причину не тянет, но все же. Ага, и завтра тоже потоп будет, и послезавтра. Я же не знаю, сколько времени займет моя игра в Пинкертона.
Задержав дыхание, как перед прыжком в холодную воду, я набрала мобильный шефа.
— Здравствуйте, Евгений Дмитриевич.
— Что, опять опаздываешь, Соболева?
— Нет. Я тут, кажется, заболела. Температура тридцать восемь с половиной, все тело ломит, горло болит... — Для убедительности я покашляла в трубку.
— Так, Алиса. — Голос моего начальника не предвещал ничего хорошего. — Что-то слишком часто ты в последнее время болеешь.
— Ну извините. Я же не специально. Сейчас время такое — грипп. И все равно вы больничный не оплачиваете.
— А давай я тебе его оплачу, — неожиданно предложил он.
Я поперхнулась — это было что-то новенькое. По негласным правилам компании больничные сотрудникам не оплачивались, но и бюллетеней с них не требовали. В конечном итоге так было выгодно всем.
— А чего это вы такой добрый? — подозрительно поинтересовалась я.
— А то и добрый, что ты принесешь мне официальный документ из больницы. Или перестанешь валять дурочку и сейчас же приедешь на работу, — отрезал начальник. — Опоздание я тебе, так и быть, прощу.
— Но я правда болею, — чуть ли не со слезами начала доказывать я. — Вы же не хотите, чтобы я с температурой на работу ехала. Я могу попасть в аварию!
— Тебе до работы пятнадцать минут пешком, — ехидно напомнил начальник. — Идти не можешь — возьми такси. Если и правда болеешь, я тебя отпущу и все оплачу, как обещал.
— А вот и приеду! — в запале пообещала я. — И вам будет стыдно.
— Ну давай, мы тебя ждем. Предъявишь температуру или справку — свободна.
Блин, вот влипла. В местной больнице я не была ни разу с тех пор, как мы с Лаптевым купили эту квартиру, и даже плохо представляла, где она находится. Карты моей у них тоже нет. Я с тоской представила себе зеленые стены, длинные очереди из скандальных старушек, разборки с регистратурой по поводу отсутствующей медицинской карты, попытки покашлять в кабинете врача. Вариант с приездом на работу представлялся куда более простым.
Эх, где мои двенадцать лет?! В стакан жирного молока накапать йода. Несколько чашек горячего чая с малиной. От души вдохнуть жгучего перца, в глаза немного лукового сока. Шарф на шею, свитер потолще, косметику не накладывать. Ну вот — другое дело.
Через двадцать пять минут я ввалилась в кабинет начальника, являя собой довольно жалкое зрелище. Из носа почти непрерывно текли сопли, глаза отчаянно слезились, щеки горели нездоровым румянцем. Колючий шарф, бесформенный свитер и нечесаные с утра волосы довершали картину. Евгений Дмитриевич даже подпрыгнул, увидев меня в таком непотребном виде.
— Господи, Алиса, ты и вправду больна!
— Витите, я зе говоила, — прогундосила я и громко высморкалась.
— Тебе надо в больницу. — Он положил руку мне на лоб. — Ты же вся горишь!
Да, мое любимое средство для «накрутки» температуры никогда меня не подводило. К тому же сама ситуация была такой... волнительной. Так экстремально врать хорошо знакомым людям мне не приходилось с тех пор, как я вышла из подростконого возраста.
— Лучше не приближайтесь, — предупредила я его. — А то тоже заразитесь.
— Да, точно, — поспешно ретировался он. — Езжай домой, больничный я тебе оплачу. И долечись нормально.
— Спасибо.
— И еще... — Тут мой начальник совершенно трогательно смутился. — Извини, что я тебе не поверил.
— Да ладно, — великодушно простила я его.
Я покидала здание свободным человеком. Впереди была как минимум неделя, не омраченная необходимостью каждый день являться на работу. Было немножечко стыдно оттого, что врать пришлось именно шефу — человеку, в сущности, не злому и даже безобидному. Но с другой стороны, цель у моей лжи была самая благая.
По крайней мере, я постаралась себя в этом убедить.
Первым делом я отправилась домой, чтобы ликвидировать последствия своей недолгой «болезни». Затем села и выписала в блокнот все, что знаю об этом деле. Получилось множество совершенно разрозненных кусков информации. Например, вчерашний неудачный сеанс гадания — каким боком он относится к террористам, ко всем этим Дамирам, Рашидам и парню с русским именем Коля и противной кличкой Крыс? Или покойный Степан Крайнов, как он со всем этим связан?
Что-то опять зашевелилось в памяти. Я напряглась, пытаясь уловить сигналы собственного подсознания, и, конечно же, спугнула зарождающуюся мысль. Зато взгляд упал на фамилию старичка-профессора. Некто Сметана, с которым Степан связывал надежды на скорое обогащение. Фамилия редкая, имеет смысл поискать в Интернете.
Аркадий Яковлевич Сметана нашелся почти сразу же. Он оказался доктором наук, весьма известным специалистом по истории и архивному делу. В сети было выложено несколько его статей по истории СССР 20-х и 30-х годов. Преподавал Аркадий Яковлевич в педагогическом плюс числился в нескольких коммерческих «университетах». Согласно расписанию на сайте вуза, сегодня у него было большое окно между парами, с 12 до 14 часов.
Времени оставалось еще достаточно, и я решила забрать машину. Вчера она так и осталась стоять около дома безвременно почившего Степана Крайнова. Надеюсь, мой новый цвет волос послужит достаточной маскировкой. А еще надеюсь, что злополучного «Ниссана» там не будет вовсе.
