На третий день Колесник вернулся сердитый и нахмуренный. Дело о потраве он проиграл в суде. «Что это за судья? У вас, говорит, нет ни свидетелей, ни поличного. Зачем все это нужно? Разве я стану врать? Ты же судья – так суди по совести! Я, значит, вру, по-твоему? Ну, ладно, доживем до новых выборов. Пустим тебя, голубчик, вверх тормашками. Кто тебя выбирает? Мужики, думаешь? Дожидайся, пока тебя выберут!» – ворчал он, ругая заодно и судью, и лесника, и слобожан.

На следующее утро Колесник и Христя пили чай в столовой. Снаружи в открытое окно доносился какой-то шум.

– Тут такой нету, – услышали они голос Кирила.

– А мне хозяева велели идти сюда и спросить Христю Притыку.

Услышав, что речь идет о ней, Христя бросилась к окну. У развалин старого замка рядом с Кирилом стоял молодой парень и держал в руке какой-то круглый предмет, завернутый в белый платок.

– Что там такое? – крикнул Колесник.

– Да это паренек из Марьяновки, – ответил Кирило. – Ищет какую-то Христю Притыку. Я говорю, что у нас такой сроду не было, а он одно твердит, что здесь она.

– Ты от кого? – спросил Колесник.

– Да я из Марьяновки, от Карпа Здора.

– Что тебе нужно?

– Мои хозяева прислали Христе сотового меду и наказывали беспременно отдать только ей в руки.

– А ты уже всем разболтала о себе и коммерцию завела! Бери, если твое! – крикнул Колесник и, резко повернувшись, ушел в свою комнату.

Христя наклонилась и взяла узелок.

Руки ее дрожали, и вся она пылала. Кирило на нее смотрел с таким удивленным видом, точно перед ним был выходец с того света.

– С женщинами никогда толку не добьешься! – ворчал Колесник, вернувшийся в столовую. – Нет того, чтобы держать язык за зубами. Хвастаться надо – вот куда мы шагнули! Знай наших! Недаром говорят: волос долгий, а ум короткий. Ну какая тебе польза с того, что ты себя раскрыла? Да Оришка первая наплюет на тебя… – Он не договорил и снова ушел в свою комнату.

Христя сидела точно на горячих угольях. И надо же было Одарке затеять такое! Что, просила она ее? Нужен ей этот мед?

– Посуду опорожните? – спросил хлопец.

– У вас чистая мисочка есть, бабуся? – сказала Христя.

– Зачем?

– Да соты выложить.

– Так бы и сказали. А то про мисочку спрашивает. У нас не так, как у других, что иной раз и ложки в доме нету. Давайте! – и своими корявыми руками она почти вырвала узелок из рук Христи.

– От кого это? Ну и соты! – сказала она уже ласковее, увидя три больших пласта липового меда.

Христя молчала, думая: «Хоть бы скорее она отпустила парня». Он казался ей сейчас живым укором.

Между тем Оришка не спешила. Христя терпеливо ждала.

– Чего вы ждете? Я сама принесу, – гаркнула Оришка, перекладывая последний кусок.

Христя схватила тарелку, платок и помчалась в комнату.

– Постойте! – крикнула Оришка. – Там еще мед остался. Надо же вымыть! Зачем такая спешка! – Войдя в комнату, она забрала тарелку и ушла в кухню.

Христя тяжело вздохнула.

Упреки Колесника еще звучали в ее ушах, а тут еще Оришка ворчит.

Христя открыла свой сундучок и начала в нем рыться. В это время вернулась Оришка, неся в одной руке миску с медом, а в другой – опорожненную посуду.

– Нате вам, а то еще скажете, что я украла. Стара уж я для этого, – сказала она обиженно и тотчас же ушла в сени.

Христя вся затряслась, но решила сдержаться. Она отдала хлопцу посуду, сунув ему в руку монету.

Хлопец низко поклонился, поблагодарил и ушел со двора.

Больше Христя не могла сдерживаться. Она отвернулась, и слезы градом полились у нее из глаз. Словно подстреленная, свалилась она на постель.

– Опять начинается! – с горечью произнес Колесник, войдя в комнату и почесывая затылок. – Ну, чего ты?

Христя вздрагивала от рыданий, уткнувшись лицом в подушку.

