«Что-то тяжелое, смутное, и никаких впечатлений на этом рождественском вечере, – думал Канчаров, шаря в темноте на столе электрический фонарик в форме портсигара. – То есть хоть бы сколько-нибудь приятных впечатлений! – добавил он мысленно, найдя „портсигар“ и нажимая кнопку… – А, вот они, спички!»

Он зажег свечу и начал быстро раздеваться, бросая платье на спинку стула, потом лег в постель и откинул одеяло к ногам.

«И к чему это она так затапливает? – подумал он про свою хозяйку, старую эстонку, – глупое создание! Вот теперь разболится голова! О, черт! И все глупо, жалко как-то, трусливо! Костюмированный вечер! Идиоты. Пажи, Мефистофели, цветочницы. Могильщик, хоронивший свободу… Этот еще ничего, этот был интересен, но не выдержал роли и зачем-то превратился в амура! Чепуха! Общая приниженность, повальная трусость…»

Он уже стал засыпать, как ему вдруг вспомнился бывший на вечере добродушный старичок генерал. Его лицо, обрюзгшее, доброе, и смущенная улыбка, с которой он рассказывал, как начальство настоятельно советовало следить, чтобы как-нибудь не завелась «крамола»… «Помилуйте, – звучал в его ушах старый, дребезжавший голос генерала, – какая у меня может быть… Помилуйте, ведь этак вы и меня можете, чего доброго, заподозрить… ведь это что же… Ну, вас-то, конечно…» Начальство смеялось… Смеялся, рассказывая, генерал, смеялись все, но чей-то скептический голос заметил с конца стола: «А чем вы гарантированы, генерал?»

И только… Но всем стало жутко… Сразу понизился тон, как говорят актеры.

И в таком пониженном тоне окончился этот праздничный вечер.