* * *
На небе услышали мои молитвы: на месте вчерашнего «Ниссана» сегодня стояла потрепанная «Лада». Зато на скамейке возле подъезда, с тоской взирая на двери, сидела Люба Калюта. Я искренне обрадовалась этой встрече:
— Добрый день. Как вы себя чувствуете? Держитесь?
Она подняла на меня глаза. В них застыло недоумение и свойственное всем жителям крупных городов недоверие к доброжелательным незнакомцам.
— Ах да! — Я вспомнила о своей маскировке. — Вы меня не узнали. Я — Маша, мы с вами вчера общались.
Ее лицо разгладилось:
— Маша! Как хорошо! Мне вас бог послал.
— Что-то случилось?
— Надо зайти в квартиру... забрать вещи. А я не могу, — беспомощно призналась она. — Просто не могу.
— Вы хотите, чтобы я зашла с вами?
— Наверное, да... или... Может, вы сами соберете все по списку?
— Ну уж нет, — решительно пресекла я эти попытки. — Понятия не имею, где у вас чего лежит. А вдруг что-нибудь пропало — убийца унес? Давайте все-таки вместе.
Мы поднялись по лестнице. Перед квартирой Люба судорожно сглотнула, остановилась, повернулась ко мне и протянула ключи.
— Ну ладно, ладно, — проворчала я. — Проверю все шкафы на предмет наличия в них буки.
Шутка получилась натужная и не смешная.
Внутри квартиры царил вчерашний разгром: естественно, опергруппа не удосужилась прибрать за собой. Буки нигде не наблюдалось, о чем я проинформировала мнущуюся у дверей Любу. После этого она наконец преодолела страх и смогла войти.
Пока Люба убиралась и паковала вещи, я безуспешно пыталась выяснить, нет ли каких-нибудь новостей от следователей. Новостей не было, отвечала она крайне неохотно, и винить ее я за это не могла, как не могла и оставить в покое возможный источник важной информации.
Под конец она не выдержала:
— Маша, зачем вам лезть в это... эту... грязь?
— Ну, знаете ли! Человека убили. Это не должно пройти просто так.
— Да, но ВАМ это зачем?
Я задумалась:
— Меня зацепила эта ситуация. Очень. Я не могу просто сидеть и надеяться на полицию. Так нельзя, неужели вы не понимаете?!
Люба только махнула рукой:
— Что мы можем сделать?
— Ну, например, поспрашивать профессора Сметану. Может, он даст зацепку.
— Зачем?
— Слушай, но так же нельзя! — неожиданно для самой себя я взорвалась и перешла «на ты». — Ты веришь, что полиция сделает все безупречно? Что им не все равно?!
— Нет.
— Тогда надо действовать. Давай я съезжу к профессору, а потом позвоню и отчитаюсь!
— Не надо... — Ее лицо окончательно потухло. — Я просто хочу поскорее обо всем забыть.
— Но можно я хотя бы скажу, что действую по вашему поручению? — Я уже устыдилась своей вспышки. Хотелось извиниться, но в данный момент это бы только все усложнило.
— Как хотите. — Она пожала плечами, подчеркивая, что не намерена больше обсуждать этот вопрос. — Спасибо за помощь, я уже все собрала.
— Хорошо. Я поняла намек. Не сердитесь на меня, пожалуйста.
Мы вместе вышли из подъезда. Люба сама несла две здоровые сумки, демонстративно отказавшись от моей помощи.
— До свидания. — Я надеялась еще хоть как-то поправить отношения.
Она холодно кивнула и заторопилась в сторону метро, а я осталась с неосознанным чувством вины и сожалениями непонятно о чем. Сидеть на месте в такой ситуации действительно было выше моих сил, но лезть в душу сломленной женщине я не имела никакого права. Теперь Люба винит себя за вчерашнюю откровенность перед случайной любительницей сплетен, она же не знает, насколько у меня веские причины с головой погрузиться в это дело.
* * *
Внешне Аркадий Яковлевич Сметана выглядел как хрестоматийный профессор из анекдотов. Возраст между «слегка за шестьдесят» и «около семидесяти», большую лысину обрамляют редкие светлые волосы, на носу очки в металлической оправе, густые усы. Немного старомодный костюм сидел на нем почти безупречно, а стрелки на брюках были тщательно отглажены. Но в целом он производил впечатление человека чудаковатого и безобидного.
Я отловила его на выходе из деканата и драматическим шепотом попросила поговорить со мной наедине. Профессор ощупал меня неожиданно умным, внимательным взглядом, чему-то усмехнулся и поманил за собой в пустой кабинет.
— Вы не моя студентка и вообще староваты для института, — сразу взял он быка за рога. — Пришли просить за сестру?
— Нет. Я вообще по другому делу.
— По какому же?
— Вы знаете Степана Крайнова?
— Так... — Он снял очки, протер их и снова водрузил на нос. — Это становится интересным. Для начала представьтесь.
— Меня зовут Маша. Я здесь по поручению жены Степана, возможно, вы ее помните.
— А фамилия у вас есть, Маша?
— Миронова.
— А по батюшке как? — поинтересовался профессор обманчиво ласковым голосом.
— Э-э-э... Ивановна.
— Ага! — Он в восторге хлопнул себя по колену. — Так я и думал! «Капитанская дочка». А по супругу вы, случаем, не Гринева будете, барышня?! — издевательски спросил он.
Черт! Вот откуда у меня эта Маша вылезла! Никогда бы не подумала, что страсть к классике может оказаться губительной. Но каков профессор! Раскусил меня за две минуты.
— Ладно, ладно, — покровительственно продолжил Аркадий Яковлевич. — Пусть будет «Маша». Разумеется, я помню супругу этого назойливого молодого человека... Люба, правильно?
— Да.