– Вот всегда так… – сказал Колесник, сердито шагая взад и вперед по комнате. – Сами натворим, да еще и плачем, покоя людям не даем.

– Что я такое сделала? – сквозь слезы спросила Христя.

– Зачем ты в Марьяновку ездила?

Христю словно кнутом стегнули. Она поднялась и заплаканными глазами сердито взглянула на Колесника.

– Спросите у бабки, которой вы наказали следить за мной.

Колесник вытаращил на нее глаза.

– А вчера… или третьего дня, где ты была?

– У любовников. Их у меня целая шеренга.

– У нас никогда не бывает, как у людей… Или слезы, или крик, – тихо сказал Колесник и вышел из комнаты.

Еще тяжелее стало на сердце у Христи. Она подумала, что подозрения ее, может быть, напрасны. Колесник ушел обиженный, не упрекнув ее ни в чем. Может, у него и в мыслях не было того, что ей померещилось. Он бы это как-нибудь проявил, а то предпочел уйти, чтобы не поднять бучи. Отчего же она так думала? Старая ведьма тогда намекнула перед отъездом Колеснику, а ей уж показалось, что это так и есть. Досада пиявкой впилась в ее сердце. Обидные слова Оришки и назойливый допрос Колесника жгли ее, словно горячие уголья. Она громко зарыдала. В комнату вошла Оришка, поглядела на плачущую Христю, пожала плечами и вернулась в кухню.

– Все заливается… кабы взял ее за волосы да отодрал как следует, тише бы стала… – бормотала Оришка.

– Знаешь, кто эта панночка? – спросил Кирило.

– Не знаю, как ты… А я давно вижу, что она гулящая девка, – ворчливо ответила Оришка. – Видно, чем-то не угодил ей сегодня хозяин. Слышишь, как ревет?

– Это их дело. Поссорились и помирятся. А вот кто она… Помнишь старого Притыку?

Оришка молчала.

– Что замерз на ярмарке. Жену его Приську Здоры еще хоронили.

– Ну и что? – спросила Оришка.

– Это ж их дочка, Христя. Парубок от Здоры приходил, мед принес, спрашивает Христю. Я сначала думал, что он спятил, такой у нас и в помине не было. А она тут и призналась. Потом я пригляделся – и правда, она. Вот куда прыгнула.

– Много чести! – покачав головой, сказала Оришка.

– Да, чести мало. Хотел бы я знать, как она дошла до этого?

– Нужно… очень нужно!

– И хорошо делаешь, Оришка, что не допытываешься, – внезапно послышался из сеней голос Колесника. – А тебе, старому дураку, стыдно в бабьи толки вмешиваться! Лучше бы присматривал за лесниками, чтобы не пускали скотину в молодняк. – Сказав это, Колесник прошел в столовую.

Оришка злорадно взглянула на Кирила, а тот с поникшей головой молча ушел.

– Вот послушала б, что о тебе Оришка и Кирило говорят, – сказал Колесник Христе, войдя в комнату. – А все твой язычок наделал.

Христя, припав головой к подушке, молчала словно окаменевшая. Ей сейчас все было безразлично, и она с одинаковым равнодушием принимала и горькие упреки, и сердитую брань.

Душа ее жаждет только одного – покоя, окружающее ее не интересует… Ни одним словом не обмолвилась Христя. Колесник еще немного походил по комнате и ушел.

«Ну и денек сегодня выдался!» – думал он, гуляя по саду и, казалось, не замечая жары, хотя весь обливался потом. Что ему до этого зноя, когда внутри у него все горит? Еще не улеглась досада от неудачного суда с слобожанами, как сегодня эта плакса подлила масла в огонь. Все разболтала, завела какие-то связи кругом. Найдутся и такие, что донесут жене. И так она житья не дает, а тут еще – на тебе!

Колесник чувствовал себя так, точно его осы жалили.

– Пане! А, пане! – крикнул издалека Кирило.

– Чего тебе?

– Тут к вам человек приехал.

– Какой там человек? – спросил Колесник, подымаясь вверх.

– Здравствуйте, – приветствовал его приезжий, мужчина средних лет, в суконном кафтане, крепких яловых сапогах и с картузом на голове. Лицо у него упитанное, гладко выбритое, усы рыжие, слегка подстриженные, прическа с пробором. Все в незнакомце свидетельствовало о его зажиточности и солидности.

