Вот — главный вход, но только вот
Упрашивать — я лучше сдохну, —
Вхожу я через черный ход,
А выходить стараюсь в окна.
Не вгоняю я в гроб никого,
Но вчера меня, тепленького —
Хоть бываю и хуже я сам, —
Оскорбили до ужаса.
И, плюнув в пьяное мурло
И обвязав лицо портьерой,
Я вышел прямо сквозь стекло —
В объятья к милиционеру.
И меня — окровавленного,
Всенародно прославленного,
Прям как был я — в амбиции
Довели до милиции.
И, кулаками покарав
И попинав меня ногами,
Мне присудили крупный штраф —
За то, что я нахулиганил.
А потом — перевязанному,
Несправедливо наказанному —
Сердобольные мальчики
Дали спать на диванчике.
Проснулся я — еще темно, —
Успел поспать и отдохнуть я, —
Встаю и, как всегда, — в окно,
Но на окне — стальные прутья!
И меня — патентованного,
Ко всему подготовленного, —
Эти прутья печальные
Ввергли в бездну отчаянья.
А рано утром — верь не верь —
Я встал, от слабости шатаясь, —
И вышел в дверь — я вышел в дверь!
С тех пор в себе я сомневаюсь.
В мире — тишь и безветрие,
Чистота и симметрия, —
На душе моей — тягостно,
И живу я безрадостно.
Зима 1966/67