— И чего же нужно этой особе от старика-преподавателя?
— Я хотела спросить по поводу Степана...
Он прищурился:
— ВЫ хотели или ОНА хотела, чтобы ВЫ спросили?
Я решила не темнить. Профессор мог поймать меня на вранье и вообще выставить.
— Я. Но она знает, что я здесь.
— Так... Это становится интересным. И почему же вы решили, что я буду отвечать на ваши вопросы?
Проклятье! В конце концов, кто кого допрашивает? Если вначале я хотела аккуратно подготовить Аркадия Яковлевича к печальной новости, то теперь осталось только одно желание — вывести его из равновесия.
— Потому, что вчера Люба обнаружила Степу мертвым, прикованным к батарее. Его задушили, завязав на шее веревку. Да, и перед смертью его пытали.
Он кивнул:
— Да, я знаю. Молодой человек по фамилии Сычев посетил меня еще вчера. Не могу не отдать должное манерам этого доблестного работника правоохранительных органов. И все же — почему вы решили, что я буду отвечать на ваши вопросы?
— Ну, я надеялась, что вы согласитесь. Вам ведь несложно, — обескураженно пробормотала я.
— Хорошо, Машенька. Вот вы сказали, что вас послала супруга Степана. А скажите, если я ей позвоню, она сможет это подтвердить?
— Звоните, — буркнула я. Любе, конечно, это не понравится, но новостью не будет. — Телефон дать?
— Спасибо, Степан оставил мне свой домашний номер. — Он извлек сотовый телефон и начал листать записную книжку.
— Вы по нему не дозвонитесь. Люба уехала к свекрови. Могу дать ее мобильный.
— Милая девушка, — Аркадий Яковлевич приподнял очки и пристально посмотрел на меня сквозь стекла, — я что, похож на легковерного идиота? Откуда мне знать, что дама, телефон которой у вас заготовлен, та самая Люба, а не ваша, предположим, сообщница?
Почему-то услышать такое от профессора показалось мне нестерпимо обидным. Я, конечно, совсем не ангел и за последние два дня врала столько раз, что уже самой тошно стало, но теперь-то говорю правду! А мне не верят...
— Вы можете спросить у нее что-нибудь, что знаете только вы вдвоем. — Как ни старалась я сдержаться, голос все равно выдал мою обиду.
— Ну хорошо, хорошо. Не надо так расстраиваться, — примирительно проговорил Аркадий Яковлевич. — Я вижу, вы не врете. И готов по возможности снабдить информацией. Надеюсь, вы сумеете ею достойно распорядиться.
— Расскажите, чего хотел Степан, — тихо попросила я.
— Мне сложно судить, чего конкретно хотел ваш убитый знакомый... — Он, очевидно, заметил какой-то мой жест. — Нет? Не знакомый? Ну, неважно. Сложно, поскольку он тщательно маскировал свой интерес и был очень осторожен в расспросах...
Аркадий Яковлевич познакомился со Степаном в маленькой полиграфической фирме, куда пришел заказывать печать своей монографии. Научная работа профессора базировалась на недавно рассекреченных архивах НКВД. Большая часть их была посвящена судьбе имущества так называемых «врагов народа», в том числе архив содержал и бумаги, принадлежащие арестованным.
Знакомство Аркадия Яковлевича и Степана прошло в обычном деловом ключе, однако уже на следующей встрече Степан проявил просто поразительное дружелюбие и жажду знаний. Он громогласно восхищался монографией, задавал многочисленные вопросы по различным разделам. Особенно его интересовала достоверность документальных свидетельств.
— Я почти сразу понял, что молодой человек надеется таким образом поправить свое материальное положение. Охотники за сокровищами не такая уж редкость.
— Простите, — перебила я его. — А как получилось, что Степан углядел в монографии возможность поживиться, а вы — нет?
— Поверьте, тут нет никакого волшебства. Скорее всего, у него была информация, которой у меня не имелось. Например, в его семье могли храниться какие-нибудь документы, проливающие свет на дальнейшую судьбу любого из предметов искусств, о которых я писал.
— Так речь шла о предметах искусств?
— В основном да. Картины, антиквариат, иконы, украшения.
Степан проявил недюжинное упорство: несколько раз приглашал профессора в кафе, в гости и даже познакомил с женой.
— Приятная дама. И очень искренняя.
Аркадий Яковлевич попытался осторожно выяснить, что именно в его монографии привлекло внимание Степана, однако безуспешно.
— Вы же понимаете, большая часть этих произведений искусства — национальное достояние. Я являюсь членом общества спасения культурного наследия нашей страны. К сожалению, такие джентльмены удачи — наша вечная головная боль.
В итоге Степан понял, что ничего не добьется, и резко пропал. Аркадий Яковлевич несколько раз пытался дозвониться до него, но трубку никто не брал.
— Если хотите узнать мое мнение, — тут он снова снял очки и придирчиво осмотрел их на предмет мельчайших пылинок, — то это дело рук конкурентов. Мои статьи на основе монографии печатались в «Архивном деле» и «Истории». Если этот пронырливый молодой человек сумел что-то углядеть, то и другие могли.
— И никаких зацепок?
— Никаких, — развел он руками. — Ну, разве что вы мне что-нибудь подскажете, таинственная незнакомка.
— Мммм... А как вы думаете: Степан был один?
— Ну уж нет, — он ухмыльнулся в усы, — такие дела очень редко делаются в одиночку. Особенно любителями.
— А фамилии подельников он называл?
Аркадий Яковлевич одобрительно кивнул:
— Ага, вот и следователь Сычев вчера интересовался. Разочарую вас, как и его. Пару раз при мне Степан упоминал неких Сашу и Славика, но никаких адресов, фамилий и явок.