– Здравствуйте, – ответил Колесник.

– Я к вам по делу, – сказал приезжий.

– По какому?

– Да, видите ли… – замялся незнакомец.

Колесник понял, что он не хочет говорить в присутствии Кирила, и повел гостя в сад.

– Я слышал, вы лес продаете, – начал приезжий.

– Продаю, – сказал Колесник. – Если хороший покупатель найдется, почему бы не продать?

– Вот я по дороге и заехал узнать: весь ли продаете или по участкам?

– А вы кто ж сами будете?

– Карпо Здор из Марьяновки. Вы меня, верно, не знаете… – Карпо снова замялся, – а Христя знает.

– Какая Христя? – избегая лукавого взгляда Карпо, спросил Колесник.

– Да у вас живет. Бывшая наша соседка. Жена моя с ними виделась.

– Так вы к Христе или ко мне? – неприязненно спросил Колесник, бросив на него сердитый взгляд.

– К вам, – спокойно ответил Карпо. – Лес ведь не Христин, а ваш…

– Я леса не продаю, – выпалил Колесник, побагровев.

Карпо пожал плечами.

– А если не продаете, то простите, что беспокоил. Прощайте! – произнес он, улыбнувшись, и ушел, помахивая кнутом.

Колесник сердито смотрел ему вслед. Казалось, он готов был броситься на заезжего купца. А тот шел, не озираясь, и вскоре скрылся за развалинами замка.

Немного спустя на дороге показался гнедой конь, запряженный в зеленый возок. На передке сидел возница в соломенной шляпе, а позади знакомый купец в кафтане. Колесник узнал в вознице паренька, который утром приносил мед. Сейчас он вез хозяина на сенокос.

«Теперь понятно, откуда этот мед! Задобрить думали. Мужик, говорят, глупее вороны, а хитрее черта!» – подумал Колесник, все более раздражаясь. Гнев клокотал в его груди. Словно черные вороны, напавшие на добычу, терзали его голову мрачные мысли, предвещая грядущие беды.

«Вот о чем речь идет. Мое добро им поперек горла стало. Мешает. Хотят меня обойти, завладеть моим имуществом. И Христя с ними заодно… Я ее приютил, вытянул из ямы, в которой она была. И вот так она меня благодарит за это! Спасибо! Спасибо! Не ждал я от тебя, Христя! То-то ты в Марьяновку ездишь, то-то болтаешь всюду. Подожди же, голубушка. И на тебя у меня найдется узда. Тут тебе тихо и спокойно. А вот когда вместо тонкого полотна на тебе будет рядно, вместо шелковых платьев – рваная рубаха прикроет твою наготу… цвелый сухарь, а не булка, застрянет у тебя в горле, ты поймешь, что я для тебя сделал. Придешь ко мне опять, в ногах будешь валяться, как собака заскулишь… Вон! Вон из моего дома, шлюха!.. А где он, мой двор, мое добро? Веселый Кут, эти поля и леса – разве это не мое? Небольшой клочок земли в городе и домик на этом клочке – вот и все мое добро. Да и там живет враг… И это все… Все деньги, на которые надо было строить мосты и гати, пошли сюда. Все их слопал этот Кут, как прорва. Все куплено на чужие деньги… но ведь придется их когда-нибудь отдать. Когда же?»

Колесник схватился руками за голову и, сам не свой, забегал по саду. Разве никто об этом не знает? Все знают. В прошлом году чуть не свалилась на него беда. Он ждал, что Лошаков доконает его… Христя вывезла, она помогла. «Христя… ох! Неужели и ты против меня? Хоть и гулящая ты, но для меня дороже всех…»

– Нет, нет, – сказал он вслух и торопливо пошел в дом.

– Собирайся, поедем в город! – крикнул Колесник.

Христя испуганно вскочила, глядя на него заспанными глазами. Рыданья и все пережитое утомили ее, и она уснула.

– Что глаза таращишь? Собирайся, говорю, в город поедем.

– В какой город?

– Какой? Губернский. Надышались мы тут вольным воздухом, хватит.

Христя наконец поняла, и радость блеснула в ее глазах.

– Когда ж ехать? Сейчас?

– Завтра или послезавтра…

– Мне собираться недолго: платье сложила, запаковала, и все. Слава Богу! Хоть бы скорее!