Я совершенно не чувствовала себя разочарованной. Напротив, мне вдруг стало жарко. Владельца злополучного сотового звали Славиком — я была в этом абсолютно уверена.
— О! — профессор оживился. — Вы определенно что-то знаете!
— Вы всех насквозь видите или это у меня «бегущая строка» на лбу? — не выдержала я.
— Не всех, но я достаточно проницателен. — Аркадий Яковлевич выглядел польщенным. — Так вы не поделитесь со мной своими сведениями?
Я задумалась. Мысль заиметь в соратники проницательного профессора была соблазнительна. Он такой умный...
Вот именно — слишком умный. Я буду стоять и хлопать ушами, подавать восхищенные реплики, пока он изящно и со вкусом раскроет это дело. Роль Деллы Стрит при Перри Мейсоне (или, если угодно, роль Ватсона при Шерлоке) никогда не казалась мне заманчивой. Да, пора уже было признаться хотя бы самой себе — мне нравилось заниматься расследованием. Кажется, никогда я не жила так насыщенно, полнокровно и интересно, как последние два дня.
— Нет, не могу, — с тайным сожалением ответила я. — Пока не могу. Я потом вам все расскажу, обещаю.
Профессор покивал с таким же сожалением. Наверное, ему тоже было скучно заниматься лекциями и научной работой.
— Скажите, а где я могу взять вашу монографию? — спросила я напоследок.
— В библиотеке института, но вам ее не выдадут, потому что вы не студентка, — начал Аркадий Яковлевич перечисление. — Затем в Историчке и Ленинке. Ну ладно, ладно вам, — рассмеялся он, увидев, как вытягивается моя физиономия. — Я подарю один экземпляр. С автографом. Чтобы помнили о нашей встрече.
Он достал из ящика стола черную папку, любовно погладил ее.
— Но! — Тут его глаза весело блеснули. — Я согласен совершенно безвозмездно передать вам ее при двух условиях. Во-первых, вы обязуетесь прочитать работу целиком. Во-вторых, вы должны поклясться на этом документе, что позвоните и расскажете, чем закончится эта история.
Я хихикнула:
— А откуда вы знаете, что я исполню клятву?
— Ну, если не исполните, — он лукаво улыбнулся, — значит, я — старый дурак, который совершенно не разбирается в людях. Так что — обещаете?
— Обещаю! И даже угощу вас ужином.
— Давненько молодые симпатичные особы не приглашали меня на ужин. Не смею отказываться... — Он протянул мне папку и демонстративно посмотрел на часы. — Однако у меня осталось только двадцать минут до окончания перерыва...
— Я уже ухожу! Но я еще вернусь — вот увидите.
Из здания я выходила под впечатлением. Мама
дорогая, какой мужчина! Я почти готова влюбиться, несмотря на лысину, возраст и даже несмотря на усы...
* * *
Подходя к своей квартире, я мысленно выстраивала план на остаток дня. Сейчас поесть, переодеться, если останется время, то начать читать профессорский подарок. Потом на радио, дальше — по обстоятельствам. Я так углубилась в собственные мысли, что только достав ключи обратила внимание на состояние собственной двери. А посмотреть было на что.
Верхняя половина ее была раскурочена, вырванный с мясом замок болтался на каких-то проволочках и жалобно позвякивал.
ГЛАВА 10
События последних дней послужили неплохой закалкой. Во всяком случае, я не впала в ступор, не начала метаться или вопрошать у небес, почему это происходит именно со мной. Возможно, потому, что в глубине души просто ожидала подобного развития событий.
Я присела и посмотрела в образовавшуюся вместо замка дыру. В квартире никаких шевелений не наблюдалось. Звуков из нее тоже слышно не было.
Прошло несколько минут. Ожидание стало действовать на нервы. Если это состязание на терпеливость, то бандиты выиграли. Будь что будет!
Я прижалась к стене и очень осторожно, бережно открыла дверь. В получившуюся щель можно было разглядеть прихожую и часть комнаты. Сваленные тут и там вещи безмолвно свидетельствовали, что только дверью негодяи не ограничились.Шагнув на порог, я огляделась в поисках чего-нибудь увесистого. Взгляд упал на тяжеленную подставку для зонтов. Год назад папа и Леня презентовали ее к очередному празднику, и у меня никак руки не доходили отволочь эту штуку на помойку. К счастью, злодеев она тоже не заинтересовала.
С силой ухватившись за латунную ручку, я оторвала подставку от пола. Импровизированная дубинка получилась страшненькой: длинный металлический штырь увенчивался тяжелой дубовой блямбой. Убить не убьет, но оглушит наверняка. С оружием я почувствовала себя увереннее и рискнула зайти в комнату. При виде поселившегося в ней бардака сердце горестно сжалось, предчувствуя неминуемую генеральную уборку. Все мои вещи, книги и бумаги были грубо вывалены на пол. Шкафы и ящики сиротливо зияли пустым нутром. Если бы злодей, сотворивший такое, попался мне в ту минуту под руку, я бы не стала миндальничать. Яростно перехватив свое оружие, я вломилась в спальню...
Негодяи побывали и здесь. Постельное белье валялось на полу вперемешку с одеждой. И похоже, что по нему несколько раз прошлись ногами.На первый взгляд, вроде бы ничего не пропало, даже компьютер стоял на месте. На всякий случай я проверила кухню, ванную и туалет. Пусто. Везде следы разгрома, понять, пропало ли что-нибудь, в таком бардаке затруднительно, но техника на месте.
Я выпустила из рук подставку и вернулась в комнату, чтобы еще раз все внимательно осмотреть. Да, точно — мне не показалось: шкафы слегка отодвинуты. Такое ощущение, что грабители искали что-то конкретное. Вопрос на засыпку: что именно?