Колесник глядел на нее и не верил своим глазам: Христя сияла от радости.

«Разве она обрадовалась бы, если бы имела что-нибудь против меня? – думал Колесник. И мысли его приняли другое направление. – А может, ее обдуривают?»

– Слушай! – окликнул он Христю, которая уже принялась снимать платья с вешалки.

– Что?

– Скажи мне правду: ты знаешь, почему тебе Здор меду прислал?

Христя только пожала плечами.

– Откуда мне знать? Вчера я видела его жену. Она хвасталась, что разбогатела, что пасека у них. Может, по старой дружбе и прислала мед.

– Так… А сегодня Здор приехал лес покупать.

– Вот как! Теперь я понимаю, почему Одарка рассердилась, когда ее сынок намекнул, чтобы она не забыла мне сказать про лес, как отец ей наказывал.

– Значит, они хотели с твоей помощью дело обделать, да не удалось.

– А я при чем тут? Разве это мой лес?

– Поди ж ты! Вот чертовщина! – крикнул Колесник и, почесав затылок, ушел.

Христя заметила, что Колесник чем-то расстроен. Немного погодя она побежала к нему в комнату.

– Чем озабочена твоя головушка? – спросила она ласково.

Колесник повернулся к ней. Перед ним стояла прежняя Христя, с розовым лицом, сверкающими черными глазами, такая привлекательная и желанная.

– Ох, Христя! – сказал он. – Если б ты знала, как мне тяжело, будто сто гадюк впились в сердце.

– Что случилось?

– Эх! – махнул рукой Колесник. – Это имение, черт бы его побрал, не дает мне покоя! И зачем я его купил? Чувствую, что не уйти мне от беды. Вот осень придет, съезд будет.

– Какая же беда?

– В тюрьму посадят, в Сибирь сошлют.

– За что?

Колесник, не расслышав ее вопроса, продолжал:

– И никто про меня не скажет доброго слова. Все будут обвинять.

– Вот и не угадал. Не все. А я?

– Спасибо тебе, ты, может, одна и добра ко мне. Но разве ты станешь рядом со мной, когда меня поведут на позорище? И ты отречешься от меня, как другие.

– Я буду молиться за тебя. Может, молитву мою Бог услышит и помилует тебя.

– Поздно. Все против меня.

– Ты сам так ведешь дела, что люди становятся твоими врагами.

– Как?

– Вот слобожан обидел, а если бы ты этого не делал, они были бы за тебя.

– Ну, кто они такие?

– Люди. Хоть добрым словом помянули бы.

Колесник болезненно усмехнулся.

– Что же мне делать?

– Прости им тот долг, что за ними остался. Верни пруд, огороды. И они будут молиться за тебя.

Колесник долго молчал в глубоком раздумье.

– Добрая душа у тебя, Христя, – сказал он потом. – Пожалуй, ты права. Хоть кому-нибудь добро сделать, и то хорошо! Кирило! – крикнул он.

Кирило словно из-под земли появился.

– Вот что, – сказал ему Колесник. – Завтра или послезавтра я уеду. Там с слобожан следует мне триста рублей. Так собери их и скажи, что я прощаю им этот долг. Вовку и Кравченко передай, что огороды и пруд остаются за слобожанами.

Кирило, не веря своим ушам, растерянно глядел то на Колесника, то на Христю.

– Скажи им, – продолжал Колесник, – пока я жив, все останется по-старому. А не станет меня, может, вспомнят добрым словом, может, кто помолится за меня.

– А деньги как за аренду, что Вовк и Кравченко заплатили? – спросил Кирило.

– Деньги я верну, – сказала Христя и побежала в светлицу.

– Погоди. Пусть они у тебя останутся. Выручишь с хозяйства, Кирило, вернешь, а не то – из города пришлю, немного погодя.

Кирило радостно сказал:

– Вот это по-Божьему!

– Так понимаешь. Когда я поеду, сообщишь им. Скажи им, пусть и за Христю помолятся.

– За что? Разве это мое?

– Тссс… – зашикал на нее Колесник и махнул Кирилу рукой.

Тот, поклонившись, вышел из комнаты. А Колесник подошел к Христе, обнял ее, поцеловал и сказал:

– За ум и за сердце!

У Христи радостно засветились глаза.