Дверь, ведущая на лестничную площадку, все еще была приоткрыта, и я услышала, как лифт остановился на моем этаже, открылся. Потом были шаги. Тяжелые, уверенные шаги. Мужские.
Мелькнула мысль: «Надо захлопнуть дверь» — и сразу же поняла: не успею. Не успела бы, даже если б на двери был замок и ее можно было бы захлопнуть.
В отчаянии я запрыгнула в шкаф, притворила дверцу и замерла. Шаги утихли, послышался изумленный выдох и забористое матерное восклицание.
Потом незнакомец вошел в квартиру. Постоял в прихожей, еще пару раз матюгнулся и вступил в комнату. Я перестала дышать.Он прошел совсем рядом, можно было протянуть руку и дотронуться до него. В щель между створками шкафа удалось разглядеть дорогой серый костюм и кожаные матовые туфли с тупыми носами. Подайся я слегка вперед и вверх, увидела бы и лицо преступника, но в тот момент страх пересилил все другие чувства. Хотелось только съежиться, стать совсем маленькой, незаметной, забиться в щелочку.
Мужчина вошел в спальню, снова коротко ругнулся. Последовала невыносимо долгая пауза, во время которой я его не слышала, не видела и даже не представляла, что и где он делает. Ожидание и неизвестность сводили с ума, нервы натянулись до предела. Во внезапно наступившей тишине я слушала мельчайшие шорохи его одежды, ловила звук дыхания. Пауза тянулась и тянулась, казалось, что уже ничто и никогда не разрушит эту напряженную тишину, и время встало...
Он шумно высморкался, затопал на кухню. Мое сердце заколотилось в суматошном рваном ритме, я даже осмелилась выдохнуть и снова вдохнуть. Потом с кухни послышался голос, незнакомец разговаривал по телефону:
— Да. —- Пауза. Я медленно приоткрываю дверцу шкафа... — Это я. — Еще одна пауза. Расслабляю почти сведенные судорогой мышцы... — Ее здесь нет.
Пулей лечу из комнаты, из прихожей, из квартиры, вниз по ступенькам — какое счастье, что сегодня на мне кроссовки! — вон из подъезда, вниз по улице, за гаражи, во дворы...
Пришла в себя уже на детской площадке в двух кварталах от дома. Силы кончились, и я буквально сползла на ближайшую скамейку. Выглядела я на редкость подозрительно: всклокоченные волосы, безумный взгляд, тяжелое хриплое дыхание. Сидевшая по соседству бабулька бросила на меня короткий осуждающий взгляд и пересела подальше.
Минут десять ушло на то, чтобы успокоиться и прийти в себя после пережитого ужаса. Оглядываясь назад, я сама не понимала, что на меня нашло. Лезть в квартиру, в которой предположительно могли находиться грабители, насильники, убийцы?! Вооружившись только подставкой для зонтиков?! Нет, определенно, взрывной волной на автозаправке мне вышибло последние мозги.
С большим запозданием, но все же пришло здравое решение обратиться к профессионалам. Ну чего мне стоило позвонить в полицию сразу после обнаружения изуродованной входной двери? Зачем было изображать Брюса Ли с Чаком Норрисом и лезть разбираться самостоятельно?
* * *
Преисполнившись раскаяния, я решила немедленно исправить свою ошибку и вызвала полицию. Через полчаса в сопровождении двух работников ГУВД я вступила в свое оскверненное жилище. Дом и вещи остались на прежних местах. Если мужчина что-то трогал и двигал после моего поспешного бегства, то в общем разгроме это осталось незамеченным. Сам незнакомец, разумеется, не стал нас дожидаться.
Хмурому полицейскому и его не представившемуся напарнику я рассказала сокращенную версию событий. Возвращалась домой, обнаружила дверь взломанной, внутри кто-то был. Испугалась и убежала. Все. И естественно, что я ни словом не обмолвилась о многочисленных событиях, предшествовавших этому ограблению. Да они и не интересовались.
— Что-нибудь пропало? — поинтересовался лейтенант, не скрывая зевоты.
Я еще раз огляделась. Больших сумм денег дома не храню, предпочитаю карточки. Однако и то, что было, не тронуто — лежит в конверте среди других бумаг. Такое ощущение, что преступника больше интересовали ящики стола, чем их содержимое. Пара золотых колечек и кулон с бриллиантиком тоже на месте, в шкатулке.
— Нет, вроде бы... Трудно так сразу сказать.
— Непрофессионал, — с непонятным осуждением протянул второй полицейский. — Ты дверь видел?
— Угу. Заявление писать будете?
— Не профессионал? Что вы имеете в виду? Он же мне всю дверь разворотил!
— Вот именно, — скучным голосом подтвердил лейтенант. — Профессионал работает аккуратно. И личинку, — тут он поддел болтавшийся замок, — не оставляет висеть.
— Почему?
— Продать можно. Так что, гражданочка, будете заявление писать?
Я обдумала свои перспективы. Если писать заявление, то придется оформлять бумаги, протокол составлять, снимать отпечатки пальцев, звать понятых. Займет несколько часов, а сейчас уже половина пятого. Времени только-только переодеться и бежать на радио.
— Нет, не буду. Мне сейчас на работу бежать. Спасибо, что проводили.
Полицейские оттаяли и заулыбались. Их тоже не радовала перспектива долгой возни. На прощание лейтенант отечески напутствовал меня:
— Всегда закрывайте на нижний замок. Верхний — тьфу, любой выломать сможет, сами видите.
— Учту. Спасибо за совет. А что сейчас с дверью делать, не подскажете?
— Можно деревяшку вставить и на нижний закрыть, — вмешался его угрюмый спутник.
— И все?
— Должно хватить на первое время.
Ушли. Я задумчиво закрыла дверь, посмотрела в дырку. Из нее ощутимо сквозило холодным воздухом. Как там полицейские сказали? Заделать деревяшкой?
Нет, все-таки не зря я хранила это дубово-латунное чудовище почти год и периодически спотыкалась о него в потемках, набивая синяки на лодыжках. После того, как я выкрутила штырь, деревянное основание превратилось в чудесную заплатку. С помощью молотка, клея и какой-то там матери я укрепила эту блямбу, сотворив из скромной входной двери смелый образчик абстрактного искусства. Даже стало немного жаль, что после ремонта придется снести эту красоту.Латунную дубинку я предусмотрительно оставила у входа. Без дубового навершия она, конечно, потеряла часть своей разрушительной мощи, но все еще могла впечатлить не слишком опытного террориста.
Окончив хлопоты по хозяйству, я взглянула на часы и ужаснулась. Времени на то, чтобы переодеться, накрасится и поесть, не оставалось совершенно. Нужно выезжать немедленно, через полчаса я должна быть на месте. Второго опоздания Жужельский не простит!
* * *
Эфир прошел гладко и местами даже вызвал зевоту. Сева по окончании скорчил недовольную рожу и пробормотал, что мы так растеряем последних слушателей.
Сменщик Стаса оказался скучным субтильным юношей неопределенного возраста. Решив, что любой источник информации — благо, я попробовала вызвать его на откровенность и получила поток жалоб на жизнь, маму, низкую зарплату и привередливых девушек, которые смотрят только на кошелек, а ведь главное — что у человека в душе. Своими коллегами мой собеседник не интересовался совершенно: они были грубы, невежественны и не умели слушать. Вот я — другое дело.Почувствовав, куда катится разговор, я промямлила что-то невразумительное и сбежала дожидаться террористов на общую кухню. Свят-свят-свят! Эту породу вечных неудачников я изучила еще в институте.
Среди умниц и красавиц (а также глупышек и дурнушек), которыми славился факультет библиотечно-информационных ресурсов, изредка попадались такие вот унылые юнцы с укором, навечно застывшим во взоре. Как ни странно, они даже пользовались определенным спросом у сокурсниц, ввиду удаленности здания факультета от прочих и полного отсутствия нормальных мужиков.Один из них умудрился чем-то прельстить мою приятельницу Катю, которая, как и я, училась на дизайнера в главном здании и недостатка в приличных поклонниках не испытывала. Возможно, сработал материнский инстинкт, велевший опекать и огораживать от жизненных неурядиц и сложностей существ слабых и беззащитных.
Впрочем, Катькиной готовности быть одновременно наседкой, жилеткой и каменной стеной хватило ненадолго. Несколько месяцев совместной жизни показали, что страдалец не способен не только хоть как-то обслужить себя в быту, но и заработать даже минимальную сумму для семейного бюджета. Кроме того, он, как крикливый птенец, постоянно требовал внимания, одобрения, утешения и участия.
Поначалу она надеялась, что гражданский муж осознает ситуацию и возьмет на себя часть их общей ноши. Но время шло, одни поводы для демонстративного страдания сменяли другие, а в их маленькой ячейке общества ничего не менялось. Катя все так же бежала после лекций на работу, а по ночам разрывалась между необходимостью готовиться к зачетам, заниматься домашним хозяйством и проявлять ласку и заботу. Она измучилась, стала злой и нервной.
Возможно, если бы Катюха мечтала возложить свою жизнь на какой-нибудь алтарь, они бы и поладили. Но она хотела нормальных отношений «на равных». В какой-то момент подруга так устала, что ей стало все равно. Мученику был предъявлен жесткий ультиматум. Он в очередной раз предпочел уклониться от принятия любых решений и был с позором изгнан к маме.
Неизвестно, что именно он рассказал родительнице о своей бывшей пассии, но мама несколько раз звонила Катерине и пыталась высказать какие-то претензии по поводу недостаточно нежного обращения с ее чадом.
В институте Катя старалась не афишировать печальных подробностей своего романа, но с подачи отставленного «принца» слухи все равно просочились. Библиотечные барышни жалели «бедненького», перешептывались и осуждающе поглядывали на Катю, но наш факультет единодушно принял се сторону.
Спустя пару месяцев эта история подзабылась, к диплому ее никто, включая меня, и не вспоминал. А вот теперь она вдруг сама всплыла в памяти после недолгого общения со слегка постаревшей версией Катькиного гражданского мужа.
* * *
Сидеть на кухне пришлось долго. Возвращаться в офис к субтильному редактору я побаивалась, а дождаться террористов и подслушать их переговоры было необходимо. Я буксовала в расследовании и чувствовала, что обстановка требует решительных действий. Пока я вообще могу действовать.
Пару раз мой новый знакомый совершал вылазки на кухню, и я тут же срочно отправлялась в туалет или курилку. В конце концов, наверное, я была причислена к «продажным» девушкам и получила столь желанную отставку.
За время своего бдения над чашкой я успела познакомиться с работниками соседних станций и узнать парочку совершенно неинтересных сплетен про незнакомых мне людей. Ближе к девяти на кухню приползла Настя, кивнула мне как старой знакомой, достала банку с растворимым кофе и, не глядя, закинула в кружку пять ложек.
— Слушай, тебе не многовато будет? — спросила я, опасливо косясь на смердящую черную жидкость в ее чашке.
— Нормально. Спать хочу — умираю, а нам сидеть до часу ночи.
— У вас что, всегда такой график?
— Нет. — Она опустилась на диванчик, и губы ее задрожали. — Это из-за нее.
— Из-за кого?
— Анжелы. Стерва, — всхлипнула Настя. — Господи, какая же стерва! Ну что я ей сделала?!
— А что случилось?
А случилось так, что Юрь Юрьич все же уговорил Диву-Анжелу приехать еще раз и записать передачу. По этому поводу завтрашний эфир монтируется сегодня. Ну а поскольку Анжела пожаловалась директору «РСЗ» на Настю и ее поведение, Поливанов решил, что Настя и будет отрабатывать сверхурочно, готовя эфир.
— Сказал, если хорошо отработаю, — не станет срезать премию в этом месяце.
— А премия большая?
— Большая. Ползарплаты. Семь тысяч.
— Так у тебя что — зарплата четырнадцать тысяч?! — ахнула я. — И ты еще переживаешь! Увольняйся на фиг, сейчас курьерам столько платят! Правильно Стас сказал: где они еще найдут дуру за такие гроши работать?
— Не могу, — вздохнула Настя. — Я только месяц работаю, опыта нет. Не возьмут никуда. Ты не думай, что он злой! — начала она горячо защищать директора. — Он веселый, шутит, старается ставку побольше выбить. Но мы же бюджетники...
— Значит, завтра нас снова ожидает явление Анжелы Великолепной?
— Да. — Она помолчала. — Ты это... не дразни ее. Она на вас со Стасом тоже жаловалась.
— А мы ей чем не угодили? Недостаточно глубоко приседали, исполнясь благолепия?
Настя ничего не ответила на мою шпильку, только посмотрела с такой укоризной, что я даже устыдилась. Мне всегда бывает тяжело с такими, как она, у которых все серьезно, трагично, смертельно. Мир для них юдоль скорби, жизнь тяжкое бремя, и я со своим неуместным легкомыслием никак не вписываюсь в эту концепцию.
Она встала, одним глотком допила горькую бурду в чашке и вышла.
* * *
Мое долготерпение было вознаграждено. Минут через пятнадцать после Настиного ухода на кухне наконец-то нарисовались Дамир и Коля. Мимоходом поздоровались со мной и загрузили в холодильник пол-упаковки дешевого пива.
— А зачем вам пиво? — Сегодня я сумела преодолеть робость и даже решила сама инициировать разговор. — Вы на работе пьете?
— На работе — никогда. После. — Кажется, «Крыс»-Коля был не прочь поболтать. — Хочешь?
— Нет, я за рулем.
— Серьезно? У тебя есть машина? — это известие их откровенно удивило. Так, будто на дворе все еще восьмидесятые годы и машина является поводом для гордости и зависти.
— Ну да. А что такого?
— Да нет, ничего, — пожал плечами Коля. — У меня нет.
— Работая на Жужельского, машины не заработаешь, — вмешался Дамир. — Если ты не Сева Пухов, конечно.
— А что, Сева так много получает? — Это известие, надо сказать, меня удивило.
— Ага. Он же «звезда». Герой, кверху дырой.
— Зави-и-идуешь, — с непонятным удовольствием протянул Коля. Это звучало как старая подначка. Мне подумалось, что не первый раз они обсуждают несправедливо высокие Севины гонорары. — А ведь он эти деньги заработал.
— Мне бы его время дали. Я бы и больше заработал! — фыркнул Дамир.
— Не, тебе не дадут. Национальностью не вышел.
— Эй, ребята, я вам не мешаю? — вмешалась я.
«Крыс» хихикнул. Злость напарника его забавляла.— У Севы рейтинги самые высокие и рекламодатели есть. А ведущий получает процент с рекламы, — снизошел он до пояснений. — Пухов — ценный кадр, ему можно даже директора на «ты» звать.
— Хммм... А мне процент с рекламы?
— Тебе? — теперь ухмылялись оба террориста. — За что?
— Ну, как бы, я ведь тоже передачу веду!
Они в ответ только заржали. Так, как будто я сказала что-то очень смешное.
— Ты только не обижайся... как там тебя зовут? — отсмеявшись, сказал Дамир.
— Алиса.
— Хорошо, Алиса. Ты только не обижайся, но ты — никто. Ноль без палочки, боксерская груша.
Если ты уйдешь, никто из слушателей даже не заметит. А вот если Сева уйдет — программа накроется. Сечешь?
— Секу. Звучит довольно оскорбительно.
— Ну уж извини. Зато правдиво.
— А ты, похоже, не любишь Севу. И Жужельского не любишь.
— А за что мне их любить? Ноги целовать, что на работу взяли? Колян правильно сказал — я национальностью не вышел. Не то давно бы уже на «Русском радио» рвал рейтинги.
Коля скептично ухмыльнулся, демонстрируя свое несогласие с последним утверждением напарника, и достал сигареты.
— Пошли, подымим.
— Пошли, время есть.
Я дала им время дойти до курилки и прокралась следом. Как выяснилось, не зря, обсуждение будущих злодеяний шло полным ходом. «Крыс» весь излучал предвкушение и восторг, Дамир был настроен более скептично:
— Все-таки «Атриум».
— Народу много.
— Нормально. Толпы не будет, если пораньше приехать.
— Ну ладно. Завтра в одиннадцать.
— Зажжем.
— Погоди орать. Времени будет мало, мне еще в мечеть успеть.
— Да ладно, успеешь, не дрейфь. Это будет бомба, чувак!
— Столько радости. Было бы из-за чего...
—Вот ты где! — Восторженный возглас худосочного поклонника застал меня в недвусмысленной позе у дверей курилки. — А чего это ты делаешь? — с неподдельным изумлением поинтересовался этот дебил.
— Занимаюсь пассивным курением на расстоянии, — сквозь зубы прошипела я, увлекая идиота с собой в сторону кухни. Не хватало еще, чтобы террористы пошли проверять, кто подслушивает их злодейские планы.
— Да? Правда? А у меня закончилась смена. Теперь мы можем пойти домой.
О господи! Неужели это создание решило, что я сидела здесь два часа в предвкушении сомнительной прогулки с ним под ручку до метро?
— Какое счастье! — Яда в моем голосе хватило бы, чтобы переморить всех крыс в округе. — Я вообще-то на машине.
— О, здорово. Я живу в Жулебино.
— С чем тебя и поздравляю. — Я обернулась и с тоской посмотрела на дверь курилки.
Как раз сейчас террористы обсуждают в подробностях свой план подрыва торгового центра. Может быть, даже прозвучат особые приметы места, куда будет заложена бомба. А я вынуждена развлекать придурковатого редактора. Нет, надо найти способ избавиться от этой ошибки природы.
К сожалению, ничего толкового я так и не успела придумать. Спустя несколько секунд негодяи покинули комнату, причем Крыс так и сочился самодовольством. Я мимоходом удивилась его кровожадности — эта тварь искренне радуется завтрашним жертвам! Что же такого ему «обещали»? Что, по его мнению, стоит стольких смертей? Почем нынче души?
Субтильный редактор все еще нудел что-то над ухом и даже пытался дергать меня за руку, поэтому я обернулась:
— Ну, чего тебе еще?
— Зачем ты так? — Его личико сложилось в обиженную гримаску.
— Ну, говори, чего тебе от меня надо? — Я уже почти потеряла терпение.
— Я говорю: поехали. Рабочий день закончен. Мама будет волноваться.
— Так езжай. Кто тебя не пускает?
— А ты?
— А что я? Я еще тут побуду.
— Зачем? Я уже освободился.
— Ну вот и молодец, — похвалила я его. Раздражение прошло, стало смешно.
— Так мы едем?
— Езжай.
— А ты?
— А я тут еще побуду, — хихикнула я.
— Зачем?
Мое терпение лопнуло.
— Мальчик, — сказала я почти ласково. — Ты сейчас поедешь домой. На метро или на такси, на чем хочешь. А я останусь здесь. У меня здесь дела. И подвозить тебя в твое Бутово я не буду, выкинь эту мысль из своей головы.
— Ну ты и гадина! Дрянь, — сказал «мальчик» совсем другим тоном. И сразу стал еще более отвратительным — тонкие губы искривились в злой усмешке, на скулах заиграли желваки. Как будто телевизор переключили с мыльной оперы на кино «про ментов».
— Спасибо. Надеюсь, это все?
— Ты еще пожалеешь, — злобно прошипело мне это чудо в перьях.
Я пожала плечами:— Сомневаюсь. До свидания.
Он не ответил, лишь сунул руки в карманы и зашагал в сторону лестницы. Каждое его движение было исполнено скрытой злости. Разбегайтесь все: хомячок в ярости!
Наверное, не стоило обижать мальчика. Не сомневаюсь, что возможностей подстроить хорошенькую гадость для новенькой у него хоть отбавляй. Практика показывает, что хомячки часто отличаются мелочностью и мстительностью. Но что же делать, если намеков это создание не понимало, а идти на сближение с ним я не согласилась бы и под угрозой смертной казни?
Вообще поразительно, как он отличается от Стаса. Синеглазый красавчик и раньше был мне симпатичен, но после своего отвратительного сменщика стал еще привлекательнее.
Поскольку у террористов начался эфир, дальнейшая слежка теряла смысл. До двенадцати ночи они никуда из студии не денутся. Жаль, конечно, что вмешался этот придурок, но ничего не поделаешь. Главное — я знаю место (торговый центр «Атриум») и время (завтра в одиннадцать утра). Значит, теоретически могу предотвратить появление новых жертв.
Несколько минут я предавалась упоительным мечтам о том, как в одиночку выслеживаю подлецов, хватаю на месте преступления и в последний момент перерезаю нужный провод у бомбы, спасая тысячи невинных жизней.
Воображение нарисовало даже некую попискивающую адскую машину со встроенным таймером, который неумолимо отмечает последние секунды. И я, почему-то в костюме Лары Крофт, бесстрашно раздающая преступникам апперкоты и эти... как их? Ну, короче, удары ногами по лицу.
Как бы ни был заманчив этот сценарий, от него пришлось отказаться по причине отсутствия у меня костюма Лары Крофт. План «Б» предполагал обращение к профессионалам, и на нем я и решила остановиться.
До сих пор около некоторых станций московского метро сохранились реликты домобильной эпохи — громоздкие телефоны-автоматы. Эти аппараты — настоящий подарок для тех, кто желает сообщить о теракте и остаться неузнанным. Главная проблема — найти работающий агрегат.
В последний момент моя паранойя подсказала, что возле метро наверняка ведется запись скрытыми камерами, поэтому к телефону я подходила практически на ощупь. Высоко поднятый воротник и надвинутая на глаза шапка сильно затрудняли ориентирование на местности. Так же на ощупь я набрала «ноль два» и выдала в трубку всю доступную информацию. Оператор на том конце, кажется, опешил:
— Повторите, пожалуйста?
— Завтра в одиннадцать в торговом центре «Атриум» будет заложена бомба. Где конкретно — не знаю. Примите меры, могут погибнуть люди.
— Ваши фамилия и имя?
Но я уже повесила трубку и, нахлобучив поглубже шапку, побрела к машине.
В каждом углу мне мерещились видеокамеры, я уже представляла, как завтра после обнаружения бомбы меня начинают искать пожарные, полиция и фотографы нашей столицы.